— Тела нашли? — спросила я.
— Да, — кивнул Александр Михайлович, — в церкви. Любу неподалеку от входа, Прохора в том месте, где обычно ставят ларек со свечами, книгами и прочим.
— Церковь не работала? — предположила я.
Дегтярев начал рыться в своем портфеле.
— Ты сегодня на редкость догадлива. Именно так. От божьего храма остались лишь стены и потолок. Службу там не вели с тридцатых годов прошлого века. Деревенька Анисино тихо скончалась в конце шестидесятых годов, нынче в избах живут две безумные бабки, забывшие, как их зовут.
— Отца и дочь застрелили? — спросила я.
— Нет. Применили боевой электрошокер, — после короткой паузы уточнил полковник. — Эксперт предположил, что работал профессионал: он не оставил ни улик, ни даже следов, намотал на ноги пластиковые пакеты. Можно лишь предположить, что размер обуви у него сорок второй, а рост где-то метр семьдесят с небольшим. Это все.
— Мать отпустила девочку одну на встречу с похитителем бывшего мужа? — удивилась я. — Прохор здорово обидел жену, изменил ей, потом не давал денег, а Рита кинулась его выручать? И где она добыла миллион долларов?
— Самый интересный вопрос, на который тоже не нашлось ответа, — хмыкнул Александр Михайлович.
Я уставилась на него.
— Что ты имеешь в виду? Маргарита отказалась сообщить имя спонсора?
— Она его не знала, — поморщился Дегтярев. — Вечером в четверг мать сказала девочке: «У нас нет средств на выкуп, мои жалкие пять тысяч похитителю не нужны. Надо смириться с ситуацией. Ничего поделать мы не можем». Люба спросила: «А если продать квартиру?» — «За ночь? — мрачно усмехнулась Рита. — И наша халупа не стоит миллиона долларов. Единственное, что нам остается, — это молиться за душу Прохора». «Завтра попытаюсь уговорить похитителя!» — с жаром воскликнула дочка. Маргарита категорически запретила ей ехать на встречу с преступником. Люба пообещала остаться дома.
— И мамаша, поверив ей, укатила на работу? — возмутилась я.
Александр Михайлович засопел.
— Нет. Ермакова предполагала остаться дома. Она встала в семь утра, села вместе с Любой пить кофе и… вскоре заснула. Очнулась Рита в районе полуночи, нашла на столе в кухне записку: «Мамусик, прости, бросила тебе в эспрессо снотворное. Я знаю, где достать деньги. Скоро мы с папой вернемся. Целую тебя».
— Девочка-подросток нашла миллион долларов? — изумилась я.
— Сначала мы предположили, что Люба обратилась к своей подруге Алисе Лункиной, — пустился в пояснения Дегтярев. — Ермакова посещала престижную гимназию, в одном классе с ней учились дети богатых людей. Отец Алисы занимается торговлей винно-водочной продукцией, в средствах не нуждается, единственную дочь обожает, ни в чем ей не отказывает. Лункина могла попросить у него нужную сумму. Но девочка понятия не имела, что происходит у подружки дома, Ермакова свято хранила тайну.
— Странная мысль пришла вам в голову, — удивилась я. — Как бы отец ни баловал дочку, миллион в валюте ни один человек просто так не отдаст. Уж наверное господин Лункин не дурак, он должен был спросить: а как Люба вернет долг?
Дегтярев вытащил из кармана носовой платок и начал промокать лоб.
— За год до похищения Прохора тяжело заболела подруга Алисы, Елена Королева. Диагноз поставили очень нехороший, в России лечить девочку отказались, посчитали безнадежной. Алиса бросилась к папе, и тот оплатил поездку Королевой в Германию, где ей сделали несколько операций. По просьбе дочки Лункин потратил на лечение Лены намного больше миллиона долларов.
— Понятно, — кивнула я. — Но про похищение Прохора, ты сказал, Алиса не знала. Может, Люба кинулась к бабушке, а та вскрыла свой денежный мешок?
Александр Михайлович вновь промокнул лоб.
— Здесь душно, и я опаздываю.
— Давай отвезу тебя на работу, доскажешь историю по дороге, — предложила я.
— А свадебный ужин? — напомнил приятель. — Тебе же надо его обсудить. Мне было важно до Москвы добраться, дальше покачу на метро.
Я дернула толстяка за рукав.
— Не спорь! Маргарите сейчас не до меня, на несчастную нахлынули тяжкие воспоминания, ты же ассоциируешься у нее с самым страшным днем в жизни, когда она потеряла дочь. Доставлю тебя до офиса и вернусь в агентство. Так что там с матерью Прохора? Она могла выделить нужную сумму?
Александр Михайлович направился к двери. Мы вышли на улицу, сели в машину, и полковник продолжил:
— Надежда Васильевна всю жизнь преподавала химию, работала в разных учебных заведениях. Когда был жив Алексей Константинович, отец Прохора, в семье, думаю, водились деньги. Старший Ермаков был одним из руководителей строительной компании, но он исчез.
Я в тот момент выруливала на проспект и от изумления чуть не нажала на тормоза.
— Как исчез?
Полковник пожал плечами.
— Утром ушел на рыбалку и не вернулся. Супруга подняла бучу, поставила на уши многочисленных знакомых, но муж как в воду канул.
— И давно это случилось? — уточнила я.
Дегтярев вытащил телефон.
— Сейчас уж точно и не помню… лет этак восемь-десять назад… Черт! Тут куча пропущенных звонков. Почему я их не слышал?
— Потому что положил трубку в сумку и завалил ее разной ерундой, — усмехнулась я. — Носи мобильный в кармане.
— Вот уж глупость ты предложила! — возмутился толстяк. — Очень неудобно таскать в пиджаке трубку, да и потерять ее легко. И у меня нет в портфеле ерунды, это у тебя в сумочке барахла навалом.
Я повернулась к Дегтяреву.
— Ну-ка покажи, что у тебя при себе.
— Сейчас? — удивился полковник. — И зачем?
— Все равно в пробке стоим, — вздохнула я, — мне просто любопытно, чем набит твой здоровенный портфелище. А я потом продемонстрирую содержимое своего клатча. У кого окажется больше ненужных вещей, тот проиграл и сделает выигравшему подарок.
— О! — обрадовался полковник. — Хочу мыло для бритья в черной коробке, забыл название фирмы. Оно очень хорошее, но дорогое, меня жаба душит самому его купить. Еще я хочу новый станок, а то мой сломался. В общем, с тебя мыло и приспособления для бритья.
— Сломался станок, который Манюня из Лондона привезла? — поразилась я. — Он сделан фирмой, основанной двести лет назад, и очень надежный. Англичане гордятся качеством своей продукции, дают на нее гарантию в четверть века. Я позвоню Маше, пусть разберется, почему ее презент пришел в негодность, и потребует заменить брак. Объясни, что случилось?
— Ну, понимаешь, перед бритьем надо вкладывать лезвие, — забубнил толстяк, — для этого нужно снять верхнюю часть бритвы, что я и сделал, а она — бац, упала в унитаз и утонула…
— Значит, бритва не сломалась, — едва сдержала я смех, — неуклюжий владелец уронил одну деталь в канализационную трубу. В данном конкретном случае предъявить жалобу производителю не получится.
— Почему? — возмутился полковник. — Сделали ерундовину такой скользкой, что сама из пальцев выпрыгнула. Я никогда ничего не теряю и не ломаю.
— Открывай портфель! — скомандовала я.
Александр Михайлович подчинился и начал комментировать вынимаемые предметы.
— Папка с бумагами. Расческа. Носовой платок.
— Их три, причем один относительно чистый, а два скомканных и несвежих, — уточнила я. — Почему бы тебе не пользоваться бумажными платками?
— Терпеть их не могу, — поморщился толстяк. — У мужчины должен быть нормальный носовой платок, а не клочок хрени.
— Ладно. Но зачем ты таскаешь два грязных? — спросила я.
Александр Михайлович, оставив мой вопрос без ответа, продолжил:
— Кошелек, записная книжка, айпад, айфон…
Я опять не выдержала, переспросила:
— Записная книжка? Ты не хранишь контакты в гаджетах?
Дегтярев надулся.
— Считаешь меня идиотом, который сначала ищет номер в блокноте, а потом его набирает? Я человек прогресса, великолепно овладел современной техникой!
Ну-ну, не стану напоминать толстяку, как он обучался общению с ноутбуком,[1] но у меня появился новый вопрос.
— Тогда для чего носишь при себе обычную записную книжку, если не пользуешься ею?
Александр Михайлович нахмурился, но ничего не ответил, а я отняла у него портфель и радостно воскликнула:
— Ой, сколько тут всего! Жестяная коробочка с леденцами, гора оберток от шоколадных батончиков…
— В Москве днем с огнем урну не найдешь, — объяснил толстяк, — а я не приучен бросать мусор на тротуар.
— Выброси дома в помойку, — посоветовала я.
— Вчера случайно забыл вытряхнуть, — процедил толстяк.
— Только вчера? — уточнила я, разглядывая фантики. — Значит, все это ты слопал за один день? Раз, два, три, четыре, пять шоколадок, две упаковки чипсов. А это что? Вафли «Лесная быль» с плодово-ягодной начинкой. Их еще выпускают? Когда-то я очень любила такие. Столько сладкого за один день? Да у тебя скоро объем талии совпадет с ростом!
— Не успел пообедать, пришлось хватать в магазине что под руку попалось, — буркнул Дегтярев.
Я выудила из одного отделения смятый чек, расправила его и прочитала:
— Кафе «Греческий рай». Салат оливье, борщ с майонезом, сосиски с картофельным пюре, кофе латте, торт медовик. Однако, интересное у московских греков меню. Вот в Париже в Латинском квартале они другое готовят, борща я в харчевнях с названием «Гурманы Афин» не встречала. Ой, здесь еще штук десять шариковых ручек без колпачков, перочинный ножик, фонарик, одеколон, упаковка ватных палочек и… крохотная баночка паштета для собак мелких пород! Милый, ты не наелся греческими изысками вкупе с шоколадками-чипсами, проголодался и схватил в зоолавке лакомство для псов? Ошибся с размером. Тебе подойдет порция для пожилого тибетского мастифа.
— Почему пожилого? — заморгал Дегтярев.
— Потому что в юности эти собаки стройны, к старости же весят за сто двадцать кило, — развеселилась я, — чем животное больше, тем обильнее содержимое его миски.
— Отдай мои вещи! — рассердился приятель. — Паштет я купил для Мафи. Она ко мне в гости часто забегает, я всегда угощаю пагля.
— Так вот почему Мафуся превратилась в бочонок на тонких ножках! — возмутилась я. — Оказывается, ты ее подкармливаешь!
— Всего-то кусочек патэ даю и пару печенюшек, — заюлил толстяк, — от этого не разнесет. Теперь, когда ты убедилась, что у меня при себе лишь самое необходимое, открывай свою торбу. Мне хватит двух часов, чтобы изучить ее содержимое?
— Возьми на заднем сиденье, — улыбнулась я.
Дегтярев попытался повернуться, засопел, расстегнул ремень безопасности, закряхтел, покраснел, так и не смог дотянуться до сумки и разозлился:
— У тебя узкая машина!
— Нет, просто у кого-то большой живот, — хихикнула я, подавая полковнику клатч.
— Это что? — удивился Александр Михайлович. — Мыльница?
— Клатч, — пояснила я.
— И как открыть эту фигню?
Я нажала на кнопочку.
— Вуаля!
Полковник вытащил губную помаду.
— Что это такое?
Я изобразила удивление:
— Неужели никогда не встречал такой вид косметики? Ею пользовались еще в Древнем Египте!
— Я не жил во времена Зевса, — проворчал толстяк.
— Он был греческим богом, — поправила я, — к стране пирамид отношения не имел.
— Хочешь сказать, что таскаешь с собой только дурацкую мазилку? — взвыл полковник, заглянув в пустую сумочку. — Где остальное?
Я прикинулась дурочкой.
— Что, например?
— Телефон.
— Вот он, в кармане.
Александр Михайлович притих.
— Ты проиграл! — радостно объявила я. — Кстати, можешь выходить, твой офис через дорогу. Подумаю, что попросить в подарок за свою победу.
Дегтярев молча выбрался из моей «букашки». Я опустила стекло и помахала ему рукой.
— До вечера, милый. Не ешь много шоколадных батончиков, намазывая их собачьим паштетом, иначе ты в свой внедорожник не влезешь.
Александр Михайлович включил скорость и живо удрал в подземный переход. Тихо посмеиваясь, я поехала вперед. Хорошо, что толстяк не знает про вместительную сумку в багажнике моей машинки. Вот в ней масса интересных и жизненно необходимых для меня вещей: косметичка с полным набором для дневного и вечернего макияжа, парочка шарфов, духи, шоколадка… Если честно, я и не помню, что там лежит, но знаю, что все это очень мне нужно.
Глава 5
Не успела я войти в агентство, как Эвелина ринулась навстречу.
— Дашунечка! Сейчас займемся меню. Мы сделали прекрасное…
— Как чувствует себя Маргарита? — перебила я Лину. — Даже представить страшно, как ей тяжело.
Собеседница смутилась.
— Вы знаете о трагедии?
— Александр Михайлович рассказал, — кивнула я. — Поверьте, до сегодняшнего дня я понятия не имела о том, что случилось у Ермаковой. И Дегтярев не подозревал, что бывшая жена Прохора владеет фирмой «Стрела Амура», он просто захотел в туалет. Мне неудобно за доставленные Маргарите переживания.
Эвелина открыла дверь в кабинет.
— Давайте попьем капучино, успокоимся. Рита уехала домой, у нее голова заболела.
— Надеюсь, она меня простит, — пробормотала я.
Эвелина включила кофемашину.
— Вы ни в чем не виноваты, это просто стечение обстоятельств. Полковник ваш приятель?
— Да, — подтвердила я.
Лина поставила передо мной чашку.
— Жаль, что он не захотел найти убийцу Любочки и Проши.
Я кинулась на защиту Дегтярева.
— Александр Михайлович опытный профессионал, но иногда преступник оказывается очень-очень хитрым. И нельзя ведь заниматься одним делом бесконечно.
— Понимаю, — вздохнула Эвелина, — если в отведенный срок не достигнут результат, папку запихнут в архив и забудут о ней. А несчастному человеку, потерявшему близких, придется жить, зная, что преступники на свободе.
Я отпила кофе.
— Согласна с вами, это очень несправедливо. Вы давно знакомы с Ермаковой?
Эвелина положила ногу на ногу.
— Я приехала в клинику рожать сына, меня положили в палату, а через час на второй койке разместили Риту. Мой Сережа и ее Любочка появились на свет почти одновременно. Мы тогда смеялись, что они — как бы близнецы, значит, когда вырастут, пожениться не смогут. Вот с тех пор мы и поддерживаем отношения. Еще и жили, оказалось, по соседству. Помогали друг другу, гуляли по очереди с коляской — клали младенцев в один экипаж. Ребята вместе в садик пошли, затем в школу. Они считали себя братом и сестрой, были очень близки. Я после первых родов не могла больше забеременеть, а Рита не завела второго ребенка из-за…
Резко умолкнув, Эвелина схватила из вазочки печенье и быстро засунула его в рот. Определенно, ей не хотелось озвучивать причину, по которой подруга решила не расширять семью.
— Из-за измен Прохора? — предположила я.
Лина поперхнулась.
— Вы в курсе?
Я потянулась к коробке с конфетами.
— Знаю, что причиной развода Ермаковых стала неверность мужа.
Эвелина взяла мою пустую чашку и пошла к кофемашине.
— О покойных плохо не говорят, но Прохор вел себя как идиот. Рита его обожала. Думаете, она не знала про походы мужа налево? Ермаков особым умом не отличался, наврет жене, что на съемках рекламы до полуночи сидел, а от самого чужими духами несет и следы губной помады на рубашке. Но Маргарита делала вид, что верит гуляке. Она бы и дальше прикидывалась, да Прохор обнаглел, в день рождения Любаши уложил в супружескую постель соседку. Мерзавец! Решил, что безответная супруга любую его выходку стерпит. Что оставалось делать Рите, которая не вовремя вернулась домой? Тут уж не изобразишь, что не в курсе кобелирования мужика, когда сама увидела все крупным планом.
Я кивнула, не перебивая рассказчицу, а та неслась дальше…
Маргарита не стала поднимать скандал, не кинулась на разлучницу с кулаками, молча выскользнула из комнаты, спряталась на кухне.
Прохор соседку выставил, бросился к жене, понес всякую ерунду:
— Она меня заставила! Я не хотел, впервые бес попутал. Никогда тебе не изменял!
Вот уж чушь собачья…
Рита потаскуна выслушала, потом, не повышая голоса, заявила:
— Складываешь вещи, забираешь, что хочешь, и уходишь.
— Куда мне идти? — испугался Прохор.
— Не знаю, — пожала плечами жена.
— Нет, — отрезал бабник, — квартира моя, ее моя мать купила. С какой радости мне из своего дома уматывать? Ритуся, я же тебя люблю! Давай забудем про глупое происшествие, а? Никуда я не уйду! Всю жизнь с тобой проведу!
— Хорошо, — согласилась Маргарита, — оставайся.
Ермаков, не ожидавший столь легкой победы, обрадовался, а потом куда-то уехал. Когда он около полуночи вернулся, входная дверь оказалась закрыта на щеколду. Жена не впустила его, крикнула из-за створки, что завтра отнесет заявление на развод, на раздел квартиры и на алименты. А утром Прохор приехал к Рите на работу, устроил там скандал…
Эвелина вздохнула и продолжила:
— Подруга тогда уже работала в риелторском агентстве «Мезон». Его владелица Екатерина Бонч-Бруевич моя хорошая знакомая, это я попросила ее взять Маргариту. Вообще-то Ермакова по образованию педагог, когда-то преподавала, но учителям ведь мало платили. Вот Рита и сменила сферу деятельности, устроилась на фирму, которая торговала детскими товарами. Не один год там трудилась, прилично получала. А за пару месяцев до разрыва с Прохором предприятие обанкротилось. Муж приносил деньги нерегулярно, Рита же потеряла не только зарплату, но и процент с продаж. Она запаниковала, начала бегать по разным учреждениям, искать место, но безуспешно — то график не подходил, то оклад предлагали крохотный, то надо было ездить на другой конец города. Вот я и поговорила с Бонч-Бруевич. Она взяла ее.