– Ну да.
– И часто вы сюда ездите?
– Откуда, от босса? Да мы всего пару раз у него были… Из-за тебя, говорят, прежнюю охрану сняли, нас вызвали…
– Откуда? С запасного аэродрома?
– Ну, типа того.
– Что у вас там за сооружение?
– Почему сооружение? – напрягся парень.
– И причем подземное… Что вы там делаете?
– Почему подземное?
– Потому что света белого не видите. Ты на себя посмотри, дитя подземелья, белый, как глиста…
– Да нет, нету там ничего, – пугливо, как мне показалось, мотнул головой Сева.
– Ты меня не лечи, не надо. А то ведь я и сам могу водить машину…
И ориентир у меня был. «Ленд Крузер» по-прежнему пылил вдали. Буду за ним держаться и доберусь до берлоги, куда так стремился Прилепов. Я все еще находился в боевом запале, и желание повернуть назад не имело надо мной власти. Да и слишком уж много лиха я хлебнул, чтобы возвращаться домой с пустыми руками. Лучше уж вообще не возвращаться, чем признать свое поражение.
– Сейчас грохну тебя и сам за руль сяду.
– Ну да, городок под землей, – против своей воли, со страху открылся Сева.
– Какой городок?
– Ну, там командный пункт, даже ветка метро с двумя станциями…
Я вспомнил бестолковые, как мне тогда казалось, чертежи на потолке моей подвальной камеры. А ведь одно сооружение, изображенное на нем, могло быть подземным командным пунктом – вход с тамбуром, узкое горлышко хода, которое могло означать вертикальную шахту спуска, длинный т-образный коридор, от которого веером расходились разнокалиберные помещения. От этого бункера тянулись два хода к другим, примерно такого же рода, но меньшим по размерам постройкам. Один ход узкий, в одну черту, другой – шире: прямоугольник, две параллельные линии, перечеркнутые перпендикулярно и с одинаковой частотой короткими палочками. Этот ход заканчивался таким же прямоугольником, примыкающим к другому сооружению.
Прямоугольники могли означать две станции метро, а линии с короткими перпендикулярами – железнодорожную ветку между ними.
– Там не только командный пункт. Там еще что-то, – покачал я головой.
– Ну, еще бомбоубежище, – нехотя выдавил из себя Сева.
– Командный пункт – это само по себе бомбоубежище.
– Да, но для командного состава. А есть еще бомбоубежище гражданской обороны, для обычных людей… Это же все для чего строилось? Для того, чтобы изучать, как бомба на людей там действует… Я тебе больше скажу, там целый подземный город. Его еще в шестидесятых строили. Сколько бомб рядом взорвали, и ничего. Там даже все установки работают…
– Какие установки?
– Ну, генераторы, воздухоочистители… И вообще…
– Что, вообще?
– Тебе туда лучше не соваться.
– Почему?
– Да потому что база там у нас.
– Ух ты! И что вы там производите?
– Ничего.
– А если хорошо подумать?
– Говорю же, ничего! – нервно мотнул головой Сева.
– Может, атомную бомбу?
– Далась тебе эта атомная бомба… Смотри, останавливаются!
Едущий впереди «Ленд Крузер» замедлил ход, остановился. В облаке оседающей пыли я заметил вышедших из машины людей. Кто-то открыл багажник.
– Защиту надевать будут, – притормаживая, заметил Сева. – Нам тоже нужно.
Я глянул на циферблат дозиметра. Полтора миллирентгена в час. Это уже серьезно. И во всем виновата была пыль, которая попадала в салон через разбитое окно и осколочные пробоины в кузове. Эта пыль попадала на слизистую носа, затем в трахею, в легкие. И если там альфа-частицы, то можно подумывать о пенсии по инвалидности.
– Не надо останавливаться! – покачал я головой.
Какого черта я должен соваться в какие-то подземелья, если уже сейчас была возможность захватить и Прилепова, и его сына. Для этого всего-то и нужно, воспользовавшись удобным моментом, поближе подъехать к «Ленд Крузеру». А респиратор можно было надеть и на ходу. Что я и сделал.
– А мне? – обиженно спросил Сева.
– Сейчас подъедем, все получишь, «от» и «до».
До «Ленд Крузера» оставалось метров сто, когда парень вдруг резко ударил по тормозам. Одной рукой он держался за руль, другой открывал водительскую дверцу. Похоже, он собирался сбежать от меня, выпрыгнув из машины. Но на свою беду, не учел силу инерции, которая швырнула на водительское сиденье не только меня, но и автомат, который стволом, пробив спинку кресла, вонзился парню в бок. Дульный компенсатор пробил кожу и мышцы под нижним ребром, и ствол погрузился в плоть вместе с прицельной мушкой. Ни дать, ни взять, штыковая атака, закончившаяся для противника мгновенной смертью. Похоже, у парня лопнула почка… Что ж, сам во всем виноват.
А люди, забрав из багажника защиту, уже садились в салон «Ленд Крузера». Среди них я не увидел Прилепова-младшего, но заметил старшего. Давид Юльевич возвращался в свою машину. И сейчас он уедет. А пока я вытащу из-за руля покойника, пока займу его место, пока подъеду… Можно было выскочить из машины прямо сейчас, подбежать к «Ленд Крузеру» насколько это возможно и выпустить в него магазин. Но не факт, что я смогу поразить цель. К тому же Гарик мне был нужен живым…
Ну, зациклился я на этой поставленной перед собой задаче, и ничего уже не мог с собой поделать. И до такого состояния себя довел, что хоть атомный гриб мне навстречу, все равно не остановлюсь, пока не добьюсь своего. Не зря же безумству психов поем мы песню…
Я не стал выскакивать из машины с автоматом навскидку. Вытащил покойника из-за руля, усадил его на переднее пассажирское кресло, залив кровью переднюю часть салона. Только тогда вышел из машины, демонстративно стал натягивать на себя защитный костюм. И продолжал это делать даже после того, как «Ленд Крузер» снова поднял пыль своими колесами. Степь широка и далека, и не уйти джипу из моего поля зрения. Лишь бы только Прилепов думал, что за ним следуют свои.
Глава 18
Костюм был импортным, на молниях и липкой ленте, но такой же душный и жаркий, как наш, ничем не лучше. И маска респиратора плотно закрывала лицо, свободные от нее участки защищал капюшон. Все вроде бы хорошо, только червь сомнения подтачивал мою душу. Может, все-таки лучше остановиться? Все глубже лезу в пасть к дьяволу, а толку пока никакого. И, скорее всего, ничем путным для меня эта моя затея не закончится: слишком все сложно и неопределенно…
Я справился со своей слабостью, отогнав страхи. Но сомнение все же осталось. Вдруг Гарика и вовсе нет в машине, за которой я так упорно следовал? Может, он погиб при обстреле, и отец оставил его мертвое тело там, в развалинах своего дома…
И все равно я продолжал преследовать «Ленд Крузер», утешая себя мыслью о великой миссии, возложенной на меня собственным упрямством. Может, и не найду я Гарика, зато выйду на завод, например, по производству ядерного оружия. Может, в заброшенных подземельях полигона господин Прилепов организовал промышленное обогащение урана, создает атомную бомбу по заказу какой-нибудь террористической организации. Такие работы должны щедро финансироваться, этим и можно было объяснить, что Давид Юльевич строит особняки и покупает дорогие джипы для себя и своих людей. Возможно, я окажу великую услугу всему человечеству, рассекретив столь страшное производство. Быть может, раскрытая мною тайна разнесется по миру на облаке ядерного взрыва, в эпицентре которого сгорит и обратится в пар мое тело… Скажите, пожалуйста, ну почему я такой идиот?
Машина проезжала мимо бетонных бункеров, покрытых толстым слоем нагара, застывшего на них причудливыми пятнами. Земля здесь была черной от ядерной копоти, но пробивающаяся через нее трава уже пыталась скрыть правду о ядерных испытаниях. В зоне атомного взрыва уже теплилась не только растительная жизнь. Я видел на дороге следы коз и баранов, а высоко в небе парил коршун. И еще степь в районе бетонных строений была вспахана тракторами, которые вытаскивали из земли толстые кабели с медными жилами. Охотники за металлом добрались и сюда. Но сейчас никого здесь не было. Только мертвый простор и пылящая впереди машина.
Овечья отара с пастухом-казахом попалась мне на пути уже после того, как машина выехала за линию ограждения. Уровень радиации здесь был уже относительно в норме; видимо, закончилась одна испытательная площадка. Но впереди, как оказалось, нас ждала другая. И линия ограждения здесь уже соответствовала требованиям безопасности. Колючая проволока по всему периметру, дорога вокруг нее, по которой, по всей видимости, патрулировала машина с охраной.
«Ленд Крузер» остановился возле караульной будки, из которой вышел какой-то человек. Не задерживаясь возле машины, он вручную открыл ворота, пропустил ее на охраняемую зону. Он видел мою машину, но ворота все же закрыл. И мне пришлось объясняться с ним.
– Ты что, не видишь, я с Прилеповым? – сняв маску, зло и властно посмотрел я на казаха в тюбетейке и с берданкой на плече.
Я уже выбросил труп водителя, поэтому в машине был один. А в залитый кровью салон сторож не заглядывал.
– А я тебя не знаю, – мотнул он головой и, отойдя на пару шагов, вскинул свое ружье.
Вид у него был такой же грозный, как у воробья, готового защищать свое гнездо от ворона. Нахохлился пышно, а решимости стрелять не было, потому что боязно. Вот если бы я напал на казаха, он, возможно, и нажал бы на спуск. Но я лишь покрутил пальцем у виска и направил машину к воротам, остановившись в каких-то сантиметрах от них.
– Открывай! – крикнул я. – Или ты здесь больше не работаешь!
Сторож уныло вздохнул, осознавая свою беспомощность, и открыл ворота. Я поехал вслед за «Ленд Крузером». На всякий случай бросил взгляд в зеркало заднего вида и увидел, что казах с озабоченным видом жалуется кому-то по рации. Вот это мне уже не нравилось.
И все же я продолжил путь, хотя здравый смысл обязывал меня повернуть обратно.
Солнце уже обессиленным полукругом растеклось по горизонту, обагряя зависшие над ним, похожие на барашков облака, отчего их спинки, казалось, залиты кровью. Дурной знак для жертвенного барана, в которого превратило меня мое упрямство.
Но чем ниже садилось солнце, тем светлее становились тона на фоне темнеющего неба. Вот спинки барашков порозовели, и теперь мне казалось, что по небу ползут молочные поросята. Но вот и эти цвета угасли, и барашки-поросятки, казалось, покрылись пеплом, будто на них опустилось облако ядерного взрыва…
Вечерняя темнота уже сгущалась, когда я проехал мимо бетонного бункера, очертания которого я скорее угадал, чем увидел. К тому же сумерки снижали остроту зрения, и само сооружение – смятое ударной волной и обугленное – сливалось с оплавленной землей.
В это же время преследуемый мною «Ленд Крузер» свернул с дороги, проехав метров сто, остановился. Чем ближе я подъезжал к джипу, тем хуже видел его. Виной всему была темнота, которая стремительно зачехляла машину.
И все же я успел увидеть, как «Ленд Крузер» вновь пришел в движение, но тут же исчез, будто сквозь землю провалился. Я понимал, что это – обман зрения. Не провалился он, а, скорее, скрылся из видимости в недрах подземного гаража или даже командного пункта, о котором говорил Сева.
Я по прямой миновал развилку, с которой свернул Прилепов. Не решился вплотную подъехать к месту, где его машина исчезла из виду. Может быть, там установлен сторожевой пост и появившаяся машина привлечет ненужное мне внимание. А если подобраться к объекту скрытно, то, возможно, удастся проникнуть внутрь. Вряд ли охрана здесь сильная – может, ротозеи какие-нибудь. Но на всякий случай я надел поверх костюма разгрузку и автомат, разумеется, взял с собой. Не оставил без внимания фонарь и дозиметр.
О своем решении я пожалел сразу, едва сошел с дороги. Под ногами предательски затрещал застывший за долгие годы нагар от ядерных взрывов. Под ним угадывалась земля, похожая на асфальт – настолько остекленела и затвердела она от страшной температуры, которую создала здесь взрывная энергия атомного заряда. Мне даже казалось, что земля светится от сильного рентгеновского излучения. Всего лишь казалось, но голова при этом шла кругом, и перед глазами расплывался, качаясь на волнах, желтый трилистник радиационной опасности. Хотелось повернуть назад, но злостное упрямство толкало меня вперед.
Возле самого объекта показания радиометра вдруг резко подскочили вверх. Сорок миллирентген в час! Ужас! Бежать отсюда, бежать! Но я упорно продолжал двигаться вперед.
На языке военных, это было подземное укрытие бункерного типа. Дорога с бетонным покрытием вела вниз и упиралась в железные, плотно закрытые ворота, над которыми угадывалась камера видеонаблюдения. Освещения здесь не было, но камера могла быть инфракрасной. Словом, незаметно проникнуть на охраняемый объект я не мог, а светиться зеленым светом не хотел.
Мне бы умыть руки и повернуть назад. Одно я сделал – пошел в обратном направлении. Теперь я мог сдаться с легкой душой, но в памяти снова всплыли чертежи на потолке камеры. Возможно, их нарисовал кто-то из людей, посвященных в тайну забытого подземелья, но чем-то не угодивший Прилепову. Может, с тоски начертил, а возможно, и на злобу дня, для такого настырного психа, как я. Что ж, я мог теперь сказать этому художнику большое спасибо – во всех смыслах этого слова, в добром и худом. Одна половина моего сознания обрадовалась тому, что благодаря этим чертежам можно было попасть в командный пункт, где скрылся Прилепов. А другая – жестоко высмеяла мою самонадеянность, граничащую с откровенной глупостью. Ведь с потолка же взяты эти схемы. С потолка! И какой же я кретин, что вспомнил о них!
И, тем не менее, я все-таки решился вернуться к бункеру, мимо которого проезжал совсем недавно. Снова марш-бросок по выжженной и радиоактивной земле. Моя машина стояла на степной дороге с выключенными габаритами, но в свете выглянувшей луны я увидел ее издалека. Это мне совсем не понравилось, ведь ее мог заметить не только я.
И ее заметили. Я уже подъезжал к бункеру, когда заметил автомобиль, сверкнувший фарами со стороны командного пункта. Это мог быть Прилепов, решивший покинуть зону. А может, за мной снарядили погоню. Ко второй версии меня склонили погасшие фары. Видимо, мои преследователи решили не выдавать себя. Но было уже поздно. Я их заметил.
Поздно было для них, а у меня еще оставалась возможность выбраться из этого переплета с наименьшими потерями. Машина у меня мощная, включу фары и дам полный «газ», тогда меня точно никто не догонит. И казах у сторожевой будки не остановит. Но мое дрянное упрямство превратило джип в такого же упертого осла, застывшего посреди дороги, прямо напротив бункера, который напоминал мне обугленный бумажный домик, скомканный в бесформенную массу чьей-то злой рукой.
Я действительно вел себя так, что надо мной бы посмеялся даже клинический идиот. Мне бы убедиться, что бункер открыт, а если нет, пока есть время, сдать назад, сесть в машину и спастись от преследователей. Но я суетливо открыл багажник, вытащил оттуда неполную коробку с сухим пайком, куда бросил такой же ополовиненный кем-то цинк с патронами, аптечку, пару фонарей, и это при том, что третий был уже при мне. Вроде бы не было в моем роду скряг-мешочников, оттуда же такая прыть?
Но никто надо мной не смеялся. И дверь в бункер не была закрыта. Верней, она отсутствовала как таковая. Двери просто не могло быть здесь, потому что входной проем перекосило вдоль и поперек, и перекрывала его только жестянка с истертым знаком радиационной опасности. В проход мне пришлось втискиваться боком. Задетая головой табличка обиженно звякнула, я видел, как она закачалась на проволочной растяжке, потому что, переступив порог, развернулся спиной к лестнице, носками нащупывая ступени, ведущие вниз. Казалось, что сзади меня мог схватить какой-нибудь радиоактивный монстр из тех, в существование которых мне сейчас верилось особенно легко и даже навязчиво. Но пока что меня больше волновали люди, чья машина уже подъехала к моему брошенному джипу. Сейчас они обследуют ее, сообразят, куда я подевался, и бросятся за мной в погоню. И никакое гипотетическое чудище подземелья их не испугает.
А лестница, на которую ступила моя нога, тем временем вела все ниже и ниже, пока не уткнулась в горизонтальную площадку, за которой она делала следующий поворот вниз. Я интуитивно взял вправо с разворотом вокруг оси. И вот прямоугольник лунного света в проходном проеме исчез из виду, а я продолжал погружение. Фонарь я не включал, боялся, что луч света выскользнет на поверхность через этот проем. А когда все же нажал на кнопку, было уже поздно.
Железобетонная лестница вдруг оборвалась у меня под ногами. Я рухнул вниз, а мое сердце, как мне показалось, осталось на прежнем уровне. Сейчас я наткнусь всем телом на торчащие вертикально штыри арматуры и все, – закончится мое земное путешествие… Мне казалось, что полет затянулся на секунды, но, судя по тому, что я смог удержать равновесие, опустившись на обе ноги, оно длилось одно, максимум два мгновения. Или у меня разыгралось воображение, или время действительно замедлило ход, но в реальности я проделал путь, равный примерно высоте одного лестничного пролета. Правда, мне повезло, что мои ноги опустились на одну ступеньку, иначе мое падение могло закончиться, как минимум, вывихом. А как максимум, я мог полететь кубарем до следующего пролома в лестничном марше, что могло закончиться катастрофой.
Мне повезло: я смог удержать коробку с продуктами, фонарь, разве что только автомат соскользнул с моего плеча и завис на ремне в локтевом сгибе правой руки.
Разворачиваться, чтобы идти вперед, мне не пришлось. Потому что из-за стандартной, в общем-то, лестничной конструкции, с падением с одного марш на другой я как раз и оказался в нужном мне сейчас положении. Мне осталось только дождаться, когда мое сердце вернется на место в грудную клетку, включить фонарь и продолжить путь, удерживая в руках вещи, которые даже сейчас, в экстремальной круговерти бегства не казались мне бесполезными. Что если мои преследователи не станут гнаться за мной, а просто заварят вход, чтобы я не смог выбраться наружу. Что если я не смогу сразу найти лазейку, по которой из этого сооружения смогу перебраться в другое? Чем буду питаться во время моих блужданий здесь? А если я вообще не смогу найти переход?.. Черт возьми! Куда меня несет!