— Чего? — недружелюбно пробурчал он, не делая попыток подняться с колен.
— Я пришел за тобой. Есть дело, — Кэро светился дружелюбием и Яната этот факт особенно раздражал.
— Еще одно? — он обвел ладонью в перчатке "свои" владения. — Мне, знаешь ли, не скучно. Твоими заботами живу в этом гребаном палисаднике уже неделю.
— Не бузи, — даже откровенная агрессия не смогла сбить благожелательность с птаирианца. — Каждому по способностям, помнишь? Особенности каждого на благо большинства. Осталось не так много работы. Тем более, ты же не один здесь.
— Пошел ты, — беззлобно ругнулся Ян и прищурился, — значит, на большее, я не тяну? Садовник? А как же ты? Думаю, нашел местечко потеплее. Я смотрю, вы здорово спелись с Деше.
— Не ревнуй, — Кэро тепло улыбнулся и заметил, что у Шептунова его улыбка вызвала перекос физиономии, — я по делу. Сегодня мы с тобой выйдем из лагеря. Проведем разведку, так сказать. Небольшую. Ты изучил материалы оставшиеся от предыдущих контактеров?
— Наконец-то! — Янат резво поднялся с колен и отшвырнул лопатку в сторону. Изучил? Да он заучил все, до чего только смог дотянуться. Перелопатил весь архив контакеров базы в свободное время. Заметил бы Кэро, что времени того ему оставили совсем чуть-чуть, забив под завязку личный график несусветной мутью. Дело рук Самойлова, как пить дать.
— Не торопись, — птаирианец неодобрительно проследил за траекторией лопатки, — странно, что ты как-то даже не уважаешь собственный труд. Я хотел предложить тебе поздний завтрак, кое-что обсудить до выхода из лагеря. Поделиться наблюдениями. Я ведь помимо теплого местечка, забитого неработающей электроникой и пылью, делал кое-какие пометки. Наш с тобой разговор, помнишь? Так вот, сейчас очень удобное время для попыток понять, почему наша экспедиция состоит из тех людей, о которых мы постарались собрать максимум информации. Кроме того, инструкция безопасности предписывает экипировку по максимуму, особенно для первого выхода. Жан, наш техник, еще не закончил проверку снаряжения.
— Хорошо, поедим, — Ян стянул перчатки и уронил их на грядку, — ты не прав, кстати, я уважаю свой труд. Только работа у меня другая. Не копаться в огороде, а искать пути и связи. Что касается моих "способностей" это не распространяется на посевные работы. Я хреновый садовник. Кстати, ты часом не психологом устроился?
Кэро в очередной раз улыбнулся и ничего не ответил. Янат проводил его удаляющуюся спину раздраженно-счастливым взглядом и оглянулся на свою соседку по грядке, биолога-техника, Андреа Нельсон. Похожая на сдобную булочку эта невысокая женщина с практически белыми, вьющимися мелкими кудряшками волосами, обладала редким очарованием. Не раздражающим добродушием и умением из самого нудного занятия сделать праздник. Андреа обожала копаться в саду и в отличие от Яна порхала, как домашняя Фея, метрах в двадцати, у входа в зону сада.
— Энди! — окликнул ее Янат. Он почти смог победить свою врожденную агрессивность только по отношению к Нельсон. Рядом с ней не хотелось огрызаться, защищаться и подозревать в тайной неприязни, замешанной на расовой уязвимости. Грустно признавать, а проще всего свалить на что угодно, включая юность в лабораториях Эзаруса и Крипты (родины отца), но маниакальная подозрительность, скорее всего, досталась ему по наследству от расы шанта. На родине матери, планете Янус, андрогены шантийцы, веками находились под жестким прессингом со стороны всех остальных рас. Ян думал, что, возможно, не знай он о причинах этой ненависти и не будь сам объектом пристального внимания, взгляды на жизнь у него могли бы сложиться иными. Но с сожалением, а порой и досадой, признавал ошибочность собственного мнения. Выдавать желаемое за действительное неудачная мысль. Его раса слишком отличается от прочих, чьими предками являлись люди. Существа другого вида иное дело. Но они родственны ему еще меньше.
— Что Ян? — незамедлительно откликнулась Андреа, ослепительно улыбаясь. Ей недавно исполнилось сорок девять. Муж остался где-то далеко, плавает на яхте в безбрежных просторах Океана, планеты с единственным искусственным материком. Их ребенок родился мертвым, а больше она то ли не смогла, то ли не рискнула пробовать. Маленькие и большие трагедии стояли за многими жизнями членов их экспедиции. Янат был удивлен за сколь многими. А еще больше его поражал стойкий оптимизм Нельсон. Вот и сейчас, облаченная в удобный комбинезон, натянув длинные садовые перчатки до локтя, она самозабвенно возилась с чахлыми ростками. Поднявшись с колен, убрала с лица шелковую прядь и одарила его взглядом двух озер сияющей лазурной доброты.
— Я должен приступить к своей работе. Непосредственной работе. Мне придется оставить тебя здесь одну.
— Иди, дружок! Ты помог более чем достаточно. Никогда не видела, чтобы полумертвые растения так боролись за жизнь. У тебя руки волшебника, Ян. Ни один из посаженных или обработанных тобой саженцев не погиб. Чудеса. Никогда такого не видела. Удачи снаружи и будь осторожен!
— Увидимся, Эн! — Бросил Янат напоследок и почувствовал странный укол стыда. Словно он бессовестно бросает Андреа на произвол судьбы, среди зарослей вялых помидоров и сельдерея, а сам направляется на чудную прогулку в райские кущи. Но ведь все не так. И ему до смерти надоело гнуть спину на плантациях органики ради удовлетворения неясных амбиций то ли Самойлова, то ли Кэро сохо. И прогулка предстоит вовсе не праздная. Однако голубые глаза Нельсан корили его выражением сияющей печали.
"Долбанное воображение" — ругнулся Ян, решительно выкинул из головы слюнявые бредни и поспешил в столовую.
Кэро уже ждал его за столиком, неторопливо поглощая загадочную бурду в чашке странными приспособлениями, больше всего похожими на две палочки. Рядом стояло блюдце с привычным на вид куском синтетического сливового пирога. Ян поставил поднос на стол и сел, с опаской провожая взглядом каждый кусок еды, зажатый палочками, ко рту птаирианца.
— Новая пища? — наконец, поинтересовался он.
— Нда, — неразборчиво ответил Кэро и отложил палочки в сторону, — знаешь, ты портишь мне аппетит.
— Взаимно, — равнодушно ответил Янат и задумчиво подпер ладонью щеку. Его локоть едва умещался на краю столешницы, грозя сорваться, но парень совершенно игнорировал сей факт, — знаешь, они почти все имеют прошлое. Такое особое прошлое. Спасибо, что ты позволил мне порыться в чужом белье. Я нашел массу интересной информации обо всех, кроме тебя, пожалуй. Расскажи-ка мне Кэро сохо, почему твоя личность осталось для меня загадкой? Ведь ты был царственно щедр, когда под носом у Самойлова проносил досье тридцати исследователей.
— Что ты подразумеваешь под особым прошлым? — Птаирианец взял в руки вилку и, отломив ею кусочек пирога с наслаждением отправил его в рот.
— Трагедии, темные пятна, скандалы, совпадения, случайности. Эти люди лучшие из лучших. И они странные, нетипичные, пережившие горе или лишившиеся чего-либо в своей жизни, какие угодно, только не те, кем кажутся.
— Как ты, например?
Локоть Яна с грохотом соскочил с края стола, и парень резко выпрямился, чертыхнувшись сквозь зубы.
— Я профессионал. — Мрачно огрызнулся он и демонстративно поставил на пластик оба локтя. Его янтарные глаза потемнели, их взгляд стал жестким и бесчувственным.
— Да. Тебе тридцать. Подружки или друга нет, семья далеко, навещаешь ты их нечасто. Дважды за последние семь лет, если точнее. Напарница тебя бросила и гнилая отмазка, будто бы тебе совершенно неинтересно, что с ней произошло, должна идеально работать. Ты ведь одиночка. Сильный, скрытный, агрессивный. Но ты сказал, что прилетел сюда, чтобы найти ее. Да?
— Зачем ты лезешь мне в душу? Упорно лезешь, уже который месяц. Ты просто достал меня Кэро, этим маниакальным интересом! Лучше поговорим об Андреа, которая живет с мужем от силы месяц-два в году, а остальное время проводит по командировкам, выполняя часто бессмысленные задания. Она светится как маяк в ночи, и, черт возьми, она и вправду маяк. Эта теплота, что исходит от нее, сияющая печаль, топит лед в сердце. Она помогает кому угодно, кроме себя самой. Или Мальком, он душка, верно? Мужик сообразительный, хваткий и цепкий. Вовсе не похож на рассеянного маразматика, который смысл жизни видит лишь в бесконечном поглощении энциклопедий, написании диссертаций и бесчисленных экспериментах, исследованиях, операциях. Вместе с тем, а что мы знаем о нем? У него нет семьи, потому что двадцать лет назад на планете Тетра, колонии, где он проживал, приключился небывалой силы ураган. Научный городок практически смыло с острова. В живых остались считанные единицы. Наш доктор тогда полгода пролежал в больнице и ему до сих пор снятся кошмары. Двадцать лет, вдумайся! У него навязчивая идея, страх потерять близких, родных, друзей. Он держит всех на расстоянии, чтобы не сближаться и не пережить что либо подобное еще раз. Почему же тогда он согласился лететь на Навь? Планету, где только что пропали двадцать три человека? Что все они знают? Или чего не знаю я? А Жан, наш техник. Фафликанец, верно? Еще у него здоровенный шрам от затылка наискосок по спине. И один или два на груди. На самом деле, хрен его знает, сколько там у него этих шрамов. Фафлик не приемлет трусов. Планета до сих пор дикая. Мир агрессивных людей, особого менталитета, склада, кроя. Неважно, что смертность там чрезвычайно высока, колонисты любят свою родину какой-то яростной полусумасшедшей любовью. Их многочисленные табу, обычаи, восходящие к тысячелетней давности обрядам, ненависть к чужакам, что пытаются принести мир их бушующему дому. Плевать, что природа там сверхагрессивна, все от цветка до рыбы сожрет вас при малейшей возможности. Это родина героев. Настоящих людей. Он изгнан. Почему? Закрытая информация. Но мы понимаем, что уровень реакций и физической подготовки у Жана несравним ни с одним из нас, да? Его с руками отрывают везде, но он глубоко несчастный человек. Ибо родина сочла его недостойным. А ты Кэро сохо, что не так с тобой? По каким причинам ты здесь? Кроме этой твоей привычной болтовни про исследования.
Птаирианец больше не улыбался. Его черные глаза оставались непроницаемыми, а поза говорила о напряженности. Он положил вилку на стол и легонько кивнул.
— Хорошая работа, Ян. Вижу, что не зря рассчитывал на твою великолепную память и мастерство контактера. Имеешь право злиться. Мое преимущество бесит тебя, но главное другое. Ты по-прежнему лишь гадаешь, кто такой Кэро сохо Пта Эргос. Он твой друг, которому стоит доверять.
— Неужели, — Ян прищурился и зло скривил губы, — как мило. Я в бешенстве, Кэро. И когда узнаю, зачем, наши игры закончатся, обещаю.
— Это будет нескоро, Янат сохо. Давай сообщу тебе кое-что еще. Я получил доступ к документам. Такие забавные папочки со значком — совершенно секретно. Там личные дневники, наблюдения и биометрические данные предыдущих исследователей. Начал читать, и так, знаешь ли, любопытно. Рано или поздно им всем начинали сниться кошмары. Какие-то запутанные фантазии, бытовые сценки, милые пасторали, абстракции и обычные воспоминания о собственном прошлом. Но все сны проникнуты ужасом, печалью, одиночеством и напряжением. Невозможно поверить, что сон о дожде может довести человека до депрессии, верно? Однако я читаю отчеты и вижу, что он не мог справиться с состоянием угнетенности, тоски и мучительной печали. Пьет лекарства, каждый день фиксирует в дневнике новый сон о дожде. А в других документах, нахожу сведения, что этот же человек странным образом исчезает ровно через два месяца. Тебе, как, снятся сны, Янат?
— Как всем, — буркнул Ян, недоверчиво глядя на Кэро. Любопытство постепенно вытесняло гнев, — ты позволишь мне ознакомиться с документами?
— Самойлов настрого запретил подпускать тебя к ним, увы.
Кэро лукаво улыбнулся, заметив, что Шептунов хмурится и изо всех сил делает вид, что ему решительно плевать.
— Скажу тебе, Янат сохо, сведения можно добыть разными путями. Я ведь могу и не знать, что ты был в моем жилом отсеке, предположим послезавтра, в восемь утра, когда буду находиться на отчете Самойлову в центре. Поспешить и не закрыть дверь, да, кстати, могу забыть и заблокировать доступ к компьютеру, к папочкам с пентаграммой обезьянки.
Ян кусал губы.
— Милый ты милый, на гадюку похожий. Ты играешь мной как кошка мышкой. Почему?
— Ты мне очень нравишься, — серьезно ответил Кэро. — Я не разгадаю загадку один. Мне нужна помощь. Только не спрашивай, почему в своем бредовом озарении я выбрал тебя. Сейчас это ровным счетом не имеет никакого значения. А вот сны имеют. Нам пора. Жан машет рукой у двери. Зовет. Значит, оборудование и снаряжение подготовил. Ты так и не поел, Ян.
Янат равнодушно скользнул взглядом по подносу и махнул рукой.
— Какая уж тут еда. Пошли. Мне не терпится шагнуть за пределы базы. Я просто извелся. Мне срочно нужно почувствовать нечто новое. Я хочу познакомиться с Навью ближе.
14 глава
Их окружала какая-то хрупкая и странная тишина. Ян не мог понять, откуда у него вдруг появилось ощущение дискомфорта, смутной тревоги, давящей на виски. Все контактеры чувствовали это "нечто": разлитое в воздухе напряжение, предчувствие опасности. Янату казалось, что в воздухе — сухом и жарком, потрескивающим от статического электричества, и заключается главная угроза для них. Людей охватывала странная тоска, словно впереди не ждало ничего хорошего, светлого, а ощущение собственной беспомощности вызывало глухое раздражение.
Стоял конец осени. Время немыслимой духоты, от которой теряешь сознание. Время сухих гроз, дьявольских спектаклей с молниями, грохотом, воем и визгом как из преисподней. Как будто вместе со своим господином выходили на охоту адские псы и неслись над миром огненной полосой, взывая к небесам диким плачем, заунывным, продирающим до костей.
Осень — полоса беспощадных ветров, которые тоскливо стонут, переходя в свист отвратительный для ушей. Они гонят по выжженной добела траве волны и треплют ее и прижимают к земле. Одной искры достаточно, чтобы полыхнуло пламя, заволокло черными тучами свет, наполнило обжигающим дымом легкие. Закружится хлопьями в почти кипящем воздухе серый пепел, а равномерный гул напугает сильнее лютого зверя, ибо звук этот ничто иное, как приближающаяся стена огня.
Осень время непредсказуемое, беспощадное к слабым духом или телом.
Янат считал, что им в каком-то смысле повезло. Если бы они прибыли на месяц раньше, то наверняка попали бы в самый разгар сезона гроз. Искать кого-то в таких условиях задача практически невыполнимая. Все контакты с аборигенами и в лучшие времена нечастые, вовсе сведены к минимуму. Пылевые бури, жара, сушь. Риск попасть в зону пожаров необычайно высок. Это сейчас Янат видел признаки пробуждающейся жизни и мысленно рассуждал о везении или же расчете, которое определенно сыграло им на руку. Вот-вот наступит зима. Погода смениться на прохладную, распустится зелень, вырастет трава, пройдут живительные дожди. Для новой экспедиции будет обеспечена возможность активных поисков. Правда, большой вопрос, смог ли кто-то из пропавших членов экспедиции выжить. Протянуть в бушующем аду несколько месяцев задача не из легких.
По прикидкам Яната, люди исчезли летом, в самый благоприятный для человека сезон. Потом пришла осень, когда питаться нечем, реки и озера мельчают, находиться на поверхности опасно, зато запросто можно попасть в пылевую бурю или степной пожар. Да, шансы на спасение оставались, если они успели достаточно далеко уйти. Ян предположил, что пропавшие исследователи уже находятся в другой климатической зоне (неизвестно, правда, что хуже) либо прячутся под землей, в городах аборигенов, что являлось совершенной фантастикой. Гадать он мог сколько угодно, но не верил, что их команду отправили искать живых. Скорее всего, "спасательной" операция обозначена для галочки, им ведь в любом случае придется выяснять причины произошедшего. "Только вот незадача, — мрачно размышлял Янат, — без свидетелей сделать это будет гораздо сложнее".
Он не поленился и еще во время полета изучил записи, посвященные климатическим поясам Нави, смене времен года и погодным условиям. Его, конечно же, больше интересовал климат мест, где находилась база, но несколько видеоэпизодов о других зонах он также просмотрел. Любопытства ради, просвещения для. Недоверчиво хмыкая при виде сюрпризов, которые Навь могла преподнести неподготовленному пришельцу, Ян искренне недоумевал. Почему кому-то в голову пришла идея назвать открытую планету Явью? Ведь еще до экологической катастрофы и войны, климат в ряде поясов все равно был весьма специфическим.
Сутки на Нави в пересчете на универсальное время продолжались чуть меньше двенадцати часов. Поэтому день пролетал стремительно, только вроде за полдень, а уже наступают сумерки. Перспектива оказаться ночью за пределами базы отряд радовала мало. Часть хищников использовали для охоты тепловое зрение, и проверять эффективность такого метода на себе никому не хотелось. Поэтому поход проходил по оговоренному заранее сценарию, без творческих отступлений. Конечно, контактеры не были безоружными, но демонстрировать боевые умения без особой надобности в их задачи не входило. Требование — стремиться к контакту и сотрудничеству с аборигенами мирными средствами — исходящее от Самойлова, звучало предельно ясно. Хищники не в курсе сложной политической ситуации, а поскольку люди не знают (до сих пор) всю сложную систему местных табу, лучше свести ущерб к минимуму. Да и вообще, прогулки по ночам не самое приятное на Нави занятие.
Контектеры время от времени тихо переговаривались. Шептунов молчал, внимательно изучая местность. Сравнивал внутренние ощущения с полученными уже данными. Дышал воздухом, немного другим, нежели под куполом базы. Облизывал губы, ощущая привкус чуть сладковатой пыли и поскрипывающую на зубах песочную крошку. Вслушивался в звуки нового мира, анализируя ту часть своего "Я", что балансировала между инстинктами и знанием.
В первый поход контактеры отправились вшестером, всей командой, как и предписывалось уставом. Они сравнят свои ощущения, выскажут замечания, мысли и догадки по возвращении, а затем совместно с начальством оговорят "свои" задачи и территории, разойдутся парами и начнут работать. Сейчас они еще находились в зоне покрытия защитной системы базы, поэтому даже случись что, угроза была бы минимальной. Приказ идти дальше, после стандартного: "проветрились, проблем нет", послышался им синонимом счастья. Люди засиделись и буквально рвались вперед, желая активной деятельности. Однако напряжение, что преследовало от ворот, их так и не отпускало. Оно вгрызалось под ребра, не давая ослабить поводок внутреннего пса.
Идти было легко, ощущение, к которому привыкали не сразу. Меньшая сила тяжести давала поначалу просто опьяняющее чувство легкости в теле. Для субтильного Яната "потеря" двадцати килограмм ничем особенным не запомнилась. Он тренировался в числе прочих, и прошло несколько дней, прежде чем удалось приноровится, восстановить чувство внутреннего комфорта.