– Она не будет справедлива, только не со мной, – возразила Анжелика. – Я понимаю ее. Только женщина может по-настоящему понять это. Она будет думать, что я украла у нее старшего сына и убила его. Малкольм предупреждал меня на ее счет.
– Чтобы сдержать ее, нам нужно время, – сказал Скай. – Нам нужно время, чтобы вступить в переговоры, а до похорон его осталось слишком мало времени.
Когда они оставили ее, решение так и не было найдено.
Ничего, это не страшно, подумала она. Я похороню своего мужа, как он того желал, я унаследую его состояние, если оно у него есть, я одержу верх над Тесс Струан. И я отомщу.
Письма причинили ей боль, но не такую сильную, как она ожидала. Ее слезы уже не были теми слезами, что раньше. Они не терзали ее, как раньше. Да я и сама не такая, как раньше. Я не понимаю. Я действительно очень странная. Долго ли это продлится? Я всем сердцем надеюсь, что да. О, Пресвятая Богоматерь, какой же глупой я была.
Взглянув на окно, она увидела, что день скоро станет ночью; в заливе штаговые огни кораблей, зажигавшиеся вечером по обоим бортам и на верхушках мачт, мигали, поднимаясь и падая вместе с дыханием моря. На каминной решетке с шумом осели угли, пламя ненадолго вспыхнуло, заставив ее повернуть голову в ту сторону. Что делать?
– Мисси? – В комнату вошла А Со.
– Тайтай, А Со! Ты глухая, хейа? – сердито одернула ее Анжелика. Малкольм объяснил ей про тайтай, а в последний вечер сам заставил А Ток, А Со и Чена так обращаться к ней – и Скай тоже напомнил ей, чтобы она требовала от слуг именно такого обращения.
– Мисси хочит моя паковать чоп-чоп?
– Тайтай. Ты глухая, хейа?
– Ваша хочит моя паковать, чоп-чоп… тайтай?
– Нет. Завтра. Если вообще когда-нибудь, – тихо добавила она.
– Мисси?
Она вздохнула.
– Тайтай!
– Мисси-тайтай?
– Уходи!
– Знахарский человек хочит видеть.
Она собиралась опять сказать, «уходи», но передумала.
– Знахарский человек какой?
– Знахарский лягусек, мисси-тайтай.
Хоуг. Да, он и в самом деле похож на лягушку, подумала она и с удивлением обнаружила, что улыбается.
– Да. Видеть сейчас. – А когда он вошел, она сказала: – Добрый вечер, доктор. Как вы себя чувствуете? Со мной все хорошо, благодаря вам.
– Хорошо ли? – Его глаза покраснели от усталости, лицо было одутловатым больше обычного и землистого цвета, однако он по-прежнему излучал ту особую теплоту, которая так располагала к нему людей. – Да, теперь я вижу, что да. Будьте осторожны, не насилуйте себя, относитесь ко всему спокойнее, Анжелика, будьте мудрой.
– Буду, я обещаю.
– Вы были изумительны сегодня днем.
– Но я проиграла.
– Да. Джордж Бэбкотт и я очень сожалели об этом, мы были возмущены после вашего рассказа и слов Небесного Нашего. Джордж сегодня ужинает с сэром Уильямом и попытается еще раз, но я… мы… мы не питаем больших надежд. – Он увидел, как она пожала плечами, чуть заметное движение, и продолжала смотреть на него – огромные глаза на бледном лице. – Вам нужно что-нибудь? Чтобы уснуть или успокоиться – нет, я вижу, что в успокоительном вы не нуждаетесь. Я рад, так рад. Я хотел поговорить с вами, поболтать, вы не против?
– Конечно, нет, пожалуйста, присаживайтесь. Как прошло расследование? О, есть виски и другие напитки, если вы желаете.
– Спасибо. – На буфете, как солдаты, выстроились уотерфордские бокалы и графины граненого хрусталя с серебряными ручками в георгианском стиле; на охватывавших горлышко серебряных пластинах было выгравированно: «Виски», «Коньяк», «Шерри», «Портвейн». Он выбрал виски и налил себе полбокала. – Расследование прошло, как и следовало ожидать, Эдвард Горнт был признан абсолютно невиновным и поощрен за храбрость. Коронер, Скай, заключил, что смерть Грейфорта была случайной, а Горнт поступил совершенно оправданно, попытавшись помешать тому, что иначе могло бы оказаться зверским убийством. Мы все были удивлены, что он использовал столь сильные выражения, хотя это была и чистая правда. – Он сел напротив нее и поднял бокал. – Ваше здоровье!
– Salut! Я рада за Эдварда. Он заслуживает всяческой похвалы.
– Как и вы сами. Ваш рассказ глубоко меня тронул.
– Я рассказала правду. Неужели вы тоже мне не верите?
– Верю. Как раз об этом я и хотел поговорить. Видите ли, я-то как раз слишком хорошо все понимаю. – Затем, красноречиво, словно читая по книге, Хоуг рассказал ей свою собственную историю о службе в Индийской армии, о том, как влюбился и женился вопреки всем условностям, о том, как все немедленно отвернулись от него – ужасное время, потом возвращение домой. Где лучше не стало. – На самом деле, все было еще хуже. Арджуманд умерла, это ее имя, так же звали возлюбленную султана Шах-Джахана, который построил Тадж-Махал, – говорил он, устремив неподвижный взгляд на огонь, рассказывая эту повесть и огню тоже, видя возникающие в пламени картины – вот она, вот они вместе в те неповторимые дни до свадьбы. – Мне так печально, и вместе с тем я так рад, что она не прожила долго в этой ненависти, что она простудилась и умерла быстро, как великолепный оранжерейный цветок на ледяном ветру – да-да, именно цветок, вы поверить не можете, как она была изысканно прекрасна, не больше, чем я могу поверить, что она любила меня, – я знаю, насколько я безобразен. Я любил ее до безумия и убил.
– Когда вы говорите о ней, ваше лицо меняется. Вы не убивали ее. Это был рок. В том не было вашей вины. – Вот, опять это слово, подумала она.
– Была, я женился на ней и увез ее домой. Мэй-мэй тоже бы умерла, несчастная, одинокая и отчаянно рвущаяся домой. Даже сам великий Дирк Струан не смог бы выстоять против общественного мнения; если бы они поженились – нет. Им обоим повезло, что они умерли так.
Она смотрела на него сквозь пелену, застлавшую глаза.
– А Малкольмау тоже повезло, что он умер так, как умер? Я вспоминаю ваши слова о том, каким покоем дышало его лицо. Он все равно умирал?
– Боюсь, что да. Он мог умереть в любой день, в любой час. Он жил в долг у смерти, и мне кажется, он знал это.
Это потрясло ее.
– Почему ему ничего не сказали, почему вы не предупредили его, не предупредили нас?
– Это была воля Господа. Мы не знали, не были так уверены, как сейчас, это невозможно было знать, иначе мы обязательно бы все рассказали.
– Я… я не понимаю. Скажите мне правду, пожалуйста, мне нужно понять.
– Его внутренности, – мягко заговорил Хоуг, – под раной и около нее были в худшем состоянии, чем мы думали. Джордж не мог уходить вглубь от раны, когда Малкольма доставили к нему, это все равно бы его убило. Вскрытие показало, что он гнил заживо.
– А операция, она была хорошо проведена?
– О да, первоклассно. Работой Джорджа можно было восхищаться, никто не починил бы его лучше, – ответил он, и она ему поверила. – Видите ли, Анжелика, мы не можем заменять, мы можем только поправить: там были полости с гноем – причина всех болей, мучавших беднягу – и плохие спайки, которые не давали ему выпрямиться. – Он добавил печально: – Малкольм доживал свой срок. Но и в этом случае я уверен, что вы сделали его последние дни самыми счастливыми, о каких только может мечтать мужчина.
Из камина выкатился уголек. Она бросила на него взгляд. Маленькое пламя вспыхнуло, подрожало и угасло – совсем как мой Малкольм, бедный мой, моя любовь.
– Печально, – сказала она огню, – как это печально.
Хоуг мысленно взвешивал ее, взвешивал себя и память об Арджуманд, которую Анжелика возродила для него. Теперь, после того как я рассказал ей об Арджуманд, принять решение легко, подумал он. Он нервно допил свое виски.
– Вы позволите?
– Конечно. Не стесняйтесь.
Хоуг налил себе еще, уже не так щедро.
– Касательно похорон, я ведь в первую очередь об этом пришел поговорить с вами. Вы, возможно, еще смогли бы похоронить его так, как того желали вы и Малкольм.
– Что?
Он снова опустился в кресло напротив нее.
– Похоронить его в море, как деда, как хотел он сам, как хотите вы. Я могу помочь вам.
– Как?
Он промокнул лоб.
– Вы пойдете к сэру Уильяму, скажете, что склоняетесь перед неизбежным и что, сколь ни ненавистно вам это решение, вы позволите отправить тело в Гонконг. Завтра мы, Бэбкотт и я, мы официально доставим гроб на «Гарцующее Облако» из Канагавы, где оно находится в данный момент. Вы проводите гроб на глазах у всех, объяснив, что сопровождать его на «Гарцующем Облаке» для вас невыносимо, но что вы отправитесь за ним следом на пакетботе, который отплывает в Гонконг послезавтра. Все довольны.
– Но гроб пустой? – возбужденно спросила она.
Он покачал головой, его лоб и щеки влажно поблескивали в свете камина.
– Нет, там будет тело, но не его, рыбака, корейца, который умер в Канагаве сегодня утром, в нашей клинике. Тем временем останки Малкольма будут в другом гробу, все еще тайно в Канагаве. Если бы Джейми поддержал нас, он мог бы пригнать туда катер завтра вечером, мы выйдем в море, и, если нам удастся уговорить Твита свершить обряд, Малкольм может быть похоронен согласно вашему желанию. На следующий день вы сядете на пакетбот, и никто ничего не узнает, если нам удастся взять со всех клятву хранить молчание.
– Так много «если», – пробормотала она, чувствуя, как колотится сердце.
– Гораздо больше, чем я успел обдумать, – ответил он, вытирая лоб; горло словно сжала невидимая рука. – Это просто… Эта мысль вдруг прыгнула мне в голову неизвестно откуда некоторое время назад. Я не продумал все до конца, возможно, я слишком поспешно за нее ухватился, но мне хотелось помочь. С Джорджем или без него, я могу выполнить первую часть плана. Поменять тела. Вам придется сделать все остальное. Может быть, я смогу помочь, пока не знаю. – Он добавил смущенно: – Я плохо умею хранить секреты. Извините, но нам необходимо решить сейчас, будем ли мы… мне придется вернуться сегодня в Канагаву, пока Джордж ужинает здесь. Что вы думаете?
Она в тот же миг оказалась рядом с ним и обняла его, окутав его надушенным покрывалом своей нежности и благодарности.
– Давайте попытаемся… и спасибо вам, спасибо.
– Вы хотели меня видеть, мэм? – сказал Горнт.
– Да, пожалуйста, проходите и садитесь. – Анжелика сидела у окна в эркере кабинета тайпэна, здесь стояли мягкие кресла, дубовый стол и буфет. Неподалеку ожидал приказаний Чен.
– Позвольте мне еще раз выразить глубокое сожаление по поводу всего этого. Если я могу что-нибудь сделать, вам достаточно лишь попросить, мэм.
– Я знаю, благодарю вас, Эдвард. Да, вы можете помочь мне, нам всем нужны друзья. Я рада, что дознание прошло как положено, – вас должны наградить медалью. Вы вели себя очень храбро, и я бы хотела поблагодарить вас за Джейми, даже не знаю, что бы я делала без него. – В очаге пылал жаркий огонь, а занавеси из дорогого тайского шелка не пускали ночь внутрь. Чен прошел к ведерку со льдом, в котором стояла откупоренная бутылка. – Мой муж говорил, что вы любите шампанское.
– Конечно, да, мэм, да, люблю, – ответил Горнт, думая о дознании и богоданном вердикте, который закрыл опасную главу с Норбертом и предал ее забвению. Коронер, Небесный Наш Скай, не зря получил свое имя.
Она сделала знак Чену, который наполнил два высоких бокала.
– Додзо, спасибо, – сказал Горнт, принимая свой бокал.
Чен тупо уставился на него, словно ничего не понял, презирая этого наглого дьявола-чужеземца еще больше за то, что он осмелился говорить на диалекте культурных людей.
– Чен, ты ждать снаружи, – распорядилась Анжелика. – Если нужный, я брать колокольчик, хейа? – Она показала на серебряный колокольчик на буфете.
– Да, мисси.
Она гневно посмотрела на него.
– Тайтай!
– Да, мисси-тайтай. – Чен вышел, довольный своими маленькими победами. Слуги в доме попросили провести собрание, на котором он председательствовал. А Ток, тронувшаяся умом от горя, хотела, чтобы они наняли гадальщицу, которая наведет дурной глаз на эту «Обладательницу Колодца Смерти», но он сказал: «Нет, мы не можем, и ее колодец чист. В смерти господина она не виновата. Господин женился на ней, и сам в ее присутствии заставил нас называть ее тайтай. Мы поступим так: будем называть ее сначала «мисси», потом «мисси-тайтай», пока по этому делу не примет решение Светлейший Чен – мое срочное, подробное донесение ему уже находится на «Гарцующем Облаке».»
– Salut, Эдвард.
– Ваше здоровье, мэм!
Она едва пригубила вино, он выпил с явным удовольствием.
– Шампанское для меня – источник жизни, – сказал он, и тут же пожалел, что произнес это с такой интонацией. – Оно всегда было мне не по карману, за исключением особых случаев.
– Мне тоже нравится шампанское, хотя не сегодня вечером. Но скоро вы сможете позволить себе все, что пожелаете, нет? Муж говорил мне, что ваши дела пойдут теперь успешно, очень успешно, и что у вас есть много секретов, которыми вы хотели поделиться с ним – к обоюдной выгоде.
– Он так сказал? – Горнт был пойман врасплох, поскольку они с Малкольмом договорились больше никого в это не посвящать. Норберт? Норберт в счет не шел, это была просто часть плана, чтобы сбить врага с толку, а Норберт всегда был врагом. – Секреты, мэм?
– Он говорил мне, что вы ему нравитесь, что он вам доверяет, как и я, что вы человек, который умеет хранить секреты, а также много их знает и который понимает ценность «старых друзей» – в китайском смысле этого выражения.
– В отношении этого все так и есть. Он тоже мне нравился, и я доверял ему.
– Джейми сказал, что вы заказали билет на «Гарцующее Облако».
– Да, это верно, мэм.
– Мой муж говорил, что вы собирались передать ему особую информацию о том, как разорить Броков. Вы собирались рассказать ему все вчера утром после… неужели это было только вчера? Мне кажется, что прошла целая жизнь – для Малкольма так оно и есть, бедный Малкольм.
Он вздохнул, опечалившись вместе с ней.
– Да. Вы позволите мне заметить, что вы изменились, мэм? Вы другая. Я не хочу показаться невежливым или толстокожим, но позвольте сказать, что эта перемена очень вам к лицу.
– Я бы десять тысяч раз предпочла не меняться, лишь бы мой муж остался со мной. – Ее искренность удивила ее, хотя, как и Малкольм, она всегда находила, что с Горнтом легко разговаривать. – Я не уверена пока насчет этой перемены, нравится она мне или нет. Взрослеть так быстро – это, я не знаю правильного слова, это больно, страшно. – Она встала и вновь наполнила его бокал, затем поставила ведерко с холодным шампанским на стол, ближе к нему.
– Благодарю, – сказал он, как никогда остро ощущая ее близость.
– Я решила не ехать в Гонконг на этом клипере.
– А, да, мэм. Я слышал разговоры, что-то насчет того, что вам претит снова подниматься на его борт – или видеть там тело вашего мужа, – что вы отправитесь с пакетботом. – Как только он услышал об этом, он на всякий случай встретился с агентом, чтобы забронировать и себе место, но все каюты оказались заняты. Выругавшись про себя, он попытался разыскать Джейми, но Джейми в здании не было. – Я могу понять ваше нежелание путешествовать на «Облаке».
Ее руки спокойно лежали у нее на коленях, голос звучал ровно и уверенно.
– Эти секреты, которые вы собирались открыть моему мужу, вы расскажите их мне?
Он улыбнулся своей приятной улыбкой, поражаясь ей, и покачал головой.
– Извините, мэм, нет. Даже если бы они у меня и были.
Она кивнула, ничуть не обидевшись.
– Я и не ждала от вас этого. Я уверена, что, даже услышав их от вас, я ничего бы не поняла и в любом случае не сумела бы их использовать, ведь правда? – Она улыбнулась. – Но Тесс Струан сумеет, нет?
– Мэм?
– Мой муж рассказал мне, что в случае, если с ним что-нибудь произойдет, вы намеревались немедленно отправиться в Гонконг и обратиться непосредственно к его матери, договориться с ней о том же, о чем вы договорились с ним. Он сказал, что вы собирались сделать это, потому что ненавидите Броков – он не говорил, почему вы их ненавидите. – Она протянула руку и принялась поигрывать с ножкой бокала. – Тесс Струан, безусловно, пригодилась бы эта информация, если то, что вы скажете, – правда, нет? Это было во вторник, перед тем как мы поженились.
Снова он просто смотрел на нее с приятным выражением на красивом лице.
– Я могу понять, почему вы понравились моему мужу, Эдвард, господи, из вас получился бы опасный враг и еще более опасный друг.
Это заставило его громко расхохотаться, и напряженность между ними исчезла.
– Не для вас, мэм, никогда, клянусь в этом. Никогда.
– Посмотрим. Нам предстоит преодолеть много препятствий, вам и мне, ибо, клянусь Богом, как говорил мой муж, я принимаю его надежды и мечты как свои собственные: вы в состоянии помочь дому Струанов уничтожить Броков раз и навсегда. Возможно, и ваши надежды и мечты тоже.
– Мои?
Она открыла свою сумочку и достала лист бумаги, найденный ею во внутреннем тайнике сейфа, поднесла его ближе к свету, чтобы лучше видеть, и прочла вслух: «Настоящий документ есть мое торжественное соглашение с мистером Эдвардом Горнтом, джентльменом, служащим компании Ротвелла в Шанхае: буде информация, предоставленная им, поможет торговому дому Струана разорить компанию „Брок и Сыновья“ и послужит причиной их полного краха в течение следующих шести месяцев, от имени торгового дома „Струан и Компания“ я гарантирую, что он получит от их банкротства пятьдесят процентов акций компании Ротвелла, принадлежащие Брокам, полностью и безвозмездно, что мы искренне и в полную меру сил будем содействовать ему в получении от банка „Виктория“ необходимой ссуды для приобретения других пятидесяти принадлежащих Джефферсону Куперу, что с этой даты дом Струана на двадцать лет предоставляет ему или любой компании, которую он контролирует лично, статус наибольшего благоприятствования при всех взаимно согласованных деловых операциях».