– Нет! Нет! – выкрикнула Антея.
Сирил свирепо уставился на нее.
– Конечно, желаем, – подтвердили нестройным хором обе цыганки и попытались вырвать ребенка из рук мужчины.
Ягненочек громко завыл.
– Ой, ему больно! – выкрикнула Антея.
– Замолчи и доверься мне, – шепотом процедил Сирил сквозь зубы, после чего громким голосом обратился к цыганам: – Он всегда ведет себя плохо с людьми, которых не знает. Поэтому лучше, наверное, если мы здесь у вас с ним еще посидим, пока он у вас здесь не пообвыкся. Когда вы начнете ложиться спать, мы уйдем, а малыш, даю слово чести, останется с вами, если он вам по-прежнему будет нужен.
– Это по-нашему, – одобрил цыган, державший ребенка и одновременно боровшийся с узлом на платке, который Ягненочек, дергая за концы, ухитрился так затянуть на его краснодеревной шее, что он уже задыхался.
Цыгане начали шепотом совещаться, и у Сирила появилась возможность тихим голосом объяснить остальным:
– Сможем дождаться заката, уйдем.
Брат и сестры тут же исполнились восхищения им, – ему единственному из всех хватило сейчас ума и смекалки вспомнить, насколько недолговечны дары Саммиада.
– А как там насчет обеда? – спросил вдруг Роберт.
Остальные с презрением на него покосились.
– Не совестно ли тебе думать о своем дурацком обеде, когда твой бр… то есть ребенок… – жарко и сбивчиво прошептала Джейн.
Но Роберт, украдкой ей подмигнув, громко и бодро продолжил:
– Вы же не возражаете, если я сбегаю быстро сейчас домой и принесу всем в корзинке обед?
Сирил, Антея и Джейн запрезирали его окончательно, не догадываясь в своем благородном негодовании, что у него возник тайный план. Цыгане были куда смекалистее и загалдели наперебой:
– Уйдешь за обедом, а вернешься с полицией и заявишь, что это ребенок ваш. Ты спящего-то хорька когда-нибудь видел? – с многозначительным видом осведомились они.
– А если проголодались, можете с нами поесть, – уже вполне добродушно предложила цыганка со светлыми волосами. – Эй, Леви, – крикнула она мужчине, который носил на шее платок. – У этого благословенного дитятки сейчас от воплей пупок развяжется! Отдай его маленькой леди. Может, она и взаправду его к нам приучит.
Ягненочка возвратили Антее, однако цыгане стояли вокруг детей столь тесно и близко, что он никак не мог успокоиться. Сообразив, в чем причина, Леви с платком на шее сказал:
– Фараон, разводи-ка костер. А вы, женщины, займитесь готовкой, чем понапрасну ребенка расстраивать.
Цыгане нехотя принялись за работу, оставив детей и Ягненочка сидеть на траве.
– С ним на закате все будет в порядке, – глядела Джейн на Ягненочка. – Но мне как-то страшно. Вдруг они обозлятся, когда в себя придут? Могут побить нас. Или привяжут к деревьям. Или еще что-нибудь хуже сделают.
– Ничего они нам не сделают, – возразила Антея. – Ой, Ягненочек, милый, не надо тебе больше плакать. Ты у Панти уже, мой лапочка. А они, мне кажется, люди не злые, – вновь обратилась она к сестре. – Иначе не предложили бы нас накормить.
– Накормить, – возмущенно выдохнул Роберт. – Ни за что к их гнусной еде не притронусь. Она у меня застрянет поперек горла.
Остальные были с ним полностью солидарны. Однако, когда цыганский обед наконец поспел (а случилось это около пяти вечера, поэтому он обернулся скорее ужином), неожиданно вышло, что дети с достаточным удовольствием начали есть. Трапеза состояла из вареного кролика с луком и какой-то птицы, похожей на курицу, но с более терпким вкусом и несколько жестче. Ягненочек же поужинал хлебом, размоченным в подогретой воде и посыпанным сахаром, который ему так понравился, что он даже позволил себя покормить двум цыганским женщинам, правда, сидя при этом по-прежнему на коленях у старшей сестры.
Весь жаркий и длинный исход этого дня Роберту, Сирилу, Антее и Джейн пришлось усиленно развлекать Ягненка. Цыгане ведь наблюдали за ними с надеждой и должны были видеть, что он здесь, у них вполне счастлив. К тому времени, как стволы деревьев стали отбрасывать на луга длинные черные тени, он действительно вполне мирно воспринимал общество цыганки со светлыми волосами и даже, встав на ноги и прижав к груди руку, отвесил поистине джентльменский поклон двум цыганским мужчинам. Весь табор был от него в полнейшем восторге, и так как Сирилу, Роберту, Антее и Джейн не приходилось еще демонстрировать достижения малыша перед столь многочисленной и благодарной аудиторией, они испытали от этого даже некоторое удовольствие. Но, конечно же, им все равно не терпелось дождаться заката.
– По-моему, это дурацкое ожидание у нас уже входит в привычку, – хмуро пробормотал Сирил. – Вот просто мечтаю что-нибудь загадать такое, чтобы мы не хотели заката.
А солнце уже опускалось за гору, свет его все отчетливее уступал место теням, и они делались мало-помалу длиннее и шире, норовя слиться в огромное мягкое покрывало вечерних сумерек. Мне кажется, люди, установившие время, после которого нужно включать велосипедные фары, с особой тщательностью отследили именно этот процесс, и, вероятно, они впадают в страшное беспокойство, если дневное наше светило вдруг чуть замешкается с закатом. Детям стало сейчас казаться, что оно чересчур уж медлит, тем более что цыганам начало явно уже докучать их общество.
– Ну, молодые-красивые, пора б вам и головы на подушки у себя дома класть, – заявил напрямик мужчина с красным платком на шее. – Пацанчик-то вроде бы в полном теперь порядке и задружился с нами. Дальше уж мы с ним самостоятельно справимся. А вы шуруйте своей дорогой.
Женщины и местные цыганские дети тут же столпились вокруг Ягненочка, простирая к нему руки и зазывно щелкая пальцами. Их лица сияли, они дружелюбно ему улыбались, но верный малыш, не подпав под их чары, только сильнее вцепился всеми конечностями в Джейн, которая в тот момент держала его на руках, и исторг из себя самый мрачный и яростный рев за весь этот день.
– Нет, мисс, так не пойдет, – сказала одна из женщин. – Отдай-ка мне малыша. Мы живо его успокоим.
А солнце так до конца не садилось и не садилось.
– Предлагай, что мы сами его спать уложим, – зашептал Сирил Антее. – И еще предлагай что угодно, только бы выиграть время. И будь готова к побегу, когда этому глупому солнцу наконец придет в голову закатиться.
И Антея с немыслимой скоростью затараторила:
– Да, да, мы, конечно, сейчас его вам отдадим. Только сперва разрешите мне вам рассказать. Каждый вечер он принимает теплую ванну, а каждое утро – холодную. В теплой ванне с ним вместе купается фарфоровый зайчик, а в холодной – маленький фарфоровый Самуил, который молится на красной фарфоровой подушечке. А если Ягненочку вдруг попадет в глазки мыло, он…
– Гуазки, – вмешался Ягненочек, который, едва Антея заговорила, затих и с большим интересом слушал.
Женщина засмеялась:
– Будто бы я детей никогда не купала. Оставляй мне его. Сейчас тебя Милли возьмет на ручки, мой золотой, – вкрадчиво обратилась она к малышу.
– Уйди, гагая, – замахал на нее руками Ягненочек.
– Еще я должна обязательно рассказать про его еду, – снова затараторила Антея. – На завтрак ему дают банан, или яблоко, или хлеб с молоком. А к пятичасовому чаю иногда яйцо, а иногда…
– Я вырастила десятерых, – наскучило слушать цыганке со смоляными кудрями, – и еще нескольких. – Видимо, не совсем точно помнила она количество своих многочисленных отпрысков. – Так что давай малыша сюда поскорее, мисс. Терпежу просто нету, как мне охота обнять его.
– Мы еще не решили, чьим ему быть, Эстер, – строго напомнил один из мужчин.
– И уж наверняка не твоим, Эстер, – подхватила одна из женщин. – У тебя сейчас пять малышей и так за юбку цепляются.
– А я бы на твоем месте язык свой попридержал, – угрожающе на нее зыркнул муж Эстер. – У меня, между прочим, тоже есть свое мнение.
– Он будет мой, – с вызывающим видом уперла руки в бока девушка по имени Зилла. – Я не замужем, печься мне не о ком, значит, пусть мне и достанется.
– Да кто тебя спрашивает! – загалдел возмущенно табор. – Ты губы-то не раскатывай! Не наглей!
Страсти стремительно накалялись. Голоса звучали все яростней. Смуглые лица цыган заострились, в глазах заплясало темное пламя вражды. И вот, когда спор уже был готов обернуться яростной потасовкой, по толпе пронесся недоуменный гул, и табор затих. Словно вдруг кто-то невидимый прошелся по всем этим людям губкой, стерев с них накал безумства, как стирают ненужные надписи с классной доски.
Но, даже поняв, что солнце наконец село, дети еще какое-то время боялись сдвинуться с места. Цыган охватило полное замешательство, и они ошалело таращились друг на друга, не в силах произнести ни слова.
Детям сейчас было страшно даже дышать. Никто ведь из них не знал, как себя поведут эти люди, когда опомнятся. Вдруг, осознав свое глупое поведение, от стыда впадут в ярость?
Это был очень трудный момент, и Антея внезапно пошла на отчаянный шаг.
– Возьмите его, – протянула она Ягненочка мужчине с платком на шее.
Тот испуганно отшатнулся.
– Мне не хотелось бы вас лишать его, мисс, – хрипло ответил он.
– Любому, кто хочет, могу уступить свою долю, – сказал другой мужчина.
– А мне и своих довольно, – объявила Эстер.
– Он у вас очень миленький крохотный человечек, – проговорила Амелия, единственная из своих соплеменников еще сохранившая интерес к ребенку.
А девушка Зилла смущенно пробормотала:
– Верно, мне солнцем голову напекло, потому как уж мне-то он вовсе не нужен.
– Значит, мы его забираем с собой? – осторожно осведомилась Антея.
– А то, – с облегчением выдохнул Фараон. – Вам до дому давно пора.
И табор бросился торопливо готовить к ночлегу свои палатки. Рядом с детьми осталась только Амелия. Проводив их до поворота, она попросила:
– Позвольте мне, пожалуйста, юная мисс, я его поцелую. Прямо в толк не возьму, что нас дернуло так по-дурацки себя повести? Мы, цыгане, младенцев-то не воруем, пусть даже вас таким и стращают, когда вы расшалитесь. У большинства наших своей ребятни предостаточно, только вот я всех своих потеряла.
Она склонилась к Ягненочку, а он, посмотрев ей в глаза, вдруг начал гладить ее лицо пухлой грязной ладошкой и сказал:
– Хоосая, хоосая.
А потом не только позволил цыганке поцеловать себя, но и сам ответил ей поцелуем в смуглую щеку. И это был замечательный поцелуй, а не какой-нибудь там слюнявый, какие порой позволяют себе малыши его возраста. Цыганка провела пальцем по его лбу, будто бы что-то на нем написав, затем сделала то же самое на его груди, руках и ногах и сказала:
– Пусть будет он храбрым и мудрым. С отважным сердцем, полным любви. Руками, ловкими для любой работы. И ногами, выносливыми даже для очень длительных странствий. И пусть он, куда б ни отправился, всегда возвращался целым и невредимым к своим.
Она что-то еще добавила на своем языке, но дети, ясное дело, ни слова не поняли, а затем с улыбкой произнесла:
– Ну, а теперь до свидания. Очень рада была повстречаться с вами. – И, повернувшись, направилась быстрым шагом к одной из палаток, разбитых на придорожной траве.
Дети смотрели ей вслед, а когда она скрылась из виду, Роберт высокомерно бросил:
– По-моему, на нее даже закат не подействовал. Что за чушь она нам несла?
– А мне показалось, с ее стороны это было даже довольно по-доброму, – возразил ему Сирил.
– Довольно? – возмутилась Антея. – Да это было как раз очень-очень по-доброму.
– Я считаю, она просто очень хорошая, – подхватила Джейн.
И они поспешили домой, опоздав очень сильно к пятичасовому чаю и просто катастрофически на обед, за что Марта, конечно, им выдала по первое число. Но даже это было совершеннейшей ерундой по сравнению с главным: малыш остался в целости и сохранности.
– А интересно ведь, да? – начал чуть позже с задумчивым видом Роберт. – Выходит, Ягненочек был нам сегодня нужен не меньше, чем всем остальным.
– Конечно, – разом кивнули сестры и брат.
– Но разве после захода солнца для нас в этом смысле что-нибудь изменилось? – продолжил Роберт.
– Нет, – откликнулись остальные.
– То есть на нас заход солнца не повлиял, – сказал Роберт.
– И не мог повлиять, – убежденно произнес Сирил. – Нам же Ягненочек нужен не из-за сегодняшнего желания. Мы ведь на самом деле в душе всегда любили его. Просто сегодня утром себя повели совершенно по-свински. Особенно Роберт.
И Роберт, стоически выслушав эти слова, ответил:
– Ну да, я сегодня утром и впрямь подумал, будто Ягненочек нам не нужен. И, наверное, в этом деле себя вел по-свински. Но как только возникла угроза его потерять, я начал думать совсем другое.
Такой вот моралью, мои дорогие, и завершается эта глава. Вообще-то я не была намерена писать главу с моралью. Но мораль существо упрямое и настойчивое, словно незваный гость. Вы ее вроде не приглашали, а она захотела и влезла. И если она, пусть даже и вопреки моему желанию, пожаловала сюда, мне остается пойти у нее на поводу и дать вам совет. Пожалуйста, вспомните эту историю, когда вам в очередной раз вдруг покажется невыносимым общество младших братьев или сестер и вас дернет повести себя по отношению к ним по-свински. Надеюсь, подобные чувства вас охватывают лишь изредка, однако убеждена, даже с вами это случается.
Глава 4
Крылья
Следующий день оказался слишком дождливым и для прогулки и тем более для встречи с песчаным эльфом. Нечего было даже надеяться, что он в такую мокрядь покинет свое убежище. Ведь вода была для него губительна, и всего лишь какая-то капля ее, попавшая ему много тысячелетий назад, еще в каменном веке, на левый усик, до сих пор вызывала в нем боль.
Из-за сидения дома день показался детям ужасно длинным, и они начали писать маме – каждый свое письмо. Но Роберт имел несчастье почти сразу же перевернуть большую и под завязку наполненную содержимым чернильницу на ту часть стола, где Антея держала конструкцию из склеенного резиновым клеем и разрисованного тушью картона, которую называла своим тайным ящиком.
Роберт был совершенно не виноват. Все случилось из-за стечения обстоятельств. Он просто-напросто поднял чернильницу над столом, чтобы немного ее переставить. Но почему-то именно в этот момент Антее приспичило поднять крышку своего ящика, а Ягненочку – забраться под стол и сломать там свою пищащую заводную птичку, внутренности которой исторгли замечательно подходящую остренькую пружинку, словно специально созданную для того, чтобы деятельный малыш моментально вонзил ее Роберту в ногу. Ну и, конечно, в таких условиях чернилам просто не оставалось иного пути, как низвергнуться на тайный ящичек, а вместе с ним – и на полунаписанное письмо Антеи.
И оно стало выглядеть так:
Дорогая мама! Надеюсь, с тобой все в порядке, а бабушке уже лучше. На днях мы… Далее следовало чернильное озеро, а за ним Антея приписала карандашом: Это не я опрокинула чернила, но у меня ушло столько времени, чтобы их собрать, что больше тебе сейчас ничего не напишу, так как настала пора отправлять почту. Твоя любящая дочь Антея.
Роберт к моменту, когда пролились чернила, текст своего письма еще только обдумывал, рисуя на промокашке корабль, а после того, как чернильница опрокинулась, вынужден был помогать Антее с очисткой стола, вслед за чем пообещал ей соорудить новый тайный ящик, еще лучше прежнего, и она сказала:
– Тогда сделай это, пожалуйста, прямо сейчас.
Словом, к моменту отправки почты письмо его так и не состоялось, как, впрочем, и новый ящик.
У Сирила, наоборот, очень быстро вышло замечательное большое письмо, и, справившись с ним, он отправился устанавливать ловушку на слизней, про которую прочитал в журнале «Домашний садовник». Но к моменту отправки почты выяснилось, что его послание бесследно исчезло и ни в тот день, ни потом нигде не нашлось. Возможно, его съели слизни.
В итоге маме ушло только письмо Джейн, в котором она хотела написать про Саммиада, однако столь долго думала, как правильно пишется его имя, что на рассказ о нем у нее не хватило времени. Ведь нет никакого смысла о чем-то рассказывать, если не можешь сделать это как следует. Вот ей и пришлось ограничиться следующим:
Моя дорогая, мама дорогая!
Мы все ведем себя, как ты нам говорила, хорошо по возможности. У Ягненочка небольшой насморк, но Марта сказала, что это сущая ерунда по причине того, что он на себя вылил золотую рыбку. Когда мы тут как-то ходили в гравийный карьер, то пользовались безопасной дорогой, по которой ездят повозки, и там мы нашли…
Здесь-то она и задумалась над правописанием имени песчаного эльфа. И на это ушло полчаса, которые оставались до отправки почты. Потому что она не знала, и остальные тоже не знали, и в словаре, хотя они в него и заглядывали, ответ не нашелся. Вот Джейн и успела только добавить:
Мы нашли что-то такое ужасно странное, но почту уже пора отправлять, поэтому твоя маленькая девочка больше тебе ничего не напишет.
Джейн.P. S. Если бы ты знала, что любое твое желание исполнится, то что захотела бы пожелать?
Тут как раз протрубил в рожок почтальон, и Роберт понесся навстречу ему с письмом Джейн под дождь. Вот так и вышло, что, несмотря на стремление всех четверых рассказать маме про песчаного эльфа, она ничего о нем не узнала. Были, впрочем, еще причины, в силу которых она о нем не узнала, но о них вы узнаете позже.