– Ноль, мне кажется, – усмехнувшись, ответил пилот.
– Вот и я так думаю. Мы не сможем двигаться под кайтами в городе, от окраины придется пешочком, а тележки будем толкать. Под прикрытием зданий рассредоточимся по двое, чтобы на подходе нас не накрыли всех скопом из пулеметов.
– Но в здание все равно входить придется. А там лестница, которую оборонять точно легче, чем штурмовать.
– Это уже другой вопрос. Для начала надо к зданию подобраться, – Шамиль нахмурился, понимая, что его план пока слишком поверхностный, чтобы его можно было претворить в жизнь. – На месте осмотримся, решим.
Чтобы затруднить противнику возможность издалека использовать пулеметы, Шамиль приказал разделиться еще за городом, пока можно было использовать тягу кайтов. Один экипаж по широкой дуге, не приближаясь к окраине ближе двух километров, обогнул городок и опустил кайт у южной границы, от которой до многоэтажек было очень уж далеко. Два других зашли с востока и запада.
Шамиль про себя отметил, что блеск оптики был виден не на самом верхнем этаже, а тремя или четырьмя этажами ниже. Скорее всего, беглецы заняли позицию таким образом, чтобы затруднить проникновение с крыши. Значит, и об обороне лестницы позаботились. Радость, которую Шамиль испытал, увидев отблеск на линзах бинокля, постепенно улетучивалась. Он все более понимал, что штурм легким не будет. Впереди скорее ловушка, устроенная беглецами, чтобы полностью избавиться от погони, чем доступная мишень. Трудно было это признать, но факт оставался фактом – недооценив противника с самого начала, Шамиль загнал и себя, и отряд в цепь тактических промахов, которая теперь привела к стратегически сложному положению дел. Это надо было исправлять. Но как, пока понять было сложно. Впрочем, и отступать уже было поздно.
В какой-то момент Шамиля даже посетила шальная мысль, вообще уйти от этого боя, да и в Крепость не возвращаться. Найти хорошее место, в любом из этих двух городков. Охотиться, жить как хочется. Девок со временем можно будет отловить, но не везти в Крепость, а использовать по прямому назначению. Рука заживет…
Перспективы показались настолько радужными, что Шамиль даже не заметил, как пилот опустил кайт и начал сматывать стропы. А ведь и правда, мысль интересная. Мутантов тут мало, диких, похоже, тут вовсе нет. Райское место нового мира. Со жратвой, скорее всего, будет туго. Но одному прокормиться можно всегда, а остальных перебить. Почему нет? Со стратегической точки зрения это единственный верный путь. Потому что штурм лестницы, где держат оборону с пулеметами и гранатами, затея бестолковая.
Но, с другой стороны, Шамиль понимал, что никакого рая тут не будет. Тут самому придется выживать, добывать себе пищу, все делать своими руками, от чего он уже изрядно отвык. Тут не будет бункера с его технологиями, не будет лаборатории, где ученые разбираются в медицине, не будет электричества, патронов, еды в изобилии, женщин, готовых на все ради сытого места рядом. И тут не будет власти. Разве что над самим собой.
И выходило, что выбор-то не велик. Либо участь одиночки и бродяги, которого после мутации даже пристрелить будет некому, либо штурм лестницы и возвращение в Крепость, где до этой самой мутации можно будет почивать на лаврах. Быстро взвесив все за и против, Шамиль все же склонился ко второму. Надо было планировать штурм. Без потерь не обойдется, но Шамиль никогда особо не дорожил чужими жизнями, когда речь шла о своей.
Сложив кайт и смотав стропы, пилот принялся толкать тележку по улицам частного сектора на окраине. Шамиль помогал здоровой рукой, не сильно напрягаясь. И вдруг с юга донеслась короткая автоматная очередь, потом вторая, длиннее, грохнул пулемет, но захлебнулся, когда из автомата ударили в третий раз. И все стихло.
– Что за хрень? – поразился Шамиль. – Они что, выбрались из здания на улицы? Вот идиотки!
Впрочем, ничего другого и предположить было нельзя. Бой шел на улице, высотки вообще правее. Значит, беглянки оказались настолько тупы, что покинули превосходную оборонительную позицию, поменяв ее на открытое столкновение в городе с опытными бойцами. Это все меняло в пользу преследователей. Шамиль даже улыбнулся, несмотря на боль в распухшей руке.
– Быстрее! – подогнал он пилота. – Если они выбрались из высотки, надо отрезать им путь назад!
Побежали, но Шамилю это давалось с трудом. Он придерживал руку, но все равно на бегу каждый шаг отдавался болью.
– Я могу повезти, – предложил пилот.
Шамиль не стал отказываться, забрался в тележку. Толкать ее стало труднее, но до высоток оставалось не так уж и далеко. Боль чуть унялась, но Шамиль поймал себя на том, что тревожное ощущение не ослабло, а наоборот, усилилось. Вроде бы понятно, что в короткой перестрелке победить могли только его люди, а значит, беглецов стало меньше как минимум на одного. Но почему-то в этом все же возникли сомнения, а с ними и холодок, пробежавший по спине.
Если бы Шамиль был о девушках хотя бы чуть более высокого мнения, он бы сам для себя смог бы сформулировать причину собственного волнения. Но он их в грош не ставил, поэтому его сознание отказывалось интерпретировать причину возможного поражения южного экипажа. А она могла быть только в одном – пилот с пулеметчиком нарвались на заранее подготовленную засаду. Они не разглядели хорошо укрывшегося стрелка, и тот, предварительно взяв их на прицел, уничтожил тремя очередями. Будь противником Шамиля не девушки, он бы такое сразу предположил и предпринял бы адекватные ответные действия, например сам бы направился не к высотке, а к месту недавнего боя, чтобы выйти наперерез отступающему после победы стрелку.
Но Шамиль этого не сделал, чем дал возможность Инге, обстрелявшей южный экипаж, не только спокойно уйти в тыл, но и выдвинуться по улицам на запад, чтобы встретить там другой экипаж.
На рассвете, засев у окна с биноклем, она использовала его как приманку. Линзы неизбежно должны были блеснуть на солнце и привлечь внимание преследователей. Дальше требовалось как можно больше ослабить влияние случайностей на ход событий. Контроль над ситуацией Инга считала единственным способом дать себе шанс на спасение остальных беглецов. Да, это была жертва. Но, в отличие от отчаянного самопожертвования Змейки, Ингой двигал холодный расчет. Она не спешила, а дождалась момента, когда три экипажа разделятся, чтобы войти в городок с трех разных сторон.
Не тратя больше времени, Инга, вооруженная автоматом, пустилась бегом по лестнице вниз, чтобы успеть устроить засаду на одной из улиц, ведущих к высотке. Уходить слишком далеко от здания не имело смысла, так как можно было разминуться с людьми Шамиля. Но и оставаться слишком близко тоже не следовало, чтобы силы экипажей не оказались сосредоточенными недалеко друг от друга. Инга понимала, что если окажется в зоне поражения пулеметным огнем хотя бы одновременно с двух тележек, ей нечего будет этому противопоставить. Тут с одним бы экипажем справиться – уже хорошо. Впрочем, в таких ситуациях фактор неожиданности и хорошая маскировка могли полностью решить исход боя. В таких огневых контактах всегда имеет преимущество тот, у кого есть возможность оставаться на месте, в укрытии. А тот, кто вынужден перемещаться, в любом случае подставляется больше. На это и был основной расчет Инги.
Она выдвинулась на юг метров на шестьсот и, ломая кустарник, которым поросли придомовые клумбы, забралась в подвал ближайшего дома, где заняла позицию за одним из забитых фанерой окошек. Ее снаружи нельзя было разглядеть ни при каких обстоятельствах, мешали кусты акации, тогда как Инга имела достаточный сектор обзора через щель между листами фанеры. Для стрельбы этой щели было все же маловато, что заставило женщину, поддев лист стволом автомата, расширить ее.
Вскоре из тени разросшихся между домами деревьев выбежали двое парней, толкая перед собой тележку с пулеметом. Как учил ее Янычар, Инга проверила прицельную планку, чтобы расстояние на ней было выставлено адекватно, затем поймала одного из парней в прицел. До него было метров сто, не больше – самая дистанция для короткой очереди. Инга помнила, что если, нажав на спусковой крючок, сказать про себя «двадцать два», а потом его отпустить, то из ствола вылетят три, максимум четыре, пули. Можно было, конечно, попробовать и одиночным, но одна пуля калибра 5,45, даже попав в цель, далеко не всегда дает должный останавливающий эффект, из-за чего противник может еще успеть укрыться и отстреливаться, пока не истечет кровью или его не поразит болевой шок. Попадание очередью в этом плане вернее, так как пули попадают в тело одна за другой, с разницей примерно в одну треть секунды. При этом, пролетая через насыщенные жидкостью ткани на сверхзвуковой скорости, они образуют две встречные ударно-акустические волны, создающие дополнительные травмы при соударении. Так объяснял Янычар, а в деле уничтожения себе подобных он-то уж точно знал толк.
Вдохнув полной грудью, а затем выдохнув наполовину, чтобы создать максимально устойчивую позицию для тела, Инга вжала приклад в плечо и плавно нажала на спусковой крючок. Мощно грохнула короткая очередь, задрав ствол оружия. Четыре гильзы со звоном закувыркались на пыльном бетонном полу, а лучи солнца, пробивающиеся в щели между фанерой, стали отчетливо видимыми из-за пелены тонкого порохового дыма.
Парень упал назад, раскинув руки, не издав ни звука, кроме глухого удара основанием черепа об асфальт. Инга поспешила восстановить контроль над оружием после отдачи и перевести прицел на другого противника, но тот оказался резвее. С удивительной скоростью он сорвал с турели пулемет, бросился на асфальт за тележкой и попытался перекатом уйти за осыпавшуюся со здания кучу облицовочной плитки. Инга, так и не прицелившись толком дала еще одну очередь, подлиннее, но толку от нее не вышло никакого – пули высекли из асфальта мелкий гравий, и с визгами рикошетов ушли вдоль по улице, не причинив противнику никакого вреда. Столь поспешным и неэффективным действием, Инга выдала свою огневую позицию – парень тут же приложил по окошку из пулемета, да так метко, что от фанеры полетели щепки, а одна из пуль, угодив в прут решетки, выбила из нее осколок, царапнувший женщину по щеке. Инга не успела среагировать вообще никак, пули просто прошили фанеру и пролетели в нескольких сантиметрах от ее головы. В результате она, скорее от испуга, чем осознанно, снова нажала на спуск и высадила длинную очередь куда-то в направлении цели. Но, как ни странно, пулемет тут же замолк. С акации полетели мелкие листья, сбитые пулями.
Инга присела на корточки и сделала несколько глубоких вдохов, стараясь свежим кислородом в крови сжечь хлынувший в нее адреналин. Сердце колотилось как бешеное, руки дрожали. В таком состоянии ни о какой результативной стрельбе и речи быть не могло. Только патроны попусту тратить. В таких ситуациях как раз выявляется разница между опытным бойцом и дилетантом вроде Инги. Она могла надеяться только на случай, на удачу, на неожиданность нападения, прекрасно понимая, что в серьезном огневом контакте, при равных с противником условиях, она проиграет именно из-за отсутствия должной психологической подготовки. А допускать этого было нельзя – слишком высока ставка. Своя жизнь – еще бы ладно. Но когда на кону жизнь дочери, нужно было собрать всю волю в кулак и перебороть разгулявшийся инстинкт самосохранения.
Вдоль позвоночника холодной змейкой потек пот. Вдох-выдох. Инге все же удалось восстановить контроль над эмоциями и телом. Она сменила магазин в автомате и выбралась из подвала. По щеке ее текла струйка крови.
Дальше нужно было выбрать, куда бежать. Насколько Инга поняла при наблюдении с высотки, группа Шамиля, разделившись, начала подходить к зданию с трех сторон. С юга теперь подходить стало некому, значит, остались два экипажа – западный и восточный. От многоэтажек до восточной окраины расстояние было меньше, значит, теоретически восточный экипаж мог добраться до цели быстрее. Но в него входил Шамиль, Инга успела это заметить, и это нельзя было не учитывать. Женщина, зная предводителя преследователей, предполагала, что ни в какой ситуации он не станет собственными руками толкать тележку. Не потому даже, что ему трудно, и не из-за поврежденной руки. Просто работать наравне с другими было ему не по рангу, и это у него уже в рефлексах, он об этом даже не думает. А вот Инга подумала, и решила, что, несмотря на более короткое расстояние, первым к высотке выйдет западный экипаж, потому что там тележку толкают двое и не стесняются прилагать усилия.
Была и еще одна причина рвануть на запад – в восточном экипаже находился Шамиль. У Инги не было иллюзий, что она сможет его победить, даже с учетом, что у него, после падения с тележки сильно повреждена рука, как утверждал Лис. Значит, столкновение с главарем необходимо было отложить на самый последний момент.
Утерев рукавом кровь на щеке, Инга поспешила обратно к высотке, чтобы встретить противников на улице, подходящей к микрорайону с запада. Но она не рассчитала собственных сил – солнце палило все жарче, нервное напряжение сказывалось, особенно на дыхании, автомат казался тяжелее, чем на рассвете, а боекомплект, болтающийся на поясе, бил по ногам. В результате, когда Инга выбралась к намеченному сверху кварталу, обливаясь потом и запыхавшись, двое парней с пулеметной тележкой уже находились в непосредственной близости от высотки.
Инга в сердцах чуть не шарахнула прикладом автомата по бетонной стене, едва удержавшись от этого бессмысленного выражения эмоций. Она не успевала отсечь экипаж. Не успевала. Ей оставалось лишь попробовать, пока они не скрылись в зарослях деревьев, окружавших дом, накрыть группу огнем с дальней дистанции, метров с трехсот. Но на такой дистанции пулемет, безусловно, имел весомое преимущество перед автоматом. Так что рассчитывать на победу одной неопытной женщине против двоих подготовленных бойцов особо не приходилось. К тому же, некогда обычный придомовой палисадник за тридцать лет превратился в густой плотный лесок из кленов, рябин и кустов акации. До него парням было рукой подать, а там они так могут замаскироваться, что и думать нечего с ними тягаться, находясь на открытой улице.
Но дать им проникнуть в здание было еще хуже. Они тогда не только доберутся до верхних этажей, со всеми вытекающими последствиями, но и займут оборонительную позицию, вместо того чтобы штурмовать дом. Тогда выбить их оттуда или помешать забраться наверх вообще не получится. А это крах всего плана.
Несколько драгоценных секунд Инга потратила на раздумья – стрелять, привлекая к себе внимание, или попробовать предпринять что-то другое. Результатом первого варианта могла быть лишь гибель Инги. В лучшем случае она сможет подстрелить одного из парней. Тогда, после ее смерти, преследователей останется трое, включая Шамиля, а это слишком много. Этих сил им с лихвой хватит, чтобы найти, а затем перебить ребят. И Дарью. Этого Инга допустить не могла. Ее сейчас не собственная гибель пугала, а лишь, что, погибнув, она не сможет завершить возложенную на себя миссию.
Она снова вспомнила Янычара. Тогда ведь он всех их спас, всех детишек их детского дома, застрявших в поселке сразу после всеобщего заражения. Он мог просто уйти. Один. Наверняка у него была мысль так поступить. Но вместо того он, рискуя жизнью, вступив в рукопашную схватку с мутантами ночью, добрался до бункера и вызвал подмогу. Почему он так поступил? Грубый, эгоистичный, по сути, мужчина, убивший на своем веку много людей. Ответ Инга знала. В Янычаре тогда сработал именно мужской, а не какой-то другой инстинкт. Именно его брутальность, сугубо мужской взгляд на мир спас их всех тогда. Потому что восьмилетняя девочка, из подруг Инги, подверглась сексуальному насилию со стороны одного из бандитов, занявших поселок Удача. Мужское начало Янычара не смогло оставить это без адекватного ответа. И он, в одиночку, по сути, бросил бандитам вызов. Хорошо вооруженным, оснащенным тяжелой техникой, неплохо мотивированным. Чем бы схватка кончилась, можно и не думать, но Янычар тогда не стал переть в лоб. Он не стал дожидаться бандитов, а рванул ночью, через лес, к бункеру. Потрепали его мутанты изрядно, он добрался почти без сознания и рассказать смог только о бандитах в Удаче и о детях. Поселок Удача накрыли огнем из «Тюльпанов» минами с ядерными зарядами, детей, включая Ингу, спасли. И вот теперь, вспоминая дни своего детства и тогдашний подвиг Янычара, она четко осознала две противоречивые вещи, которые тогда привели к успеху. Мотивация на инстинкте и, несмотря на него, уход от лобовых действий в сторону неожиданной для противника развязки.
Все так же. Только Ингой двигал другой инстинкт – женский. Но он мотивировал ее не слабее.
Парни с тележкой еще не добрались до разросшегося палисадника, а женщина уже оценила, что некоторые деревья там вымахали выше пятого этажа. Противник же по лестнице быстро подняться не сможет, так как, не зная расстановки сил, вынужден будет осматривать все помещения подряд на предмет зачистки. Иначе останется враг в тылу и может наделать бед. За это время, Инга была уверена, если подсуетиться, если отбросить все страхи, можно опередить ворвавшихся в подъезд парней и оказаться пятью этажами выше них, чтобы встретить их в оборонительной позиции, огнем сверху.
Возможность опередить бойцов Шамиля могла показаться немыслимой, невероятной, но женщина, не раздумывая больше ни мига, рванула вперед, к высотке. Ее еще могли заметить, поэтому она держалась ближе к стенам домов, местами проламываясь через заросли акации и огибая массивные клены. Одежда, рассеченная на бегу розгами ветвей быстро превратилась в лохмотья, но Ингу это уже не интересовало нисколько. Она, как самурай, идущий на последнюю битву, была уже выше мыслей об установленных людьми правилах. Она просто мчалась вперед, как ветер, не думая ни о чем, всю себя не просто вложив в движение, а превратив себя в саму идею движения. Ей уже не мешал ни автомат, ни запасные магазины на поясе. Она и человеком себя не ощущала более, а лишь белой стрелкой на черном фоне, стремящейся, как в детской задачке, соединить собой пункт «А» с пунктом «Б».