– Теперь уже недолго, – повторил Джейми.
К тому времени, когда берег превратился в едва различимую линию на горизонте, было еще довольно светло. Волнение усилилось, на гребнях вскипала белоснежная пена, ветер стал крепче, но все оставалось пока в приемлемых границах. Дождь не начался. Джейми крикнул:
– Боцман, малый вперед, только чтобы не развернуло.
– Есть, малый вперед, сэр-р!
Резкий переход мощных машин на малые обороты оставил после себя озеро почти полной тишины, особенно приятной в их душевном состоянии, принеся долгожданное отдохновение от скрежещущего грохота и подспудного страха, что каждое биение двигателя уносит их все дальше и дальше в море; и Хоуг, и Скай все сильнее страдали от морской болезни. Теперь было слышно только завывание ветра и плеск волн о борт; успокоительное, как тиканье часов, урчание мотора больше чувствовалось через подрагивание палубы, нежели слышалось снизу – оно лишь чуть заметно толкало катер вперед, удерживая его носом к ветру. Ветер был устойчивым, он дул с востока, с океана, и еще больше усилился. Джейми сделал глубокий вдох.
– Давайте начнем.
– Да. Что нам нужно делать? – спросила Анжелика.
– Выходите на палубу, сюда, на полуют, только держитесь крепче. Боцман, на палубу, кочегару тоже.
– Мне бы лучше остаться здесь, у руля, с вашего позволения, сэр-р. – Он проревел в переговорную трубу: – Перси, давай наверх.
Заметно похолодало. Они расположились на палубе как смогли, держась за поручни, чтобы не упасть. Джейми занял место у кормы, остальные повернулись лицом к нему.
– Шляпы долой, – приказал он, снимая свой цилиндр. Скай, Хоуг, кочегар и боцман Тинкер обнажили головы. Он открыл помеченный раздел морского устава.
Читая и импровизируя на ходу, он произнес:
– Мы собрались здесь перед лицом Господа, чтобы отдать останки нашего друга Малкольма Струана, мужа Анжелики Струан, тайпэна «Благородного Дома», морской бездне, исполняя его желание быть похороненным в море, чего желала и она тоже, поступая, как подобает истинным друзьям…
При упоминании имени Малкольма глаза кочегара расширились, и он оглянулся на боцмана, который покачал головой, предупреждая его, чтобы стоял тихо. Бормоча что-то себе под нос, кочегар, ненавидевший любые похороны, плотнее запахнулся в свою куртку от пронизывающего ветра, больше всего ему хотелось сейчас оказаться в своем теплом машинном отделении. Ветер стал крепче на один узел. Они все ощутили эту перемену. Джейми на мгновение замолчал в нерешительности, потом продолжил:
– А теперь вознесем молитву Господу. Отче Наш…
Каждый на свой лад обратился к Богу, читая слова молитвы, но большинство голов занимала мысль о том, насколько круче стала вздыматься палуба. Когда молитва была окончена, Джейми, щуря глаза, на секунду посмотрел в книгу. Не потому, что забыл, что говорить дальше – он дважды перечел всю службу в рулевой рубке на пути сюда, – ему было нужно время, чтобы немного успокоилось сердце, чтобы он мог собрать свои мысли, забыв на время о море. Пока остальные стояли, закрыв глаза, он держал их открытыми. Вместе с боцманом он видел за их спинами надвигающуюся линию шквала, вскипающие под ней волны, тяжелые и безобразные.
– Как капитан катера «Облачко» торгового дома «Струан и Компания», – произнес он чуть громче, чем раньше, чтобы его слова не заглушал ветер, – я выполняю свой долг и высокую привилегию и предаю дух этого человека в руки Господа Всемогущего, и прошу Господа Всемогущего отпустить ему прегрешения его, не то чтобы мы знали за ним какие-то настоящие грехи, и отдаю тело его бездне, откуда… откуда мы все пришли сюда из Англии, нашего дома за морями. Он был добрым, прекрасным человеком. Малкольм Струан был добрым, прекрасным человеком, и нам не хватает его, нам не хватает его сейчас и будет не хватать в будущем… – Он взглянул на Анжелику, которая обеими руками держалась за стойку фальшборта так, что побелели костяшки пальцев. Порыв ветра ударил в нее, прижав вуаль к лицу. – Вы хотите сказать что-нибудь, мэм?
Она покачала головой, слезы беззвучно текли по ее щекам. На правый борт залетели брызги, он сидел чуть ниже в воде из-за веса собравшихся там и веса гроба.
Он сделал печальный жест кочегару и Скаю. Неловко действуя руками, потому что их постоянно швыряло из стороны в сторону, они развязали веревки и натужно приподняли гроб на правый фальшборт и двинули его вперед. Джейми одной рукой помогал им. И когда гроб закачался на фальшборте, его собственная печаль и боль взмыли вверх, захлестнули его, и он громко произнес:
– Прах обратится во прах, море и небо востребуют принадлежащее им, и дикие ветры станут шептать друг другу, что этот добрый, прекрасный молодой человек встретился со своим Создателем слишком рано, слишком рано… – Вместе с двумя другими он толкнул гроб в последний раз, тот накренился и рухнул в океан.
Катер перевалился на другой борт, освободившись от его тяжести, поджидавший порыв ветра ударил в корпус и накренил его еще больше. Левый фальшборт ушел под воду. Все ухватились за поручни, кроме боцмана и кочегара, твердо стоявших на ногах. Анжелика, ослабев от слез, не удержалась и заскользила вниз. Ее почти выбросило за борт, когда Джейми метнулся вперед, поймал ее и отчаянным усилием втащил обратно, держась за стойку второй рукой. Ветер сорвал с нее вуаль и шляпу и, кружа, унес их; в этот миг кочегар, упираясь натренированными ногами, съехал к ней по скользкой палубе, поднял ее, кое-как дотащил до каюты и с грохотом скатился вслед за ней по ступеням.
Температура упала. Начал накрапывать дождь. Шквал обрушился на них. Джейми прокричал:
– Боцман, давайте к дому!
– Вам лучше оставаться внизу, сэр-р! – прокричал Тинкер в ответ, уже решив про себя, что и как нужно делать. Он подождал, пока кочегар, грязно ругаясь и проклиная все на свете, добежал до люка машинного отделения и закрыл его за собой, а Джейми, Хоуг и Скай благополучно добрались до каюты. Дождь превратился в ливень и немилосердно хлестал по стеклу. Море вздыбилось.
Тинкер просигналил «малый вперед», переложил руль влево и стал поворачиваться боком к ветру. Нос катера зарылся в высокой волне. Судно храбро вырвалось на поверхность, вода хлынула по палубе и разбилась об окна каюты и рулевой рубки. Катер продолжал поворачивать.
– Ну-ну, потише, – процедил боцман, крепко сжимая зубами мундштук трубки, – ради Бога, ведь мы же друзья, мы только что отдали тебе внука старого Зеленоглазого Дьявола.
Разворот был трудным. Волны, гонимые ветром, накренили катер так, что тошнота подступила к самому горлу, и когда тот попытался выпрямиться, они не уступили, заваливая его еще больше на бок. В каюте все четверо вцепились в поручни из последних сил, все незакрепленные предметы кувырком полетели к противоположной стене. Снова Анжелика не удержалась, но Скай и Джейми помогли ей; в этот миг никто из них почти не думал ни о чем другом, кроме шторма. Лицо Хоуга стало грязно-серым. В горле у него заклокотала желчь, и он со стоном лег на пол.
– Это только разворот, – прокричал Джейми перекрывая шум ветра и грохот в каюте. Катер завертелся винтом, и Анжелика испуганно уткнулась лицом ему в плечо. – Еще секунда, и станет легче. – Он видел, что море разыгралось сильно, но не чрезмерно. Пока что. Кроме того, он был абсолютно уверен в боцмане и в самом судне, пока двигатель продолжал работать. – Не тревожьтесь!
Боцман Тинкер думал то же самое и решил спешить на всех парах к подветренному берегу. При необходимости у них было достаточно времени, чтобы развернуться назад, носом к ветру, бросить штормовой якорь – ведро на конце веревки, которое поможет твердо удерживать катер носом к ветру – и переждать шторм в море.
– Если он, черт подери, сможет переждать то, в чем, черт подери, никогда не должен был оказаться, – проворчал он, налегая на рулевое колесо и борясь с давлением водяной толщи.
Катер развернулся и выпрямился. Ветер подтолкнул его, нос нырнул вниз, когда следующая волна прокатилась мимо, потом судно тошнотворно заскользило вверх, замерло на гребне и рухнуло к подножью новой волны. Все на борту поморщились. Опять то же самое, и опять падение вниз с громким всплеском; на этот раз они изрядно черпнули воды. Вниз, вниз, вниз, потом снова вверх, вверх, вверх, еще выше, и потом трах-х-х, и вспененная вода заструилась мимо окон, окатив всю палубу. Анжелика издала тихий стон. Джейми обнимал ее одной рукой, другой намертво вцепившись в поручень. Дождь хлестал по кормовым окнам и двери. Напротив них в углу стоял Скай, наклонив голову, его рвало. Хоуг лежал на полу лицом вниз, столь же беспомощный.
Наверху в рулевой будке боцман раскачивался из стороны в сторону, легко удерживая равновесие на вздымающейся и тут же уходящей из-под ног палубе. Его судно было полностью послушно ему. Дождь и брызги заливали окна, но он мог видеть море достаточно хорошо и не давал волнам накатываться прямо с кормы, а брал их чуть наискосок, немного гася полную силу моря, швырявшего их вверх-вниз; катер при этом слегка покачивался сбоку-набок, добавляя мучений пассажирам, но они ведь целы и невредимы, верно? Он широко ухмыльнулся, довольный собой, покорившим за свою жизнь столько штормов; будет еще время и для страха за тремя-четырьмя бокалами горячего грога на берегу перед горящим камином через час или два. С радостным видом он снова затянул свою шальную морскую песню.
Наверху в рулевой будке боцман раскачивался из стороны в сторону, легко удерживая равновесие на вздымающейся и тут же уходящей из-под ног палубе. Его судно было полностью послушно ему. Дождь и брызги заливали окна, но он мог видеть море достаточно хорошо и не давал волнам накатываться прямо с кормы, а брал их чуть наискосок, немного гася полную силу моря, швырявшего их вверх-вниз; катер при этом слегка покачивался сбоку-набок, добавляя мучений пассажирам, но они ведь целы и невредимы, верно? Он широко ухмыльнулся, довольный собой, покорившим за свою жизнь столько штормов; будет еще время и для страха за тремя-четырьмя бокалами горячего грога на берегу перед горящим камином через час или два. С радостным видом он снова затянул свою шальную морскую песню.
И тут сердце его остановилось.
– Господь Милосердный! – вырвалось у него. Рядом с правым бортом он увидел гроб, все еще на плаву, по крышку в воде, он нырял и взбирался на волны вместе с ними, по-прежнему обернутый двумя флагами. Джейми из каюты тоже увидел его и понял, потрясенный не меньше боцмана, что если большая волна вдруг поменяет направление, она без труда может принести гроб с собой назад на палубу, или, еще хуже, воспользоваться им как тараном против легкой надстройки, или, что было хуже всего, пробить дыру в их незащищенном корпусе.
Чем больше Тинкер забирал в сторону, тем ближе гроб подбирался к ним. Один раз он ткнулся в борт, потом, развернувшись, отпрянул, кружась в водовороте, как волчок, но оставаясь неподалеку и следуя за ними. Джейми выругался про себя: он должен был подумать об этом заранее и накинуть на него якорную цепь – на плаву гроб держался за счет дерева или воздуха внутри.
Джейми было трудно наблюдать за ним, держа Анжелику так близко к себе. Но он был рад, что ее голова глубоко зарылась в плечо его пальто. Он опять повернулся, вытянув шею, и заметил его чуть впереди, плашмя лежащим на воде; Сейчас гроб показался ему неким жутким судном, плодом больного разума. Ветер или течение повернули его, и теперь, лежа в воде параллельно волнам, он начал медленно переворачиваться, однако выпрямился и держался так три-четыре волны, потом нахлынула еще одна волна с пенистым гребнем, перевернула его, и, к радости Джейми, он скрылся под водой. Джейми вздохнул свободнее, увидев, как гроб исчез бесследно, но тут он опять появился на поверхности, окруженный шипящей пеной, новая волна подхватила его и бросила прямо на них. Джейми непроизвольно пригнулся. На палубу гроб не вынесло, он просто ударился боком о корпус; звук был такой, словно они наскочили на риф.
Хоуг на мгновение поднял голову. Мозг его качался и переваливался в тесноте черепной коробки еще хуже, чем сам катер, поэтому он ничего не увидел и со стоном упал назад в собственную рвоту. Анжелика тоже подняла глаза, но Джейми крепче прижал ее к себе, поглаживая волосы, чтобы прогнать страх:
– Какой-нибудь обломок мачты, пустяки, не беспокойтесь…
Он не спускал глаз с гроба, развернувшегося параллельно борту в нескольких ярдах от них, его обводы были четкими и грозными, как у торпеды, оба флага по-прежнему оставались нетронутыми. Его лицо передернулось, когда позади вздыбился пенный вал, но он прошел мимо, накрыл гроб, и, когда вода спала, гроб исчез.
Затаив дыхание, Джейми ждал, оглядывая море. Ничего. Еще минуты ожидания. По-прежнему ничего. Шквал немного стих, и ветер уже не завывал вокруг каюты. Волны оставались высокими и немилосердно швыряли их, но Тинкер великолепно справлялся со своим делом, используя все мастерство и опыт бывалого моряка, чтобы уменьшить угрозу; двигатель пронзительно взвизгивал, когда время от времени гребной винт поднимался из воды.
– Ну давай, – бормотал Джейми, – давай вперед, мягко и не дергаясь.
Тут его глаза прищурились. Гроб был в пятидесяти шагах от них, чуть сзади, повернутый головой прямо к ним. Он болтался там, поднимаясь и падая на волнах, словно был привязан к катеру невидимым канатом. Уродливый и смертельно опасный. Джейми насчитал шесть волн, а гроб ни на метр ни приблизился ни удалился от них. Потом появилась седьмая.
Седьмая волна была выше остальных. Она подхватила гроб, превратила его в снаряд и швырнула в них с чудовищной силой. Джейми знал, что гроб врежется в их правый борт прямо посередине, а боковая качка подставит корпус под удар, сделав повреждение максимальным. Он перестал дышать.
Тинкер, должно быть, тоже заметил гроб, потому что в последний момент катер бешено развернулся в ту сторону, слегка завалившись на правый борт и касаясь воды привалочным брусом, и неистовый гроб-снаряд взлетел на гребень, перевалил через нос и запутался в канатах бушприта, наполовину торча из воды и увлекая нос судна за собой в противоположную рулю сторону.
Боцман налег на рулевое колесо изо всех сил, но волны и ветер уцепились за гроб и воспользовались им, чтобы лишить судно устойчивости. Боцман знал, что через несколько минут они пойдут ко дну. Он был бессилен предотвратить это. Сигнальный свисток переговорной трубы пронзительно свистнул. С трудом он ответил: «Да, Перси…», – но голос его утонул в проклятиях кочегара, желавшего знать, что, в тригоспода бога мать, он там себе наверху думает, поэтому Тинкер с треском повесил переговорник на место и, удвоив усилия, налег на руль, в то время как нос неумолимо увлекало навстречу катастрофе.
В этот момент он вдруг увидел, как дверь каюты распахнулась. На палубу выбрался Джейми. Цепляясь руками за что попало и ежесекундно рискуя жизнью, шотландец начал медленно продвигаться вперед. Боцман тут же высунул голову в ближайшее окно и заревел, тыча рукой:
– Пожарный топор, пожарный топор…
Словно во сне, Джейми услышал его и увидел топор, зажатый в красных скобах на крыше каюты. Палуба вздымалась и подрагивала, как будто душа катера знала, что тот переживает предсмертные судороги. Одна нога Джейми скользнула по доске, но он врезался в фальшборт и обнаружил, что держит в одной руке топор и что в этот миг ему ничего не грозит. Вода накатила через нос и поглотила его. Он снова уцелел, но, схлынув, волна оставила после себя тошнотворное предчувствие близкого конца. Его желудок непроизвольно сжался, и мерзость излилась из него. Он лежал в шпигатах, холодный и испуганный, вцепившись пальцами в стойку, пока новый вал не накрыл его с головой. Когда ему удалось вдохнуть, он закашлялся, выплюнул соленую воду изо рта, выдул ее из носа, и это встряхнуло его и подтолкнуло к действиям.
Впереди конец гроба прочно застрял в мешанине канатов и меж погнутых стоек, сам гроб ездил из стороны в сторону, когда волны с ревом прокатывались мимо, засасывая его.
– …Ради Создателя, будьте осторожны…
Никакой топор не спустит этого ублюдка назад в море, беспомощно подумал он и обхватил рукой стойку, сопротивляясь яростной волне, которая налетела сбоку, вдавила его в гроб, а потом оттащила назад к фальшборту, задыхающегося и почти захлебнувшегося. Когда она схлынула, он поразился тому, что все еще на борту. «Не теряй времени! – вопил мозг, – следующий вал или тот, что придет следом за ним, утащит тебя с собой и утопит».
Поэтому он оставил свое безопасное убежище и двинулся вперед, пока не оказался над гробом, ненавидя его и то, что он здесь сейчас, и то, что позволил уговорить себя участвовать в этом безумии, попусту рискуя ею и остальными, но больше всего ненавидя свой собственный страх. Новая волна потащила его за собой, но он выстоял и, взявшись за топор обеими руками, рубанул изо всех сил, поскользнулся и ухватился за край крыши каюты, когда еще одна волна дотянулась до него и ударила о бок гроба. Ловя ртом воздух, он с трудом поднялся на ноги и снова рубанул, на этот раз по самому гробу, ненавидя это воплощение зла, в которое он превратился.
Лезвие рассекло один из веревочных канатов, никак не повредив при этом проволочных, спутавшихся в один невообразимый клубок, глубоко вонзилось в обтянутую флагом крышку, или дно – он не знал да и не хотел знать, что именно, – и расколол ее. Но гроб по-прежнему висел на канатах. Напрягая все силы, он не мог сдвинуть его, ворочая, пиная ногами и изрыгая проклятия. Большая часть его все так же свешивалась за борт, болтаясь в воде, и тянула, затаскивала их в глубину.
Еще один удар, еще и еще, теперь он бил тыльной стороной топора как кувалдой, пытаясь разбить гроб на куски, беснуясь и проклиная его. Деревянные доски трескались, но держались, потом сопровождавшийся звериным воем удар сокрушил боковую доску и торец, а Джейми поскользнулся и растянулся на палубе. Топор выскользнул у него из рук и упал за борт. Следующий поток ударил его о гроб и снова оттащил назад. Когда пена схлынула и он смог дышать, он с трудом открыл глаза. Все по-прежнему. Гроб держался так же прочно, как и прежде. Он снова пополз вперед, но силы его иссякли, их едва хватало на то, чтобы не дать волнам смыть его в море.