Россия – Турция: 500 лет беспокойного соседства - Иван Стародубцев 11 стр.


Итак, 8–10 марта 1993 года турецкое Министерство иностранных дел и упомянутое уже «TİKA» провели международную конференцию, куда были приглашены лидеры всех молодых и независимых тюркских государств. Лейтмотивом мероприятия стал тезис о необходимости перехода всего тюркского мира на единый алфавит, имеющий в своей основе латиницу. С упором на то, что латиница наилучшим образом соответствует структуре и словообразованию тюркских языков, а также позволяет использующим ее быть ближе к современному миру и, следовательно, гарантирует достойное место в нем (со временем, конечно).

Тургут Озал, тогдашний президент страны, тогда сказал: «После этого весь мир увидит взлет тюркизма на маятнике истории!» А премьер-министр Сулейман Демирель вслед добавил, что хотя конференция и опоздала лет на двести, но уже ничто не в состоянии помешать созданию нового тюркского мира «от Адриатики до Великой китайской стены». Тут возник повод задуматься не только у России с ее тюркскими субъектами Федерации, но и у Китая с его неспокойным Синьцзян-Уйгурским автономным районом.

Обращаясь к картине наших дней, мы увидим, что на латиницу уже перешли Азербайджан, Узбекистан и Туркмения. Насколько полностью и успешно – это отдельный вопрос. В начале 2016 года о постепенном, к 2025 году, переходе на латиницу официально заявила и Республика Казахстан – ключевой партнер России, в частности, по Евразийскому экономическому союзу (ЕврАзЭС) и по Организации договора о коллективной безопасности (ОДКБ).

Показательно, что полуофициальные комментарии казахов оказались для России очень даже нелицеприятными – заявлялось о боязни перед «русским миром» и о возможной агрессии со стороны России, которая, дескать, не рассматривает всерьез казахскую государственность, претендуя на возврат части северных территорий страны. Так что перед лицом такой «мягкой и пушистой силы» не убоялся Казахстан и предстоящего огромного масштаба работы и соответствующих расходов. Представить себе только – перевод всех письменных источников страны на новую языковую платформу! Речь идет не о косметической реформе вроде переименования милиции в полицию без смены качества, а о цивилизационном выборе.

Ну а то, что на такой шаг пошел стратегический союзник Российской Федерации, – это, прямо скажем, караул. Ребята, ну какой, ей-богу, после этого «Soft Power 30»… Это уже совсем другой список – «Global Fire Power», то есть рейтинг военной мощи, где Россия в 2016 году заняла второе место. Вот это – заслуженно: броня крепка и Арматы наши, опять же, быстры… Кстати, Турция, опережая на одну позицию Германию, в этом списке числится восьмой. По численности же своей армии Турция в блоке НАТО и вовсе вторая, проигрывая только Соединенным Штатам Америки. А ведя регулярные военные действия, в частности, на востоке и юго-востоке страны, – вряд ли кому-то в мире серьезно уступая по такому важнейшему критерию как «обстрелянность».

Конечно, для того, чтобы любая идеология жила, причем не в заоблачных книжных высотах, а на земле, где встречаются упускаемые иногда из виду «овраги», необходимо возникновение целого ряда вполне определенных предпосылок. Если в общих чертах, то для любой экспансии нужна внутриполитическая стабильность и материальная база, то есть устойчивая и растущая экономика. Это необходимые условия, к которым для полного комплекта надо еще добавить наличие тесной смычки между решимостью руководства страны, разработанностью интеллектуальной базы и пассионарностью общества, соответствующим образом обработанного.

Так вот, если проанализировать состояние дел в Турецкой Республике образца восьмидесятых – девяностых годов прошлого века, да даже и начала двухтысячных, на наличие или же отсутствие упомянутых предпосылок, то станет очевидно, что страна для масштабной внешней экспансии тогда еще не созрела.

Не подкреплялись попытки экспансии экономическим положением, когда Турция лишь только начинала пожинать первые горькие плоды разгосударствления и перехода к открытой либеральной экономике, с последовавшими один за другим экономическими кризисами, самые глубокие из которых разразились в 1994 и в 2001 годах.

Для этого не слишком подходила внутриполитическая конъюнктура с военным переворотом 1980 года и последующими неустойчивыми коалиционными правительствами, постоянно «одергиваемыми» вооруженными силами страны, в качестве неофициальной четвертой ветви власти. Но от этого ничуть не менее легитимной при наличии у них «высшего мандата» – от самого Ататюрка, завещавшего военным быть стражами республиканских устоев и гарантами светскости турецкого государства.

Когда сразу вслед за выступлением премьер-министра по телевидению дается еще и прямое включение главы Генштаба с комментарием по только что озвученному решению, это, знаете ли, бодрит и мотивирует политиков на новые трудовые свершения. Тут главное – не сгореть на службе, имея в виду тот факт, что Турецкая Республика является рекордсменом по запрету различных политических движений. И в 2008 году правящая происламская Партия справедливости и развития Эрдогана прошла буквально по лезвию бритвы – для принятия Конституционным судом решения о закрытии квалифицированным большинством не хватило голоса всего лишь одного судьи. А так-то суд проголосовал «за».

Да и от смертной казни Турция, в прошлом охотно ее применявшая по делам политического характера, полностью отказалась лишь в 2004 году. В немалой мере – под давлением Европейского союза, присвоившего Турции в 1999 году статус страны-кандидата и начавшего полноформатные переговоры о ее вступлении в 2005 году. Используя требования ЕС как один из рычагов, Эрдогану впоследствии и удастся успешно обуздать активность турецких военных во внутриполитических делах и вернуть их в более привычную среду обитания, то есть в казармы.

Конечно же, усилия Турции на постсоветском пространстве, да и в самой России, не пропали даром. Турки изрядно насторожили руководителей России, которые в те годы на уровне первых лиц в Турецкой Республике появлялись нечасто, да и то проездом. График двусторонних встреч и обменов делегациями в то время был не чета нынешнему. Если не брать, конечно, в расчет режим полной «радиотишины», включенный Путиным после «самолетного кризиса» в ноябре 2015 года и продолжавшийся вплоть до примирения.

В 1992 году Российскую Федерацию посетил президент Сулейман Демирель, а буквально месяц спустя в Стамбул приехал Борис Ельцин. Лишь только затем, чтобы в составе глав одиннадцати государств принять участие в подписании соглашения о создании Организации черноморского экономического сотрудничества (ОЧЭС) – интеграционного проекта, инициатором которого, заметим, выступила Турецкая Республика. Штаб-квартира ОЧЭС, разумеется, расположилась в Стамбуле.

В следующий раз первый российский президент посещал Стамбул уже на излете своей политической карьеры, в 1999 году – для участия в саммите Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). Это был последний зарубежный визит Ельцина, который проходил в обстановке тяжелой травли Российской Федерации со стороны международного сообщества за вторую Чеченскую войну. Отчеканив свое выступление под девизом «Никто не имеет права критиковать Россию за Чечню!» и не желая больше выслушивать критику, Ельцин, не садясь в кресло, покинул зал. Характерной передовицей того времени стал заголовок в газете «Московский комсомолец»: «Ельцин мочит Стамбул!»

Впрочем, ни тот ни другой приезды Ельцина не были официальными визитами, так что когда Анкару в 2004 году посетил В. В. Путин, эта поездка стала, по сути, первым посещением Турции главой нашего государства, СССР и России – как его правопреемницы, за тридцать два года. Проходил визит на траурном фоне Беслана, внеся в повестку российско-турецких переговоров борьбу с терроризмом в качестве одной из центральных тем. Да и про загадочную трагедию с атомной подводной лодкой «Курск» в те дни в Турции снова вспоминали, хотя к тому времени прошло уже почти пять лет с момента аварии, но гибель российских моряков вызывала и неизменно продолжает вызывать большое и неподдельное сочувствие у граждан страны.

Рис. 6. Фото вверху: встреча между президентом РФ Путиным и лидером Партии справедливости и развития Эрдоганом в ходе визита турецкого лидера в Москву 23–24 декабря 2002 года. Фото внизу: встреча между президентом Путиным и премьер-министром Эрдоганом в ходе официального визита российского президента в Турецкую Республику 5–6 декабря 2004 года. Ракурс выбран так, что за спиной Эрдогана не виден портрет Ататюрка.

То была вторая личная встреча между Владимиром Путиным и Реджепом Эрдоганом. Первая состоялась двумя годами ранее, 24 декабря 2002 года, спустя чуть более месяца после того, как новая Партия справедливости и развития под руководством Эрдогана одержала убедительную победу на выборах в Меджлис, впоследствии став доминирующей силой на внутриполитической арене страны. Если такие параллели уместны, то эта партия стала своего рода турецким аналогом «Единой России».

Встречали президента России в Анкаре как долгожданного и дорогого гостя. Для беспрепятственного следования президентского кортежа даже перекрыли центральную транспортную артерию столицы – бульвар Ататюрка. Дело это для турецких городов, хоть тогда, хоть сейчас – редкое, а посему непривычное. Регулярно перемещаясь на автомобиле по Анкаре, иногда можно оказаться в одном транспортном потоке с кортежами высших чиновников Турции – хоть президента, хоть премьер-министра, не говоря уже о более скромных рангах. Турецкий народ вообще не привык к тому, чтобы оживленные трассы перекрывались ради «слуг народа», спешащих по своим государственным делам. Да и жаться к обочине, будучи понукаемым сзади спецсигналами, если это не «Скорая помощь» или пожарная служба – это не для потомков «гордых янычар». Они даже перед полицией не всегда подвинутся. С таким народом, как говорится, не забалуешь.

Когда на памяти автора буквально на пару курушей (копеек по-нашему) была поднята цена на проезд в метро, на следующее утро несогласные люди начали просто перешагивать через турникеты вовсе безо всякой оплаты, вынудив начальство лично спуститься в метро, выступить перед толпой и срочно, не доводя «до греха», отыграть назад. А какой был скандал, когда попытались ввести водительские права нового образца с ограниченным сроком действия вместо используемых бессрочных, да еще и с весьма существенной доплатой? Поднялась такая буря негодования, что сразу была озвучена так называемая «восточная» скидка. «Восточная» – в том смысле, что цена будущего водительского удостоверения была снижена не на какие-то проценты, а в разы… Но от этого стало только хуже – народ возмутился от такого барского отношения к себе, и инициаторы поспешили поскорее сделать вид, что это была всего лишь идея возможной реформы, размышления вслух, так сказать. А права до сих пор так и остаются бессрочными…

В общем, настроение столичных жителей, собравшихся морозным декабрьским утром 2004 года за временными ограждениями, установленными вдоль бульвара Ататюрка, было замешано на неподдельном любопытстве к заморскому в прямом смысле слова гостю с некоторой примесью «бурчания». Понаехали, дескать, тут всякие, «московские гяуры», житья от них прям нет никакого – хоть при Османской империи, хоть при Турецкой Республике. Однако все познается в сравнении, и вот что интересно: реакция на лидера страны – векового «врага» и «соперника» – была и близко не сопоставима с тем откровенным ропотом, который вызвали аналогичные меры безопасности, предпринятые несколькими месяцами ранее для приехавшего в Анкару Джорджа Буша. Напомню: президента Соединенных Штатов Америки, «стратегического и образцового партнера» Турции.

Были ли простые турки услышаны Путиным или же нет, однако так уж совпало, что в своем выступлении он посчитал необходимым извиниться перед жителями турецкой столицы за те неудобства, которые были причинены его кортежем. Да, президенты время от времени все-таки извиняются, и ничего в этом зазорного нет.

Главным политическим итогом декабрьского визита Путина в Анкару стало подписание сторонами так называемой «Совместной Декларации об углублении дружбы и многопланового партнерства между Российской Федерацией и Турецкой Республикой», в рамках которой была поставлена задача вывести отношения между двумя евразийскими государствами, выражаясь дословно, «на уровень продвинутого многопланового партнерства».

Невозможно удержаться от цитирования фразы из преамбулы этого документа, закладывающей фундаментный камень в новый этап российско-турецких отношений: «Опираясь на более чем пятисотлетнюю историю межгосударственных связей, в позитивной основе которых лежат традиции дружбы и добрососедства, и на накопленный, особенно за последнее десятилетие, качественно новый опыт двустороннего взаимодействия…» Если спуститься с высокого дипломатического «штиля», которому в равной мере свойственны сглаживание острых углов и слегка напускаемый туман, и перевести эту фразу на язык повседневного общения, то получится приблизительно следующее: «Россию и Турцию связывают столь же долгие, сколь и непростые отношения. Однако последнее десятилетие сопровождалось их кардинальным улучшением».

Серьезную трансформацию претерпевали взгляды на Турцию и в высшем российском руководстве. Конечно, это не означало ни полного единства мнений, ни отсутствия сильной оппозиции российско-турецкому сближению, особенно в структурах Министерства обороны и спецслужб. Однако вслушаемся в слова президента Путина, произнесенные им 31 августа 2004 года в своей сочинской резиденции в ходе эксклюзивного интервью журналистам четырех турецких информационных агентств. Вот коротенькая, но весьма показательная выдержка из той беседы в переводе с турецкого языка.

«Турецкий журналист (ТЖ): Не прошу вас выдавать никаких секретов, но в молодости вы работали как в КГБ, так и в различных государственных структурах. Чем была для вас Турция в те годы? Была ли она страной, вызывающей беспокойство, рассматриваемой в качестве врага?

Владимир Путин (ВП): Для меня Турция была страной – членом НАТО на наших южных рубежах. То есть она рассматривалась как наш враг.

ТЖ: Доводилось ли вам бывать в Анталии?

ВП: Да. Даже несколько раз. И скажу вам честно, я был очарован. В ходе тех поездок мои представления о вашей стране поменялись в корне. Упомянутый мною ранее шаблон о вражеской Турции – члене НАТО из моего сознания улетучился. То внимание, которое турецкие люди оказали нам в ходе поездки, легло в основу моих представлений о Турции».

А теперь переходим к части, касающейся отношений с Эрдоганом.

«ТЖ: Вы знаете премьер-министра Реджепа Тайипа Эрдогана? Вы можете с ним строить личные отношения?

ВП: Личные отношения, мои симпатии не имеют значения. Важным является создание атмосферы доверия. Атмосфера доверия помогает решать вопросы. Я знаю вашего премьер-министра как человека, держащего свое слово. Я видел, что он держит свое слово, как бы трудно это ни было.

ТЖ: Он дал вам в чем-то конкретно свое слово?

ВП: Нет, он не давал своего слова по какому-то отдельному вопросу, но я видел в ряде случаев, как он не менял своего подхода, как бы трудно это ни было, какие трудные вопросы не стояли бы перед ним и его страной. Честно говоря, я этому поведению был удивлен. Эта особенность Эрдогана не столько важна даже для личных отношений, сколько для межгосударственных».

Реакцию турецких СМИ на итоги поездки Путина в Анкару в 2004 году достаточно охарактеризовать часто употребляемым словосочетанием из газетных заголовков тех дней – «исторический прорыв».

Там, конечно, встречались очень разные мнения турецких обозревателей по поводу того, должна ли Турция, имеющая принципиальные расхождения по войне в Ираке с США и годами безуспешно стучащаяся в двери европейского клуба, стратегически переориентироваться на евразийство и на союз с Российской Федерацией. Или же достаточно диверсифицировать свой внешнеполитический курс, уравновешивая его западный вектор ничуть не уступающим по важности восточным. В качестве очевидца готов подтвердить, что сколько лет ни проходит, а дискуссия, стартовавшая в далеком уже 2004 году, до сих пор продолжается и в зависимости от наблюдающейся политической конъюнктуры и отношений Турции с ключевыми игроками то затихает, то разгорается с новой силой. Хотя, конечно, тогда, в 2004 году, это все было в новинку, особенно бросающаяся в глаза «химия», возникшая в личных отношениях между Путиным и Эрдоганом. Именно тогда и родился штамп, долго эксплуатировавшийся потом не слишком доброжелательными СМИ (в первую очередь западными), про дружбу между двумя «восточными автократами», «русским царем» и «турецким султаном».

Период с 2004 по 2015 год, с динамичным ростом по всем направлениям и показателям, хоть количественным, хоть качественным, с определенной степенью условности может рассматриваться в качестве «ренессанса» той самой советско-турецкой дружбы, что была при Ататюрке. Не хотелось бы утомлять читателей скучными цифрами и графиками, но под каким углом ни взгляни, с любой точки зрения – товарооборота, совместных проектов, взаимных инвестиций, туристического потока, количества площадок двустороннего диалога, насыщенности повестки визитами делегаций всех уровней, политических и гуманитарных связей – везде наблюдалась положительная динамика. В конце концов, с учетом регулярности официальных визитов друг к другу первых лиц, число которых с декабря 2004 года и до наступления «самолетного кризиса» в отношениях перевалило за тридцать и которые со временем даже превратились в своего рода привычную рутину.

Чуть более подробная ревизия того, чем стала по итогам «золотого десятилетия дружбы» Турция для России и наоборот, будет сделана в дальнейшем, а пока заметим, что даже все многочисленные достижения российско-турецких торгово-экономических отношений не помешали ряду наблюдателей после трагедии 24 ноября 2015 года заявить об отсутствии между двумя странами «подлинно откровенных и партнерских» отношений, что и стало причиной трагедии. В чем же тут дело?

Назад Дальше