— Вы были любовниками?!
— Это такая давняя история. И… глупая.
— Давай, рассказывай.
— Тебе будет неприятно.
— Алик! Хватит уже! Рассказывай о своих подвигах!
— Да какие там подвиги… — Он вздохнул. — Это было еще до тебя. То есть мы с тобой уже были знакомы, но у тебя кто-то был. Я заходил к вам с Кларой. Мне нравилась ты, но я делал вид, что ухаживаю за Кларой.
— Она сказала: ничего серьезного.
— Вот именно. Потом… — Он еще раз вздохнул и промямлил: — Ты стала женщиной.
— Это тебе Клара сказала?
— Да. Что ты со своим однокурсником… Ну… Если тебе неприятно…
— Да я от тебя никогда и не скрывала! Да, было. Я думала, что люблю его.
— А Клара… В общем, она начала ревновать.
— Кого к кому? — удивилась Маргарита.
— Да не к кому! К чему. Мол, ты ее обскакала. Если честно, мне не понять женскую логику. Одна подружка теряет девственность, а другая отчего-то чувствует себя обделенной. Бред, но… Она расстроилась.
— И не нашла ничего лучше… Дере!
— Я говорил: тебе будет неприятно. Да, мы с ней переспали. Самое смешное, что у нее до меня никого не было, и у меня до нее — никого! Это было так ужасно, что лучше и не вспоминать.
— Тем не менее вы это сделали.
— Да, знаешь ли. Оба расстроились и разозлились. Я на себя, она на себя и заодно на меня. Ну а что я, по-твоему, должен был сделать? Хорошенькая девушка приглашает к себе домой и сама говорит: давай. Ну, давай. А потом начинает тебя ненавидеть. Не я же напросился! Я просто не отказал. Отказал бы — она все равно начала бы меня ненавидеть. И что, по-твоему, хуже?
— По-моему, все плохо. Клара у Карла украла кораллы…
— Что?
— Да так. Теперь я понимаю!
— Зато потом она освоилась! — зло сказал Дере. -Я слышал от своих сокурсников о ее подвигах. Она не пропускала ни одной дискотеки в нашем институте. По рукам пошла. И только через год появился Гатин.
— Постой… Она же сделала аборт! Я прекрасно это помню. Ну да… Это было летом. А… у вас когда?
— В конце мая, — нехотя сказал Дере. — Как раз началась сессия.
— Ну да. А ее мутило. Я помню, как Клара стонала: не могу больше. Ее беспрерывно рвало. Я ходила с ней в поликлинику. Это было в конце июня. А потом ей сделали мини-аборт. Она сказала: ребенок от… Я не помню его имени. Какой-то студент. Алик! Неужели Клара сделала аборт от тебя?!
— Я ничего не знал! Клянусь! Она мне ничего не сказала!
— Точно?
— Дуся, я же порядочный человек, — обиделся Дере.
— Неужто ты бы на ней женился?
— Наверное, да. Если бы она потребовала…
— Теперь понятно. Ох, как же она тебя ненавидела! Знал бы ты, как она страдала! Сказала мне: не вздумай никогда этого делать. Это адская боль, не верь врачам, когда говорят, что под местным наркозом не больно. Еще как больно! Правда, она быстро оклемалась. Через три дня уже уехала на юг с компанией студентов. Сказала, что хочет забыться. И вы оба молчали столько лет?!!
— Думаешь, мы с ней об этом говорили? Наоборот, старались не общаться. Дуся, это и было-то всего один раз! По глупости! Клянусь! Я виноват ровно столько же, сколько она!
— И вдруг я выхожу за тебя замуж, — развивала мысль Маргарита. — Представляю, что она почувствовала! Она еще была свидетельницей на нашей свадьбе! Теперь я все понимаю! Постоянно видеть и слышать человека, из-за которого столько страдала, — это такая боль! Разумеется, она хотела отомстить!
— И подсунула тебе Сеси, — усмехнулся Дере.
— Скажи, ты сильно ревновал? И вообще: что ты чувствовал?
— Давай не будем о моих чувствах!
— А простил ты меня из-за денег? Имущество делить не хочешь?
— Нет. Деньги здесь ни при чем.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что любишь меня?
— Я тебе постоянно это говорю.
— Что-то не припомню. Толстая — да. Дура -тоже бывает. А про любовь не помню. Странный ты человек, Алик. Застегнутый на все пуговицы. Чего ты боишься?
— Я боюсь тебя потерять. Не думай, что мне некуда идти. Но это не то. Я хочу…
— Я поняла: в Вечность. Остаться мужем великой Маргариты Мун. Дере! Да ты тщеславен!
— А ты нет? — Он разозлился.
— Я об этом не думаю.
— Врешь! Все думают!
— Давай спать.
— Уснешь тут!
— Как хочешь. А я буду спать.
Она и в самом деле быстро уснула. Как ни странно, от примирения с мужем стало легче. Состоялось возвращение в серую, скучную, но зато спокойную жизнь. Без особых потрясений, если не считать маньяка. Но Давид его вычислит. Хорошо, что, кроме Дере, у нее есть и Давид!
Завтракали молча. Пока Дере не хлопнул себя по лбу, воскликнув:
— Дуся! Мы же с тобой сегодня приглашены!
— Куда? — удивилась она.
— Как ты могла забыть? У Дэвы день рождения! Будут все, — с придыханием сказал Дере. — У меня приглашение на две персоны в модный ресторан. Будет шикарный банкет, куча журналистов и даже телевидение. Нам обязательно надо там быть.
Она расстроилась. Дэва, в миру Елена, была женой миллионера с Рублевки, давно уже мечтающей самореализоваться. Занялась она этим лет семь назад — то есть заставила богатого мужа отстегнуть энную сумму денег на создание громкого пиара начинающей певице. Таланта у Дэвы было мало, голосок слабый — зато много денег, связей и ног. Длина их изумляла даже видавших виды модельеров, но с подиумом девушка завязала, как только вышла замуж. Маргарита невольно сравнивала ее с циркулем: маленькая головка, нереально короткое туловище и две тонкие, худые ноги, оканчивающиеся острыми каблуками-шпильками. Привычка, оставшаяся со времен модельной юности: ходить на шпильках, невзирая на то, что многие мужчины и так дышат в пупок.
Теперь Дэва мечтала о сольной карьере на эстраде. Суперзвездой певица пока не стала, но ходила в крепких середнячках, регулярно появлялась в светской хронике и выдавала два раза в год по песне, не поднимающейся выше десятой строчки в хит-парадах, но с завидным постоянством входящей в горячую тридцатку. Маргарита предполагала, что они с Дэвой ровесницы, хотя та упорно держалась версии «едва за тридцать». Но проговаривалась. В студенческие годы они отплясывали под одни и те же хиты и влюблялись в одних и те же киноактеров. Да и моделью ее уже никто не помнил. На подиум ведь пришли девушки, которым не было и двадцати.
Их познакомила Клара, которая везде была своей и носила титул «светской львицы». Тогда у Маргариты были перебои с деньгами, и подруга устроила ей заказ у мужа Дэвы, владельца сети популярных в народе дешевых магазинов. Получилось удачно, и между Маргаритой и Дэвой завязалась светская дружба. Это означало, что на вопрос о том, кто из художников ей нравится, Дэва называла скульптора Мун, а та в свою очередь во всех интервью говорила о том, что охотно покупает диски супермодели Дэвы. Чтобы твое имя регулярно мелькало и звучало в СМИ, надо было всего-навсего завести с десяток таких друзей, как Дэва. И слава тебе обеспечена. Маргариту такая дружба напрягала, потому что была насквозь фальшивой, но балом правил Дере. Ему нужны были связи, и он из кожи лез вон, чтобы добыть приглашения.
Теперь же ситуация изменилась. Скандал вокруг персоны Маргариты Мун сделал ее суперзвездой. Первое ее появление в свете после покушения стало бы сенсацией. А тут еще убийство свидетельницы! Светской львицы Клары Гатиной! Настоящая кровь! На терпкий запах ее потянулись все, и Дэва сама принялась уговаривать Дере. Тот надувался спесью и говорил о том, что жена неважно себя чувствует, и ее правая рука до сих пор на перевязи. Но знал, что уступит. Они договорились за спиной у той, кому предстояло стать гвоздем программы. Маргарита была уверена: муж что-то выклянчил. Просто так он не делал ничего — как, впрочем, и все, чьи лица мелькают на голубом экране. Дере не мелькал, но единолично распоряжался той, которая была теперь всем так интересна. И его акции взлетели в цене. Альберт Валерианович важничал и строил планы.
— Я не поеду, — сказала Маргарита.
— Дуся, надо.
— Я больна!
— А по-моему, выглядишь замечательно.
— Скажи прямо: что ты выпросил?
— Выпросил? Мне предложили!
— Что?
— Об этом пока рано. Сначала мы должны съездить на банкет. Поговорить с нужными людьми.
— Я не поеду.
Дере тонко улыбнулся. Она поняла, что придется уступить. Деваться некуда. И она это знала. Ведь и месяца не прошло! Неужели Алику ее не жалко?
— Посидишь часик — и поедешь домой, — заверил Дере. — Давид тебя отвезет.
Муж и на это был готов. На вечер уступить ее Давиду. Значит, ставка большая. Неужели крупный заказ? А как он выкрутится с предыдущим? Ее скульптура должна стоять в одном из скверов города, а еще не стоит!
Но это разрешилось тут же. Она была в мастерской, когда Дере вошел и ткнул пальцем в каменного Сеси.
— Я это забираю!
— Куда? — Она вздрогнула.
— Я это забираю!
— Куда? — Она вздрогнула.
— Продаю. Подпиши вот здесь. — И он подсунул ей бумаги.
— Но скульптура не готова!
— Она такой и останется, — уверенно сказал Дере.
— Ты ж сам сказал, что это кич!
— Да наплевать! Подумаешь, рта у него нет! Может, это символ? Печать молчания?
— Что ты делаешь, Алик!
— Не спорь со мной. Подпиши.
Она, не глядя в договор, левой рукой поставила свою подпись. Дере все равно не отстанет. Для того он и искал примирения. Старался. Вскоре пришли рабочие, и скульптуру увезли. «Юноша-ветер» окончательно ее покинул. Альберт Валерианович тоже уехал, наказав ей собираться.
— Встретимся у ресторана. Давид тебя привезет.
— Вы куда-то собрались? — спросил тот, закрывая ворота.
— Да. На банкет.
— А как же плечо?
— Кому до этого есть дело? Готовься: журналисты будут рвать меня на части. Мне понадобится твое сильное тело.
Она вспыхнула: сама-то поняла, что сказала? И тут же ушла в дом. Принялась перебирать наряды. В два платья не влезла. Третье натянула с трудом. А если лопнет по швам на глазах у журналистов? Наконец четвертое подошло. И фасон подходящий. Не облегает, ноги скрыты под длинной юбкой, зато пышная грудь во всей красе. На шею колье, в уши серьги. Есть замечательный гарнитур — бижутерия, изготовленная по ее собственному эскизу. Заодно и отрекламирует. Глядишь, и в моду войдет! Позвонил Дере, спросил:
— Ну что? Ты готова?
— Нет еще.
— Поторопись. В центре пробки.
Она расчесала волосы, обильно спрыснула их лаком и принялась накладывать макияж левой рукой. Кое-как справилась. Все бы ничего, но как влезть в платье? Плечо-то болит! А молния на спине. Надо изогнуться, чтобы ее застегнуть. Трюк не для дамы с простреленным плечом, которое и без того ноет. Придется кого-то позвать на помощь. И ведь как назло никого! Муж уехал, любовника посадили. Не соседа же кликнуть! Она посмотрела в окно. Карла Янович богатым будет. Только что о нем подумала. Сосед разговаривал с Давидом. Окно ее гардеробной, в которую переделали кладовку на втором этаже, как раз выходило на главную поселковую улицу. Карл Янович стоял у открытой калитки. Рядом с мощным Давидом он смотрелся крохой.
Что делать? Выбора нет. Она вздохнула и открыла окно. Крикнула:
— Давид!
Он поднял голову.
— Поднимись ко мне!
И тут же одернула себя: следи за словами! Что значит «поднимись ко мне»? Она подошла к двери гардеробной и прикрыла ее. Надо его подготовить. Платье на спине расходится. На то, чтобы прикрыть грудь, есть только одна здоровая рука. На лестнице шаги.
— Маргарита Ивановна, вы где?
— В гардеробной.
Он подошел к двери, деликатно постучался.
— Мне надо надеть платье. То есть застегнуть.
Пауза.
— Надеюсь, ты ничего такого не подумаешь? Давид? Ты меня слышишь?
— Да. Я готов. Застегнуть вам платье.
— Только никому об этом не говори.
«Дуня Грошикова, что ты несешь?!»
— Заходи.
Она отвернулась к окну. К двери голой спиной. Давид вошел, и она начала оправдываться:
— Понимаешь, три платья не лезут. А у Этого молния на спине. Сама я никак не могу. Что ты стоишь в дверях? Застегивай!
— Вы хотя бы окно закройте.
— О господи!
Она сообразила, что стоит с обнаженной грудью у окна, и на нее снизу смотрит Карл Янович. А сзади подходит Давид. Рот у соседа открыт от удивления. Бессонная ночь обеспечена, если Карла расскажет мужу. Она торопливо принялась задергивать штору. Одной рукой, тем более левой, все было неловко и медленно. Потом спохватилась: а это еще хуже! Сзади подходит мужчина, а она задергивает штору!
— Что вы мечетесь? Замрите. — Давид взялся за молнию. — Дело пяти секунд.
Замочек пополз вверх. Ее сердце, напротив, куда-то провалилось. Гардеробная была крохотная, и им сразу же стало тесно. Давиду пришлось к ней прижаться. Едко запахло мужским потом.
— Лучшего места вы не нашли, — хрипло сказал он. — Все.
— Спасибо.
Он не уходил, она боялась обернуться. Вдруг его огромная рука легла на ее грудь.
— Позвольте, я поправлю.
— Ну, хватит! Мне на банкет ехать!
— Дело пяти секунд.
— Дай мне пройти! Я не знаю, кто была твоя предыдущая хозяйка, но я не такая!
Она наконец обернулась. Взгляд Давида уперся в ее грудь.
— Все понятно. Не такая.
Он развернулся и ушел. Она так и стояла в гардеробной, пытаясь выровнять дыхание. Ноги дрожали. Зато сердце постепенно возвращалось на свое место. Вновь зазвонил мобильный телефон.
— Ты выехала? — спросил муж.
— Нет еще.
— Что ты копаешься?! Я же сказал: в центре пробки!
— А когда их там нет?!
— Немедленно выезжай!
Она отправилась искать комплект бижутерии. Путаясь в длинном платье, торопливо сбежала вниз. Давид выводил из гаража ее машину.
— Поехали!
Сосед все еще топтался у ворот. Маргарита невольно вздрогнула от взгляда, который тот на нее бросил.
— До завтра, Карл Янович, — попрощался с соседом Давид. Тот кивнул и пошел к своей калитке.
— Как «до завтра»? Почему до завтра? — удивилась она.
Машина плавно тронулась.
— Разве я сказал «до завтра»?
— Да. — Она рассердилась. — Именно так ты и сказал! И вообще! О чем вы шептались у калитки?
— Просто стояли.
— Врешь!
— Ну хорошо: я расспрашивал о голубоглазом юноше. Выяснял, такая вы или не такая.
— Я люблю Сеси! Это никакая не распущенность. Это… любовь.
— Ну конечно!
— Что ты об этом знаешь?
— Кое-что знаю. — Он усмехнулся. — О жизни богатых людей, в частности, звезд. Кто крутит роман с натурщиком, а кто с телохранителем. Кого худоба привлекает, а кого и… Вкусы у всех разные.
— Прекрати!
— Как скажете.
Он водил машину лучше, чем Дере. По крайней мере, ее не укачивало. В пробках сидели часа два. Она делала вид, что дремлет. У входа в ресторан нервно прохаживался Альберт Валерианович Дере.
— Ну наконец-то! — воскликнул он, когда жена подошла в сопровождении Давида.
— Я почти не опоздала. А где папарацци?
— Все там. — Он кивнул на ресторан. — Зачем толкаться у входа, когда можно сделать хорошие, четкие снимки?
И Дере сунул ей в руку огромный букет. Едва Маргарита вошла — ее окружили журналисты. Посыпались вопросы.
— Правда, что на вас покушался Сеси?
— Он был и любовником вашей подруги?
— Вы делили Сеси с Гатиной?
— Вы жили вчетвером?
Она а ужасом представила заголовки завтрашних газет: «Шведская семья Маргариты Мун», «Любовный треугольник превращается в четырехугольник», «Светская львица и известный скульптор Маргарита Мун не поделили альфонса». Как они пронюхали? Кто дал такую информацию? Дере? Альберт Валерианович удовлетворенно потирал руки.
— Правда, что вы живете со своим телохранителем?! — взвизгнула вдруг вертлявая девица в алом топе и нацелила на нее объектив.
Она вздрогнула. А это откуда? Обернулась: Давид стоял с каменным лицом. Девица говорила со знанием дела. Надо будет с ней побеседовать. Наедине. Неужели прежний роман Давида имел огласку? И чем там дело закончилось? К ним уже спешила Дэва, юбка-пояс не скрывала ни сантиметра ее замечательных ног. Маргарита Мун смотрела не отрываясь на движение певицы по залу: циркуль методично делал засечки на звенящем от напряжения полу. Это завораживало.
— Марго! Как я рада тебя видеть!
Щечка к щечке. Засверкали вспышки, наехала камера. Дэва получила огромный букет и сказала «Ах! Какая прелесть!»
— Здравствуй, Дэва! С днем рождения!
Она беспомощно уронила опустевшую руку, но подоспел Дере.
— Подарок!
И он протянул Дэве сияющий как солнце пакет.
— Спасибо! Как твоя рука, дорогая?
— Еще болит.
И вновь вспышки, вновь наехала камера. В центре внимания ее рука на перевязи.
— Какой ужас! — фальшиво застонала Дэва. -Сколько же тебе пришлось пережить!
— Да, немало.
— Бедная Клара! Мы после об этом поговорим. Обязательно!
И Дэва заспешила к другим гостям, очередным «випам».
— Что в пакете? — тихо спросила она Дере.
— Ей понравится.
— Ты потому и уехал так рано?
— Кто-то же должен позаботиться о твоем имидже. Вот видишь, Дуся, сколько я для тебя делаю!
— Я это ценю.
Она прижалась к Дере и заулыбалась: вокруг были репортеры. Примирение супругов было заснято во всех ракурсах: спереди, сбоку, его рука на ее талии… К ним подскочила девушка с голубыми волосами и в узких блестящих брючках.
— Журнал «Звездная пыль», светская хроника. Маргарита, вы передумали разводиться?
— Да, у нас все в порядке, — ответил за нее Дере. — Мы с женой планируем романтическое путешествие. В знак окончательного примирения.
— Вы будете выступать в суде?
Она беспомощно посмотрела на Дере.