— Торговаться. Уеду, если она разрешит потом встречаться с Сережей.
— Когда «потом»? — Крестная пристально глянула на нее.
— Но должны же были их дела когда-нибудь закончиться? — резонно заметила Аля. — Я же согласилась им не мешать! Мама сказала: «Там посмотрим». Мне купили горящую путевку, и я улетела. Через три дня. Это все.
— По-моему, картина проясняется, Маргарита Ивановна? — Давид посмотрел на нее.
— Не могу поверить! Моя лучшая подруга и мой… Сеси устраивают покушение на мою жизнь! За что?
— Сережа никого не убивал! Он добрый! Он хороший!
— Логика восемнадцатилетней девочки, — заметил Давид.
— Мне девятнадцать!
— Да, ты уже взрослая. — Он усмехнулся.
— Вы здесь? — На веранду заглянул Платон Гатин. — Аля, а я тебя везде ищу. Ты в порядке?
— Папа! Скажи им, что Сережа никого не убивал!
Гатин вздрогнул.
— Какой Сережа? Ах, этот мальчик! Но зачем ему… — Он растерянно заморгал.
— Пойдемте в гостиную, — поднялась Маргарита. — Милиция во всем разберется.
— Да, конечно.
Гатин пропустил в дверях веранды дочь и тихо спросил у Маргариты:
— Ты опять вернулась к Алику? Это разумно.
— А что будешь делать ты? Женишься на длинноногой блондинке? Вроде той, что виснет на твоем партнере по бизнесу и говорит фантастические глупости? Зато какое тело! А, Платон?
— Зачем ты так?
Гатин поморщился. Давид благоразумно отошел на пять шагов, чтобы не мешать их беседе. Они так и стояли в дверях веранды.
— Неужели у тебя нет любовницы? — не унималась она.
— Я работаю.
— А с Кларой как? Вы спали вместе? Или…
— Да что на тебя нашло? Только о сексе и думаешь! Кризис среднего возраста? Дуня, мы все-таки на похоронах! Твоей лучшей подруги!
— Извини.
Они покинули наконец веранду. Давид неслышно двинулся следом. Аля, воспользовавшись моментом, уже исчезла. Давид коротко что-то сказал одному из секьюрити; тот кивнул и указал на потолок. Шикарная люстра, явно антиквариат, висела на крюке, закрытом стальной полусферой, вокруг лепнина. Витиеватый узор, «королевский»: лилии, какие-то завитушки. Она тоже подняла голову: в одном месте лепнина была сколота. Странно: ремонт недавно закончен, все новенькое, с иголочки. А тут скол! Полцветка снесло! Потолок, можно сказать, испорчен. Клара бы этого не допустила: мигом вызвала бы рабочих, чтобы исправили. Значит, это случилось уже после ее смерти. И почему этим так заинтересовался Давид? Сияние хрустальных подвесок мешало рассмотреть и скол, и полусферу. Тут нужна лестница. Она почувствовала, что устала. Заболела голова, заныло плечо. И ноги гудели. Рановато она принялась за визиты. Недельку надо было бы еще полежать.
А Давид уже заинтересовался картиной, висевшей на стене почти под самым потолком. Она поморщилась: работа Клары. Один из пейзажей, что та как-то показывала подруге: консультировалась. Холст, масло. Отвратительно! Дуня Грошикова сказала бы так же, как в детстве говорила ее мама: «ляпушки». К тому же пейзаж не вписывался в интерьер: был слишком уж мрачен. Кларе изменил вкус. И висело это убожество криво. Давид даже попытался поправить картину. Роста он был высокого, и ему это почти удалось.
Вскоре Маргарита, сославшись на рану в плече и плохое самочувствие, откланялась. Дере покинул дом Гатиных с сожалением.
— Какие люди! — сказал он в машине. — Платоша-то развернулся! Молодец!
— А ты липнешь ко всем, у кого есть деньги! -не удержалась она.
— Среди них могут быть твои потенциальные клиенты, — заметил.Дере. — Для тебя, между прочим, стараюсь.
— Вот спасибо!
— Жить-то на что-то надо, Дуся. Гатину хорошо — он бизнесмен. А я менеджер при бабе, которая внезапно поглупела.
— Когда ты перестанешь меня оскорблять? -возмутилась она.
— Когда ты станешь прежней.
— То есть вернусь к тебе?
— Ты уже вернулась. Остальное — вопрос времени.
— Алик, мы не одни!
Давид сидел с невозмутимым видом, смотрел в окно. Покосившись на него, Дере еле слышно вздохнул.
— Надеюсь, когда-нибудь это закончится. И мы останемся одни.
«Это» закончилось быстрее, чем они предполагали. Потому что в загородном доме Маргариты Мун вновь появились замечательные брови капитана Дроздова. Капитана сопровождал невозмутимый Михаил Черных. Когда компания вернулась с похорон Клары Гатиной, сотрудники уголовного розыска как раз выводили из дверей особняка Сеси. Ворота были распахнуты настежь, возле них с наружной стороны стояла милицейская машина.
— Что случилось? — спросила Маргарита, быстрыми шагами направляясь к сотрудникам милиции. За ней спешили Дере и Давид.
— На пистолете «ТТ», из которого убили гражданку Гатину, обнаружены отпечатки пальцев Сергея Симонова, — официально сказал капитан Дроздов. Черных молча кивнул.
— Ошибки быть не может? — тихо спросила она.
— Исключено, — коротко ответил Михаил Черных. — Но отпечатки его пальцев мы еще разок откатаем, как только прибудем на место. Не сомневайтесь. Ошибка исключена.
— Щенок попался! — с торжеством сказал Альберт Валерианович.
— Сеси?
Он отвел глаза.
— Как же так? — спросила Маргарита. — Выходит… О господи! Я поняла! Я поняла, что лежало в той коробке под кроватью! И почему ты так испугался! Там лежал пистолет!
Сеси молчал.
— Вот почему! Его могли найти, когда искали в моей спальне записки! А потом ты перепрятал его… в гараже, да?
По взгляду Сеси она поняла, что попала. Когда он так спешно уезжал якобы по звонку попавшего в аварию друга, пистолет был в его машине. А вскоре убили Клару. Выходит, ее застрелил Сеси?
— Ну что ты молчишь?
— Я не хотел.
— И в мою жену ты стрелять не хотел? — съязвил Дере.
— Я не стрелял!
— Ну да! — Дере хмыкнул. — Откуда же у тебя пистолет, из которого в нее стреляли?
— Ваш сосед, Карл Янович, показал, что в то время, когда на вас было совершено покушение, Сергей Симонов здесь отсутствовал, — глядя на нее, отчитался Михаил Черных. — Он уехал следом за вами.
— Сеси?
— Я ездил искать квартиру!
— Какую квартиру?
— Я хотел съехать!
— Адрес? Телефон хозяина? — деловито спросил капитан Дроздов. — Если он подтвердит…
— Его не оказалось дома, — тут же начал оправдываться Сеси. — Мы договаривались, но он не приехал. В квартире никого не было. Дверь была заперта.
— Опять врешь! — разозлилась она. — Как с другом Сашей, которого ты придумал! Ты не квартиру ездил смотреть! Ты следил за мной! Чтобы убить!
— Ева! Я не следил за тобой! Я хотел снять квартиру! А потом позвонила Клара и сказала, что ты ранена! И я поехал в больницу, потому что у меня такая же группа крови! Ведь я дал тебе свою кровь!
— Чтобы отвести от себя подозрения, — прокомментировал Дере. — Ловко! Ведь моя жена осталась жива. Несмотря на все твои старания. Что, щенок, рука дрогнула?
— Альберт Валерианович! — остановил его Черных. — Не стоит.
— Зачем ты из больницы поехал к Кларе? — Маргарита все пыталась поймать его взгляд.
— Ты и это знаешь? — Сеси побледнел.
— Зачем?
— Она… Она так захотела.
— Что у вас за дела?
— Что ты! Никаких дел!
— Врешь!
— Если ты не стрелял, — вмешался Давид, — то Гатина, должно быть, назвала тебе имя убийцы? Ведь она его видела.
— Да, — тихо сказал Сеси.
— И вы ему верите?! — возмутился Альберт Валерианович. — Он же сейчас соврет!
— И что же сказала тебе Гатина? — вмешался капитан Дроздов. — Кто стрелял?
— Она сказала: муж.
— Это уже переходит всякие границы! — заорал Дере. — Что вы его слушаете?! Этого лгуна! Теперь он будет на меня наговаривать!
— Но… — заикнулся было Сеси.
— Хватит врать! — оборвала Маргарита.
— Почему вы мне не верите?
— Есть результаты экспертизы, — сказал невозмутимый Черных. — И показания Платона Гатина. Вы разминулись на какие-то минуты. Охранник у шлагбаума, на въезде в коттеджный поселок, это подтверждает.
— В машину его, — подвел итог капитан Дроздов.
— Почему вы мне не верите?! — закричал Сеси.
Она не смотрела, как его сажают в машину. Ушла в дом. Зато Дере зрелища не пропустил. А потом взахлеб рассказывал:
— У щенка был жалкий вид! Он все время кричал: «Почему вы мне не верите?! Почему вы мне не верите?!» Потом вышел сосед, Карл Янович. И сказал: «Я всегда знал, что этот юноша плохо кончит». И начал рассказывать, как щенок бегал к соседке напротив, у которой есть хорошенькая дочка. Потом и она вышла! Соседка! Не дочка, мамаша. Эта, как ее… — Дере наморщил лоб.
— Елизавета Павловна, — подсказала она.
— Вот именно. Все видели! Все! Наконец-то! А ведь я тебе говорил, — напомнил Дере. Не удержался!
— Что говорил?
— Надо думать, прежде чем связываться с сомнительными людьми. Наверняка он вор или убийца.
— Надо думать, прежде чем связываться с сомнительными людьми. Наверняка он вор или убийца.
— И в самом деле, — вмешался Давид. — Что у него за тайна? Почему Симонов сначала стрелял в вас, Маргарита Ивановна, а потом убил Гатину?
— Я думаю, что это скоро выяснится.
Она оказалась права. Новый день принес новые сюрпризы.
РУКИ
Она, не отрываясь, смотрела на скульптуру. «Юноша-ветер». Вряд ли когда-нибудь Маргарита Мун сможет к ней вернуться. а ведь работа почти завершена. Осталось чуть-чуть — и… Но она не сможет. Желание работать пропало. Вдохновение ушло, руки были холодны, сердце пусто. Она хотела, чтобы все поскорее закончилось, но не так.
Маргарита почувствовала чье-то присутствие. Обернулась: в дверях мастерской стоял Давид.
— Что скажешь?
Он молча пожал плечами. Что тут скажешь?
— Тебе его не жаль? Впрочем, о чем я спрашиваю… Ты никогда не симпатизировал Сеси.
— О какой жалости вы говорите? Он — убийца. Ведь он в вас стрелял.
— Скажи, Давид, ошибка исключена?
— Ошибка?
— Могли они перепутать? К примеру, Дере брал в руки чашку Сеси или наоборот…
— Его отпечатки пальцев заново откатают в милиции. Тогда вы поверите?
— Тогда — да.
— Надо верить фактам, Маргарита Ивановна. Вы же сами сказали: когда Симонов так поспешно уезжал, в его машине был пистолет. Он этого и не отрицает. А вы говорите о какой-то ошибке.
— Я сама не знаю, что говорю! А главное, не понимаю: зачем он это сделал? Что за тайны?
— Терпение, Маргарита Ивановна. Терпение.
— Ты останешься еще на неделю?
— Пока не будет стопроцентной уверенности, что вы в безопасности, я никуда отсюда не уйду, -заверил Давид. — Если вы сами этого не захотите.
— Мне с тобой спокойно.
— Но Альберт Валерианович…
— У вас конфликт?
— Скорее недопонимание. — Давид усмехнулся. — Дере вбил себе в голову, что я хочу увести у него жену.
— Чепуха, да?
— А разве мне это под силу?
Она невольно вспыхнула и отвернулась к окну. Зачем-то начала задвигать плотные шторы.
— Я пойду? — тихо спросил Давид.
— Не дальше крыльца. Я тебя пока не уволила.
Он неслышно исчез.
Что касается Альберта Валериановича, то после ареста Сеси он был в приподнятом настроении. Опять кому-то звонил, бегал по дому — и все время пытался попасться ей на глаза. Она терпела. Сидела в шезлонге, делала вид, что читает, и думала. Надо ли теперь подавать на развод? Когда причина его — Сеси — задержан по подозрению в убийстве и вряд ли вернется в этот дом. Преданный муж и предатель-любовник. Первый достоин поощрения, второй — самого сурового наказания. Разводиться теперь не актуально. И поплакаться некому, совета спросить. Какой бы ни была Клара, а другой подруги у Маргариты не было и нет. И не будет. Дружба двух сильных личностей — всегда соперничество. Верх попеременно одерживает то один, то другой. Они с Кларой тянули друг друга наверх. Не будь подруга столь преуспевающей, у Маргариты Мун не появилось бы желания стать такой же. Так ли уж чиста ее совесть? Разве она не завидовала Кларе, когда жила с Дере на частной квартире и с деньгами были перебои? Когда приходилось браться за любую работу, в то время как подруга сидела дома и нужды не знала? Маргарита Мун рисовала эскизы пробок, пряжек, чайных сервизов, наступая на горло собственной песне. А червячок изнутри точил, чего уж теперь скрывать! Вот и Клара не удержалась, когда к подруге пришел успех. Потянулась за ней и…
Все равно жаль. Двадцать лет дружили. Было кому излить душу. Порою Клара давала дельные советы. Помогала.
Взять историю с Сеси. С одной стороны, Клара поступила плохо. Поссорила подругу с мужем. А с другой — облагодетельствовала. Ведь было короткое счастье. Встряска, которая заставила ее взглянуть на все другими глазами. Мир-то, оказывается, такой огромный! И Дере — не единственный мужчина среди населяющих его людей. По крайней мере, будет что вспомнить. Она еле слышно вздохнула.
И в этот момент позвонил Платон Гатин. Теперь уже она не удивилась. Хотя и спросила:
— Что случилось, Платон?
Она была уверена: случилось. Гатин не обманул ожиданий, взволнованно сказал:
— Я разбирал бумаги Клары. Нашел… Впрочем, это не телефонный разговор. Ты должна это увидеть. Приезжай.
— А что там? И зачем мне ехать?
— Это касается и тебя.
— Меня?
— Но ведь Сергей Симонов живет с тобой!
— Уже не живет, — грустно сказала она. — Вчера его арестовали. По подозрению в убийстве. На пистолете, из которого убили Клару, нашли его отпечатки пальцев. Но разве тебе не звонили из милиции?
— Нет, никто не звонил. Отпечатки, говоришь? Ну, тогда мне все понятно.
— Что понятно?
— Почему он застрелил мою жену. Похоже, она его шантажировала. Я нашел подтверждающие это документы. Хотел было позвонить Дроздову, но потом набрал твой номер. Мы вместе должны решить, что теперь делать. Приезжай.
— Могу я взять с собой Давида?
— Кого?
— Телохранителя.
— Кого хочешь. Хотя я подумал, что ты приедешь с Дере.
— Алик тоже с нами увяжется.
— Ты говоришь таким тоном, будто он — третий лишний.
— Нет, но… Дере переполняют эмоции. А мне нужен совет человека разумного и беспристрастного.
— Тебя они тоже будут переполнять, когда ты это увидишь. Приезжай, — повторил Гатин и дал отбой.
Она поднялась с шезлонга и крикнула:
— Давид! Альберт Валерианович! Мы едем к Гатиным!
По привычке она говорила «к Гатиным». Хотя Клары уже не было в живых. Давид тут же поднялся со словами:
— Что случилось?
— Похоже, Платон отыскал причину, по которой Сеси застрелил Клару. Она его шантажировала. Гатин нашел документы. Мы должны это увидеть. Альберт Валерианович!
— Что случилось? — Дере уже спешил к ней.
— Гатин нашел документы. Подтверждающие, что Сеси — преступник. Мы едем к Платону.
— Ага! Я же тебе говорил, что все выяснится!
— По-моему, это говорил Давид.
— Не будем спорить, — вмешался тот. — Поехали. Время дорого.
Они опять ехали к Гатиным. Машинально Маргарита засекала время, потраченное на дорогу. А ведь Давид оказался прав! Меньше часа, если нет пробок! Если бы Альберт Валерианович захотел убить Клару, он обернулся бы часа за два. Плюс завернуть в супермаркет, набрать продуктов. Но почему она об этом думает? На пистолете обнаружены отпечатки пальцев Сеси. Теперь и мотив есть. Гатин откопал бумаги.
Она немного волновалась: что это за тайна? Почему Сеси так боялся Клары? Когда подъехали к воротам, Давид еле слышно сказал ей на ухо:
— Пятьдесят одна минута. Дере не гнал машину, ехал осторожно. А если давить на газ…
— О чем вы шепчетесь? — Альберт Валерианович обернулся.
— Давид спрашивает, как я себя чувствую.
— Это что, тайна?
— Я позвоню Платону. Пусть открывает ворота.
Она достала мобильный телефон. Итак, всю дорогу Давид думал о том же. И засекал время. Почему? Потому что Сеси сказал: муж? Но ведь Сеси врет! Он все время врет! Врет, что любит ее, что не бегал к соседке, что все дни, пока она лежала в больнице, тихо сидел дома. А Дере тем временем вывез из мастерской скульптуры. Одна ложь нагромождается на другую. Разве можно верить хоть одному его слову?
Ворота медленно начали открываться. За ними стоял Платон Гатин. Вид у него был взволнованный. Гатин махнул рукой: проезжайте! Подойдя, обменялся рукопожатием с Дере и пожаловался:
— Садовник уволился, помощница по хозяйству не пришла. Раньше этим занималась Клара. Ума не приложу, что теперь делать. Я без нее как без рук!
— Что за бумаги ты нашел, Платон? — спросила она.
— Ах, это… Пойдемте в дом.
— Где Аля?
— Уехала. У нее подружки, магазины, маникюр-педикюр. Жизнь-то продолжается.
— Но можно же какое-то время воздерживаться от развлечений.
— Какая ты правильная женщина, Дуня, — усмехнулся Гатин. — От этого и устать можно. И появляется Сережа Симонов…
— Платон! Что ты нашел?
— Пойдемте наверх. В спальню Клары.
Первым по лестнице поднялся хозяин, за ним Маргарита, следом ее муж, а замыкал шествие Давид, который старался быть незаметным. Вошли в спальню. Она огляделась. Недавно под руководством Клары была завершена внутренняя отделка дома. Лучшей подруге этого еще не показывали. Маргарита слегка удивилась: спальня была белоснежной! Клара предпочитала теплые тона, которые так шли к ее глазам и волосам цвета пшеничного колоса. И вдруг белое! Белая мебель, белые обои, белые шторы, белоснежное постельное белье. Чуть-чуть золота в отделке, немного цветов. В высокой узкой вазе стоял букет белых лилий; нежные цветы уже подвяли, края лепестков пожелтели. Что это? Предчувствие? Или Кларе Гатиной вдруг замуж захотелось? Решила почувствовать себя невестой?