Весь остающийся путь я проехала на автопилоте, причем мою любимую «девяточку» чуть не разорвало от моего же безудержного смеха. Дело в том, что я только сейчас поняла весь смысл нашего с Людмилой разговора: часы мои скромненько показывали двадцать три минуты третьего. Ночи или утра – это уж как кому нравится.
Заработалась, Танечка, счет времени потеряла! Нет, ну конечно же, частные детективы в принципе никогда не спят – это всем известно. Но клиенты-то тут при чем? Частный детектив просто обязан охранять мирный сон своего клиента – иначе он даром ест свой хлеб. А также пьет свой кофе и курит сигареты. Кстати, надеюсь, что Людмила сварит мне кофе и даст корочку хлеба, а то я совсем загнусь.
* * *Моя клиентка просто замечательный человек – накормила, напоила (кофе), а попутно все время норовила уснуть, что, впрочем, вполне понятно: не каждый способен работать, как я, по двадцать четыре часа в сутки. Моя энергия и второе дыхание ничуть не помогли нашей беседе – от Людмилы не было почти никакой пользы. Нет, я все понимаю – у человека был трудный день, сплошные потрясения и так далее, но я, между прочим, тоже не в «классики» играла. Ладно, сейчас можно отправляться спать, а завтра с утречка – в милицию. Давно я там не появлялась, соскучились, наверное. А спать между тем совсем не хочется.
Пока я ставила машину, добиралась до своей квартиры и пила свой утренний кофе, я еще раз прокрутила в голове разговор с Людмилой.
Единственное, что она смогла вспомнить, так это то, что через два дня действительно должна прибыть крупная партия товара. Крупная, но не сверхъестественная – по-прежнему непонятно, зачем было заваривать эту кашу с таким сложным устройством псевдо-Алены на работу, начинать многоходовую операцию, длящуюся, судя по всему, не один месяц. Ну не стоит эта игра таких свеч, хоть вы меня убейте! К тому же Людмила сказала, что приход этой партии, равно как и любых других, не является секретом. И маршрута никакого особого нет, и способ доставки всегда один и тот же. Ничего не понимаю! Что, эту Алену устроили затем, чтобы она крупную партию по одной штучке перетаскала – сегодня компьютер в сумочке вынесла, завтра ксерокс в карман запихнула? Чепуха какая-то! Стало быть, не в этой партии дело, надо искать новую зацепку. Что ж, будем искать. Но, естественно, не сейчас – надо хоть часа два-три поспать. Спокойного утра, Танечка!
* * *Как ни странно, но утро у меня действительно получилось на диво спокойным – никто не трезвонил мерзким телефонным звонком, стаскивая меня с кровати, и я с чистой совестью проспала до одиннадцати часов. Ну надо же, ни одна собака даже не ошиблась номером! А ведь обычно, если мне не звонит кто-то из клиентов, обязательно кто-нибудь в половине седьмого утра ошибется номером! Даже обидно; мир, можно сказать, рушится.
Ура! Не обрушился мир, все в порядке: просто я вчера (точнее, сегодня) отключила свой сотовый: наверное, из хозяйственных соображений – чтобы не перегрелся. А на обычном телефоне трубка неправильно положена. Только я водрузила трубку на место, как мой телефон проснулся и начал трезвонить – обрадовался, наверное, что его включили.
Звонила мне абсолютно перепуганная Ирина Николаевна, которая меня потеряла со вчерашнего вечера: я, видите ли, уехала и пропала, и Ирине Николаевне всю ночь мерещились разные ужасы, вплоть до моего расчлененного трупа. Я заверила ее в своей полной целости и сохранности, сообщила, что нахожусь в самой гуще расследования, и поинтересовалась местонахождением и самочувствием Алены. Ирина Николаевна сказала, что ее подставная крестница вернулась с работы очень довольная. А сегодня встала чуть свет и уехала на работу, сказав, что ей еще учиться и учиться.
Я порадовалась такому похвальному рвению и трудолюбию и осведомилась, ходила ли Алена вчера в кафе. Ирина Николаевна ответила, что единственная связь Алены с внешним миром заключалась вчера вечером в телефонном разговоре.
Так, обрадовалась я про себя – еще одно подтверждение: «Она отзвонилась, и мы сразу поехали». Чует мое сердце, что это был тот самый разговор, но хорошо бы в этом убедиться. И я осторожненько поинтересовалась у Ирины Николаевны, не слышала ли она каких-нибудь отрывочков разговора, совершенно случайно. Я боялась, что Ирина Николаевна будет оскорблена подобным вопросом, но моя любимая учительница, похоже, с головой окунулась в детективные страсти и с энтузиазмом дала полный отчет. Из этого отчета я узнала, что говорила Алена с каким-то мужчиной, обращалась к нему на «ты», старалась говорить как можно короче – явно боялась, что ее подслушают; в конце разговора сказала, что «она готова», разговор был явно делового характера и длился около двух минут.
Я поблагодарила Ирину Николаевну за ценные сведения, пообещала, что постараюсь приехать к ней до прихода Алены с работы и все рассказать, и повесила трубку.
Телефон тут же зазвонил снова – моя мирная жизнь вошла в свою обычную колею: наконец-то ошиблись номером. Я меланхолично и очень вежливо сообщила, что Людка привезти балансовый отчет не может по причине отсутствия по этому номеру и балансового отчета и самой Людки. На том конце провода явно огорчились, потому как я услышала очень знакомую и очень русскую фразу. Да, люди-то работают, а тебе, Татьяна, все шуточки. А ну, марш трудиться! В милицию, живо!
Следующие пять минут моей жизни еще раз доказали, что десантные войска по мне плачут, ревмя ревут: я умудрилась за этот суперкороткий срок (я же все-таки женщина!) переделать кучу дел – включить автоответчик, принять душ, причесаться, натянуть на себя свитер и джинсы, втиснуться в куртку и, не сбавляя темпа, вылететь на улицу.
Пока я ехала в родную милицию на предельно допустимой скорости, меня не переставала мучить мысль: чего это я так тороплюсь? С одной стороны – понятно чего: у меня всего два дня до начала предполагаемой операции, в эти два дня я должна понять мотивы, вычислить преступников, предугадать их действия и предотвратить преступление. Ну, положим, насчет преступников я почти уверена – Алена, двое моих вчерашних невольных попутчиков и их босс-очкарик. Конечно, может статься, что их гораздо больше, но сейчас это не важно. Зато все остальное мне пока абсолютно непонятно, и вообще я как-то больше люблю расследовать преступления, чем предотвращать их, – привычка у меня такая, каприз.
Так, о чем это я? Ага, торопиться мне надо, тем более что у меня уже не двое суток, а гораздо меньше: сколько у нас там времени? Почти двенадцать! Тогда зачем я еду в милицию? Получить там подтверждение, что Алена не та, за кого себя выдает? Я и так уже уверена в этом. Потрепаться и пожаловаться на жизнь? Это можно сделать и в более спокойной обстановке, а сейчас заняться делом. Логично? Тогда почему же я продолжаю на всех парах гнать к милиции? Как будто меня тянут на аркане. Единственный ответ на этот вопрос, который мне приходит в голову, – на аркане меня туда тянет моя интуиция, что-то ей там понадобилось. Ну что ж, она дама капризная, придется подчиниться.
* * *Вчера я говорила, что девиз людей, которые получают зарплату, такой: «Что бы ни делать, лишь бы не работать». И если бы не частный детектив Татьяна Иванова, то тарасовские преступники жили бы спокойно и счастливо! Сижу я уже час с этими бездельниками, а они только анекдоты травят и жалуются на дурное начальство и плохую раскрываемость. А с чего ей быть хорошей, если никто не хочет заниматься делом? Да если бы я так работала, мое частное предприятие в два счета вылетело бы в трубу! Да я бы сама себе кучу выговоров объявила и уволила себя без выходного пособия! Нет, я сейчас, кажется, разорвусь на мелкие части от чувства гражданского негодования! И сигареты мои они, между прочим, все выкурили.
Когда мое настроение достигло наивысшей точки кипения, в кабинет вошел Мельников. При его появлении произошла немедленная дематериализация всех членов нашей тусовки, кроме Алешки Волкова, который остался на правах моего личного друга и самого талантливого мельниковского подчиненного. Я тут же успокоилась и пришла в совершенно мирное состояние духа, поскольку начальник приволок с собой сигареты и термос кофе. Мне налили этого живительного напитка, сунули сигарету и насмешливо осведомились:
– В гости или кофейку попить?
– Благотворительная акция, – охотно отозвалась я. – Материализация духов и бесплатная раздача сигарет. Жаль, тебе не досталось.
– Действительно, обидно. Сомневаюсь, правда, что бесплатная: опять, поди, эксплуатировать будешь? Тебе же самой лень работать, сведения добывать, все норовишь проехаться у нас на горбу.
– Ага, у вас наездишься, быстрей пройтись пешком. Сведения о моей девочке из Челябинска, я чувствую, буду ждать еще недельку.
– Обижаете, мадам. Лично поднял на уши всю челябинскую милицию, информация еще вчера вечером была у меня на столе. Леш! – окликнул он Волкова, завороженно следившего за нашей беседой. Тот встрепенулся и преданно посмотрел на начальство. Оно попросило: – Поищи-ка у меня в черной папке данные на Танькину девочку.
Волков кинулся искать с проворством молодого, хорошо выдрессированного щенка, а благодетель вновь повернулся ко мне:
– А ты, красавица, чем занималась, пока трудолюбивый Мельников раскапывал для тебя информацию?
– Ну, во-первых, я отдыхала, – с достоинством ответила я и уточнила: – Ездила проветриться, развеяться... В кабаке посидела. Самом крутом. Мужики клеились – пачками. Пришлось, правда, всех отшить, потому как, во-вторых, я еще и работала. С риском для жизни.
Между прочим, что меня не перестает восхищать во мне, так это какая-то клиническая правдивость – ну ни словечка ведь не соврала. И пусть кто-нибудь скажет, что «Paradise» – не самый крутой кабак. В Осокине, конечно. И работала я с риском для жизни, и вообще я самая работящая и рисковая, и пора мне за вредность выдавать молоко...
– Не переработалась, голубка? – ядовито поинтересовался Мельников, спуская меня с небес на землю. – И какое же страшное преступление ты на этот раз раскрыла? Уже можно преступника забирать, или ты приволочешь его сама?
– Нету пока преступника, – обиженно ответила я и добавила: – И преступления пока нет.
– Заказчик-то хоть есть? – озабоченно поинтересовался Мельников. (Ну, зараза, только обратись ко мне за помощью, я тебе припомню!)
К счастью, до конца разозлиться мне не удалось, поскольку, пока я придумывала для этого злодея соответствующее наказание, Волков вручил мне данные «о моей девочке из Челябинска».
Я пробежала глазами распечатку, не нашла ничего интересного и презрительно посмотрела на добытчика информации:
– Ну и что? Я и так знала ее имя-отчество, возраст, то, что она проживала в Челябинске и является круглой сиротой. Отсутствие у нее криминального прошлого тоже не новость для меня. В этом подробнейшем отчете отсутствует одно – является ли город Челябинск местом настоящего пребывания Алены Викторовны Дементьевой? Там она сейчас или нет?
– Нет ее там, – спокойно прервал мою язвительную тираду Мельников.
– Откуда ты знаешь?
– Я же говорю – работал. Я ведь не просто послал запрос, я имел личное общение со своим знакомым из Челябинского управления внутренних дел. Он направил по адресу человека – отсутствует Алена Викторовна Дементьева.
– Она может жить не у тетки, где прописана, а у подруги, у любовника, да хоть на вокзале! – не сдавалась я.
– Может. Но не в Челябинске. Ее подруга сказала, а тетка подтвердила, что Алена Викторовна умотала из города Челябинска в поисках лучшей доли. Имела планы и на свою историческую родину заглянуть, то бишь посетить город Тарасов.
– Весело. Очень. Просто обхохочешься. Так что же, эта красавица действительно Алена? – вслух подумала я. И мне при этом было совершенно невесело. А было мне грустно и одиноко, поскольку версия моя трещала по швам и рушилась к чертовой бабушке.
Мельников, похоже, прочитал это на моем лице, поскольку резко перевел разговор на другое, пытаясь отвлечь меня от мрачных мыслей. И не нашел ничего лучшего, как рассказать парочку анекдотов, а потом перейти на скулеж по поводу бессовестного начальства, которое заставляет вместо работы заниматься всякой чепухой вроде профилактики преступлений и изготовления огромного количества бумаг.
– Ну насчет бумаг тебе ничего не могу сказать, – меланхолично промолвила я, – а вот профилактика – дело действительно паршивое, по себе знаю.
– Откуда? – удивился Волков.
– Так я же вам, олухам, объясняю, что сейчас я не раскрываю преступление, а пытаюсь его предотвратить, – очень печально ответила я.
Лешка явно намеревался выяснить у меня подробности, но Мельников, видимо, твердо решил отвлекать меня от мрачных мыслей и опять резко поменял тему, радостно сообщив:
– А я с себя на днях такого «глухаря» снял!
– Какого? – Ничто на этом свете уже не может меня заинтересовать или развеселить, но впитанная с молоком матери вежливость заставила задать этот вопрос.
– Мокрого! Причем во всех отношениях: во-первых, труп, во-вторых, – в ванне. Кровавой.
– Почему кровавой? Ритуальное убийство? – все-таки заинтересовалась я.
– Нет! – очень жизнерадостно ответил Мельников. – Банальное самоубийство. Вены себе мужик порезал.
– А почему же тогда «глухарь»?
– Так он же, свинья такая, посмертное послание на компьютере накатал, аж на пяти листах. И жене не сообщил, что на тот свет собрался. Вот она и начала требовать от нас найти убийцу: мол, и «поэму» его предсмертную подделали, и в ванну потом запихали, и зарезали, и причины-то у него никакой не было.
– Ну? – Мельникову удалось задеть меня за живое, и слушала я с большим нетерпением.
– Вот. А я, во-первых, экспертов достал – они мне все по полной программе сделали и авторитетно заявили, что раны этот придурок нанес себе сам. Во-вторых, на компьютерной клавиатуре его пальчики были во всей красе – хоть на выставку посылай. Я не думаю, что его после смерти попросили понажимать на нее. И к тому же у него был замечательный повод – за два дня до этого у бедняги сгорел склад, под завязку забитый товаром. Причем, заметь, там была не туалетная бумага и не шариковые ручки. Там были компьютеры.
– Что там было?! – заорала я.
– Иванова, лечи нервы. Мне тоже их жалко, но что поделаешь – сгорели. А представляешь, каково было тому мужику? Так что я считаю, что повод для самоубийства у него был замечательный.
– Лучше некуда! Слушай, милый, а ты мне не подкинешь его адресок?
– Зачем тебе?
– Удовлетворить законное любопытство, – заявила я.
– Не убедила, – немедленно отреагировал «милый» и тут же предложил другую версию: – К жене его наняться хочешь, чтобы свести на нет все мои титанические усилия? Нет, ты, конечно, можешь найти, так сказать, морального виновника этого преступления: очень может быть, что мужичка этого подставили...
– Не старайся, дорогой, не напрягай свое больное воображение. Клиент у меня уже есть, деньги мне в данный конкретный момент платят. Просто я хочу поговорить с вдовой. Тебе чего, адресок жалко?
– Да нет, не жалко, держи. – Мельников нацарапал что-то на обрывке бумаги и вручил мне. – Темнишь ты что-то, Татьяна. Я не припомню, чтобы ты делала что-либо просто так, из любопытства. К тому же – во время расследования. Помощь какая нужна – звони. Авось найдет на меня опять добрый стих, и я тебе помогу. А сейчас вали отсюда, на нас куча дел висит, а на носу, между прочим, конец месяца – надо отчитываться.
С этими словами меня вежливо выставили из кабинета: по-моему, его хозяин все-таки обиделся. Ничего, пусть подуется – все узнает в свое время. Не в моих правилах трепаться о текущем расследовании направо-налево. Лучше я ему расскажу уже о героически завершенном деле за бутылочкой честно заработанного пивка. С ну очень большими раками.
Но до пива и раков нам еще ох как далеко, а вот к дому компьютерного неудачника я уже почти подъехала. Пора остановиться и придумать себе легенду. Официальное лицо – милиция, прокуратура? Удостоверение помощника прокурора у меня, конечно, есть (зря я, что ли, сразу после института там месяца полтора отпахала?). Удостоверение, конечно, просроченное, да и нечего помощнику прокурора делать у этой несчастной вдовы, но благодаря тотальной юридической безграмотности населения эта версия может и пройти. Другое дело, что она нам ни к чему – ну что интересного вдова сможет рассказать официальному лицу? Голые факты. А мне что нужно? Сомнения, раздумья, предположения... Все, что поможет связать это самоубийство с моим расследованием: очень уж меня смущает, что и там и здесь фигурируют компьютеры. Возможно, это совпадение, но проверить я обязана. А посему – продолжаем.
Кем еще можно попробовать представиться, а? Очень интересный вариант был бы, представься я любовницей ее покойного мужа. Она бы сначала выдернула у меня клок-другой волос, затем слегка расцарапала бы мне лицо, а потом мы бы с ней тихо-мирно сели, помянули нашего любимого мужчину, поплакались бы друг другу на жизнь – и я бы все тихонечко из нее вытянула. И про компьютеры, и про угнетенное мужнино состояние.
Единственное, чем плох этот вариант, так это тем, что безутешная вдова может ограничиться выдиранием волос и выцарапыванием глаз, а к откровенной беседе мы так и не приступим. Или вдруг она, не дай бог, лично знает мужнину любовницу и та совершенно на меня не похожа? Нет, рисковать нельзя. Надо придумать какой-то беспроигрышный вариант.
Все! Есть! Абсолютно беспроигрышный: представлюсь журналисткой, ведущей самостоятельное расследование. Но не столько по делу ее мужа, сколько о халатности, коррумпированности и непрофессионализме тарасовской милиции. И лично оперуполномоченного Мельникова. Голову даю на отсечение, что на такую приманку вдова клюнет. Наверняка она считает, что Мельников скрыл улики, подделал какие-нибудь показания, что-нибудь подчистил в материалах дела, а то и получил взятку от истинных виновников гибели ее мужа. Я-то уверена, что он все сделал абсолютно правильно и там действительно чистое самоубийство, но, зная любовь своего народа к родной милиции, можно не сомневаться, что сотворить какую-нибудь гадость нашим стражам закона мне помогут всегда. Только бы безутешная вдова была дома!