— А у ваших противников имеется на руках долговое обязательство?
— Да, и я хорошо знаю, — сказала старуха, — что именно это обстоятельство запутывает процесс.
Ей следовало бы сказать, что это обстоятельство проясняет дело. Но у г-жи де Беарн был свой взгляд на вещи.
— Итак, сударыня, вы уверены, что ничего не должны Салюсам? — спросил Жан.
— Да, господин виконт, — с жаром отвечала г-жа де Беарн, — я убеждена в своей правоте.
— Знаете, что я вам скажу, Жан, — убежденно заговорила Дюбарри, обратившись к своему брату, — это рассуждение графини де Беарн совершенно меняет суть дела.
— Да, совершенно, сударыня, — согласился Жан.
— И не в пользу моих противников, — подхватила старая сутяга. — Выражения, в которых составлено завещание Гастона Четвертого, вполне недвусмысленны: «Я никому ничего не должен».
— Это не только очевидно, но и вполне логично, — заметил Жан. — Он расплатился со всеми долгами, следовательно, никому ничего не должен.
— Итак, он уплатил, — повторила Дюбарри.
— Ах, почему мой судья не вы? — вскричала старуха.
— В былые времена в подобных случаях не стали бы прибегать к помощи юристов, а Божий суд мгновенно разрешил бы это дело, — заявил виконт Жан. — Для меня правота этого дела настолько очевидна, что, клянусь, если бы подобный образ действий был еще в обычае, то я стал бы защитником госпожи графини.
— Благодарю вас!
— Именно так. Впрочем, я поступил бы только так, как мой предок Дюбарри-Мур, имевший честь породниться с королевской семьей Стюартов; когда он вышел на ристалище в защиту юной и прекрасной Эдит Скарборо, он взял своего противника за горло и вырвал у него признание в том, что тот солгал. К несчастью, — продолжал виконт со вздохом сожаления, — сейчас другое время: отстаивая свои права, дворянин вынужден обращаться за помощью к крючкотворам, неспособным понять такие ясные слова: «Я никому ничего не должен».
— Послушайте, брат! Эти слова были написаны триста лет тому назад, — перебила его сестра, — необходимо принять во внимание то, что суд называет, если не ошибаюсь, сроком давности.
— Это не имеет значения, — возразил Жан, — я убежден, что, если бы его величество слышал доводы графини де Беарн, которые она нам сейчас привела…
— Мне удалось бы его убедить, не так ли? Я в этом совершенно уверена!
— Я тоже.
— Да, но что предпринять, чтобы он меня выслушал?
— Для этого достаточно было бы, чтобы вы как-нибудь заехали ко мне в Люсьенн — его величество довольно часто оказывает мне честь своими посещениями…
— Вы правы, дорогая графиня, но ведь это дело случая.
— Виконт! — с обворожительной улыбкой заметила его сестра. — Вы ведь знаете, что я верю в случай. И у меня нет оснований в этом раскаиваться.
— Однако по воле случая может статься, что и неделю, и две, и три ваше сиятельство не увидит его величества.
— Да, вы правы.
— Вот видите! А дело графини де Беарн слушается в понедельник или во вторник.
— Во вторник.
— А сегодня пятница.
— Ну, в таком случае, — с притворным отчаянием воскликнула Дюбарри, — не стоит на это рассчитывать!
— Что же делать? — проговорил виконт; казалось, он глубоко задумался. — Ах, черт побери!
— Может, мне испросить аудиенции в Версале? — робко спросила г-жа де Беарн.
— Вы ее не получите.
— Даже с вашей помощью, графиня?
— Моя помощь здесь ни при чем. Его величество терпеть не может заниматься делами; кроме того, сейчас он всецело поглощен одним.
— Вероятно, вы имеете в виду парламентский заговор? — спросила де Беарн.
— Нет, король озабочен моим представлением ко двору.
— Ах да!.. — проговорила старая сутяга.
— Вы, должно быть, слышали, что, несмотря на сопротивление господина де Шуазёля, вопреки интригам господина де Пралена и госпожи де Грамон, король решил: я должна быть представлена.
— Нет, графиня, я об этом не слышала, — отвечала старуха.
— Да, это дело уже решенное, — подтвердил Жан.
— А когда состоится ваше представление?
— В самое ближайшее время, — сказала графиня.
— Видите ли, король хочет, чтобы представление состоялось до прибытия госпожи дофины, — прибавил Жан, — чтобы моя сестра могла принять участие в празднованиях в Компьене.
— А, теперь я понимаю! Так вы, сударыня, рассчитываете на то, что будете представлены? — робко спросила старая графиня.
— О, Господи, ну разумеется! Баронесса д’Алоньи… Вы знакомы с баронессой д’Алоньи?
— Нет, увы, теперь я уж никого не знаю: я лет двадцать не была при дворе.
— Ах, вот что!.. Баронесса д’Алоньи будет «крестной». За это король осыпает милостями дорогую баронессу: ее супруг получил звание камергера, сын переведен в гвардию и в ближайшее время станет лейтенантом, баронское поместье стало графством, боны на получение денег из шкатулки короля обменены на городские акции, а в день представления она получит двадцать тысяч экю наличными. А она требует еще и еще.
— Ах, теперь мне все понятно! — заметила графиня де Беарн с любезной улыбкой.
— Я было подумал… — заговорил Жан.
— О чем? — спросила Дюбарри.
— Какая досада! — так и подскочил в кресле Жан. — Как жаль, что я не встретил графиню у нашего кузена вице-канцлера хотя бы на неделю раньше!
— Почему?
— Да потому, что в то время мы еще не были связаны словом с баронессой д’Алоньи.
— Дорогой мой! — заметила графиня Дюбарри. — Вы говорите, как Сфинкс, я вас не понимаю.
— Не понимаете?
— Нет.
— Могу поспорить, что графиня де Беарн меня понимает.
— Простите, но…
— Еще неделю назад у вас, графиня, не было «крестной», не так ли?
— Вы правы.
— Так вот, графиня де Беарн… Может быть, мне не следует продолжать?
— Отчего же нет? Говорите!
— Графиня де Беарн могла бы стать вашей «крестной», и милости, которыми король осыпает госпожу д’Алоньи, достались бы графине де Беарн.
Старуха вытаращила глаза.
— Увы… — пролепетала она.
— Ах, если бы вы только знали, — продолжал Жан, — как король был бы вам признателен за эту услугу! И вам не пришлось бы ни о чем его просить — он сам предупреждал бы ваши желания. Как только ему сообщили, что баронесса д’Алоньи вызвалась быть «крестной» Жанны, он воскликнул: «В добрый час! Я устал от всех этих мерзавок, которые, кажется, важничают больше, чем я сам. Расскажите мне об этой даме, графиня: нет ли у нее каких-нибудь тяжб, недоимок, долгов?..»
Старая графиня потеряла дар речи.
— «Правда, меня огорчает одно обстоятельство…» — прибавил король.
— Какое?
— Одно-единственное. «Я бы желал, — сказал король, — чтобы «крестная» графини Дюбарри носила громкое имя». При этих словах его величество бросил взгляд на портрет Карла Первого кисти Ван Дейка.
— Понимаю, — сказала старуха, — его величество имел в виду, что Дюбарри были связаны со Стюартами, о чем вы уже упомянули.
— Совершенно верно.
— Должна признаться, — заметила г-жа де Беарн с непередаваемым выражением, — что имя д’Алоньи мне ничего не говорит, я даже никогда его не слышала.
— Однако это довольно известное имя, — вмешалась графиня Дюбарри, — представители этого семейства отличились на королевской службе.
— Ах, Боже мой! — вскричал Жан, подскочив в кресле.
— Что с вами? — поинтересовалась Дюбарри, изо всех сил сдерживая смех при виде кривляний своего деверя.
— Вы не укололись? — заботливо спросила г-жа де Беарн.
— Нет, — отвечал Жан, осторожно усаживаясь на место. — Просто мне пришла в голову одна мысль…
— Ну и мысль! — со смехом воскликнула графиня Дюбарри. — Она вас едва не свалила с ног.
— Хорошая, должно быть, мысль! — заметила графиня де Беарн.
— Превосходная!
— Так поделитесь ею с нами!
— У нее, правда, есть недостаток.
— Какой же?
— Она неисполнима.
— Ничего, продолжайте.
— По правде говоря, я боюсь, что вызову чьи-нибудь сожаления.
— Ничего, виконт, говорите.
— Я подумал, что, если вы передадите госпоже д’Алоньи замечание короля, которое он сделал, глядя на портрет Карла Первого…
— Это было бы невежливо.
— Да, верно.
— Не будем больше об этом говорить.
Старая графиня горестно вздохнула.
— Как жаль! — продолжал виконт, словно говоря сам с собою. — У графини де Беарн громкое имя, она женщина умная. Вот если бы она вызвалась стать «крестной» вместо госпожи д’Алоньи! Она бы выиграла свою тяжбу, господин де Беарн получил бы чин лейтенанта гвардии, а так как графиня вынуждена много путешествовать из-за своего процесса, в возмещение дорожных издержек она еще получила бы кругленькую сумму. Да, не всем в жизни выпадает такая удача.
— Увы, нет! Увы… — вымолвила подавленная графиня де Беарн, не ожидавшая такого удара.
Надо признать, что любой человек в ее положении сказал бы то же самое; кто угодно почувствовал бы себя подавленным, окажись он на ее месте!
— Видите, брат, — произнесла графиня Дюбарри с выражением глубокого сострадания, — как вы огорчили графиню де Беарн. Довольно и того, что я ничего не смогу для нее попросить у короля, по крайней мере, раньше, чем буду представлена ко двору.
— Ах, если бы можно было перенести мой процесс!
— Да, всего на неделю, — прибавила Дюбарри.
— Да, хотя бы на неделю, — повторила г-жа де Беарн, — а через неделю уже состоялось бы ваше представление…
— Да, но ведь через неделю король будет в Компьене на празднованиях по случаю прибытия ее высочества дофины!
— Да, верно, верно, — подтвердил Жан, — впрочем…
— Что?
— Кажется, у меня появилась еще одна мысль.
— Какая, сударь, какая? — вскричала старуха.
— Мне кажется… да… нет… да, да, да!
Графиня де Беарн с озабоченным видом следила за Жаном.
— Вы сказали «да», господин виконт, — проговорила она.
— Мне кажется, я нашел выход.
— Говорите скорее!
— Вот послушайте.
— Мы ждем с нетерпением.
— О вашем представлении, графиня, еще не было объявлено, не так ли? Никто ведь не знает, что вы нашли «крестную»?
— Совершенно верно: король хочет, чтобы это событие оказалось для всех полной неожиданностью.
— Ну, тогда, пожалуй, выход действительно найден.
— Неужели правда, господин виконт? — спросила г-жа де Беарн.
— Да, выход найден, — повторил Жан.
Дамы слушали его затаив дыхание, не сводя с него глаз. Жан придвинулся к ним вместе с креслом.
— Графиня де Беарн не знала, как и другие, о предстоящем представлении и о том, что вы уже нашли «крестную», не правда ли?
— Откуда же я могла об этом узнать? Если бы вы мне этого не сказали…
— Допустим, что вы нас не видели и по-прежнему ничего не знаете. Попросите у короля аудиенцию.
— Ее сиятельство уверяет, что король меня не примет.
— Попросите у короля аудиенцию и изъявите готовность быть «крестной» графини. Все должно выглядеть так, будто вы не знаете, что «крестная» уже есть. Итак, вы попросите аудиенции и выразите желание быть «крестной» моей сестры. Его величество будет тронут вашим предложением, исходящим от дамы столь знатной, как вы. Его величество вас примет, поблагодарит, спросит, чем может быть вам полезен. Вы упомянете о процессе, изложите ваши умозаключения. Его величество все поймет, распорядится относительно вашего дела, и вы выиграете процесс, который сейчас вам представляется безнадежным.
Дюбарри не сводила горящего взора со старой графини. Та, вероятно, почуяла западню.
— Да что вы! — с живостью воскликнула она. — Чтобы меня, несчастную, стал слушать король?!
— Я думаю, что при сложившихся обстоятельствах вам достаточно будет проявить свою добрую волю, — заметил Жан.
— Если речь идет только о доброй воле… — с сомнением в голосе прошептала старуха.
— Это неплохая мысль, — с улыбкой заметила г-жа Дюбарри. — Впрочем, вполне вероятно, что даже для благополучного исхода своего процесса графиня не пожелает участвовать в обмане?
— В обмане? — переспросил Жан. — А кто об этом узнает, позвольте вас спросить?
— Графиня права, — заметила старуха в надежде вывернуться с помощью уловки, — я предпочла бы оказать графине настоящую услугу, чтобы заручиться ее дружбой.
— Да, да, конечно, — сказала графиня Дюбарри в высшей степени любезно, однако с оттенком легкой иронии, что не укрылось от внимания г-жи де Беарн.
— Ну что же, в таком случае есть еще один способ выйти из этого нелегкого положения.
— Еще один способ?
— Да.
— Способ оказать настоящую услугу?
— Ах, виконт! — воскликнула г-жа Дюбарри. — Будьте осторожны: вы становитесь поэтом. Даже у Бомарше нет такого богатого воображения, как у вас.
Старая графиня с беспокойством ждала, что скажет Жан.
— Шутки в сторону! — проговорил он. — Сестричка! Вы ведь связаны с госпожой д’Алоньи нежной дружбой, не правда ли?
— Ну еще бы! И вам это хорошо известно.
— И она обиделась бы, если бы ей почему-либо не пришлось быть вашей «крестной»?
— Думаю, что да.
— Разумеется, не следует передавать ей слова короля о том, что она недостаточно знатного рода для подобного поручения. Вы же умница, вы найдете, что ей сказать.
— А дальше?
— Она уступит графине де Беарн честь оказать вам эту услугу, а заодно и возможность разбогатеть.
Старуха перепугалась. Началось открытое наступление. Увильнуть от ответа не было возможности.
Впрочем, она все-таки сделала попытку отговориться.
— Мне не хотелось бы причинять этой даме неприятность, — заметила она, — между порядочными людьми так не делается.
Дюбарри сделала нетерпеливое движение, брат жестом успокоил ее.
— Прошу вас принять во внимание, графиня, что я ничего вам не предлагаю. У вас на руках тяжба — это со всеми может случиться; вы желаете ее выиграть — это вполне понятно. Она представляется безнадежной — это вас огорчает; вы встречаете меня, я проникаюсь к вам симпатией, проявляю участие в вашем деле, никак меня не касающемся. Я ищу способ повернуть дело к лучшему, тогда как оно на три четверти проиграно… Простите, я был не прав, не будем больше об этом говорить.
Жан поднялся.
— Сударь! — в тоске вскричала старуха; сердце ей подсказывало, что если до сих пор графиня Дюбарри и виконт были равнодушны к ее тяжбе, то с этой минуты они готовы стать ее врагами. — Напротив, я вам очень признательна за вашу доброту, я просто в восхищении от ваших предложений!
— Надеюсь, вы понимаете, — продолжал Жан с наигранным равнодушием, — что моей сестре все равно, кто будет ее «крестной»: госпожа д’Алоньи, госпожа де Поластрон или графиня де Беарн!
— Я в этом не сомневаюсь.
— Должен признаться, что мне просто было жаль, что милости короля достанутся какой-нибудь злюке, которая из корыстных соображений будет вынуждена отступить перед нашим могуществом, поняв, что нас невозможно одолеть.
— Да, вероятно, так могло бы случиться, — согласилась г-жа Дюбарри.
— Мы вас ни о чем не просили, мы с вами почти незнакомы, и вы готовы предложить свои услуги от чистого сердца. Вот почему мне представляется, что вы более других достойны воспользоваться всеми преимуществами этого положения.
Старая сутяга, вероятно, нашла бы, что возразить против благожелательности, которую виконт любезно ей приписал, но графиня Дюбарри не дала ей времени на размышление.
— Дело в том, — сказала она, что этот ваш поступок обрадовал бы короля и король исполнил бы любое желание того, кто ему предложил бы свои услуги.
— Как? Вы говорите, что король исполнил бы любое мое желание?
— Вернее, он предупреждал бы эти желания, то есть вы услышали бы, как он говорит вице-канцлеру: «Я хочу, чтобы графине де Беарн ни в чем не было отказа, вы меня поняли, господин де Мопу?» Впрочем, мне кажется, графине де Беарн не нравится такой способ действий? Ну что же! — с поклоном прибавил виконт. — Надеюсь, ваше сиятельство не рассердится на меня за то, что я хотел быть ей полезным?
— Я тронута до глубины души, сударь! — вскричала старуха.
— Не стоит благодарности, — любезно отвечал виконт.
— Но… — продолжала старая графиня.
— Вы что-то хотели сказать?
— Но я не думаю, чтобы госпожа д’Алоньи так просто уступила мне свое право, — заметила сутяжница.
— Мы возвращаемся к тому, о чем говорили в самом начале: главное, чтобы графиня де Беарн предложила свои услуги, и в признательности его величества она может быть уверена независимо ни от чего.
— Однако предположим, что госпожа д’Алоньи согласится уступить, — продолжала недоверчивая старуха, предполагая худшее; она стремилась к тому, чтобы ей все было ясно до мельчайших подробностей, — нельзя же отнять у этой дамы то, что она уже получила!
— Король бесконечно добр ко мне, — заявила фаворитка.
— А какая неприятность ожидает Салюсов! — вскричал Дюбарри. — Я бы этого не вынес, окажись я на их месте.
— Если бы я вам предложила свои услуги, графиня, — продолжала старуха со все возраставшей решимостью, подогреваемой личными интересами, и в то же время словно не замечая комедии, которую затеяли Дюбарри. — Я не совсем понимаю, как бы я могла выиграть тяжбу, ведь сегодня все предрекают мне поражение, как же завтра я могу надеяться на удачу?
— Королю стоит только захотеть, и все будет сделано! — отвечал виконт, торопясь рассеять это новое сомнение.
— А вы знаете, виконт, госпожа де Беарн права, — заметила графиня Дюбарри, — и я с ней согласна.