— Как я поняла, Кингстон, — произнесла она как можно более строгим тоном, хотя внутри у нее все сжималось от страха, — вы и ваша жена не намерены больше служить в доме его милости.
Тут она заметила, что Кингстон вздрогнул и торопливо положил канделябр назад в сейф. Затем, повернувшись к ней лицом, он угрюмо ответил:
— Мы вообще-то устраивались на службу к неженатому джентльмену.
— Я вполне понимаю ваше недовольство, — сказала Джемма, — но ведь по существующим правилам вы не должны уходить сразу. Нужно отработать положенный срок после вашего объявления об уходе.
— Нет, мы уходим немедленно! — проскрипел Кингстон. — И хотели бы получить причитающееся нам жалованье.
Джемма снова бросила взгляд на кожаную сумку и поняла, что блеск, привлекший ее взгляд, исходил от серебряного канделябра, парного тому, который дворецкий только что доставал из шкафа.
— Как я понимаю, вы положили канделябр в сумку, чтобы отнести его в починку. Но раз вы уходите, я сама о нем позабочусь. Пожалуйста, поставьте его на место.
На минуту в кладовой воцарилось напряженное молчание, и Джемма даже подумала, что Кингстон собирается ответить ей какой-нибудь дерзостью. Тут в кладовую вошел Хокинс, остававшийся до сих пор в коридоре, и бывший дворецкий капитулировал.
— Это верно, миледи. Я собирался было отдать его в починку, — пробурчал он, — но теперь решил, что вы все равно найдете к чему придраться и без них, так что разбирайтесь тут сами.
— Эй, приятель, попридержи-ка свой язык, — резко произнес Хокинс, — и обращайся к ее милости уважительно!
Кингстон потерпел поражение, и понимал это.
Он достал из сумки канделябр, и Джемма заметила на ее дне еще несколько изящных серебряных конфетниц.
Она ничего не сказала, только проследила за тем, чтобы все вернулось назад на полки шкафа, после чего Хокинс захлопнул дверцу, запер ее и вручил ей ключ.
— Благодарю вас, Хокинс, — с искренней признательностью сказала она.
Он понял, что она благодарит его не только за ключ, но и за поддержку. Выйдя из кладовой, Джемма услышала, как старый солдат сказал Кингстону:
— А теперь убирайтесь из дома подобру-поздорову, или я заявлю на вас в маги — , страт.
Бывший дворецкий ответил ему грубой бранью. Джемма сделала вид, что ничего не слышала, и торопливо направилась дальше по коридору.
Хокинс догнал ее, когда Джемма уже подходила к двери кухни.
Миссис Кингстон находилась там, уже одетая в чепец и шаль. На кухонном столе рядом с остатками еды высилась горка свертков разной величины.
При виде новой хозяйки лицо ее исказилось от злобы, и она уже открыла рот, явно намереваясь сказать какую-то грубость, но Хокинс опередил ее:
— Ну-ка, радость моя, я не выпущу тебя отсюда, пока ты не развернешь эти свертки и не покажешь ее светлости, что там у тебя припрятано. Мы уже схватили за руку твоего муженька и заставили вернуть на место серебряные подсвечники.
Миссис Кингстон открыла от изумления рот, и Хокинс продолжал:
— Тебе ведь известно не хуже, чем мне, что полагается за воровство на сумму больше чем шиллинг, — виселица или высылка в колонии!
Миссис Кингстон издала отчаянный вопль и, подхватив плетеную корзинку, в которой, вероятно, лежали ее платья, стремглав выскочила за дверь и побежала по коридору, прежде чем он смог что-либо добавить.
Вскоре до кухни донеслись ее пронзительные крики — она звала мужа. Через несколько мгновений раздался звук захлопнувшейся двери черного хода, и после этого наступила тишина.
— Ну, вот они и ушли! — воскликнул Хокинс. — И если вы спросите мое мнение, миледи, то я вам скажу — дурную траву с поля вон! Невелика потеря для нашего дома, что там кривить душой!
— Да я и сама так подумала, — ответила Джемма, — только вот мне не хотелось бы расстраивать его милость.
— Эти Кингстоны пили его вино, а половину денег, которые выдавались им на продукты, они делили с поваром.
— А где же повар? — поинтересовалась Джемма.
— Ушел еще час назад, — ответил Хокинс. — Испугался, что вы обнаружите теперь все его махинации.
— Почему же вы не говорили его светлости, что они его обманывают? — удивилась Джемма.
Хокинс немного помолчал и смущенно ответил:
— Да вот в чем дело, миледи. В армии мы привыкли не совать нос не в свое дело. Если бы мой хозяин спросил меня, то я бы сказал ему всю правду, а так ведь все шло своим чередом, и я счел за лучшее не поднимать смуту.
— Я вас могу понять, — согласилась с ним Джемма. — Ну а теперь давайте-ка посмотрим, что они намеревались унести с собой.
В свертках оказались разные мелкие предметы, которые собрали по всему дому нечистые на руку супруги. Здесь были и ценные вещи, и обычные безделушки, но Джемма была рада, что им с Хокинсом удалось спасти их от вороватых Кингстонов.
И лишь когда она все рассмотрела и сложила на поднос, чтобы вернуть на свои прежние места, Джемма внезапно вспомнила про распоряжение виконта.
— Ах, Хокинс, что же нам делать? — испуганно воскликнула она. — Милорд сказал, что сегодня пригласит на обед по меньшей мере человек десять своих друзей.
— Сомневаюсь, чтобы нам удалось нанять через бюро какую-нибудь прислугу за такое короткое время, — с сомнением покачал головой Хокинс.
Джемма подумала несколько минут, а затем произнесла решительным тоном:
— Тогда я вам скажу, как мы поступим…
Виконт возвращался домой из Уимблдона в прекрасном расположении духа. Он не только получил удовольствие от состязаний, где его фаворит, сержант Дженкинс, хорошенько отделал за двадцать шесть раундов своего противника, бомбардира, но еще и забавлялся не без доли цинизма, получая поздравления от своих друзей и знакомых.
Про себя он только усмехался и, оценивая степень искренности каждого, прикидывал, думают ли они только о красоте Ниобы или также о ее огромном приданом.
Общее мнение было единодушным: виконт проявил необычайную ловкость и добился великолепного выигрыша, так Что теперь ему можно только позавидовать.
После окончания матча он не смог бы править лошадьми Фредди, если бы пил после каждого тоста, провозглашенного кем-нибудь из его приятелей за его будущее счастье, и вообще пил бы со всеми, кто желал его поздравить.
Правда, поскольку Фредди всегда признавал, что виконт в любом состоянии управляется с лошадьми много лучше его самого, он предпочел бы все равно доверить вожжи другу, чем выслушивать от него ехидные замечания по поводу своей неуклюжести.
Впрочем, виконт был почти трезв, и его опьяняла лишь мысль о том, что ему удался затеянный обман. Он чувствовал себя окрыленным, словно озорник мальчишка, укравший у соседа-фермера самые вкусные яблоки и не пойманный на воровстве.
— Ну и как долго ты намерен продолжать этот фарс? — небрежно поинтересовался Фредди, когда они возвращались в Лондон.
— До тех пор, пока все не узнают правду, — ответил с усмешкой виконт.
— Представляю, как все разозлятся на тебя за то, что ты их провел.
— А что они смогут сказать? — невинным тоном возразил виконт. — Я женился на мисс Баррингтон. И ни минуты не лгал и не утверждал, что ее имя Ниоба. А если честно, то больше всего мне хочется сейчас превратиться в муху и полететь во дворец сэра Эйлмера. Я просто сгораю от любопытства! Интересно, что сейчас говорят про последние новости он и его коварная дочка?
— Да… друг мой! Ты становишься жестоким на старости лет.
— Она сыграла со мной грязную шутку, заставив надеяться и в результате оставив на бобах, и заслужила небольшую месть с моей стороны, — запальчиво заявил виконт.
— Что ж, я склонен с тобой согласиться, — ответил Фредди. — И в то же время я невольно чувствую, что ты идешь по очень тонкому льду.
Виконт долго молчал. Потом сказал:
— Вот посмотрим, как пройдет сегодняшний вечер. Ты хотя бы понял, друг мой, каких чудовищ я пригласил к себе сегодня на обед?
— Да, честно говоря, меня немного удивил твой выбор.
— Олвенли самый большой сплетник в Лондоне, — сказал виконт, — и, если он одобрит Джемму, в остальных можно не сомневаться. А Честнем — дамский угодник; я ни разу не видел, чтобы он остался равнодушен хотя бы к одному хорошенькому личику.
Фредди ничего не ответил, и через некоторое время виконт продолжил:
— Я знаю, о чем ты подумал, но дело в том, что Честнем к тому же терпеть не может Ниобу.
— Отчего же?
— Вероятно, она ухитрилась как-то уязвить его самолюбие прежде, чем до нее дошло, какая это важная персона. И впоследствии, как она ни заманивала его в свои сети, он остался непреклонен.
— Весьма на нее похоже, — произнес Фредди. — Если хочешь знать мое мнение, дружище, то чем больше я слышу про Ниобу и ее папашу, тем больше убеждаюсь, что вместо того, чтобы думать о мести, ты должен радоваться и благодарить судьбу за то, что благополучно от них отделался.
— Мы по-разному смотрим на одни и те же вещи, — мрачно изрек виконт.
Фредди замолчал и больше не промолвил ни единого слова до самого дома.
В свой дом на Беркли-сквер виконт вернулся довольно поздно: он не смог удержаться от искушения и уговорил Фредди заглянуть на несколько минут в Уайт-клуб, просто чтобы послушать, что говорят завсегдатаи о его женитьбе.
Кое с кем из них он уже виделся на матче по боксу. Остальные, просплетничавшие весь день, сидя в удобных кожаных креслах, тоже могли многое сказать по этому поводу.
И только когда Фредди выразительно достал из кармашка свои часы и посмотрел на циферблат, виконт наконец-то оторвался от разговоров и поспешил домой.
— Остается только молить Всевышнего, чтобы мой повар не осрамился и постарался приготовить что-нибудь съедобное, — пробормотал он, останавливая лошадей возле своего парадного входа.
— Вероятно, тебе следовало бы хоть чуточку подождать, пока Джемма не освоится со своей ролью хозяйки дома, — заметил его друг.
— Джемма? Сомневаюсь, что она вообще имеет хотя бы малейшее представление о том, как вести дом, — небрежно ответил виконт. — Да и вообще, тогда это будет слишком поздно.
Оба знали, что он имеет в виду, и Фредди только усмехнулся в ответ и посоветовал приятелю:
— Ладно, ты, самое главное, позаботься о том, чтобы вина было достаточно. Вино прикроет все прочие огрехи твоего нерадивого повара.
С этими словами Фредди взял вожжи из рук виконта, а тот легко взбежал по ступенькам и через мгновение обнаружил, что у дверей его встречает не Кингстон, а Хокинс.
— Ладно, старина, — с улыбкой сказал виконт, — сам знаю, что опаздываю. Надеюсь, что ты обо всем побеспокоился, как обычно?
Не дожидаясь ответа, он поспешил наверх в свои покои, где и обнаружил, как и ожидал, что ванная для него приготовлена, а одежда для приема разложена на кровати.
Если Хокинс и был несколько менее внимателен, чем обычно, виконт этого не заметил, так как его мысли все еще были заняты поздравлениями, которые он получил на матче в Уимблдоне и в клубе.
А еще он гадал, что скажут лорд Олвенли, лорд Честнем и прочие джентльмены, которых он пригласил к себе на обед, когда увидят перед собой Джемму вместо Ниобы.
Вне всяких сомнений, этим джентльменам покажется странным, что он устраивает званый обед на второй день своего медового месяца.
Впрочем, все приглашенные были явно польщены оказанной им честью, и виконт не сомневался, что они хвастают перед своими друзьями выпавшей на их долю возможностью первыми поздравить и, конечно же, поцеловать новобрачную.
Виконт рассчитал все точно; и, когда спускался вниз по лестнице, как всегда элегантно одетый — белоснежный галстук завязан безукоризненно, фрак как влитой, великолепно облегает фигуру, так что всем сразу ясно, у какого портного он сшит, у Вестона, разумеется, — он увидел входящего в холл лорда Олвенли и следовавших за ним лорда Вустера и сэра Стаффорда Ламли.
Виконт выразил свою радость, пожалуй с несколько излишним пылом, и провел приехавших в гостиную, где обнаружил, к некоторой досаде, что Фредди уже там. Его приятель успел съездить в свое жилище на Хаф-Мун-стрит, переодеться и вернуться раньше, чем виконт справился со своим туалетом у себя дома.
Джемма пока не появлялась, и, когда приехали еще четверо гостей, виконт начал подумывать, не отправить ли за ней слугу. В это время Хокинс подошел к нему сам и вполголоса сообщил:
— Милорд, ее милость просит извинения за непредвиденную задержку. Она просила передать, что будет весьма признательна, если вы начнете обед без нее.
Между бровями виконта пролегла морщинка, но он сознавал, что проявлять сейчас свое раздражение будет ошибкой, и позволил себе лишь более резкий, чем обычно, тон:
— Передай ее милости, чтобы приходила как можно скорее, здесь все ее с нетерпением ждут! — после чего повернулся к гостям.
Шампанское, ждавшее их в серебряных ведерках со льдом, было охлаждено как раз в меру, и точно в нужный момент всех пригласили к столу.
Прежде чем все вошли в столовую, виконт передал гостям извинения от имени своей жены.
Когда было подано первое блюдо, виконт неожиданно обратил внимание на то, что за столом прислуживают его слуга Хокинс и юная горничная.
Он уже собрался было поинтересоваться, что случилось с Кингстонами, однако тут же спохватился и решил не привлекать внимание гостей к недостаткам, существующим в его доме, а поскольку все шло гладко, без малейших огрехов, он промолчал.
Через некоторое время он был приятно удивлен тем, что блюда были приготовлены лучше, чем когда бы то ни было прежде, и даже Олвенли, известный гурман, соизволил похвалить по крайней мере два из них.
Хокинс без устали наполнял бокалы, и вскоре гости настроились на добродушный и веселый лад, чему весьма способствовало еще и то, что беседа за столом протекала, по мнению виконта, необычайно остроумно и занимательно.
Его раздражало лишь одно — пустой стул на другом конце стола.
Он ломал голову над тем, что могло задержать Джемму, и в конце концов решил — либо еще не прибыло ее новое платье, либо на нее напал приступ робости. Впрочем, поразмыслив, он счел второе предположение весьма маловероятным.
Наконец, когда уже подали десерт — крупные персики и мускатный виноград, а китайская чаша наполнилась орехами, поданными к портвейну, дверь отворилась, и в комнату вошла Джемма.
Виконт увидел ее первым и поднялся со стула, а когда гости повернули головы и тоже встали, он с удовлетворением отметил, что его юная жена выглядит необычайно привлекательной.
Он сам выбирал для нее это платье, и то, что оно так шло ей, доставило виконту неожиданное удовольствие.
Алый цвет платья, украшенного вокруг декольте и по подолу кружевами, а также дорогая, сверкающая серебряными нитями вышивка, придавали ей царственный вид.
Из-за волнения и смущения, которое, впрочем, она умело скрывала, ее глаза казались необычайно большими, а черты прелестного лица особенно тонкими.
Ее темные блестящие волосы, уложенные по самой последней моде парикмахером, доставленным днем Хокинсом, отливали синевой, подчеркивая фарфоровую белизну ее кожи.
Джемма подошла к столу, и виконт, заметив появившееся в глазах гостей удивление, объявил:
— Дорогая, позволь представить тебя моим друзьям. Джентльмены, это моя жена!
Он с удовлетворением услышал всеобщий возглас изумления, вырвавшийся из глоток собравшихся, а Джемма приветствовала гостей грациозным реверансом и чинно заняла свое место за столом. Хокинс почтительно отодвинул для нее стул.
— Я должна извиниться перед вами за опоздание, джентльмены, — сказала Джемма.
Она произнесла это негромким мелодичным голосом, который тем не менее, казалось, взорвал почти неестественную тишину, наступившую после слов виконта.
— Я все удивлялся, что могло тебя так задержать, дорогая, — ответил ей виконт. — Боюсь, что ты пропустила превосходный обед. Завтра утром нам нужно будет поблагодарить нашего повара.
Тут ему показалось, что в глазах Джеммы мелькнул лукавый огонек — впрочем, это мог быть просто отблеск свечей, — когда она ответила:
— Я надеюсь, милорд, что вы непременно это сделаете.
Лорд Олвенли, самый решительный из гостей, задал вопрос, который вертелся на языке у всех присутствующих.
— Окли, должно быть, в утренней газете была ошибка, — сказал он, — поскольку из прочитанного мной я понял, что, ты женился на мисс Баррингтон.
— В объявлении все было написано совершенно точно, — ответил виконт, — однако получилось так, что моя жена Джемма — племянница сэра Эйлмера, а не его дочь.
Не оставалось сомнений, что все присутствующие, за исключением Фредди, были поражены до крайности, и виконт невольно забавлялся, глядя, как все пытаются поскорее освоиться со сложившейся ситуацией.
— Я надеюсь, — произнес лорд Честнем, сидевший справа от новобрачной, — что все джентльмены окажут мне честь и позволят первому провозгласить тост за здоровье невесты и пожелать ей большого счастья. Конечно же, Окли, ты также должен принять наши искренние поздравления.
Не оставалось ни малейших сомнений в искренности его слов, и Джемма одарила лорда милой улыбкой, продемонстрировавшей всем прелестные ямочки на щеках.
В этот вечер она казалась такой хорошенькой, что все последующие тосты произносились гостями от чистого сердца.
Только лорд Вустер, сидевший рядом с виконтом, выразил словами то, что все думали.
— Тебе никак не Откажешь в одном, Валайент, — заявил он, — ты никогда не упускаешь возможности удивить своих друзей, ну а уж сегодня, подобно сержанту Дженкинсу, ты буквально отправил нас всех в сокрушительный нокаут еще в первом раунде.
Виконт лишь безмятежно улыбнулся, и тогда лорд Вустер сказал тихо, чтобы мог услышать только он: