Здесь нужно указать на три обстоятельства. Во-первых, принц поддерживал связь с Ланкастером. Во-вто
рых, существовал договор, согласно которому Ланкастер был обязан помочь принцу, если тому потребуется помощь. В скрепленном печатью договоре, который принц заключил в июле 1355 года, была статья: «Король обещает: в случае, если принц будет осажден или окружен таким большим войском, что не сможет спастись, если его не выручат войска короля, то король придет к нему на выручку… и герцог Ланкастер и (другие) обещали и дали клятву предоставить для такой выручки любую помощь и любой совет, которые они смогут дать». Вряд ли принц в тот момент желал напомнить герцогу об этой статье, но он должен был чувствовать, что ее существование связывает их отношениями сотрудничества и позволяет ему надеяться на помощь герцога. В-третьих, у принца были сведения, что Ланкастер «спешит к нам». В этом случае путь до Тура – первый шаг в сторону Бордо, и принц ожидал, что Генрих Ланкастерский соединится с ним, а не сам шел на соединение с Генрихом Ланкастерским.
То, что было написано по поводу этих событий о Луаре, вводит читателей в заблуждение. В течение года есть недели, когда эту большую реку с широким песчаным дном легко могла перейти армия, которая уже одолела несколько рек в Лангедоке. Но в другое время Луара – мощный поток, ширина которого равна 465 ярдам (425 метрам) между ее современными набережными в Туре; а в сельской местности, где она заливает берега, она еще шире. По словам Бейкера, в то время, о котором сейчас идет речь, прошли дожди, после которых Луару было невозможно перейти вброд. Мосты же, по словам Бургерша и принца, все были разрушены. Однако Бейкер делает два уточнения, он пишет: король «приказал разрушить все мосты между Блуа и Туром».
Но всего через несколько дней французская армия перешла Луару по мостам в нескольких местах, а это значит, что мосты были целы. На самом деле они лишь были под сильной охраной. Что же касается «всех мостов между Блуа и Туром», то между этими городами
был всего один мост – в Амбуазе (и ле Бель пишет, что англичане подходили к этому мосту). Результаты одного исследования о психологии людей во время войны позволяют предположить, что утверждение «все мосты на реке разрушены, сделать это приказал король» было слухом, который распространился по Франции и в который поверили. Правду говоря, если бы это было придумано как оправдание, этому поверили бы и в Англии.
И в-третьих, когда англичане подошли к Туру, армия Ланкастера была на расстоянии многих миль от него.
Итак, решение идти на юг по долине Луары было мудрым, но остановка у Тура оказалась бесполезной. Армия Ланкастера не пришла на северный берег (утверждение Бейкера, что солдаты каждой из армий видели костры другой армии, совершенно не соответствует действительности). Но если бы она и подошла, соединение было бы невозможно, поскольку город, разумеется, господствовал над мостом, а в городе находились значительные силы французов под командованием маршала Клермона и герцога Анжуйского. Английская армия провела в окрестностях этого города четыре дня (с 7 по 11 сентября), сожгла предместья и в воскресенье (11 сентября) двинулась на юг.
К этому времени положение английской армии стало трудным. Король Иоанн II уже переправился через Луару в Блуа, всего в тридцати милях от англичан выше по течению, а отдельные части его армии переходили эту реку по мостам в Орлеане, Мён-сюр-Луар, Сомюре и Туре. План соединения с Ланкастером не удался. И англичане сами лишили себя возможности обезопасить свой дальнейший путь, которую могли бы им дать опережение противника на несколько дней и быстрота меньшей по численности армии. Для французов обстоятельства складывались удачно, и чем дальше, тем благоприятнее. Французы держали в своих руках плацдармы и смогли избежать заторов и задержек,
возникающих, если целая армия переходит по одному мосту. Теперь вся армия Иоанна II находилась к югу от реки и снова была одним целым, поскольку ее части быстро соединились. Скоро французский король будет в состоянии угрожать принцу с фланга, а может быть, и преградить ему путь.
Началась гонка, в которой обе армии двигались быстро, но французы проявили больше решимости. От Тура (11 сентября) принц пошел на юг через Монбазон и Сент-Мор-де-Турен и дошел до Ла-Э (13 сентября). Он прошел тридцать миль за два дня. Иоанн из Блуа (10 сентября) спустился по Луаре до Амбуаза (12 сентября) – двадцать миль за два дня, затем повернул на юг и быстрым маршем дошел до Лоша (13 сентября) – двадцать миль за один день, а оттуда – в Ла-Э (14 сентября): снова двадцать миль за день. Он упустил свою добычу, но теперь отставал от нее всего на двенадцать часов. К высокой скорости предыдущих дней Иоанн теперь прибавил отвагу ума и принял смелое полководческое решение – идти не по следу принца, а так, чтобы оказаться впереди него. Он должен был узнать от жителей Ла-Э, что принц повел свою армию в сторону Шательро. Если его не остановить, англичане пойдут либо к Пуатье, либо вверх по долине Вьенны. Они не станут тратить время на осаду такого хорошо защищенного города, как Пуатье, но должны будут пройти на расстоянии нескольких миль от его стен. Или же они могут много миль идти вдоль Вьенны. Если Иоанн заставит своих людей и коней напрячь все силы, он сможет направиться на юг другой дорогой, выйти к Вьенне у Шовиньи, и если не обнаружит англичан в долине, то переправится через реку и пойдет к Пуатье.
А принц в это время потерял даже свое первоначаль- • ное преимущество в двенадцать часов. Хотя до него каждый день доходили слухи о решимости короля и силе дофина, его разведка, видимо, оказала ему очень плохую услугу. Возможно, его решения были ошибочными, но
он принимал их на основе той информации, которую имел, а обстоятельства, от которых зависело настроение гражданского населения, в Турени (Турене) в сентябре 1356 года были не такими, как на юге в ноябре 1355 года. Жители Лангедока, беспомощные перед безжалостным захватчиком и знавшие, что Жан д'Ар-маньяк не желает их защищать, а король находится за сотни миль от них, говорили правду, когда англичане задавали им вопросы. Жители Турени, догадывавшиеся, что захватчик отступает, и знавшие, что король совсем рядом, могли выразить свое отношение к англичанам если не открытой враждой, то хотя бы ложью.
Английская армия достигла Шательро вечером в среду (14 сентября) и оставалась там весь четверг и всю пятницу – так долго, что можно сделать вывод, что английские военачальники были очень плохо информированы о местонахождении своего противника. В рассказ об этих днях включено одно из очень редких в хрониках упоминаний об организации транспорта. За две недели до этого, по его словам, два лорда пропустили вперед обоз и ждали, пока он проедет. А в Шательро, по этому же сообщению, накануне ухода английской армии оттуда был отдан приказ всем транспортным средствам (summagia, carriagia et portantes victualia) переправиться по мосту на другой берег Вьенны, чтобы на следующий день они не задерживали движение армии. Рано утром в субботу (17 сентября) вся английская армия направилась в сторону Пуатье, но не по главной дороге, которая шла вдоль западного берега Клена, а по старой Римской дороге вдоль восточного берега, и на расстоянии нескольких миль от Пуатье повернула влево, оставляя этот город в стороне и двигаясь на юг. Несомненно, англичане желали вернуться на главную дорогу Париж-Ангулем-Бордо, которая проходила южнее.
Результат, к которому привели эти маневры двух военачальников, свидетельствует о том, что разведка французского короля работала так же на удивление плохо, как и разведка принца. Хотя у обоих командующих были
под началом очень большие армии, хотя они должны были посылать своих солдат за продовольствием далеко от главного маршрута, хотя каждому из них было крайне важно знать, где находится другой, хотя начиная с понедельника расстояние между двумя армиями не превышало двадцати миль, а иногда сокращалось всего лишь до двенадцати, все же есть данные, что утром в пятницу (16 сентября) Иоанн, переправляясь через Вьенну по мосту в Шовиньи, считал, что англичане уже ушли на юг, и он не успел нанести им удар, а. принц «не ведал точно, где были французы», но по отсутствию корма для лошадей предполагал, «что они были недалеко». За среду и четверг Иоанн прошел тридцать миль. В пятницу он дошел до Ла-Шаботри, а утром в субботу вошел в Пуатье. Он обошел принца и оказался впереди него – но сам не знал об этом.
Однако большая, плохо организованная армия не могла выдерживать темп, который задал ей командующий, – тем более что к ней по-прежнему подходили все новые отряды явившихся к королю знатных дворян со своими обозами и запасами продовольствия, и к тому же переход по мосту в Шовиньи задержал движение этой массы королевских сторонников. Поэтому в субботу армия Иоанна II растянулась на много миль вдоль дороги, которая шла на запад от Шовиньи. Поскольку англо-гасконская армия, продолжая свой путь на юг, должна была пересечь эту дорогу, вероятность столкновения между отрядами враждующих армий была очень большой. Возможно даже, что англичане укрылись в лесу Мульер и ждали, не появится ли возможность напасть на арьергард французской армии или захватить в плен кого-нибудь из роскошно одетых знатных господ, которые ждали в Шовиньи, пока мост будет свободен, чтобы отправиться в Пуатье.
И враги встретились. Возле Брейля французские всадники, двигаясь в северном направлении, оказались возле главных сил английской армии, и произошел бой, в котором Жан де Шатийон и графы де Жуаньи и д'Осер
были захвачены в плен ради выкупа. Эту короткую стычку, естественно, посчитали очень удачной для английской стороны, но теперь английским военачальникам стало ясно, где находятся враждующие армии одна относительно другой. Дойти до Бордо было крайне трудно, а может быть, вообще невозможно, не вступив в решающий бой, и до этого боя оставалось всего несколько часов. Для англичан стало жизненно необходимо как можно быстрее идти дальше весь этот день: надо было использовать возможность уйти далеко на юг от Пуатье до того, как французская армия сможет нанести свой удар.
Поздно вечером обе армии находились юго-восточнее Пуатье. Принц был вынужден ждать возвращения всадников, которые преследовали французских дворян. Он собрал свою армию в Савиньи-л'Эвеско, в треугольнике между дорогами, ведущими к Буржу и к Лиможу. Французский король быстро повернул свою армию на лиможскую дорогу и остановился лагерем в нескольких милях от Лиможа.
Обе стороны в эту ночь приняли меры для охраны своих лагерей. У французов коннетабль и маршалы сформировали отряд, который стал известен под названием «корпус маршалов» – мобильную и эффективно действовавшую группу, предназначенную для ночных дозоров, атаки и разведки. Англичане, которые теперь знали об угрожавшей им опасности, тоже были бдительны. В их армии был объявлен приказ, чтобы никто не оказывался впереди знамен командующих, если не получит приказа сделать это. Этот приказ, который был отдан в нескольких случаях, был не просто мерой, не дававшей бойцам расходиться в стороны. Это был запрет рыцарям и солдатам не устраивать – все равно, ради славы или ради наживы – самостоятельные вылазки против врага, к которым они постоянно имели склонность и которые ставили под угрозу успех операции и безопасность всей армии.
Для тех, кто считает (а внутренняя логика развития событий указывает на возможность этого), что армия
принца делилась на две партии – благоразумных сторонников отступления с накопленной добычей и дерзких храбрецов, которые желали большей добычи и были готовы рискнуть собой в сражении, – мы можем сказать, что Савиньи располагался так, что были возможны оба выхода. С одной стороны, здесь были большие и малые леса, которые давали преимущество англичанам: в лесу они могли укрыть свой большой обоз и устроить засады, а французам было трудно полностью развернуть в боевой порядок свою большую армию. С другой стороны, путь на юг оттуда еще был свободен. Что победит – благоразумие или смелость, – должен был решить совет.
Существовала еще одна проблема, которую надо было срочно решить, – продовольствие для армии. Как мы уже показали, во время chevauchee у солдат были то очень сытые, то голодные дни. Так же могло быть и у их лошадей. Кроме того, и люди, и кони временами могли страдать от жажды. Нет сведений о том, что английская армия испытывала большой недостаток чего-либо из продовольствия во время второго chevauchee до того, как приблизилась к Пуатье. После выхода из Ша-тельро у англичан редко была возможность добыть продовольствие или напоить коней, и к вечеру воскресенья их запасы были на исходе. В Савиньи была маленькая церковная обитель, но не было ручья, чтобы напоить коней. На расстоянии примерно трех миль оттуда находилось бенедиктинское аббатство Нуайе. В обоих монастырях англичане могли взять продовольствие, но этой еды было слишком мало для такого множества людей. Через Нуайе протекала речка Миоссон, где можно было набрать воду.
Третьей заботой англичан было найти что-нибудь, что они могли бы с выгодой для себя использовать в бою. Для этого их разведчики «скороходы» осмотрели местность.
Очень рано утром следующего дня (воскресенье) англичане и гасконцы – усталые, страдавшие от голода
и жажды, – заняли пологий склон у северного края леса Нуайе. Именно здесь было решено сражаться, если в этом будет необходимость. Немедленно были начаты приготовления к обороне.
Как раз в то время, когда враждующие армии были готовы мгновенно вступить в бой, папская власть прилагала огромные старания, чтобы не допустить сражения. Кардинал Талейран уже встречался с принцем в Монбазоне 12 сентября. Теперь он снова появился в решающий момент и делал все, что было в его силах, чтобы добиться соглашения между французским королем и принцем. «Герольд Чендос» описывает его чувства, Фруассар пишет о мастерстве, с которым кардинал вел переговоры, а некоторые хронисты передают драматический характер его заступничества. Кардинал добился перемирия на все воскресенье и весь этот день ходил от одной армии к другой с предложениями.
У французов была очень сильная позиция. Зверь загнан – ненавистные вторгшиеся к ним грабители наконец вынуждены сражаться. Их меньше, у них мало еды, предыдущие дни уже показали, что им не хватит скорости, чтобы уйти. Казалось, что если англичане решат сражаться, то они обречены. Жесткие условия были не только морально оправданны, они верно отражали сложившуюся ситуацию. Хроники сообщают, что принц был готов отпустить на свободу всех пленных, отдать захваченную добычу и взятые города и дать обещание не сражаться против французского короля в течение семи лет. Самое меньшее, на что соглашался король Иоанн II, – чтобы сам принц и сто его рыцарей сдались в плен.
Исследователи уделяют очень много внимания несхожим между собой сообщениям о событиях этого дня и очень мало – июльскому договору 1355 года, где были предусмотрены подобные обстоятельства, в которых принц находился теперь. «Если случится так, что принц будет осажден или окружен врагами так, что ему лично будет угрожать опасность, а помощь не придет вовре
мя, то для спасения себя и своих людей он может заключить перемирие на короткий или долгий срок или выйти из этого положения любым иным способом, который покажется ему наилучшим».
Именно в контексте этих слов нужно рассматривать условия, предложенные обеими сторонами. Можно было утверждать, что вследствие уже упомянутого категорического требования короля принц лично находился «в опасности» или при любом возможном развитии событий будет «в опасности» раньше чем через двадцать четыре часа, и поэтому он на законных основаниях мог использовать «иной способ, который кажется ему наилучшим». Не сохранилось никаких официальных свидетельств об ответе принца, и мы не можем быть уверены, что «Герольд Чендос» сообщает всю правду о нем. Ясно одно: принц предложил очень много, а когда у него потребовали еще больше, заявил – как уже дважды говорил представителям папы, – что не уполномочен заключать мир без согласия своего отца1. Переговоры прекратились.
1 Chandos Herald, строки 826-856. Перевод со старофранцузского примерно такой: Я не могу выполнить это дело Без короля, моего отца.
Я сделаю как вам угодно,
Если на то будет воля моего отца.
В сложившихся обстоятельствах примирение было невозможно. Французы были в одном шаге от великой победы. Англичане и гасконцы не были готовы сдаться без боя. С наступлением ночи Талейран вернулся в Пуа-тье горько разочарованный. Ни одна из сторон ему не доверяла. На следующее утро, еще до восхода, он снова попытался вмешаться и отправился сначала во французский лагерь, но его предложение было решительно отвергнуто. Естественно, что англичане не доверяли французу-послу француза-папы, когда тот вмешался в спор, в котором участвовали французы. Более того, в большой свите кардинала нашлись люди, которые не
просто симпатизировали французам, но и остались во французском лагере, чтобы сражаться на их стороне. Недовольство французов действиями кардинала было тоже естественным: он останавливал Иоанна II и его войско, когда победа по праву принадлежала им. Папа римский был последовательным в дипломатии. При любом мнении относительно беспристрастности и искренности этой дипломатии вмешательство ее представителя в тот момент было несвоевременным. Однако оно отсрочило битву на двадцать четыре часа.
Уход кардинала освободил место для боя. Было ясно: жестокое столкновение, которого ожидали утром в воскресенье, обязательно произойдет утром в понедельник, а поскольку перемирие кончалось с восходом солнца, бой, скорее всего, должен был начаться рано.
Как уже было сказано1, мы не планируем дать здесь всестороннее описание этой битвы как крупной военной операции. По сути дела, мы лишь слегка коснемся тех ее сторон, которые обсуждали в своих спорах военные специалисты, а затем перейдем к тому, чему было уделено меньше внимания.
1 См. предисловие.
Хотя легенда содержит конкретные указания на то, где находится поле боя, и обнаруженные следы сражения подтвердили легенду, у ученых много лет сохранялись сомнения по поводу того, на каком именно месте сражались армии. Это произошло на расстоянии одного лье (около 5 километров) от Пуатье. Большинство хронистов не сообщают подробностей о месте битвы. Фруассар назвал три ориентира: по его словам, бой произошел «возле Пуатье, в полях Бовуар и Мопер-тюи», но что такое и где находится Мопертюи, ученые не могли определить. Это название означает «плохая дорога», оно достаточно широко распространено (на пути, которым король Эдуард III шел от Л о до Кана,