Дети переглянулись. Сирил взял в руки сифон.
– Самое время избавиться от этой проклятой штуковины. Спустимся и поставим ее у двери священника. Сейчас ведь уже достаточно темно, чтобы нас никто не заметил. Во всяком случае, мне так кажется. Вот и пошли.
На одном из углов колокольни чуть выступала вверх башенка с дверью. Вы бы, увидев ее, моментально поинтересовались, что за ней прячется, однако Антея, Джейн, Сирил и Роберт даже заметили ее только сейчас. Ведь если у вас есть крылья и вам открыт для обследования хоть весь небосклон, вы не станете обращать внимание на какую-то жалкую дверь.
Теперь они повернулись к ней.
– Разумеется, она ведет вниз, – уверенно произнес Сирил.
И он не ошибся. Только вот дверь оказалась заперта изнутри.
А тьма вокруг все сгущалась. И от дома их отделяло огромное расстояние. А в довершение к прочему при них был сифон из-под содовой воды.
Оставлю втайне от вас, заплакал ли кто-то из них, и если так, то кто именно из них плакал и сколько времени. Вы вполне сами способны себе представить, что почувствовали бы на их месте.
Глава 5
Без крыльев
Плакал кто-то из них или нет, но, скажем так, на какое-то время всех четверых посетило острое чувство утраты веры в счастливый исход. Наконец Антея, чуть успокоившись, убрала в карман носовой платок, обняла крепко Джейн и сказала:
– Но это же только до конца ночи. Утром мы сможем подать сигналы платками. Они к тому времени как раз высохнут. Кто-нибудь снизу заметит и выпустит нас отсюда.
– Да-а, да-а, – уныло протянул Сирил. – Заметят платки, поднимутся, обнаружат сифон и отправят нас за воровство в тюрьму.
– Но ты же нам говорил, что это не воровство. Ты полностью был уверен, что это не воровство, – подчеркнула Антея.
– Тогда был, а теперь не уверен, – коротко и ясно обосновал свою нынешнюю позицию старший брат.
– А давайте-ка выкинем эту гнусную штуку прямо туда, где гуща деревьев, – указал вниз Роберт. – Кто нам тогда чего сделает?
– И она засандалит кому-нибудь по башке и убьет, – трагически хохотнул Сирил. – И станем мы, кроме воров, еще и убийцами.
– Но нам нельзя оставаться тут на всю ночь, – прохныкала Джейн. – Мне обязательно нужно съесть то, что нам полагалось к пятичасовому чаю.
– Тебе совершенно не нужен пятичасовой чай, – возразил ей Роберт. – Ты только что пообедала.
– Нет нужен, – упорствовала она. – Я не смогу без него просидеть здесь всю ночь. Ох, Пантера, хочу домой! Хочу домой!
– Ну, ну, не надо, моя дорогая, – принялась успокаивать ее та. – Все как-нибудь образуется. Перестань, перестань.
– А может, пусть лучше как раз и ревет! – в полном отчаяньи выкрикнул Роберт. – Если она будет это делать долго и громко, может, кто-то услышит и выпустит нас.
– И увидит эту штуковину для содовой, – глянула на сифон Антея. – Роберт, не будь бездушной скотиной. А ты, Джейн, наберись мужества. Нам сейчас всем одинаково плохо.
Джейн попыталась набраться мужества, и вопли ее постепенно стихли до едва слышного похлюпыванья носом.
Повисла весьма продолжительная пауза. А потом Сирил сказал:
– Нам нельзя рисковать. Сифон – недвусмысленная улика. Я сейчас спрячу его под пиджак и застегнусь на все пуговицы. Тогда, может, никто ничего не заметит. А вы должны прикрывать меня спереди. В доме священника горит свет. Значит, спать там еще не легли. Поэтому мы сейчас станем орать. Роберт, ори, как гудок паровоза. Я буду орать, как австралийский бушмен, меня папа недавно этому научил. А девчонки просто могут орать, как им нравится, главное, чтобы как можно громче. Начинаем на мой счет три. Ну, раз, два…
Идиллию тихого летнего вечера прорезал душераздирающий вопль. Служанка священника стояла как раз у окна на втором этаже, собираясь задернуть штору, да так и застыла с шнурком от нее в руке.
– Раз, два, три! – снова скомандовал Роберт, и новый разноголосый пронзительный вопль всполошил сов и скворцов, затрепыхавших крыльями под сводами звонницы, над которой стояли дети.
Служанка отпрянула от священнического окна и кинулась вниз по священнической лестнице в священническую кухню, где почти тут же лишилась чувств, но не раньше, чем рассказала слуге, кухарке и кухаркиному кузену, что видела привидение. Это, конечно, была неправда, но, по-видимому, у девушки от ужасных криков временно пострадали нервы.
– Раз! Два! Три!
Третий залп жутких воплей окончательно убедил священника, или, точнее, викария, тамошнего прихода, что это не слуховая галлюцинация, и он стремглав вылетел из гостиной в прихожую.
– Кажется, моя милая, на колокольне творится смертоубийство, – сказал он стоявшей рядом жене. – Дай мне поскорее шляпу и толстую трость. И вели Эндрю, чтобы он шел со мной. Боюсь, нам придется иметь дело с тем самым безумцем, который украл язык.
Он распахнул дверь на улицу, и дети увидели вспышку света. А затем он вышел за дверь, и дети увидели его черный силуэт. И, прекратив крики, они решили чуть отдышаться, а заодно посмотреть, что он собирается делать дальше. Когда он повернулся взять шляпу из рук у жены, Сирил обеспокоенно проговорил:
– Он считает, ему показалось, что он что-то слышал. Орем снова и очень громко. Раз, два, три!
Это был вопль максимальной силы. Жена викария обхватила мужа за шею и в свою очередь возопила, что, впрочем, в сравнении с грандиозным воплем детей звучало не более впечатляюще, чем писк комара.
– Ты не должен туда идти, – взмолилась она. – Я не пущу тебя одного. Джесси!
Служанка уже пришла в чувство и, вылетев пулей из кухни, остановилась перед хозяйкой с разинутым ртом в ожидании приказаний.
– Пришли к нам немедленно Эндрю, – распорядилась жена викария. – В церковь проник опасный безумец. Пусть идет туда и поймает его.
Джесси кинулась к кухне, на ходу с обожанием бормоча:
– Уж такой-то мужчина как пить дать поймает. Такой-то мужчина видный. Эндрю! – проорала она, едва оказавшись на кухне. – Там, в церкви, ктой-то как сумасшедший вопит. И от хозяйки тебе приказание пойти и поймать его.
– Один не пойду, – тихо, но твердо ответил ей видный мужчина Эндрю, а хозяину он ответил громко и коротко: – Да, сэр.
– Ты эти крики-то слышал? – поинтересовался викарий.
– Да вроде, кажись, чегой-то такое было, – ответил слуга.
– Ну вот и пошли, – сказал викарий. – Дорогая, я должен, – мягко, но решительно затолкал он в дом стоявшую на пути жену, изо всех сил пытавшуюся предоставить слуге возможность единолично сразиться с опасным безумцем, и, захлопнув дверь, потащил Эндрю за руку к церкви.
Их встретил новый залп воплей, а когда они стихли, видный мужчина Эндрю, почему-то не торопясь им навстречу, остановился и крикнул:
– Эй, вы там! Это чего, вы нас звали?
– Да-а! – прокричали в ответ четыре далеких голоса.
– Феноменально! – воскликнул священник. – Можно подумать, они где-то в небе.
– Эй, где вы есть-то? – по-прежнему не двигался с места слуга.
И Сирил ему в ответ прокричал самым низким из всех голосов, на которые был способен:
– Церковная! Колокольня! На крыше!
– Ну и спускайтесь оттуда живо! – грозным голосом гаркнул видный мужчина Эндрю, но в тоне его не ощущалось уверенности, что он мечтает о встрече.
А Сирил опять отозвался самым низким из всех голосов:
– Не можем! Дверь! Заперта!
– Святые небеса! – всплеснул руками викарий. – Эндрю, беги в конюшню за фонарем. А может быть, даже стоит позвать на подмогу людей из деревни.
– Ежели остальная часть ихней банды вокруг ошивается и свой момент ожидает, чтобы напасть, то очень даже и стоит, – с большим воодушевлением поддержал предложение о подмоге видный и смелый мужчина Эндрю. – Чтобы мне лопнуть, сэр, коли на колокольне это у них не ловушка. Здесь, кстати, сейчас возле кухни, у черной двери кузен кухаркин стоит. А он егерь, сэр, с опасными личностями дело иметь привычный. И ружье при нем, сэр.
– Эй, там! – прокричал с колокольни Сирил. – Идите сюда! Нас нужно скорее выпустить!
– Скоро придем! – проорал в ответ Эндрю. – Только за полицейским и за ружьем сперва сбегаю!
– Эндрю, побойся Бога, – с осуждением покачал головой викарий. – Это ведь ложь.
– Кому, может, и ложь, а таким, как они, считайте, что чистая правда, – несколько по-другому смотрел на вещи слуга.
Он понесся за фонарем и кузеном кухарки, а из дома вновь вышла жена викария с обращенными к мужу мольбами соблюдать предельную осторожность.
Пересекая церковный двор, который теперь тонул в густой тьме, священник, слуга и кузен кухарки обсуждали возникшую ситуацию. Викарий по-прежнему был убежден, что на колокольне обосновался безумец, оставивший в кладовой бредовейшее письмо и похитивший из нее холодный язык вместе с прочими вкусностями, Эндрю упорно отстаивал версию хитрой ловушки, расставленной крайне опасной бандой грабителей, кухаркин кузен же вообще ничего не пытался предположить, но вел себя с полной невозмутимостью и спокойствием.
– Много шума, знать, зубы коротки, – прибег он к какой-то своей лесной поговорке. – Опасные-то потише себя ведут.
И он совсем не боялся. Правда, у него было ружье. Поэтому и удостоился он доверия подниматься первым по порядком истертым крутым ступеням узенькой винтовой лестницы, ведущей на колокольню. И он возглавил процессию, держа в одной руке фонарь, а в другой ружье. Эндрю поднимался вторым и позже бахвалился, что как-никак проявил куда больше смелости, чем хозяин, хотя на самом-то деле ему не давала покоя мысль о ловушке и он рассчитывал, что, оказавшись посередине, избежит нападения сзади, которое, если уж и случится, настигнет викария.
И вот так, один за другим, они поднимались все выше и выше, одолевая виток за витком старинной узенькой крутой лестницы, миновали хоры, где с потолка свисали, словно гигантские гусеницы, распушенные на концах веревки от колоколов, потом по еще одной лестнице достигли звонницы, где висели уснувшие на ночь сами колокола, за звонницей одолели еще приставную лестницу с широкими ступеньками, а за ней – еще несколько каменных ступенек, которые привели их к маленькой, запертой на засов дверце.
Кузен кухарки, служивший егерем, пнул сапогом эту дверь и сказал:
– Эй, вы там!
И дети, стоящие по ту стороны двери, вцепились друг в друга. Их била дрожь, а голоса настолько осипли от воплей, что они едва могли говорить. Сирил, однако, нашел в себе силы с трудом просипеть:
– Эй вы, привет вам там.
– Ну, и каким вас ветром сюда занесло? – спросил по другую сторону двери егерь.
Объяснять, что они залетели на крыльях, вряд ли имело смысл, поэтому Сирил ответил:
– Ну, мы забрались сюда, а потом кто-то двери закрыл. Выпустите нас.
– И какое ж вас там количество? – задал новый вопрос егерь.
– Только четверо, – поторопился внести ясность Сирил.
– Вы вооружены? – привык по работе все выяснять до конца кухаркин кузен.
– Мы? Что?
– Учтите, ружье у меня на взводе, – не привык миндальничать с нарушителями кузен кухарки. – Так что без вывертов там всяких мне. А коли откроем дверь, обязуетесь тихо, без ерунды, спуститься?
– Да! О, да! – отозвался сиплый нестройный хор.
– Святое благословение! – произнес совершенно ошеломленный викарий. – Неужто моих ушей и впрямь достиг женский голос?
– Дверь-то мне как, отпирать или нет, сэр? – деловито осведомился кухаркин кузен.
Видный и смелый мужчина Эндрю, нервозно хихикнув, попятился несколькими ступеньками ниже – исключительно, как говорил он позже, чтобы не помешать.
– Да, – ответил викарий. – Отпирай. – И, склонившись к замочной скважине, обратился к стоявшим снаружи: – Мы пришли вас освободить. Даете ли вы обещание, что воздержитесь от насильственных действий?
– Ну и засовы, – натужно пыхтел в это время егерь. – Будто намертво в скобах засели. Можно подумать, их лет полста не трогали.
Так, в общем, дело с ними примерно и обстояло, и егерь изрядно с ними намучился, прежде чем отодвинул, а потом зычным голосом произнес в замочную скважину:
– Отойдите к другой стороне колокольни. Иначе не отопру. И ежели кто приближаться начнет без моей команды, стреляю.
– Мы уже все на другой стороне, – сообщили немедленно голоса.
Кухаркин кузен распахнул с решимостью истинно героической личности дверь и, ступив на свинцовую крышу, высветил фонарем из вечерней тьмы тесно прижавшуюся к парапету с другой стороны колокольни группу отчаявшихся.
Рука с ружьем опустилась, фонарь из другой руки чуть не выпал на землю, и егерь в полном ошеломлении пробормотал:
– Чтоб мне лопнуть, коль это не кучка детей.
– Как вы сюда попали? – вышел из дверцы на крышу викарий. – Немедленно отвечайте.
– Ой, отведите сначала нас вниз, – подбежав, вцепилась в его одежду Джейн. – А потом мы расскажем вам все, что хотите. Вы, конечно, нам не поверите, но это не важно. Ой, только скорее, пожалуйста, вниз.
Остальные его обступили с мольбой о том же. Все, кроме Сирила. Ему было не до того. Обе его руки, внимание и энергию целиком поглощала борьба с сифоном для содовой, который упорно стремился выскользнуть из пиджачка. Но, пусть и стараясь держаться в тени, он все-таки тоже издали произнес:
– Пожалуйста, отведите нас вниз.
И их повели вниз. И спускаться вниз в темноте с незнакомой колокольни оказалось совсем не просто, но егерь им помогал. Всем, кроме Сирила, который по-прежнему вынужден был хранить независимость из-за сифона для содовой, норовящего, как и прежде, удрать. На полпути вниз ему это даже почти удалось, но Сирил, едва удержавшись на узенькой винтовой лестнице, все же сумел в последний момент схватить беглеца за металлический носик. Вот почему лицо его было землисто-бледно и неподвижно, а тело тряслось мелкой дрожью, когда наконец долгий спуск завершился и все ступили на каменные плиты церковного крыльца.
Егерь внезапно схватил обоих мальчиков за руки.
– А вы, сэр, девчонок ведите, – обратился он к викарию. – Вместе с Эндрю как раз с ними справитесь.
– Отпустите! – охватило негодование Сирила. – Мы же не собираемся никуда убегать. И вашей церкви ничего плохого не сделали. Отпустите!
– Лучше пошевели-ка ногами, – не внял его доводам егерь.
И Сирил смирился, потому что сифон в это время опять обуяла жажда свободы, и он начал самым решительным образом от него ускользать.
Едва их ввели в кабинет викария, туда тут же влетела его жена.
– О, Уильям, ты жив и не ранен? – вскричала она.
– Он абсолютно жив и ничуть не ранен, – подтвердил Роберт. – Мы не причинили ему никакого вреда. Только, пожалуйста, мы уже очень сильно опаздываем, и дома о нас тревожатся. Не могли бы вы нас отправить туда в вашем экипаже?
– Или просто нам подскажите, где здесь ближайшая гостиница, тогда мы в ней сможем сами нанять экипаж, – подхватила Антея. – А то, боюсь, Марта действительно беспокоится.
Потрясенный и утомленный викарий рухнул на стул. Сирил тоже сел, но вынужден был, удерживая под пиджаком сифон, наклониться вперед и упереть локти в колени.
– Как же случилось вам оказаться запертыми на колокольне? – окинул детей растерянным взглядом викарий.
– Ну, мы поднялись наверх, – начал медленно Роберт. – А так как к этому моменту уже были очень утомлены, то заснули. А проснувшись, вдруг обнаружили: дверь заперта. Что нам еще после этого оставалось, как только кричать.
– Да уж. – Жена викария просто кипела от возмущения. – Перепугали тут всех нас до полусмерти. Вам должно быть ужасно стыдно.
– А нам и ужасно стыдно, – сочла за лучшее согласиться с ней Джейн.
– Но кто же там запер дверь? – по-прежнему мало что понимал викарий.
– Вот этого я совершенно не знаю, – сказал чистую правду Роберт. – Пожалуйста, помогите нам поскорее добраться домой.
– Ну что же, – вздохнул викарий. – Кажется, нам в самом деле именно это и надо сделать. Эндрю, запрягай экипаж. Отвези их домой.
– Не-а, один не поеду, – решительно заявил сам себе этот видный мужчина.
– И пусть этот случай станет для вас хорошим уроком на будущее, – счел своим долгом прочесть назидание детям викарий.
И оно у него получилось ужасно длинным, и дети с тоскою слушали, а вот егерь не слушал, потому что его внимание было поглощено бедолагой Сирилом. У этого егеря накопился богатый опыт в борьбе с браконьерами, и взгляд его моментально улавливал человека, который старается что-то спрятать. И вот в тот момент, когда преподобный дошел в своей назидательной речи до утверждения, что праведным детям надо стремиться быть для своих родителей благом, а не позором, егерь вмешался:
– А вы лучше б, сэр, попросили его показать, чегой-то он там под своим пиджаком-то удерживает?
И Сирилу стало ясно: больше ему ничего не надо скрывать. Он поднялся, расправил пошире плечи в стремлении выглядеть именно так, как выглядели в его любимых книгах юноши с чистыми помыслами, когда кто-нибудь подвергал сомнению славу и благородство их рода или готовность пожертвовать жизнью во имя долга, чести и справедливости. И именно с таким видом Сирил извлек сифон из-за пазухи, произнеся самым что ни на есть благородным тоном:
– Ну вот. Тогда вот он.
В кабинете викария сделалось очень тихо, и Сирил понял: ему придется продолжить. И он продолжил:
– Ну да. Мы взяли это из вашей кладовки. А еще – курицу, язык и хлеб. Мы были очень голодные. Поэтому мы не взяли ни пудинга с заварным кремом, ни джем, а взяли только хлеб, мясо и воду. И мы не виноваты, что вода у вас была только в сифоне для содовой. Мы взяли только необходимое для поддержания наших жизненных сил. И оставили вам в уплату полкроны с письмом. И нам очень-очень жаль. И наш папа, конечно, заплатит вам штраф и все остальное, что вы захотите, только не надо нас отправлять в тюрьму. Наша мама такого не вынесет. Вы же нам сами сейчас сказали, что мы не должны быть позором. Вот и не надо нас превращать в позор для родителей, если мы уже обо всем так ужасно жалеем. Вот.