На следующий день к детям приехал дядя Ричард и повез всю компанию, кроме Ягненочка, в Мейдстоун. Этот дядя относился к породе самых лучших на свете дядей, поэтому первым делом они отправились в магазин игрушек, где каждому было предоставлено право выбрать любое по собственному желанию – без ценовых ограничений и всякой там назидательной чепухи, что вещи нужно приобретать непременно полезные для вашего развития.
Исключительно мудрый, замечу, подход. Дети ведь так неопытны и наивны и, если вы им ничего не навязываете, порой совершенно самостоятельно вдруг выбирают действительно очень полезные для своего развития вещи, хотя абсолютно к этому не стремятся. Именно так и произошло с Робертом, который думал, думал, и когда уже дядя сказал, что пора уходить, выбрал в последний момент впопыхах коробку, на которой были изображены быки с крыльями и человечьими головами и люди, тоже крылатые, но с головами орлов. Он понадеялся, что внутри окажутся фигурки точно таких же существ, и только дома, открыв коробку, обнаружил в ней пазл для воскресного времяпрепровождения с изображением сцены из жизни древнего месопотамского города Ниневии. Брат и сестры тоже выбрали в самый последний момент, но позже ни разу не пожалели. Сирил стал обладателем модели паровоза. Антея и Джейн получили по кукле и один на двоих кукольный чайный сервиз с незабудками. А мальчикам дядя купил, один на двоих, лук со стрелами.
Затем дядя Ричард прокатил всех на лодке по прекрасной реке Медуэй. А после этого они насладились пятичасовыми чаем со всевозможными сладостями в великолепной кондитерской и возвратились домой слишком поздно, чтобы идти к Саммиаду с желанием.
Дяде Ричарду дети совсем ничего не рассказывали о песчаном эльфе. Причины не знаю. И они не знали, но мне почему-то кажется, что вы догадались.
День, последовавший за тем, в который их дядя явил пример поистине образцового поведения, выдался редкостно знойным. Люди, решающие, какой наступить погоде, и публикующие для нее в газетах приказы, потом сообщили, что это был самый жаркий день за историю метеонаблюдений последних лет, хотя, согласно их указанию, погоде следовало всего-навсего чуть потеплеть по сравнению со вчерашней и лить дожди. Но, по-видимому, у нее ушло столько сил на процесс потепления, что исполнить приказ по части дождей не вышло. Вот поэтому их и не было.
Вам когда-нибудь приходилось подняться в пять часов солнечным летним утром? Если нет, сообщаю: оно прекрасно. Мир объят розово-желтым светом, трава и деревья усеяны бриллиантиками росы. А взгляд теней устремлен совершенно в иную сторону, чем на закате. И вас охватывает потрясающее ощущение, потому что привычный вам мир вдруг предстанет вам совсем по-новому.
Антея не просто проснулась в пять. Она заставила себя это сделать. И пусть вам даже придется чуть подождать продолжения главной истории, я все же должна поделиться с вами, как достигают подобных целей.
Вечером вы ложитесь в постель непременно на спину и, вытянув руки по швам, тоном, не допускающим возражений, себе говорите: «Мне нужно проснуться в пять» (ну, или в шесть, или в семь, или в восемь, или в девять, в зависимости от данной конкретной задачи). Голову надо при этом поднять с подушки, так чтобы ваш подбородок крепко прижался к груди. Затем вы снова откидываетесь на подушку, опять подняв голову, произносите ту же фразу и повторяете упражнение столько раз, во сколько вам нужно проснуться (подсчет, полагаю, труда не составит). Здесь еще многое связано с вашим желанием пробудиться в пять (шесть, семь, восемь или в девять). Если вы этого не особо хотите, даже такой потрясающий способ окажется бесполезен, но если проснуться вам важно и нужно, он должен сработать. Разумеется, настоящее мастерство, как и в решении всех других сложных задач, вроде латинской грамматики или реализации ваших собственных хитроумных проделок, придет к вам лишь с практикой. И вот Антея как раз пробудилась в свои пять утра с идеально отточенным мастерством.
Открыв глаза в тот момент, когда черно-золотые часы в столовой начали отбивать одиннадцать, она моментально определила, что на самом деле сейчас без трех минут пять. Черно-золотые часы всегда отбивали время неправильно, однако Антее не стоило никаких усилий вычислить правильный результат. Это как с иностранным языком. Если вы его выучили, то легко поймете того, кто вам на нем что-то сказал.
Антею сильно клонило в сон, но она, броском выскочив из кровати, окунула лицо и руки в тазик с холодной водой. Это такое волшебное средство против желания снова вернуться в постель. Отогнав от себя таким образом остатки сна, она оделась, аккуратно, шов к шву, сложила ночную рубашку, что, как вы понимаете, свидетельствует о прекрасном ее воспитании, подхватила туфли, держа их в руке, бесшумно спустилась по лестнице, затем отворила в столовой окно и выскользнула сквозь него на улицу. Вообще-то она могла с таким же успехом воспользоваться входной дверью, но с окном получилось, во-первых, куда романтичнее, а во-вторых, было меньше риска, что Марта заметит.
– Всегда теперь буду вставать в пять часов, – огляделась Антея. – Уж очень вокруг красиво.
Сердце ее учащенно билось. Она собиралась осуществить сейчас совершенно самостоятельный план, в правильности которого не была до конца уверена. Зато была совершенно уверена, что, поделившись им с остальными, уж точно его не улучшит. А еще ей казалось, правильно или нет, что лучше осуществить задуманное без участия сестры и братьев. Обувшись на выложенном красно-желтой плиткой полу под железной верандой, она устремилась к гравийному карьеру, где тут же нашла отмеченное позавчера камнями место и откопала Саммиада.
Песчаный эльф был крайне рассержен.
– Верх непорядочности будить меня в столь арктический холод и в такой ранний час, когда фактически ночь на дворе, – заявил он, топорща шерсть, как хохлятся голуби на рождественской стуже.
– Прошу прощения, – поспешила как можно более ласковым тоном извиниться Антея и, сняв с себя белый передник, столь плотно и бережно закутала в него эльфа, что на поверхности оставались лишь его голова, уши, как у летучей мыши, и глаза, как у улитки.
– Спасибо, – немного смягчился он. – Так мне несравненно лучше. Ну, и какое нынче у нас желание?
– Я не знаю, – отвечала ему она. – В том-то и вся проблема. Видишь ли, нам пока что ни разу не повезло. Потому я к тебе и пришла обсудить. Только… – Антея чуть помолчала. – Будь, пожалуйста, добр не выполнять никаких моих желаний до завтрака. Понимаешь, ужасно трудно вести разговор, если тот, с кем ты говоришь, выполняет тут же желание того, с кем он говорит, хотя тот, с кем он говорит, на самом деле даже еще и не захотел ничего пожелать.
– А не надо говорить, что что-то желаешь, если на самом деле этого не желаешь, – сварливо проговорил Саммиад. – Вот в прежнее время люди зря не болтали. Хотелось им на обед мегатериума, они его именно и заказывали, а если ихтиозавра, значит, именно таково и было у них желание.
– Я понимаю, – кивнула Антея, – но все же хотела бы…
– Осторожно, – предупредил Саммиад, и она увидела, что он уже раздувается.
– Ой! Нет, нет! – спешно выкрикнула она. – Это было совсем не волшебное желание! И не надо, пожалуйста, раздуваться, как будто ты сейчас лопнешь. Вот мы все вместе потом придем, тогда и попросим желание.
– Ладно, ладно, – сдулось существо, и его начала сотрясать мелкая дрожь.
– Может, ты бы хотел посидеть у меня на коленях? – спросила Антея. – Так тебе станет теплее, и я тебя еще потом платьем прикрою.
Она совершенно не ожидала, что существо согласится, но оно тут же откликнулось на ее предложение:
– Премного тебе благодарен за весьма своевременную заботу.
И, вскарабкавшись к ней на колени, Саммиад уютненько там угнездился, а она с робкой нежностью обняла его.
– Ну вот. Теперь можно рассказывать, – бросил с высокомерной любезностью он.
– Дело в том, что все прежние наши желания превращались в какой-то кошмар, – начала она. – И вот мне бы очень хотелось, чтобы ты мне посоветовал… Ты ведь уже такой старый, а значит, ужасно мудрый.
– Меня с младенческих лет отличала необычайная щедрость, – высокомерно проговорил Саммиад. – Скажу без преувеличения: только часы, отведенные мной на короткий сон, временно прерывают неутолимую мою жажду благодеяний. Лишь одного никогда не даю: советов.
– Но я все-таки очень прошу тебя дать мне совет, – не сдавалась Антея. – Ты такой добрый и щедрый, и так замечательно, что соглашаешься исполнить любые желания, и это такой для нас потрясающий шанс, только ведь очень жалко, если все это будет зазря из-за того, что мы очень глупые и не знаем как следует, чего нужно желать.
Антея перевела дух. Именно ради того, чтобы это сказать, она и явилась сюда спозаранку, пока остальные спали. Ведь если в беседе с кем-то один на один еще можно признаться в собственной глупости, то попробуйте-ка это сделать в компании, когда к тому же высказываете мнение, что и все остальные ее участники ведут себя не умнее вас.
– Дитя-я, – протянул сонным голосом пригревшийся у нее на коленях песчаный эльф. – Мой совет тебе лишь один: думай, прежде чем говорить.
– Но ты же сказал, что никогда не даешь советов, – изумилась Антея.
– Этот не в счет, потому что он совершенно банален, – ничуть не смутился он. – Ты могла бы найти его в любом учебнике.
– А вот ты не мог бы сказать, как по-твоему, крылья желание глупое или нет?
– Крылья? – переспросило существо. – Ну, полагаю, это не худшее из всего, что могло бы прийти вам в головы. Остерегайтесь только летать чересчур высоко на закате. А то доходили прежде до меня слухи по поводу одного чересчур беспечного отрока. Жил он в Ниневии, приходился каким-то по счету сыном тамошнему королю Сеннахириму, и один путешественник привез ему в подарок песчаного эльфа, которого этот отрок держал на дворцовой террасе в коробке с песком. Страшное унижение для песчаного эльфа. Только тем, бедняга, и утешался, что отрок был все-таки сыном ассирийского короля. Вот этот самый сын однажды и пожелал иметь крылья. Эльф, разумеется, их ему предоставил, да только мальчик забыл, что они на закате превращаются в камень. И в момент, когда сей факт свершился, рухнул на одного из крылатых каменных львов, украшавших подножье помпезной дворцовой лестницы. Если учесть, что крылья на отроке превратились в камень и у льва, на которого он упал, крылья тоже были из камня, легко представить себе, насколько неэстетично все вышло. Думаю, правда, что перед этим он успел получить большое удовольствие.
Ужасный рассказ Саммиада заставил Антею поежиться, а потом она поинтересовалась:
– Почему же наши желания ни разу не превращались в камень, а просто исчезали?
– Autres temps, autres moeurs[1], – многозначительно изрекло существо.
– Это ты мне по-нинавейски сказал? – ни слова не поняла Антея, хотя изучала в школе именно французский, и никакой другой, иностранный язык.
– Под этим я вот что имею в виду, – словно не слыша ее вопроса, продолжил песчаный эльф. – Желания прежних людей были крайне просты и касались самых элементарных вещей вроде мамонтов, птеродактилей и так далее, которые с легкостью превращались в камни. А вот, например, с желанием стать прекрасным, как ясный день, или всем нужным дело гораздо сложнее. Ведь если бы их даже было возможно превратить в камень, они бы от этого не исчезли, а наоборот бы, надолго увековечились и в результате бы просуществовали гораздо дольше вас самих. Ну, наподобие древнегреческих статуй. Держать же разные правила для различных желаний – дело совсем уж дурное. Вот почему все они теперь исчезают. И, уж прошу поверить, так даже лучше. Ну, что-то меня совсем клонит в сон. До свидания.
Существо, спрыгнув с ее колен, ввинтилось в песок и исчезло.
Антея едва поспела на завтрак, во время которого Роберт украдкой пролил на Ягненочка патоку, и ее оказалось на нем достаточное количество, чтобы возникла необходимость его срочно вымыть. Разумеется, вытворять такое сознательно нехорошо. Зато Роберт достиг сразу двух целей. Во-первых, порадовал младшего братика, которого до безумия веселило, когда он становился липким, а во-вторых, отвлек на его мытье внимание Марты, благодаря чему у них появилась возможность удрать в карьер без Ягненочка.
И они, конечно, такой возможностью моментально воспользовались. Антея, шумно дыша после той суеты, которая сопровождала их стремительное бегство из дома, уже по пути пропыхтела:
– У меня вот какое есть предложение. Будем теперь желать что-то по очереди. Но только никто не имеет права желать, если это хоть одному из нас не понравится. Все согласны?
– И кто же из нас будет первым? – поинтересовался Роберт.
– Если не возражаете, я, – смущенно и словно бы извиняясь проговорила Антея. – Потому что вроде уже придумала. Это крылья.
Повисла весьма протяженная пауза, во время которой сестра и братья старательно выискивали в ее предложении хоть малейший изъян, но не находили, потому что от одного лишь слова «крылья» у них перехватывало дыхание.
– Непыльно, – первым нарушил молчание Сирил.
– Знаешь, Пантера, а ты, выходит, не так глупа, как кажешься, – подхватил Роберт.
– А я думаю, это будет так же прекрасно, как яркий сон в бреду, – с мечтательным видом проговорила Джейн.
А потом они отыскали песчаного эльфа, и Антея с уверенным видом произнесла:
– Я желаю, чтобы у всех появились прекрасные крылья, на которых можно летать.
Песчаный эльф раздулся, и все четверо почти тут же почувствовали, что спины им вроде что-то оттягивает. Весьма странное ощущение тяжести и вместе с тем удивительной легкости. Саммиад, склонив голову набок, переводил свои улиточные глаза с одного из детей на другого.
– Непыльно, – сказал он наконец Роберту. – Но, знаешь, на самом деле ты совершенно не такой ангел, каким сейчас кажешься.
Лицо Роберта залилось ярким румянцем. Крылья были огромные и такой красоты, какую трудно представить себе даже в самых прекрасных и ярких мечтах. Мягкие, шелковистые, с идеально уложенными рядами перьев, они переливались под солнечными лучами всеми оттенками спектра, как радуга, или цветной витраж, или пятно машинного масла, разлившееся на водной глади, после чего эту воду категорически не рекомендуется пить.
– Ой, и мы теперь полетим на этом? – часто-часто переступала в избытке чувств с ноги на ногу Джейн.
– Осторожно! – свирепо зыркнул на нее Роберт. – Ты же мне на крыло наступила!
– И тебе было больно? – поинтересовалась Антея, однако ответа не получила, потому что именно в этот момент Роберт, подпрыгнув, стал медленно подниматься ввысь.
Снизу до крайности странно наблюдать мальчика в пиджачке и бриджах, набирающего высоту и болтающего ногами в ботинках, которые теперь стали казаться гораздо больше, чем когда он в них стоял на земле. Но брата его и сестер ровным счетом не озадачивал его внешний вид, потому что они, в свою очередь высоко подпрыгнув и расправив крылья, взмыли в лазурное небо.
Вам, конечно, знакомо пьянящее чувство полета. Каждому ведь хоть раз в жизни снилось, что он летает. Во сне это происходит совсем удивительным образом, потому что вам даже и крыльев не требуется. Вы просто легко летите сами собой, вот только, проснувшись, начисто забываете, как такое у вас получилось. Дети летели не сами собой, а на крыльях. Но ощущения у них от этого были не менее яркими, чем когда вы летали во сне без помощи крыльев.
С каждым взмахом они воспаряли все выше над землей, и вы даже представить себе не можете, до чего это прекрасно, когда ваши разгоряченные лица овевают стремительные потоки воздуха, навстречу которым несут вас великолепные крылья. Некоторую трудность для них сперва представлял их размах, оказавшийся столь широким, что дети несколько раз едва не столкнулись. Но весьма скоро определив на глазок, какой должна быть дистанция, они почувствовали себя в небе столь же комфортно, как на земле.
Здесь я смиряюсь с бесплодностью всяких попыток выразить в полной мере счастье и изумление, которые распирали сердца нашей летящей компании. Ни один словарь мира, пусть даже и греческий, не содержит слов и сравнений, достаточно сильных и ярких для этого. Просто представьте себе на миг, будто под вами раскинулась карта и на ней вместо скучных, раскрашенных в разный цвет контуров ожил вдруг целый мир с высвеченными солнцем лесами, полями и прочим, что существует в мире, а вы друг за дружкой летите над ним, и все, творящееся внизу, видно вам, как на ладони.
– Это же праздник души! – воскликнул вдруг Сирил, еще немного набрав высоту, и я уж не знаю, где он вычитал или услышал такое вот выражение.
И это действительно было прекрасно, и первое из всех их желаний, осуществленных песчаным эльфом, в самом деле походило на настоящее волшебство. Они, то паря по воздуху, то размахивая радужными гигантскими крыльями, неслись по лазурному небу, а под ногами их простиралась прекрасная в свете погожего летнего дня и полная жизни земля. Пролетев над Рочестером, они повернули к Мейдстоуну, но по пути их вдруг одолел сильный голод. Это случилось, когда они на совсем небольшой высоте поравнялись с раскинувшимся внизу небольшим садом, в котором как раз созрели ранние красные сливы. Увидав их, дети зависли в воздухе. Мне трудно вам объяснить, каким способом этого можно достигнуть, но если у вас есть хорошие крылья, наверное, повисеть на них в воздухе не сложней, чем пловцу полежать на воде. В небе с этой задачей лучше всех справляются орлы.