– Тайрер был рад уйти. Ему еще нужно было повидать Хирагу, чтобы закончить еще одно краткое послание тайро Андзё, прежде чем он сможет перейти мост и встретиться с Фудзико. После военного совета, состоявшегося сегодня утром между сэром Уильямом и Сератаром, во время которого были согласованы окончательные детали запланированного обстрела Эдо и всей карательной кампании, Андре, присутствоваший там вместе с ним, прошептал:
– Фудзико умирает от желания видеть вас, все готово для вашего свидания. Она даже настаивает на том, чтобы устроить пир на японский лад и прислуживать вам, так что приходите голодным и с пересохшим горлом, но не забывайте вести себя жестко.
Когда они остались одни, на лице Малкольма стала заметна усталость.
– Джейми, налей мне, будь добр. Спасибо. Все подготовлено?
– На сегодня да, и на завтра тоже. А Ток и А Со уже на корабле вместе с сундуками, Чен отправится вместе с вами и миссис Струан. Насколько мне известно, ни одна душа, кроме них, Стронгбоу, меня и вот теперь Филип а, не знает, что вы ночуете на «Гарцующем Облаке».
– Хорошо. Филип был ошибкой, ну да ладно, – сказал Малкольм. – Я слишком увлекся, но все должно быть нормально. Он не станет трепать языком. Что нужно Горнту?
– Просто уладить окончательные детали. – Макфэй посмотрел на него. – Разве после женитьбы тебе не следует взглянуть на это по-другому?
– Может быть. Но только если Норберт принесет извинения.
– Горнт хотел поговорить с тобой наедине, если ты выкроишь для него минуту.
– Хорошо. Скажи ему, это все, о чем может идти речь?
Дружелюбие Горнта заполнило всю комнату. Малкольму он показался очень старым товарищем.
– Шампанского?
– Благодарю вас, Тайпэн. Могу я вас поздравить?
– Можете. Ваше здоровье!
– И ваше, сэр.
– Извините, но нам нужно спешить, завтра времени будет больше. Что произошло?
– Я хотел сообщить вам, конфиденциально, что завтра мистер Грейфорт собирается принять ваш компромисс. Дуэли не будет.
Струан улыбнулся.
– Это лучшая новость, какую я услы… нет, вторая лучшая новость, какую я услышал за весь день!
– Да. – Лицо Горнта стало жестким. – Если он действительно намеревается это сделать.
– А?
– Я думаю, вы должны быть готовы к предательству. Сожалею, что, возможно, порчу вам великий день, но мне хотелось предупредить вас. Я знаю, что он передумает.
Малкольм посмотрел на него, потом кивнул совершенно спокойно.
– От Норберта и всех Броков мы ожидаем предательства каждый день с утра. – Они сдвинули бокалы. – Здоровья… богатства… и счастья!
Оба ощущали теплоту атмосферы, Малкольм отметил в госте что-то любопытное, но никак не мог определить, что это было.
– Ваши планы на завтрашний день не изменились, вы передадите мне информацию, которая мне нужна?
– О да. – Горнт поднялся. – А мой контракт?
– Он готов. Моя подпись будет засвидетельствована завтра.
– Спасибо. До завтра, и еще раз поздравляю.
Снова Малкольм скорее почувствовал, нежели увидел в его глазах непонятную усмешку.
– Вы ждете его с таким же нетрпением, как и я.
Горнт словно отвлекся от каких-то своих мыслей.
– Да. Это будет еще один великий день, день последний и день первый.
Наверху Анжелика сидела перед зеркалом, не видя ничего, бессознательно постукивая по столику золотой печаткой на пальце. Она осталась одна впервые за сегодняшний день, в своей комнате за запертой дверью, и едва она присела, как ее внезапно захлестнула волна откровений и парадоксов: все произошло так быстро, я замужем, но по-настоящему я никогда и не ждала этого, и уж никак не на борту корабля, надеялась и молилась, но не думала, что это возможно, столько препятствий нас разделяли; я замужем, но не перед лицом Господа, жена человека, которого наметила для себя, которого обхаживала сама и чьи ухаживания поощряла; человека, которого я обожаю, но при этом обманула – насилие случилось не по моей вине, избавиться от плода было необходимо, серьги были единственным способом, тайна – единственным средством защитить мою жизнь, но все равно это обман – этот человек, который любит меня до самозабвения, рискует всем, я обокрала его, обманула, и на брачное ложе я поднимусь оскверненной, и все же…
Трижды, на пути к берегу, я начинала сознаваться ему во всем.
Нет, это не так, я начинала рассказывать ему только часть правды, про серьги, но всякий раз его восторг пересиливал мою решимость и я умолкала, а он не останавливаясь рассказывал мне все о своей матери и ее письмах, и о Скае, и об отце Лео, и об английском священнике, об адмирале и о сэр Уильяме – как он везде натыкался на непреодолимую стену, но как в конце концов победил… «Я победил, моя любимая жена. Я победил, ты моя, и теперь никто не сможет у меня тебя отнять…»
Объятия и разрывающие сердце слезы на плече друг у друга.
Господь свидетель, я знаю, он был бы уничтожен, если бы я заговорила, а стоило мне начать, и остальное само выплеснулось бы наружу следом, я знаю это. И тогда он бы умер, мой милый несчастный Малкольм. Потому что именно это он и есть, если заглянуть в суть, – самый милый человек в моей жизни. Я знаю теперь, что действительно люблю его, наравне с ним никто не приложил бы столько усилий, не преодолел бы столько препятствий. Я люблю его, и все же…
Что я должна теперь делать?
Она увидела свое лицо, пристально смотрящее на нее из зеркала. Ей не понравилось то, что она увидела себя такой открытой, беззащитной, и она опустила глаза. Она рассеянно смотрела, как ее пальцы крутят перстень, туда, сюда, так же, как это делал Андре со своей печаткой. Перстень Малкольма был золотым, тяжелым, с выгравированным гербом торгового дома Струанов: Лев Шотландии, переплетенный с Драконом Китая. Добро, переплетенное со злом? – вдруг спросила она себя и вздрогнула всем телом.
Чтобы отвлечься, она сильными движениями взъерошила волосы, но это не помогло. Черные мысли устремились наверх из глубин души, быстрее, еще быстрее, все до последней – и, наконец, о нем.
Это стало похоже на мерзкую рвоту, подступившую к самому горлу. Она почувствовала, как у нее закружилась голова, и сжала виски ладонями.
– Не смей… ты должна быть сильной… ты должна быть сильной, ты одна, ты должна… – Внезапно стоны прекратились: новая мысль пришла и вычистила из головы всю мерзость. – Но ты не одна, – произнесла она вслух. – Вас теперь двое, есть еще Малкольм, и ты нужна ему… вас двое, ты и Малкольм, ты нужна ему, Малкольм, он теперь твой муж…
Этот образ кружился в ее сознании, заполняя его, а потом она услышала, как он зовет ее снизу, так радостно:
– Эйнджел, поторопись, пора ехать… скорее спускайся!
Неспешно она подошла и опустилась на колени перед маленькой статуей Девы Марии и излила ей всю душу:
– Матерь Божья, прости меня, грешницу. Тяжки мои грехи, и я молю тебя о прощении. Я согрешила и живу во лжи, но я клянусь, что буду самой лучшей женой, какой только смогу быть, и столько, сколько мне будет позволено быть ею, ибо я люблю этого человека всем сердцем так же, как люблю Тебя…
– Как приятно видеть вас, Райко-тян, – с улыбкой сказала Мэйкин, сидя на коленях напротив нее. – Мы так давно не беседовали. – Она была мамой-сан дома Глицинии и хозяйкой Койко. Обе женщины находились в самом дальнем и надежном убежище Райко.
– Да, благодарю вас, для меня это большая честь, – ответила Райко, в восторге от того, что видит свою старую подругу, хотя и немало удивленная той готовностью, с которой Мэйкин откликнулась на ее приглашение прийти поговорить о делах. – Пожалуйста, угощайтесь, угорь особенно вкусный. Саке или бренди гайдзинов?
– Сначала саке, пожалуйста. – Мэйкин приняла чашечку от внимательной прислужницы. Дела, должно быть, идут хорошо, подумала она, отметив дорогое убранство этого уединенного, тихого домика в саду Трех Карпов.
– Хотя времена теперь тяжелые, гайдзины, какими бы отвратительными они ни были, по счастью, плохо представляют себе ценность денег, сборы высоки, а стоимость горячей воды, чистых полотенец и духов незначительна. – Они рассмеялись, наблюдая и выжидая.
Мэйкин попробовала суши – восхитительно – и принялась за еду с аппетитом, невероятным для такой миниатюрной женщины. Ее дорожное кимоно было нарочито посредственным. Любой, увидев ее, принял бы ее за жену какого-нибудь мелкого купца, а не за одну из самых богатых мама-сан Эдо, владелицу самого дорогого дома удовольствий в величайшей Ёсиваре в стране – недавно заново отстроенного и отделанного после прошлогоднего пожара, – маму-сан десяти самых одаренных гейш, двадцати прелестнейших куртизанок, а также владелицу контракта Койко Лилии. Она оглядывала самое сокровенное убежище Райко, использовавшееся только в особых случаях, восхищалась неподражаемыми шелками, подушками и татами, болтая о том о сем за едой и гадая, что заставило Райко просить о встрече.
Когда ужин был съеден и девушки отпущены, Райко налила две чашечки своего самого лучшего бренди.
– Здоровья и денег!
– Денег и здоровья! – Качество напитка превосходило все, что имела у себя Мэйкин. – У гайдзинов есть и хорошие стороны.
– В мире вин и крепких напитков, да, но не спереди пониже пупа, – заметила Райко с мудрым видом. – Пожалуйста, позвольте подарить вам бутылку. Один из моих клиентов – фурансу.
– Благодарю вас. Я рада, что дела идут так хорошо, Райко-тян.
– Могли бы идти и лучше, это всегда так.
– А Хинодэ? – поинтересовалась Мэйкин – ей принадлежала половина суммы ее контракта. Когда Хинодэ впервые пришла к ней, она поместила ее у родственницы, мамы-сан другого дома, который принадлежал ей. Позже, совершенно случайно, она услышала о любопытной и крайне необычной просьбе Райко, разыскивавшей девушку особого типа. Договориться обо всем было нетрудно – Райко была старой подругой, которую она знала много лет и которой доверяла много лет, с тех пор, когда они вместе были сначала майко, а потом девами веселья. – Договор продолжает оставаться удовлетворительным?
– Я приготовила для вас еще деньги, хотя мужчина медлит с оплатой.
Мэйкин рассмеялась.
– Это неудивительно. Вы непревзойденный мастер вести переговоры. – Она благодарно поклонилась. – Он обещает еще большую сумму через несколько дней. Возможно, еще одни серьги.
– А! – Это Мэйкин продала для нее первую пару, и с большой выгодой. – Этот договор был в высшей степени удовлетворительной сделкой. – Первый взнос клиента по контракту Хинодэ с лихвой покрывал все затраты по меньшей мере за год. – Как она?
Райко рассказала ей о первом и о последующих свиданиях. Мэйкин слушала ее, затаив дыхание.
– Она права, что называет его Зверем, – сказала гостья.
– Он неплохой человек. Я полагаю, эта болезнь делает его безумным время от времени. По крайней мере, она знает худшее и принимает то, что он – ее карма.
– Позвольте спросить, нет ли… нет ли еще признаков?
– Нет, пока ничего. Но каждый день она заставляет меня осматривать ее там, куда она не может заглянуть сама или с помощью зеркала.
– Странно, Райко-тян. – Мэйкин перезаколола гребень в волосах более свободно. – Когда и если появится что-то, что нельзя будет скрыть, станет ли она искать смерти?
Райко пожала плечами.
– Никто никогда не знает этого наверняка.
– Она говорила вам, почему приняла свою карму?
– Нет. Ни слова. Она мне нравится, а помочь ей я могу совсем немногим. Да, странно, что она не стала открывать нам причины, neh? – Райко потягивала бренди, завороженная теплом, которое мягко соскальзывало вовнутрь, и редким удовольствием принимать у себя свою самую старую и верную подругу. Они были неразлучны, пока были майко, стали любовницами в дни юности и всегда делились друг с другом тайнами – безопасными тайнами. – Сегодня он придет к ней. Если желаете, вы можете понаблюдать за ними некоторое время.
Мэйкин весело хмыкнула.
– Давно прошло то время, когда меня интересовали или возбуждали игры других, неистовые или страстные, даже если речь идет о богато одаренных богами гайдзинах. – Она была слишком счастлива видеть свою старую подругу, чтобы начать сейчас рассказ о печальной судьбе Гёкко и Сина Комоды: она настояла на том, чтобы Хинодэ открылась ей, прежде чем прислать ее сюда.
Когда Хинодэ умрет, Райко-тян, я поведаю тебе ее историю, и мы вместе прольем слезу над теми горестями, которые достаются на долю нам, женщинам. До тех же пор тайна Хинодэ в безопасности, как мы договорились, никто не узнает имени ее сына и куда его отправили.
Она словно осветилась изнутри, обожая тайны и эту игру под названием жизнь.
– Значит, Хинодэ пристроена. Хорошо. А теперь?
– Теперь. – Райко понизила голос. – Возможно, ко мне в руки попадут важные сведения о военных планах гайдзинов.
Кровь прилила к щекам Мейко, и она напряглась так же, как и ее собеседница.
– Против Эдо?
– Да.
– Это может оказаться очень ценной информацией, но, прошу прощения, такие знания были бы опасны. Губительны.
– Да, и еще более опасны при передаче, хотя крайне ценны для правильно выбранного человека.
Мэйкин концом пальца сняла каплю коньяка, которая вполне могла быть и каплей пота.
– И едва такие знания оказываются купленными и подтверждаются или не подтверждаются, у голов появляется привычка падать с плеч.
– Верно. – Райко понимала, насколько это опасно, но уже много лет она не испытывала такого возбуждения. Она никогда не была на стремнине большой политики Эдо, но близость Хираги, то, что она узнавала от него о сиси – и секреты о нем самом и Ори, которые сообщал ей сёя – развили у нее вкус к политической игре. Это и еще ее отношения с Фурансу-саном, поставлявшим ей сведения о гайдзинах – поразительно: они были источником всего ее богатства и одновременно врагами их священной Земли Богов. Это и еще ненависть к бакуфу и Андзё, которые убили другую старую подругу, Юрико, маму-сан гостиницы Сорока Семи Ронинов, за то, что она скрывала у себя сиси.
Она задрожала, представив свою голову на острие пики, задрожала от страха, но страх этот мешался со сладостным восторгом. Юрико уже обрела бессмертие в гравюрах укийё-э Плывущего Мира, ее имя стало новой излюбленной темой среди гейш, и скоро даже состоится представление театра ноо, в котором она будет главной героиней.
– Вы правы, – прошептала она, – но определенная информация могла бы стоить такого риска. И если… если бы у меня были тайные сведения о том… о том, что высокие чиновники втайне затевают против гайдзинов, у меня, возможно, получилось бы распорядиться и ими к нашей обоюдной выгоде. – У края ее дорогого парика выступил пот. Она смахнула его крошечным кусочком розовой бумаги. – Жарко, neh?
– Не так жарко, как в том котле, где мы рискуем очутиться.
– Чего бы стоил день, когда состоится нападение – и военный план гайдзинов? – Сегодня утром Фурансу-сан сообщил ей столько деталей, что даже самый недоверчивый покупатель почувствовал бы желание раскошелиться.
Сердце Мэйкин гулко застучало. Она надеялась, что приглашение Райко будет означать что-нибудь в этом роде. Последние два года она взращивала и косвенно намекала на существование такого интереса, следуя наставлениям сэнсэя Кацуматы, для которого любые сведения о гайдзинах имели ценность. Кроме того, все шпионы бакуфу недавно получили тайные распоряжения, вместе с обещанием богатой награды, сосредоточить внимание на Иокогаме, разведать секреты гайдзинов и узнать, кто снабжает противника запретной информацией о Японии. То, что Райко сама сделала первый шаг, имело решающее значение – по сути, она была единственной, кому Мэйкин была готова довериться в этой игре, так похожей на гангрену.
– Как скоро произойдет нападение?
– Не будет ли возможно разузнать какой-нибудь важный для гайдзинов секрет, который можно было бы предложить как часть возмещения?
Мэйкин выпрямилась и задумалась, крепко и надолго.
Да, Райко можно доверять полностью до тех пор, пока ее жизнь не окажется под угрозой. Да, постоянный источник информации был бы очень ценен не только из-за денег, но и для дела – сонно-дзёи, – которое она поддерживала всем своим существом. И снова да, потому что этот канал можно было бы использовать также для передачи гайдзинам тщательно продуманных ложных сведений.
– Райко, старая моя подруга, – тихо произнесла она, – я нисколько не сомневаюсь, что тайро Андзё, или Ёси, дорого бы заплатили за то, чтобы знать эти даты, помимо всего прочего, но, о, прошу прощения, как сделать так, чтобы сведения попали в их руки, не важно чьи, а в наши руки попали деньги, и при этом не подставить под удар ни вас, ни меня – вот в чем трудность.
– Бренди, Мэйкин-чан? – Райко налила подруге, слабея от возбуждения. – Если кто и может решить такую хитрую задачу, то это вы.
Обе женщины смерили друг друга взглядом и улыбнулись.
– Возможно.
– Да. А теперь, пожалуй, пока хватит. Мы можем вернуться к этому позже или завтра, если пожелаете. Позвольте мне предложить вам развлечения на сегодняшний вечер, если только вы не устали?
– Благодарю вас. Нет, я не устала. На пароме из Эдо было очень удобно и совсем малолюдно, а мои слуги позаботились, чтобы капитан выполнял мои малейшие пожелания. – Мэйкин прибыла на причал деревни перед самым закатом. – Позвольте мне спросить, что вы предлагаете?
– У нас есть гейши, но они не удовлетворяют столь высоким требованиям, как ваши. Есть несколько молодых людей, которые могли бы оказаться вполне достойными. – Глаза Райко прищурились, и кожа вокруг них покрылась сеточкой морщин, когда она улыбнулась, вспомнив, как чудесно они проводили время в дни своей юности. – Или, может быть, майко?