– Дима, это я, открой, – раздался голос Иры.
Облегченно вздохнув, я отодвинул шпингалет. А вдруг с ней произошло то же самое, что и с Денисом? Секунду поколебавшись, я все же впустил девушку в дом.
– Что-то случилось? – тихо, стараясь не разбудить ребят, спросил я.
Ирина буквально упала мне на грудь и беззвучно зарыдала.
– Я… Я не могу… больше с ним находиться!.. – Она почти стонала.
– Тише… Что произошло?
– Он сказал…
– Ну?
Ирина всхлипнула:
– Он сказал, что нам безумно повезло. Мы избранные, – жарко зашептала она мне в ухо, до боли сжимая плечо своей маленькой ручкой. – Дима, он не узнает меня! Несет какую-то околесицу… А потом… – Глаза девушки округлились, это было видно даже в темноте. – Вообще перестал разговаривать. Он только квакал, словно спрашивая меня о чем-то… – Ее плечи снова затряслись от рыданий.
– Ты закрыла дверь? – Я прилагал огромные силы, чтобы не кричать. – Ира, ты закрыла эту чертову дверь за ним?
– Нет, кажется…
– Ложись спать, – велел я ей. Взяв фонарь, я в одних трусах выскочил за дверь.
Чем ближе я подходил к домику любви, тем больше понимал, что эта затея не из самых удачных. Я вовсю напрягал слух, пытаясь уловить какие-либо звуки из дома, но все было тихо. Дрожащий лучик фонаря робко остановился на двери. Она была приоткрыта.
(Ну, всего несколько движений, давай! На раз – прижми дверь к косяку. На два – вгони щеколду в паз. На три – уматывай обратно спать.)
Я облизал губы.
Запереть дверь, конечно, можно. И вернуться обратно (так и не посмотрев, что там, внутри), но… черт возьми, будь я проклят, но вдруг твердо решил про себя, что обязательно загляну внутрь. Всего на секунду… может, на две. Поистине любопытство – страшная вещь.
Я протянул руку и открыл дверь. Скрип петель показался мне ужасающе громким. Вздохнув поглубже, я вошел внутрь.
Свет фонаря, как мне показалось, слегка потускнел. Затаив дыхание, я провел его по кроватям. Пусто! Правда, на одной простыня была в каких-то бурых пятнах. Возможно, у Дэна открылись раны.
Но где он? Снова ушел куда-то?
Как ни странно, вероятность того, что его нет в доме, успокоила меня. Я развернулся, чтобы уходить, как вдруг в самом углу послышался какой-то шорох. Звуки доносились из самого угла.
Чувствуя, что сердце постепенно набирает темп, я направил свет фонаря в сторону звука. Звук был неприятный. Словно… хлюпала под ногами слякоть.
В углу что-то шевелилось.
– Дэн? – пискнул я, пятясь.
Звуки на мгновенье прекратились, и на меня глянуло лицо Дэна. Только Дэна ли?! Размытое серое пятно, как старый, грязный, подтаявший сугроб, вместо глаз – два размокших окурка, в длинных волосах шевелится что-то мерзкое.
– Ооо-о-ро-г-орог… – булькнуло существо и потащилось ко мне. Не помня себя от ужаса, я выскочил за дверь, больно ударившись при этом о торчавшую половицу пальцем ноги, и трясущимися руками запер ее на задвижку.
– Ро-о-ого-о?.. – вопросительно прочавкало существо из-за двери.
(Куда же ты?! Мы же еще не поиграли!..)
Как сумасшедший, я вбежал в дом и упал на кровать. Меня душил ужас. Я уснул почти под утро. Тяжелым, беспокойным сном.
* * *Климентий долго не мог уснуть, ворочаясь в кровати. В его памяти раз за разом всплывала, словно протухшая рыба из глубины мутного пруда, произнесенная Денисом фраза насчет Татьяны. Костя…
Кто бы мог подумать?
«…Или ты хочешь сказать, что не знал, как она извивалась под Константином?..»
Клим сжал кулаки.
«Как насчет Татьяны?..»
Неужели Костя? Если это так, он вырвет у него сердце собственными руками.
«…Чтобы понимать живых, нужно больше общаться с мертвыми…»
Клим сжал кулаки еще сильнее и почувствовал, как ногти впиваются в ладони.
Всего лишь однажды Клим на мгновенье усомнился в верности своей жены, с которой прожил бок о бок почти двадцать лет. Усомнился и тут же отругал себя за необоснованную ревность.
Константин был женат, но это не мешало ему периодически навещать их в Красной Щели. В тот день Клим вернулся с охоты, неся с собой двух зайцев, попавших в силки. Подходя к дому, он услышал голос Константина и вслед за ним – звонкий смех Татьяны. Сердце застучало чуть быстрее. «А тут неожиданно из командировки возвратился муж…» – весьма некстати пришло в голову Климу, когда он распахнул дверь. Цепкий глаз тут же подметил вспыхнувшие розами щеки Татьяны и странный огонек, промелькнувший в глазах Кости. И все. Они были одеты, кровать была заправлена, шампанского на столе не было, а легкий румянец на лице любимой жены и тень в глазах друга к делу не пришьешь. После этого прошло много лет, и Клим ни разу не обмолвился с Татьяной об этом случае ни словом, но он всегда помнил то нехорошее чувство, внезапно охватившее его в тот момент, когда он вошел в хижину:
«…Книга Странствий… Надеюсь, ты знаком с ее содержанием?»
О какой Книге Странствий толковал Аверин? Клим был уверен, что Денис сам не понимал, о чем говорит.
«Похоже, в него вселился демон», – с кривой усмешкой подумал он. С головой у парня и в самом деле не в порядке, это факт. Оставалась слабая надежда, что все происходящее с Денисом – временно, но почему-то у Клима не было в этом твердой уверенности.
Он мысленно вернулся к вечернему разговору. Реакция ребят была понятна и естественна, было бы странным ожидать от них иного поведения. К тому же Клим сам с трудом пытался сдерживать охватившее его волнение. В свое время он снисходительно выслушал историю об Эллионе от одного дряхлого старика в Соловках, очень походившего на старославянского волхва.
Но байки байками, а ведь тогда в экспедиции действительно происходили страшные вещи. Видя состояние ребят, Клим благоразумно решил опустить некоторые подробности тех жутких событий.
Действительно, никаких схваток с местными здесь не было: всего здесь местных – он да Татьяна. Барды, наспех построив две хибары, уехали куда-то на Алтай. Они обещали вскоре вернуться, но так и пропали. Вскоре в Красную Щель прибыл катер «Ракета». Приехавший бородатый мужик в камуфляжной шляпе представился Аркадием Борисовичем, начальником Краснодарской археологической экспедиции.
«Судя по данным спектрографа, в здешних местах находятся скифские захоронения, – пояснил он. – Вот разрешение на проведение раскопок. Наша экспедиция должна прибыть на следующей неделе. Мы не побеспокоим вас». Клим безразлично пожал плечами – места здесь на всех хватит, лишь бы браконьерством не занимались.
Они разбили лагерь в ста метрах севернее дома Клима и со следующего дня начали раскопки. Климу было непривычно видеть пестревшие в лесу палатки, слышать по вечерам веселый смех и звуки гитары, но скоро он притерпелся. Однажды ему пришлось наблюдать их работу: несколько мужчин в одних шортах, блестящие от пота, размахивали тяжелыми кирками, взрыхляя каменистую почву, остальные наполняли камнями и щебнем носилки, которые выгружали недалеко от погребений. Девушки, перешучиваясь, расчищали щетками и специальными ножами уже найденные фрагменты посуды и человеческих останков. Затем все это фотографировалось, измерялось, скрупулезно зарисовывалось тушью – рисунки приобщались к находкам – и бережно упаковывалось в герметичные пакеты, на которых ставились надписи: что где обнаружено. Клим смотрел и никак не мог понять, для чего нужны эти буквально рассыпающиеся в руках кости с черепами и осколки глиняной посуды. «Столько возни из-за каких-то горшков и пары костей», – недоумевал он.
Так продолжалось примерно неделю.
Наступило 15 августа – традиционный День археолога. В этот день Клим не видел ни одного работника экспедиции трезвым. Вечером пропали двое молодых людей. Всю ночь их искали с фонарями, срывая голос до хрипоты, однако поиски ничего не дали.
Утром вернулся один из пропавших.
Он появился в лагере как привидение, с расползшейся по лицу злой ухмылкой и сообщил оторопевшим товарищам, что никому из них не удастся покинуть Красную Щель живым.
«Разве что в удобных сосновых ящиках», – кривляясь, выплевывал он слова. Он зубами разгрыз свое запястье и пытался кровью что-то написать на стенке одного из домов, построенных бардами, но его вовремя схватили. Забинтовав руку, его связали, а несколько молодых людей отправились на поиски второго.
Пока археологи бродили по лесу, безумец освободился от веревок и набросился на своего друга, свернув тому шею. После этого он облил себя керосином, предназначенным для ламп, и чиркнул спичкой. Девушки в страхе смотрели, как по лесу, шатаясь, бродил пылающий факел, жутко хохоча. Он застрял между двух деревьев и сгорел вместе с ними. Позже нашли второго – он висел вверх ногами неподалеку от Дьявольской топи и был похож на высушенную воблу. В его теле не было ни капли крови, словно всю ее высосали ненасытные вампиры. К вечеру исчезли еще двое работников, их трупы не нашли. Клим отвез Татьяну в Соловки и поехал в Апрелевку – двенадцать километров от Соловков, поскольку там находился опорный пункт милиции.
Тем временем помутился рассудок у жены начальника экспедиции. Она разрисовала себе лицо тушью и помадой, став похожей на скво индейского племени, после чего с тупой сосредоточенностью принялась срезать себе ножом подушечки пальцев, что-то монотонно напевая при этом.
Когда вернулся Клим (Татьяна осталась в Соловках) в сопровождении наряда милиции на давно изжившем свой век военном катере, из всех археологов в живых осталось лишь четверо – трое молодых людей и девушка. Иссохшие трупы некоторых членов экспедиции были обнаружены рядом с болотом. Они были аккуратно развешаны на деревьях, будто праздничные гирлянды в новогоднюю ночь.
Клим не знает, что случилось с оставшимися в живых, но у него был очень долгий и неприятный разговор с заместителем начальника Управления Федеральной службы безопасности по Краснодарскому краю полковником Зиминым. Последний ничуть не стеснялся в выражениях, и слепой, слыша его речь, мог бы подумать, что находится не в кабинете замначальника Управления ФСБ, а в лачуге пьяного сапожника.
«Я понятия не имею, какого хера там случилось, б…дь, но ты живешь там уже три года, неужели ничего странного за все время ты не замечал?!» – орал он на Клима, наклоняя над ним свое красное потное лицо с мясистым носом.
«Хорошо, что сейчас не 37-й год!» – думал про себя Клим, проклиная органы безопасности и злосчастную экспедицию.
Напоследок Клим подписал кучу бумаг о неразглашении событий, которые происходили тогда в Красной Щели. Одно время Клим с Татьяной жили в Краснодаре у брата Татьяны и являлись на допросы почти каждый день. Лишь спустя месяц, прочесав вдоль и поперек Красную Щель, оперативники оставили в покое Ининых. Они долгое время не решались вернуться в любимый домик и почти два месяца жили в Соловках. Тогда-то Клим и узнал об этой легенде. Его первая реакция была очень похожа на сегодняшнюю реакцию ребят. Но, вспомнив перекошенное лицо женщины, с безумной педантичностью срезающей себе подушечки пальцев скальпелем, он перестал сомневаться.
Клим разговаривал со стариком из Соловков, спросив, что могло явиться причиной этой мясорубки. Старец долго кашлял, жевал губами, после чего выдал примерно следующее: «Достаточно того, чтобы пара идиотов забрели в топь. Топь чувствует тепло человека, разумеешь? Как комар запах пота. Как пчела пыльцу в цветке».
«А как же кровь? Ты хочешь сказать, в болото не проливалась кровь?»
Выцветшие глаза старика испуганно мигнули:
«Нет! Если бы в топь пролилась кровь, оно бы вырвалось на свободу. А так… Оно просто почувствовало близость человека и развлекалось, разумеешь?»
Развлекалось?!
Напоследок к нему явился некий майор Алферов – сотрудник новороссийской милиции – и настойчиво предлагал Инину собрать все пожитки и навсегда покинуть это место. После недолгих и бесполезных уговоров майор уехал.
Охотясь на кабанов, Клим как-то наткнулся на это болото. Сказать, что он был напуган, нельзя, но, глядя на раскинувшуюся вокруг трясину, он видел проносящиеся перед ним, словно в убыстренном режиме просмотра, лица тех археологов. Через некоторое время Ральф принялся жалобно выть, нетерпеливо поглядывая на хозяина.
«Это плохое место, хозяин, я чувствую это. Прошу, уйдем отсюда!» – молили его умные глаза. Точно так же собака вела себя сейчас.
Клим помнил внезапно посетившее его странное чувство. Ощущения были сродни ощущениям при приближающейся смерти, и самое поразительное, она была отнюдь не страшна, а наоборот – очень приятна и желанна, как предстоящий сон после тяжелого изнурительного дня. Некоторое время в его сознании воскресали кошмарные образы его умершей жены. Торопливо схватив Ральфа за ошейник, он резко развернулся и широким шагом направился обратно домой.
Ночью ему приснилось, что он приехал в Соловки и отправился к могиле Татьяны. Судорожно разбросав землю, он вскрыл гроб, после чего разделся и упал в объятия своей любимой супруги. Обняв полуразложившийся труп, Клим принялся осыпать поцелуями изъеденное червями, съежившееся черное лицо Татьяны, пытаясь просунуть свой член в то место, которое он называл «волшебной долиной».
Своим диким криком Клим разбудил Ральфа. В окно выпученным глазом мертвеца уставилась багровая луна, и уснуть ему в ту ночь было не суждено.
Ральф все продолжает скулить. Похоже, нужно на какое-то время уехать отсюда и как можно быстрее отправить домой ребят. А этот малый Дмитрий неплохой парень, несмотря на то что часто бывает несдержанным. Виталий не хуже, но Дима почему-то нравился Климу все больше и больше. Денис болтун и раздолбай, Игорь – тюфяк, хоть и образованный. В передряге от этих двоих мало пользы, тем более Аверина можно уже смело исключать из числа помощников. Девчонки молодцы, но с Дианой тоже возможны проблемы. От таких девушек никакого толку, и, если они вдруг решат добираться до Соловков пешком, она будет балластом.
Клим вспомнил, что, не доходя четырех-пяти километров до Соловков, горную дорогу вдоль моря пересекает глубокое ущелье, будто оставленная гигантским топором великана зарубка. Ущелье уходит далеко в глухой лес, поэтому проще и быстрее соорудить мост из деревьев, чем пытаться его обойти. Если ребята все же примут решение идти пешком, их нужно предупредить.
Но… Мысли Клима вновь вернулись к фразе Дениса. Как быть с Константином? Клим уже понимал, что не сможет общаться с ним так, как раньше.
(…Она извивалась под ним!..)
Один из лучших друзей, Костя…
Веки мужчины наливались свинцом, мысли кружились в беспорядке, он постепенно погружался в сон.
Вдруг до его тонкого слуха донесся легкий скрип у дверей, после чего – мягкий, но настойчивый стук.
Клим мгновенно сел в кровати, сон как рукой сняло. Кто бы это мог быть? Денис?
(Да, это он, и он пришел к тебе, чтобы рассказать новые подробности измены твоей жены с Константином, и ты этого хочешь, так ведь?)
Напряженно вглядываясь в черное окно, он неожиданно расслабился. Он не понимал почему, но каждой клеткой своего тела он ощущал необычайную легкость и свежесть, словно только что вышел из банной парилки и нырнул в холодное озеро. Вдруг куда-то исчезли все проблемы и тревоги, и он с умиротворенной улыбкой прислушивался, не раздастся ли новый стук.
Но вместо стука за окном постепенно стало светлеть, но это был не обычный электрический свет или отблески костра. Это было похоже на серебристое сияние полной луны в безоблачную ночь.
Сам того не осознавая, Клим улыбнулся. Он успокоился. Конечно же, это не Денис. Денис всего-навсего испорченный мальчишка, он не может так сиять. Возможно, он уже отправился в страну снов.
«Кли-и-и-им», – раздался тихий бархатный голос, словно дуновение ветерка. Голос ласковый, просительный. И до боли знакомый.
Ира? Вряд ли. Диана? Нет.
Он посмотрел вниз и увидел нежно-розовый свет, струящийся вокруг него, – он пробивался лучами в щелочки между его руками и телом, между его ногами и даже между пальцами. Свет отбрасывал вперед его тень, сухопарую, странно согнутую, напоминающую тень висельника, и гладил его бескровными, прохладными, как шелк, пальцами.
Девушка за дверью вздохнула, и в этом выдохе снова проскользнуло нечто странно знакомое. Знакомое и… печальное. В то же время Клим готов был присягнуть, что женский голос раздается не снаружи. Он будто был везде, витал в воздухе, впитываясь и пронизывая ночную тишину.
«Впусти-и меня, Кли-им», – нараспев продолжали снаружи.
«Кто ты?» – хрипло прошептал Клим, вставая с постели.
«Ты знае-ешь», – короткий смешок.
(Да, я знаю, знаю.)
Движения его были плавными и уверенными. Отодвинув задвижку, он прищемил при этом до крови палец, однако боли не почувствовал.
Клим открыл дверь и тут же отпрянул, зажмурившись от ослепляющего глаза света. И не было убежища от этого света – он превратил его веки и руки, прикрывающие глаза, в прозрачное стекло. Сияние рентгеновскими лучами просветило всю его плоть.
В двух шагах от него мерцала божественной красоты обнаженная девушка. Густые волнистые волосы цвета раскаленной докрасна меди широким водопадом струились до самых щиколоток, чувственные губы, как спелые вишни, призывно улыбались, в широко распахнутых глазах искрились два изумруда. Нежные ножки этого прелестного создания не касались земли – она парила в воздухе, окутанная испепеляющим голубоватым свечением, словно редкой породы сапфир, найденный в самом глубоком темном ущелье и извлеченный на поверхность, чтобы осветить своей неземной красотой весь мир. Она была прекрасна, как восход солнца в горах, и чиста, как слеза младенца. И лицо, ее лицо, он же знает ее…
«Ты впустишь меня к себе, Кли-и-им?» Она многозначительно улыбнулась.
«Ты ангел?» – справившись с испугом, тихо спросил Клим. Шрам на бедре начало покалывать, как нить накаливания в электрообогревателе.
«Разве ты не узнаешь меня? Я от твоей жены».