Он в самом деле был уверен, и семечко «засчитало» его ответ как правдивый.
– Где находится этот маг?
– Не знаю, – принц-деспот злорадно ухмыльнулся.
– Как вернуть Оберона?
– Не знаю.
– Можешь ли ты помочь вернуть короля?
– Не знаю, – ответил он после коротенькой паузы. – Возможно, могу.
Семечко повело себя смирно. Ответ был уклончив, но прямого вранья в нем не нашлось.
Я задумалась. В голове моей толкались сотни вопросов, я не знала, какой задавать первым.
Меня опередил Максимилиан:
– Чего ты боишься больше всего?
Принц-деспот зашипел, но семечко было уже проглочено, а заставлять его ждать во второй раз его высочество не решился.
– Старости!
– Чего-чего?!
– Старости, паралича, слабости, трясущейся головы! Вот чего я боюсь, а больше мне ничего не страшно. И не смешите меня, угрожая убить. Я умру в бою, когда сочту нужным!
Мы переглянулись. В словах принца-деспота был такой напор и такая страсть, что, даже связанный, он не казался беспомощным.
– Ваше высочество, – сказала я вкрадчиво, – у моего друга некроманта есть замок в горах, как вы уже изволите знать. В замке есть рабочие места для зомби и скелетов. Думаю, вы подойдете на должность зомби-дворецкого: красивый замок, удобная цепь и целая вечность впереди.
Принц-деспот сделал вид, что не слышит меня. Зато очень кстати оживился Максимилиан:
– А ведь точно! А когда соберутся гости, спросят: кто это у вас в гостиной на цепи? А я им так небрежно: это принц-деспот, после смерти он здорово присмирел… Жаль, мало времени, надо перетащить его в замок по-быстрому, у меня там лаборатория в подвале, я тебе не показывал…
– Дурак, – принц-деспот ухитрялся глядеть сверху вниз, лежа на полу, буравя глазами долговязого Максимилиана. – Идиот! Ты позоришь своих предков, мальчик, ты связался с Обероном и позволил ему замусорить тебе мозги! Замок? Где будет твой замок, когда Королевство закончится? Что бы ты ни делал, как бы ни колдовал, – этот мир обречен, надо сматываться отсюда, пока не поздно! Девчонка глупа, как веник, она захочет сражаться и погибнет, чего доброго, тогда и ты, и я останемся здесь и достанемся Саранче! Чья это была идея – искать Оберона?!
Я вдруг увидела, как некромант краснеет. Его белое лицо залилось будто малиновым вареньем от лба до подбородка.
– Моя, – сказала я резко.
– Моя идея, – мрачно вмешался Максимилиан. – Мне нравится мой замок, я хотел сохранить его.
– Ты хотел найти Оберона, щенок! Не ври себе, ты этого хотел, а замок можно выстроить и в другом мире! Ты стал сентиментален, глуп, наивен – ты, некромант в сотом поколении!
Мне захотелось заткнуть принцу-деспоту рот. Максимилиан, отвернувшись, глядел в окно.
– Макс, он тебя провоцирует! Он над тобой издевается! Он…
– Ты думаешь, я не знаю? – оборвал некромант со злостью. – Все я знаю. Приличный некромант всегда проверяет, нет ли в гробнице стража или ловушки, меня еще дед учил… Ладно, пусть я негодный выродок и все такое, но я уйду от Саранчи, а ты, деспот, – нет!
Он шевельнул скрюченными пальцами. Принц-деспот дернулся и обмяк. Его глаза закатились; он лежал, связанный, в глубоком обмороке. Я подумала с раскаянием: Оберон бы так не поступил… Как же мы боимся принца-деспота, даже связанного! Оберон бы его не боялся…
И еще я вспомнила недоверчивые вопросы Максимилиана: неужели я в самом деле собираюсь сражаться? А знаю ли я, что такое настоящая война? И взгляды, которые он при этом на меня бросал: видно, думал о том же, что сейчас вслух проговорил принц-деспот. «Девчонка глупа, как веник»… Может быть, Максимилиан вполне согласен с принцем?!
– Макс, послушай…
– Выходим на изнанку, – отозвался он сухо. – Попытаемся распутать здесь.
* * *Кабинет Гарольда был увит спутанными нитями, петли свисали с потолка, торчали изо всех стен, изо всех предметов. Обломки посоха терялись в коконе тонких и толстых волокон. К шкафу невозможно было продраться без ножниц – так плотно его оплело. Красная нитка, связанная с Обероном, встречалась то тут, то там, но никуда не приводила – висела обрывками.
Принц-деспот лежал на полу, в облачке сырого тумана. Я посмотрела ему в лицо и отпрянула: здесь, на изнанке, он и выглядел таким чудовищем, каким был на самом деле. Разные нитки обвивали его, толстые и тонкие, тусклые, оборванные, с размочаленными концами: принц-деспот был намертво вшит в историю Королевства.
Максимилиан вытащил из сумки книгу-оборотня. У меня от сердца отлегло, когда я увидела, что красная нить не побледнела – наоборот, будто налилась светом и на ощупь казалась теплой. Вот только куда она ведет? Мы с Максимилианом минут десять бродили, как в лабиринте, перебирая руками по красной ниточке, распутывая узлы и пролагая ей дорогу среди густых сетей, но самый большой узел, у входа в комнату, не смогли распутать. Нитка потерялась в ворсистом ковре.
– Дай мне посмотреть, – я взяла книгу у Максимилиана.
Томик сам раскрылся на заложенной странице. Я отодвинула закладку, вглядываясь в изображение Швеи, и вдруг меня ударило будто током: все нитки, опутывавшие книжку, и самая яркая красная нить были завязаны на листке бумаги, на этой «закладке», а не на книге!
– Макс! Смотри!
– Выходим, – сказал он отрывисто.
Наши ладони соприкоснулись. Руки Максимилиана чуть заметно дрожали.
– Все имеет изнанку… Но изнанка – только одна сторона…
Как и в прошлый раз, мне захотелось вздохнуть с облегчением, перейдя из изнанки на лицевую сторону мира. За окном все ниже склонялось солнце, принц-деспот лежал без движения, в замке грохотали сапоги, перекликались голоса и продолжалась своя, явно не мирная жизнь.
– Это записка, – Максимилиан поднес лист бумаги к глазам. – Ну-ка, посвети.
В комнате было еще достаточно светло, но я поняла, что он имеет в виду. Поднесла к бумаге навершие посоха; в зеленоватом свете на полупрозрачном тонком листе проступили выведенные от руки, с наклоном влево, слова: «Нет. Вы ничего мне не должны. Завтра я думать забуду».
Ни подписи. Ни даты. Максимилиан понюхал записку, жадно шевеля ноздрями:
– Нет колдовства. Нет яда. Духов тоже нет, либо выветрились. Записка давняя, судя по тому, как вылиняли чернила…
– Это улика! – выкрикнула я в восторге. – Это первая серьезная зацепка, она приведет нас к Оберону!
– Ты думаешь?
– Ты же видел эти нити! Записка напрямую связана с исчезновением его величества, мы должны найти человека, который ее написал! Это женщина…
Я запнулась. Некромант заинтересовался:
– Почему именно женщина?
– Почерк женский. Кроме того… представляешь, чтобы мужчина написал такое? Королю?
– «Вы ничего мне не должны», – медленно повторил Максимилиан. – «Завтра я думать забуду». Похоже, ты права.
– И Оберон хранил эту записку столько лет! – Я волновалась, чувствуя, как разгораются щеки. – Здесь какая-то тайна, и с ней связано все, что случилось потом!
– А у него была жена? – после паузы спросил некромант.
Я призадумалась.
– Разумеется, была, мать принца Александра… Она умерла, кажется, когда принц был маленький.
– Отчего она умерла?
– Не знаю.
– Очень странно. Оберон ведь великий маг, умеет исцелять, он бы…
Не договорив, Максимилиан почесал кончик носа. Ногти у него были длинные, острые, на носу осталась красная полоска.
– Вот только не надо всяких мутных предположений, – нервно сказала я. – Маги тоже не всесильны, даже великие.
– Не всесильны, – согласился он, разглядывая бумажку на просвет. И, помолчав, добавил: – А жаль.
Если бы у нас было время, подумала я тоскливо. Мы бы обошли все Королевство с этой запиской, и рано или поздно узнали бы, кто ее написал. Хотя бы по почерку. Почерк такой особенный, витиеватый, с наклоном влево… Но времени нет, и, может быть, автор этой записки сейчас трясется на телеге прочь от города, в неведомые земли, в надежде, что туда не доберется Саранча.
– «Вы ничего мне не должны», – вслух повторил Максимилиан. – А его сын? Что он не помнит Оберона – мы знаем, а мог ли он написать такую записку?
– А почерк…
– Может, его в детстве учила чистописанию какая-нибудь фрейлина, с завитушками… «Ничего мне не должны, думать забуду». Ведь Александр, насколько я понимаю, лишен наследства?
Максимилиан бил не в бровь, а в глаз, и сам не понимал, как близок к истине. Принц Александр был подменышем, еще во младенчестве его подложили в чужую колыбель, а настоящий принц оказался в моем мире. Там он и вырос, поступил в авиационный институт и совсем недавно женился на принцессе Стелле. И никто в мире, кроме меня и Оберона, об этом не знает…
Или знает?
«Вы ничего мне не должны»…
– И еще ведь есть Эльвира, – пробормотала я про себя.
– Это она писала?
– Не знаю. У них с королем очень сложные отношения…
Я на секунду замолчала, потому что пересказывать некроманту всю историю взаимоотношений Эльвиры и Оберона не было ни времени, ни желания. Принцесса была честолюбивой и мечтала стать королевой, но мечты ее остались мечтами, потому что Александр, как оказалось, по природе своей не может быть королем. И дело не в тайне его рождения, а в слабом характере…
Я на секунду замолчала, потому что пересказывать некроманту всю историю взаимоотношений Эльвиры и Оберона не было ни времени, ни желания. Принцесса была честолюбивой и мечтала стать королевой, но мечты ее остались мечтами, потому что Александр, как оказалось, по природе своей не может быть королем. И дело не в тайне его рождения, а в слабом характере…
– Ну и что они оба выиграли от исчезновения Оберона? – спросила я вслух. – Да и кто они такие, чтобы одолеть великого мага?!
– Записка, – напомнил Максимилиан. – Нитка. Связь. Надо проверить. Надо к ним идти.
Мы одновременно посмотрели на принца-деспота, связанного и без сознания. Я вспомнила, как выглядело его лицо на изнанке, и меня еще раз передернуло.
– А этого спрячем в шкаф, – решил Максимилиан. – Здешний скелет, как я погляжу, исправно охраняет хозяйское имущество.
Глава 10
Швея
Выбравшись из комнаты, я первым делом бросилась искать того раненого со стрелой в спине, которого обещала вылечить. Но его уже не было на месте – наверное, нашли и унесли товарищи. Очень хотелось верить, что он выживет и будет здоров.
Максимилиан торопил меня. Солнце уже коснулось горизонта; бои в замке утихли сами собой. Когда мы выбрались во двор, стало ясно, куда девались люди принца-деспота: стражники во главе с Гарольдом оттеснили их за ворота, в лагерь у стен замка. Но уж оттуда мятежники уходить не собирались: сдвинув кольцом телеги, ощетинившись кольями, они пускали стрелы и орали, что никуда не уйдут, пока принц-деспот не выполнит своего обещания.
Гарольд стоял, окруженный стражниками, опираясь на меч, как на клюку.
– Лена? Я так и не нашел палача, он бежал или убит… Где принц-деспот?
– В шкафу. Его стережет скелет.
– Очень хрупкий сторож, – Гарольд грустно улыбнулся. – Было бы правильно прикончить деспота и выдать труп его людям.
– Оберон бы так не поступил! – вырвалось у меня.
Гарольд зыркнул на меня с нескрываемым раздражением. Зато отозвался Максимилиан.
– Оберон был великий король и великий маг, – заметил он вкрадчиво. – Ты хочешь всегда поступать, как он?
– Да. – Я поколебалась и добавила тихо: – Если мы будем поступать, как он, Королевство скорее его вспомнит.
– Тогда что ты предлагаешь?
Я на секунду замешкалась, потом храбро продолжала:
– Он обещал своим людям проход в другой мир и спасение. Надо объяснить им, что их обманули, использовали как пушечное мясо. И после этого – выдать им принца-деспота, пусть сами решают его судьбу…
Я запнулась под насмешливым взглядом Максимилиана. Конечно, люди принца-деспота не будут слушать наших объяснений, зато его высочество по-прежнему имеет над ними власть. Их все еще много, они вооружены…
– Во всяком случае, замок им не взять ни за что, – закончила я твердо. – Пусть остаются под стенами, а мы закроем ворота и поднимем мост. Увидят, что дело плохо, и разбегутся, не дожидаясь Саранчи.
Гарольд помолчал, играя желваками, будто о чем-то напряженно раздумывая.
– Лена… Дай мне руку, пожалуйста.
У меня не возникло никакой дурной мысли. Я протянула ему ладонь…
Ветер ударил в лицо. Сменились запахи, вечер обернулся поздним утром; я стояла в тени лип неподалеку от подъезда писателя, бывшего алхимика, изгнанного из Королевства Обероном. Приближалась гроза, ветер крутил столбики пыли. По двору мимо скамеек осторожно катила машина с шашечками такси на крыше – кажется, «Шкода». В трех шагах сидела и дико смотрела на нас полосатая кошка.
– Гарольд?!
Он стоял, нахохлившись, привалившись к узловатому стволу, все еще сжимая свой меч – странный и дикий в этом пыльном дворе.
– Ты ведь не научилась сама ходить между мирами?
– Нет.
– Я не хочу, чтобы твоя судьба зависела от прихоти некроманта. Ему нельзя доверять.
– Гарольд! Что ты делаешь! Это против моей воли, а я ведь твой друг! – Я захлебнулась словами.
– И я твой друг. Поэтому не хочу, чтобы ты умирала.
– Гарольд!
– Я буду помнить о тебе до последней минуты.
Он прислонился к стволу и вдруг слился с ним. Со стороны, наверное, показалось, что он спрятался за деревом; стоя в тени лип, я поняла, что осталась одна, что в Королевстве снова сдвинулось и пошло, потекло в песочных часах неудержимое время…
Здесь проходили минуты. Там проходили часы.
* * *Оберон не учил меня ходить между мирами. Это слишком сложно, требует большого опыта и сил; но Гарольд умел ходить между мирами, и некромант мог. Чем я хуже их?!
Я прислонилась к стволу липы, как за секунду до этого Гарольд. У меня не было времени ни злиться на него, ни плакать, ни отчаиваться. Мне нужно было сейчас, сию секунду, перейти тоненькую пленочку, отделяющую мой повседневный мир от Королевства.
Посох! Я совсем забыла – посох все еще был у меня в руках, и здесь, в повседневном мире, он казался легким и тусклым. Навершие превратилось в набалдашник, с виду пластмассовый. Разумеется, ни лечить, ни сражаться этой палкой нельзя – разве что врезать врагу по макушке, да и то ведь легкая деревяшка затрещит и переломится…
Я зажмурилась и постаралась вспомнить все, что знала о хождении между мирами. Сколько раз я пересекала невидимую грань! В первый раз – сама, но с Ключом от Королевства, который дал мне Оберон. Теперь не было ни ключа, ни провожатого, только бесполезный посох и осознание: если я не справлюсь за несколько минут, Королевство падет под натиском Саранчи и память об Обероне исчезнет навсегда.
«Ты выдумала Оберона… Его нет и не было никогда. Надо иметь мужество, чтобы посмотреть в глаза этой правде».
Почему эти слова Гарольда вспомнились именно сейчас, когда мне нужна была уверенность в себе?!
Пророкотал гром – далеко, но очень многообещающе. Самые жуткие звуки – те, что неуклонно нарастают: шаги каменной статуи. Музыкальная тема в «Болеро» Равеля. Поступь Саранчи. И гром, наверное, специально начинает издалека – чтобы на земле лучше ощутили надвигающуюся мощь, чтобы забились в норы и прижали уши…
Я прочертила линию в траве под липами и шагнула через нее – и осталась все там же, хоть и по другую сторону неровно проведенной черты. Как, как туда пробиться?! Вот грань мира, вообразим, что это мыльная стенка пузыря. Делаем шаг, податливая стенка расступается…
Воображаемый пузырь лопнул. Я по-прежнему находилась в чужом дворе, и две тетушки на скамейке глядели на меня издалека – с явным интересом. У их ног крутились две собачки, нервничали, чуя грозу, но соседки были храбрее – в двух-то шагах от родного подъезда!
«Если мы будем поступать, как Оберон, Королевство скорее его вспомнит». Я повторила эти слова про себя несколько раз. Если мы будем поступать, как он, мы никогда его не забудем. Сейчас я соберусь с силами и поступлю, как Оберон…
«Нет. Вы ничего мне не должны. Завтра я думать забуду».
Ну почему всякая ерунда лезет в голову, когда надо сосредоточиться?!
Может быть, принцесса Эльвира написала эту записку или знает автора. Может быть, мы были в полушаге от открытия, когда Гарольд в своем неведении помешал нам…
«Нет. Вы ничего мне не должны. Завтра я думать забуду».
Я поняла, что значит быть мухой и биться в стекло. Стенка между двумя мирами была тут, она была повсюду, но я невидимо колотила в нее головой. Эти тетушки с собачками – что они обо мне подумают?! Хоть бы гроза скорее загнала их в дом…
Но гроза медлила.
Одна из тетушек поднялась со скамейки. Вид у нее был встревоженный; она направилась ко мне, ее соседка наблюдала, вытянув шею…
«Нет. Вы ничего мне не должны. Завтра я думать забуду. Забуду, забуду…»
Выпучив от напряжения глаза, я очередной раз ломанулась через незримую границу. Раздался треск; грозовой день вдруг померк вокруг меня. Куда-то девались скамейки и липы. Пыль и гарь от проехавшей машины сменились застоявшимся дымным запахом. Не удержавшись на ногах, я упала на четвереньки – на гладкий, чисто вымытый деревянный пол.
– Кто здесь?!
Голос был женский, в нем звучали оторопь и страх.
– Все в порядке, – я обнаружила, что посох по-прежнему при мне. – Все в порядке…
Я сидела на полу посреди большой комнаты. Стены ее были увешаны набивными ковриками, на полках стояли и висели медные чайнички, тарелки, колокольчики, фарфоровые куклы, вышитые подушки, еще что-то, что я второпях не успела рассмотреть. Горел большой камин – вернее сказать, теплился, огонь водился только в самой глубине его, у закопченной стены, угли то наливались жаром, то чернели, и дым уносился в трубу. У камина сидела женщина в кресле-качалке. На руках у нее была мягкая игрушка, дракон с тремя головами, с пришитыми к пастям красными лоскутками пламени. Женщина держала в руках огромную иголку с вдетой в нее красной ниткой.
– Извините, – сказала я.
Женщина глядела на меня… Ну, так глядел бы кто угодно, если бы вечером, у родного камина, вдруг стал свидетелем появления из воздуха незнакомой девочки с посохом наперевес.