– Эх, Олеся! Много чего ты не видела. Кино, телевизор, книги – красота. – И запнулся. Про телевизор говорить не стоило. Но Олеся на его ошибку не обратила внимания.
– А кем ты меня в Москву возьмешь? – неожиданно спросила она.
– Женой, конечно! – удивился Саша.
– Правда? Я тебе нравлюсь?
– Правда, как перед Богом! Ты девочка чистая, в городе таких поискать еще надо.
Олеся замолчала. Каждый думал о своем. Саше было немного стыдно перед девушкой. Она и в самом деле ему нравилась. Но жизнь у него непредсказуемая, рискованная. Любой удачный выстрел паршивого немца – и маленькая пулька оборвет ее. И времени у него – только до весны. А там снова будет вредить немцам, уничтожая их и технику. Потому что-то обещать девочке и давать ей клятвы он не стал. Останется жив – вернется, нет – поплачет она, потоскует и в конце концов обидится, решит, что забыл, другую кралю нашел.
Меж тем Олеся стянула с себя ночную рубашку, в которой была после бани, прижалась к Александру жарким телом и обняла. Ну не чугунный же он, взыграло мужское начало! Стал ласкать – сначала медленно, затем темпераментнее, потом и вовсе неистово. Олеся под его руками и языком лишь постанывала.
Все случается по воле Божьей, и ни один волос с головы человеческой не упадет без его соизволения. Вот и между молодыми людьми произошло все то, что могло произойти между мужчиной и женщиной.
Олеся была совершенно неопытна, но отдавалась со всем жаром молодости и нерастраченной любви.
С тех пор они стали жить, как муж и жена, спали в одной постели.
Недели через две Олеся вошла во вкус и сама уже проявляла инициативу.
Саша за это время отъелся, отогрелся, отмяк душой. Однако деятельная его натура требовала действий. Снег пока не выпал, хотя было холодно. Не найти ли ему Мыколу или его брата, Михася? Адреса только он не знал. Встретились-то они случайно, у станции Ловча, а дальше – в условленных местах. И зацепок никаких – кроме той, что Михась работает в паровозном депо кочегаром на паровозе. А где само депо? Впрочем, Мыкола жил недалеко от станции. Можно обойти деревни близ железной дороги, порасспрашивать подростков. Только они могут не сказать – вдруг он полицай? На нем ведь не написано.
И чем дольше он отдыхал и бездельничал, тем сильнее было желание найти парней. Ему подумалось, что такие активные ребята обязательно найдут контакт с партизанами. А через них – и он. Глядишь, снова у дел окажется.
Следующим утром после завтрака Саша сказал Олесе, что уходит до вечера.
– Ты же обещал до весны в избе сидеть? – вскинулась Олеся.
– Я же не инвалид. Пока снега нет, пройдусь до станции, может – старых знакомцев встречу.
– Опять взрывать что-нибудь собрался? А потом раненым придешь?
– Типун тебе на язык!
– Саша, не ходи, Христом Богом прошу!
– О как заговорила! А вроде бы комсомолка, в бога не веришь, – отшутился Саша. – Обещаю вести себя мирно и вернуться вечером.
Олеся губки надула, обиделась. Нет, за ее юбку он держаться не будет, у него своя голова.
Саша вышел на знакомую дорогу и направился к станции. На саму станцию не выходил – там немцы, полицаи, пошел вдоль путей вправо. Вроде как Мыкола в ту сторону за гранатами уходил.
У первой же деревни Саша от путей свернул.
Он поговорил с мальчишками – есть ли в их деревне Мыкола, у которого старший брат на железной дороге работает.
– А зачем вам, дяденька?
– Знакомый, увидеться хочу.
Мальчишки переглянулись. Глазенки хитрые. Видно, что Мыколу знают, но из мальчишеской солидарности выдавать его не хотят.
– Ладно, пацаны. Сделаем так. Вы поговорите с ним, скажите – я через час ждать его буду у дерева, где мы с ним познакомились. Он поймет.
Саша пошел к станции и уселся в кустах.
Уже через полчаса к дереву подошел Мыкола. Саша его сразу узнал, хоть на голове паренька и была кепка с большим козырьком, закрывавшим половину лица, и кожушок потертый надет. Великоват кожушок, явно с плеча старшего брата или отца.
Паренек покрутил головой и встал у дерева.
– Мыкола! – окликнул его Саша. – Иди сюда.
Парень осторожно раздвинул кусты, увидел Сашу и радостно кинулся к нему.
– Дядько, что же ты пропал?
– Дела были, да и от полицаев ваших скрывался. А ты как?
– Нормально.
– Брат в депо работает?
– Работает.
Мыкола был на удивление немногословен.
– Подполье есть? Или с партизанами связь наладили?
– Не могу говорить, дядько. Ты не обижайся. Я с братом посоветоваться хочу.
– Выходит, не доверяешь?
– Ну почему… – Мыкола смутился. Врать у него получалось плохо.
– Хорошо, Мыкола. Через два дня встречаемся на этом месте. Идет?
Парень кивнул.
Похоже, старые связи налаживаются.
В Богдановку Саша пришел в хорошем настроении – даже раньше, чем обещал. А уж как рада была Олеся его благополучному возвращению! Испекла его любимых драников да со сметаной!
Два дня пролетели в домашних заботах – требовалось дров побольше на зиму запасти, по снегу не больно натаскаешь.
На третий день Саша отправился на встречу. Вместе с Мыколой и брат его, Михась, пришел. Мужчины пожали друг другу руки.
– Отойдем в лес подальше, – предложил Саша.
Они немного углубились в лес и уселись на поваленную березу.
– Как работа? – начал разговор Саша.
– Кочегарю помаленьку, – ответил Михась.
– С партизанами связь есть?
– Имеется, – не стал юлить Михась. – Я им про тебя рассказал: про эшелон, что ты поджег, про пушку и аэродром. Не скрою, заинтересовались. Но прежде чем с тобой связаться, просили о себе поподробнее рассказать. Мы-то с Мыколой тебя знаем, даже в деле видели, но… – Михась развел руками. Да оно и понятно было. Является чужак, которого никто не знает, может быть – агент немецкий.
– Хорошо. Слушай и передай своим. Я был командиром партизанского отряда «За Родину» в лесах под Полоцком. Комиссаром у меня был Покидько. Связь с полоцким подпольем держал именно он. Приходил в отряд представитель подполья, назвался Анатолием Терентьевичем. Я с группой на задание ушел – взрывать шлюзы на Березинском канале. Группу немцы окружили на мельнице. Погибли все, одному мне удалось вырваться. Вернулся на базу отряда, а там уже немцы зачистку провели. Я только схрон взорванный увидел и гильз вокруг полно. Через своих передайте в Полоцк, что предатель – Янек.
– Круто замешано!
– Еще как! Из отряда только мы двое остались – я и Янек этот. Откуда он в отряде появился, не знаю. Новобранцев этот Анатолий Терентьевич привел. Я на него положился – он заверил, что парни все проверенные, до войны в комсомоле были.
– Все услышал и запомнил, в точности так и передам. Только я ничего не решаю. Как там решат, такой тебе ответ и принесу.
– Это понятно. Когда мне ответ ждать?
Михась задумался. И это тоже было понятно Александру. Пока он с подпольем свяжется, пока пинские подпольщики свяжутся с Полоцком, времени много уйдет. Связного придется посылать, а сейчас это долго и рискованно.
Михась, видимо, прикидывал то же самое.
– Ровно через месяц, на этом же самом месте. Идет?
Мужчины ударили по рукам и разошлись. Конечно, Саша мог бы начать свою войну сам, как он это уже делал. Но все-таки с партизанами сподручнее. Вон, под Полоцком они подрывную машинку нашли. Опять же цели конкретные ставили. Вместе, в группе, легче диверсии совершать и засады устраивать. Одиночку немцам поймать проще, а если ранили – без поддержки вообще не выжить. Правда, у него тыл крепкий есть, Олеся. И рассказывать о ней он пока не собирался ни при каких обстоятельствах. Случай с Янеком многому его научил. Из-за одного иуды был разгромлен боеспособный отряд.
Саша вернулся к Олесе, ножом поставил зарубку на угловой доске сарая. Потом каждый день добавлял новую. Без календаря, без радио легко сбиться со счета и пропустить важную для него встречу.
Через неделю после деловой встречи пошел снег, ударили первые морозы. Вот когда Саша похвалил себя за предусмотрительность. Он забил дровами весь сарай, должно было хватить до весны.
Снег валил почти каждый день. Деревья стояли со снежными шапками, все вокруг было белым и красивым. Только Саша забеспокоился – дорогу совсем занесло. Ни конному, ни пешему не пройти и не проехать. Как он до станции доберется?
Олеся заметила его беспокойство:
– Ты чего такой недовольный?
– Снега полно, а мне вскорости на станцию надо.
– Так лыжи отцовские возьми. Они охотничьи, быстро на них не пойдешь, зато в любом, даже самом глубоком снегу не провалишься и не утонешь.
– Что бы я без тебя делал?
Саша обнял Олесю и закружил ее.
Подошло время встречи. Есть Саша не стал – он надел лыжи и пошел сначала по заснеженной дороге, а потом свернул в лес. Направление он знал.
Лыжи скользили легко. Широкие, подбитые лосиным мехом с брюха животного, они не проваливались в глубокий снег.
На душе Александра было беспокойно. Как-то воспримут партизаны его рассказ? И ведь события были достоверными. Единственно – он не мог рассказать о зеленом шаре и о своем исчезновении на десять дней. Не появись шар – и он вполне мог бы успеть явиться в отряд. Тогда события могли бы развиваться по другому сценарию. А с другой стороны – если бы не шар, так его и в живых бы не было. Самостоятельно выбраться из окруженной и горящей мельницы – это невозможно.
На месте встречи его уже поджидал Михась. Парень пришел на встречу один, без Мыколы, и лицо его было отчужденным.
Саша сразу понял все без слов.
– Здравствуй.
– День добрый. – Руку для пожатия Михась не протянул.
Они сели на поваленное дерево – как в прошлый раз. Михась неожиданно наклонился к Саше и понюхал его телогрейку.
– Тебе Анатолий Терентьевич привет передавал.
– Спасибо.
– Спрашивал, как тебя звать.
– А я не сказал разве? Сержант Иванов.
Михась кивнул удовлетворенно.
– Был такой партизанский отряд. Ныне разгромлен. С тобой до окончания проверки рекомендовано не общаться. А насчет Янека – искать его будут. Кто из вас двоих предатель – не ясно пока.
– Это подполью не ясно, а я точно знаю.
– Все, что велено тебе передать, я передал. Больше добавить нечего.
– И на том спасибо. Я себе занятие найду. Только обидно будет, если Янека не найдут и не покарают. Парни не должны остаться неотомщенными.
– До свиданья.
Михась поднялся и ушел, не подав на прощание руки.
Саша поднялся тоже. Похоже, веры ему теперь в подполье нет. Белоруссия невелика, и в какой бы отряд он ни влился, рано или поздно об этом станет известно. Похоже, воевать дальше Саше предстояло одному. Ну что же, ему не привыкать. В спецназе учили действовать в одиночку. Так даже спокойнее, никто не предаст, по крайней мере как тот Янек.
Тем не менее настроение было испорчено. Для партизан он теперь лицо подозрительное, изгой.
Вернувшись домой, Саша поставил в сенях лыжи и снял тулуп, который ему давала Олеся. Тулуп был ее отца, из натуральной овчины, теплый, хотя с виду и потрепанный.
Девушка сразу обратила внимание на его расстроенное лицо.
– Что случилось? На тебе лица нет!
– С партизанами встречался. Подозревают меня, не хотят в отряд брать.
– Тоже мне беда! Оно, может, и к лучшему. Целее будешь.
– Олеся, ты же комсомолка. Война идет. Я мужик, врага бить должен, воевать, свою лепту в победу внести. Не сидеть же мне всю войну возле твоей юбки.
Олеся, приобретя мужа – пусть и невенчанного, пусть и без регистрации в сельсовете или ЗАГСе, не хотела его терять. Где она еще найдет себе мужа на хуторе, где кроме нее только старая и наполовину глухая бабка? А женское естество требует своего.
Саша, хоть и ожидал от партизан проверки, в душе был огорчен, потому что не ожидал, что их отказ ударит по нему так больно.
– Выпить есть?
– Самогон от отца остался.
– Налей.
Олеся молча спустилась в погреб, вытащила оттуда бутыль с мутноватой жидкостью и налила самогон в стакан. Положила в миску соленых огурцов, квашеной капусты.
Саша вздохнул, одним махом выпил стакан и закусил огурцом.
Горло обожгло – самогон был крепким. Но не брал он: слегка померкла обида, только и всего. И вроде со стакана «первача» он должен был почувствовать себя если не пьяным, то слегка захмелевшим. Голова же оставалась легкой.
Саша взялся за бутыль.
– Саш, не надо! – Олеся положила свою руку на его кисть. – Только голова болеть будет. Горе или обиду самогоном не зальешь. По большому счету – что случилось? Ты руку или ногу потерял? Нет! Не инвалид? Нет! Ну и черт с ними, с подпольщиками! Ты же один целого… – Олеся старалась подобрать слово – …вот, целого полка стоишь!
– Эка хватила!
– Вспомни лето. На станции эшелон взорвал, потом аэродром с немецкими самолетами. Я же помню! А где тогда подпольщики да партизаны были?
– Ну, двое-то мне помогали.
Олеся погладила его по голове, как маленького.
Саша поднялся.
– Пойду вздремну, что-то устал я сегодня.
Он разделся и улегся на кровать. Полная апатия! Не хочется ни есть, ни вообще что-то делать.
Так он проспал до утра. Даже Олеся, улегшаяся вечером рядом, не смогла подвигнуть его на близость.
А утром встал бодрым, с хорошим настроением. Что произошло? Партизаны его не взяли в отряд? Так он и сам немцам урон нанесет не меньше партизанского отряда! Тогда в чем проблема?
Саша стал напевать про себя песню. Все будет хорошо, только не надо падать духом, расклеиваться. Он же мужик, в конце концов, а вчера нюни чуть не распустил. Крепко его взяло за живое подозрение подпольщиков!
Олеся уже хлопотала у плиты.
Они позавтракали жареной картошкой со шкварками, выпили компота из сушеных ягод, и Саша снова улегся на кровать. Спать не хотелось, просто так лучше думалось. Что он имеет из оружия? Нож да карабин немецкий. Взрывчатки нет, потому поезд или мост взорвать не получится, машину на шоссе – тоже. Да и машины у немцев теперь в одиночку не ходят – только колоннами, поэтому расстрелять грузовик или легковушку тоже не выйдет.
Для начала надо разведать обстановку – где немцы и какие склады, базы, воинские части располагаются в районе. Вот тогда можно планировать акцию. Сначала разведка, потом диверсия, и никак иначе. Его учили действовать именно так.
– Олеся, я прогуляюсь.
Саша оделся, взял лыжи и вышел во двор. Свежий снег слепил глаза. Так они быстро устанут, слезиться начнут.
Саша подошел к березе, ножом вырезал кусок бересты и сделал две узкие прорези для глаз. Из бересты же вырезал узкую полоску – вроде жгута, привязал жгут к бересте и натянул на лицо. Получилось коряво, но глаза от снега уже не слепило. Так делали еще наши прадеды, когда не было солнцезащитных очков. Никто Сашу не учил, сам догадался, а может – память предков подсказала.
Дышалось в зимнем лесу легко, и лыжи скользили просто великолепно. Видно, отец Олеси понимал толк в лыжах. Сделанные своими руками охотничьи лыжи не уступали заводским по скорости, но, в отличие от узких фабричных, не проваливались даже в свежевыпавший снег.
Саша отошел от хутора километров на семь-восемь, повернул влево и описал вокруг хутора, как вокруг исходной точки, большой круг. И только в одном месте он наткнулся на малонаезженный санный след. Видимо, из деревни кто-то наведывался в село или даже в Пинск на базар. Там, в городе, продукты питания выгодно обменивались на вещи или даже драгоценности. Кроме того, можно было узнать новости.
Новости о положении на фронтах Саша хотел бы знать и сам. Он-то знал, что Москва устоит и немцев отбросят, но где сейчас проходит линия фронта? Ведь от Белоруссии до Москвы не так далеко, и чем ближе фронт, тем интенсивнее перевозки в прифронтовой зоне.
Однако, ничего интересного не обнаружив за сегодняшний день, Саша вернулся на хутор, к Олесе. Он порядком продрог и проголодался и в очередной раз мысленно возблагодарил Бога и судьбу за то, что встретился с такой девушкой. Вот куда бы он сейчас, зимой, пошел? В такое время без землянки и запасов в лесу не выживешь, мороз градусов двадцать. И землю под землянку не выдолбишь – замерзла, и инструментов нет. Материалов, чтобы печурку сложить, тоже нет. А про запасы надо было думать еще осенью. Вот и выходит, что Олеся – как подарок судьбы.
Партизанские отряды к зимовке загодя готовились, да и то не все смогли зиму пережить. Некоторые отряды были до весны распущены, и партизаны разошлись по своим домам, припрятав оружие. Активность действий подполья снизилась.
И Саша пока не предпринимал активных действий. Каждый день он бегал на лыжах по району, изучив его, как свою квартиру. С местными в разговор не вступал, сторонился – только слухи пойдут ненужные. И, возвращаясь домой, следы лыж заметал еловым веником. Особенно Саша любил, когда шел снег – он лучше всего скрывал и так не очень заметные следы от охотничьих лыж.
За зиму Саша вошел в физическую форму – хоть в кроссах участвуй. И за это время он не только свой район изучил, но и на территорию соседних районов забирался – надо же знать места будущих военных действий!
Незаметно пролетело время, наступила весна 1942 года. На фронтах шли тяжелые бои, наши войска отбросили от Москвы вражеские полчища. Немцы перестали говорить о том, что со дня на день возьмут русскую столицу. Но враг был еще очень силен и продолжал продвигаться на восток, в донские степи, стремясь выйти к Волге и на юг, к Кавказу. Для немцев это было очень важно. Юг – это нефть, бензин с Бакинских нефтяных месторождений в то время покрывал более половины потребностей Красной Армии в моторном топливе. И большая часть бензинов и масел шла по Волге, в нефтеналивных танкерах. Немцы это прекрасно понимали, и вся кампания 1942 года была направлена на юг и восток. Лишить Красную Армию топлива – значит одержать над ней победу.