– Простите! – Я поднялась, потирая коленку. – Не хотела вас напугать… Где я?
Женщина молчала. Лицо ее было белым, как негустая сметана. Лет ей, казалось чуть больше сорока, цвет волос нельзя было разглядеть под темным платком, щеки глубоко запали, а глаза от перепуга казались неестественно огромными.
– Меня зовут Лена Лапина, я маг дороги, мне нужно в замок… Вы знаете, что идет Саранча? Вы не уехали вместе со всеми?
Женщина уронила своего дракона, и я увидела, что он недошит – гребешок на хвосте болтался, едва прихваченный нитками.
– Я уже ухожу!
Я попятилась, нащупала дверь. К счастью, она была не заперта. Я выбралась в сени, оттуда во двор, где было темно – глаз выколи. Спотыкаясь о какие-то ведра, я добралась до каменного заборчика, влезла на него, не тратя времени на поиски калитки – и вот только тогда до меня начала доходить ужасная правда.
Это был другой город. Совершенно другой, здесь даже воздух пах по-иному. Запах большого, людного, рабочего места: стояла ночь, но окна еще светились, катились возы по улицам, где-то грохотало железо – очень похоже на отдаленный шум кузницы. Пытаясь самостоятельно перейти в Королевство, я угодила… куда я угодила?!
Мой посох был все таким же легким и ненадежным, и навершие его не светилось. В этом мире не было магии – только дрова и трубы, ремесла и торговля, улицы, мощенные камнем, женщина, шьющая игрушечного дракона…
Я сидела на каменной ограде, прилепившись к ней, будто сама превратившись в камень. За моей спиной открылась дверь, луч слабого света упал на грубые валуны, из которых была сложена ограда.
Я обернулась. Женщина стояла в дверях, держа в трясущейся руке свечку.
– Ты маг дороги?!
– Я не хотела вас потревожить, – пролепетала я.
– Магов не бывает, – подняв свечу повыше, она всматривалась в мое лицо. – Или… откуда ты взялась? Кто ты?
– Я… это не Королевство? Нет?
Она глядела на меня, ее глаза делались все глубже, будто проваливаясь в тень.
– Нет. Это не Королевство. Кто ты?
– У меня нет времени, – сказала я в отчаянии.
Она держала свечку левой. В правой у нее по-прежнему была зажата иголка с красной ниткой в ушке.
– Кто тебя послал? Кто тебя послал?!
Я свалилась с ограды на улицу. Распахнулась калитка – она была совсем рядом; вскинув бесполезный посох, я пыталась унять страх – напрасно.
– Говори правду, – женщина казалась безумной, глаза ее горели, окруженные черными очками теней. – Кто ты? Кто тебя послал и зачем?!
Я попятилась. Треснула невидимая грань; налетел ветер, резкий, злой, загрохотал гром. Закачались ветки пыльных лип.
– Девочка, что случилось?
Веселая лохматая собачка обнюхивала меня, удивленная не меньше хозяйки. Я села. Во рту было сухо, перед глазами все плыло. На месте женщины со свечкой и иглой стояла любопытная тетушка с поводком и продуктовой сумкой. За спиной у нее наливалось свинцом низкое небо, и вот-вот должны были упасть первые капли.
– Ничего, спасибо, все в порядке, – пробормотала я. Тетушка не видела, как я «провалилась» в другой мир, – я появилась там же и тогда же, где и когда исчезала.
– Идет гроза… Может быть, это у тебя от перепада давления? Ты далеко живешь?
– Близко…
На самом деле мой дом был на другом конце города, но это было все равно. Еще минута-другая промедления – и незачем будет идти в Королевство, самого Королевства не станет…
Помоги мне, Оберон, молча взмолилась я – и шагнула.
* * *Здесь уже стояла глухая ночь.
Горели костры вокруг замка. Мост был опущен, лагерь принца-деспота темен. Спали они или разбрелись? Что случилось за те несколько часов, пока я прыгала туда-сюда, удивляя тетушек в чужом дворе под липами? Пугая странную женщину с недошитым драконом – и иглой?
А ведь нитка-то в иголке была красная. А дракон – зеленый. Может, она ему пламя пришивала к пастям? А гребешок на хвосте – потом дошьет, зелеными нитками?
Под ногами у меня была росистая, очень густая трава. Здесь, на берегу, не проходил караван, этот край не задели военные действия; до послезавтра, до прихода Саранчи, здесь будут все так же сонно колыхаться травяные метелочки, летать стрекозы, а по ночам – гореть светлячки…
Посох в моих руках налился тяжестью, навершие слабо светилось. Я была в Королевстве, и Саранча давно снялась с дневной стоянки. Многоноги идут, и дрожит земля. Они ступают медленно, с виду неповоротливо, но каждый шаг приближает их к городу и к замку.
«Нет. Вы ничего мне не должны. Завтра я думать забуду»…
Я тряхнула головой. Я сама! Сама пришла, без ключа и провожатого, первый раз в жизни прошла между мирами – сама! А значит, в любой момент могу уйти домой и вернуться, да хоть сейчас…
Ладони мои похолодели. Нет, сейчас я не буду пробовать. Это как с полетами: первый раз полетишь, а на второй грохнешься. А теперь дорога каждая секунда, куда меня выбросило? Где Максимилиан?
Пыхтя, я взобралась на холмик. Меня выбросило на берегу реки, не далеко от замка, но и не близко. Город стоял темный, только в порту горели костры. Интересно, знает ли Уйма об измене, которая случилась в замке?
На противоположном берегу реки мерцал огонек. Я поглядела ночным зрением; коричневатый плоский мир, струящаяся поверхность реки, такая плотная, что кажется – по ней можно ходить, как по льду. Эта река получила свое имя – Ланс – в честь великого мага дороги, воина, погибшего в пути. Я помнила, как Оберон дал реке имя и как чуть позже река спасла меня от Туманной Бабищи – тогда границы враждебного мира проходили так близко от замка, что она, ненавидя Оберона, могла еще вредить нам напоследок…
Сколько я ни вглядывалась – поблизости не было ни одного человека. Где Максимилиан? Остался у замковой стены? Почему он меня не ищет? Я тут же сообразила, что некромант не может искать меня в моем мире – в мое отсутствие там остановилось время, и всем гостям ход закрыт…
Что же мне, бежать за ним в замок?
Я снова посмотрела на огонек за рекой. Там Александр и там Эльвира; может быть, мне лучше переговорить с ними без свидетелей? Если они каким-то образом посвящены в тайну подменышей… Мне бы не хотелось, чтобы некромант тоже об этом узнал.
Над рекой воздух был нестойким, восходящие потоки сменялись нисходящими, я летела, видя свое отражение в струящемся зеркале воды, стараясь держать равновесие. Даже здесь, вдали от моря, Ланс был широк. Я успела замерзнуть и очень обрадовалась, когда мое отражение пропало наконец и вместо воды внизу оказался песок.
Огонек теперь был совсем рядом. Его то открывали, то закрывали ветки деревьев; я припустила бегом, чтобы согреться.
Они еще не спали.
Я видела, как плавали тени в окне, как двигался огонь фонаря – его поднимали и опускали – видимо, вешали на крюк и ставили на стол. Я замешкалась.
«Принц Александр, знаете ли вы, что вы никакой не принц, а самозванец? Что король – не отец вам? Сознайтесь, это вы писали записку? Это вы все натворили, из-за вас Оберон забыт, а Саранча у порога?!»
Свет фонаря сделался тусклее. Наверное, они прикрутили фитилек; я вдруг вспомнила бывшего алхимика, в изгнании сочиняющего детские повести. Он помогал подменять младенцев… Мне было так противно и жутко об этом узнать, что я даже не спросила: а кому он помогал?
Голос Оберона будто зазвучал у меня в ушах: «Есть такие существа. Да ты и раньше, наверное, слышала. Подобные случаи бывали много раз, и еще, к сожалению, будут…»
Значит, писатель был в сговоре с «такими существами».
«В те дни на Королевство напали, – говорил Оберон, – началась война, я уехал защищать дальние границы. Мать Александра болела, а нянька проявила беспечность…»
– Кто здесь?
Дверь приоткрылась. Принц Александр стоял на пороге с огромной дубиной наперевес; был он в бархатном халате, изрядно потертом и лоснящемся на локтях. Его всклокоченные волосы торчали в разные стороны.
– Лена, ты?!
Принцесса Эльвира за спиной принца казалась персонажем совсем другой сказки – в шелковой ночной сорочке, в аккуратном чепце с кружевами, она держалась как знатная гостья на пышном королевском приеме.
– Простите, – промямлила я, косясь на дубину. – Я вижу, вы еще не легли…
– Это видно прямо из замка? – холодно осведомилась Эльвира. – Острое же у тебя зрение, маг дороги.
Принц опустил свое оружие, но приглашать меня в гости не спешил.
– Дело в том, – я постаралась говорить официально, голосом школьной директрисы, – что мне надо с вами поговорить, с обоими. Это очень важно.
– Нам, может быть, осталось жить чуть больше суток, – заметила принцесса все так же холодно. – Хотелось бы спокойно провести ночь в своем доме… напоследок.
– Принцесса, никто из нас не собирается умирать. – Я не хотела вдаваться в рассуждения, но меня будто кто-то за язык дернул. – Очень многое зависит от вас. Скажите…
Я запнулась. До меня как-то не сразу дошло, что записка вместе с книгой остались у Максимилиана и предъявлять мне нечего.
Я запнулась. До меня как-то не сразу дошло, что записка вместе с книгой остались у Максимилиана и предъявлять мне нечего.
– …Есть записка… старая, которую король… которую один человек хранил в своей книге много лет. В записке написано изящным почерком с наклоном влево: «Нет. Вы ничего мне не должны. Завтра я думать забуду». Принц Александр, принцесса Эльвира, вы не знаете, кто это мог написать?
Принц и принцесса переглянулись. Ничего лестного для меня в их взглядах не было.
– Я писала записки только Александру, маг дороги, – голос Эльвиры готов был замерзнуть в воздухе и упасть на пол вереницей сосулек. – И, разумеется, никогда бы не написала «вы мне ничего не должны». Это пошлость.
– Я тоже не писал ничего подобного, – угрюмо добавил принц. – Понятия не имею, кому и зачем это понадобилось.
Я попыталась справиться с разочарованием. С третьей попытки это мне почти удалось.
– Погодите… Это очень важно… Вы никогда не слышали о тех, кто подменяет детей в колыбели? Вам не известны такие случаи?
Принц и принцесса снова переглянулись.
– Нет, – сказала Эльвира.
– Очень странно, что ты об этом спрашиваешь, – пробормотал Александр, отводя глаза.
Мне вдруг очень захотелось допросить его с помощью семечек правды.
– Пора спать, – изрекла Эльвира тоном Снежной королевы. – В эти страшные дни каждый заботится о себе, маг дороги… Прощай.
* * *Над рекой собирался туман. Мои следы на берегу оборвались: я взлетела с разбега, сильно оттолкнувшись от песка мокрой кроссовкой. Надо было найти Максимилиана с книгой, запиской и семечками. Может быть, принц Александр что-то скрывает… Может, он и Оберона помнит. Оснований для такого подозрения было ноль, но мне очень хотелось хоть за что-нибудь зацепиться.
Проклятый алхимик все не шел у меня из головы. Зачем подменять младенцев в колыбели? Еще понимаю, если какая-нибудь кикимора подкладывает своего заморыша, чтобы его кормили. Но вот так просто брать – и менять детей мирами?
И еще мне вдруг вспомнилась женщина с тряпичным драконом на коленях. Кто она такая и что это за мир? Почему я туда попала? И какой у нее был странный голос, когда она сказала: «Это не Королевство»…
Я летела над рекой, стараясь держаться выше тумана. С тех пор как меня чуть не прикончила Туманная Бабища, я эту серую мокрую вату терпеть не могу. Мне мерещились крики… или где-то кричали на самом деле? Туман обманывал мое ночное зрение, я решила, что подо мной уже берег, и спустилась слишком резко. Зачерпнула воды кроссовкой, от неожиданности дернулась, потеряла равновесие и шлепнулась в воду. Сразу погрузилась по горло – вода была холодная, одежда на мне намокла и потянула вниз, и еще посох в руках – я не решалась его выпустить… Вдруг река взяла меня, будто большой ладонью, и, устроив поудобнее, понесла вниз.
В разных местах мне приходилось купаться, и в озере, и в ручье, и в море, – но никогда никакая вода не казалась такой упругой, ловкой и совершенно домашней. Меня не тащило, не сносило – просто несло, аккуратно, удобно, я могла бы разлечься и руки за голову закинуть – клянусь, вода по своей воле не попала бы ни в глаза, ни в нос! Мимо проплыл высокий берег… Снова сменился пологим… Река несла меня от замка – к порту, мимо городских строений, мимо пустых избушек рыбаков…
– Ланс, – прошептала я.
Река чуть качнула меня, будто в гамаке.
– Ланс, ты ведь помнишь Оберона?!
Река снова качнула меня.
– Помоги мне! Помоги, я опять не знаю, что делать! Что делать, если его забыл даже Уйма? Даже Александр! Даже Гарольд сказал мне, что я выдумала Оберона, чтобы было, на что надеяться!
Река чуть замедлила движение. Впереди показался берег – пологий песчаный пляж между двумя пристанями.
«Я был великим магом и великим воином, – мог бы сказать Ланс. – Но теперь я всего лишь река…»
– Разлейся! Останови Саранчу!
Ответа не было. Он будет бороться, поняла я, но Саранча переправится все равно; кроме того, чтобы взять замок, не надо перебираться через реку…
Берег приближался. Ланс не может мне помочь, он река…
Он великий воин.
«Попроси великого воина, давно оставившего мир живых, доверить тебе Швею – и, если твои помыслы достойны, маг, ты получишь искомое».
Я все-таки хлебнула воды – по своей собственной вине. И закашлялась. Помыслы-то мои достойны, и некромантией я сроду не занималась. Но в прошлом у меня была история, которую, если строго судить, вполне можно счесть предательством. Когда я поддалась на уговоры Александра и Эльвиры, согласилась помочь им обрести свое королевство, а в результате в опасности оказались жизни Оберона и всех его подданных. Тогда-то Ланс и погиб – в бою, защищая своих…
И что же – теперь я попрошу у Ланса Швею?
Можно сказать, что я не хотела никого предавать, всему виной козни Туманной Бабищи, Ланс простил меня, как простил Оберон… Любой подлец всегда придумает себе тысячу отговорок.
Река тихо качнула меня. Под ногами обнаружилось твердое песчаное дно. Оступаясь, стряхивая воду с посоха, я выбралась на берег.
– Спасибо, Ланс. Я обещаю тебе…
Я хотела сказать ему: «Буду искать Оберона, пока не найду», – но язык не повернулся. В этот момент я совсем не была уверена, что найду короля.
– Спасибо, Ланс. Я хотела сказать…
Откуда-то донеслись крики. Туман приглушал их. Драка в порту? Уйма?!
– Ланс, – я опустилась перед рекой на колени, коснулась ладонью воды. – На всякий случай прощай… Маги не всесильны… Но я буду очень-очень стараться.
Плеснула волна. Светлая тень мелькнула на дне, будто большая рыба, и осталась лежать. Я протянула руку – и нащупала что-то твердое под водой.
Волна отхлынула.
Передо мной на песке лежал меч, очень длинный и узкий, с отверстием, похожим на игольное ушко, возле самого острия.
* * *Людоеды взбунтовались.
Шатер, в котором днем принимал меня Уйма, пылал. Я пришла в ужас – но тут же, в свете пламени, увидела моего друга, огромного, волосатого, вооруженного кривым тесаком, теснящего сразу троих соплеменников, полуголых и дико ревущих. На моих глазах он опрокинул одного и отшвырнул второго, но тут к нему подобрались сзади и огрели палкой по лохматой голове. Уйма зашатался, его враги бросились на него, как шакалы, я вскинула посох, двигаясь страшно медленно, неповоротливо, будто воздух вокруг сгустился… Но раньше, чем я успела пробиться к Уйме на помощь, откуда-то сверху вдруг скакнула тонкая фигурка в развевающейся накидке, и заблестел, описывая круги, топор на длинной ручке.
Людоеды попятились, снова сомкнули круг. Уйма стоял на одном колене, мотая головой, по лицу его текла кровь. Его защитник танцевал, вспарывая ночь вертящимся топором, и в боевой рев людоедов вдруг вмешался тонкий, разъяренный визг:
– Назад, гиены, жирные бебрики!
Мои глаза отказывались верить очевидному – это была Филумена, явившаяся на помощь мужу. Ревел огонь и звенела сталь: каждый воин, оставшийся верным Уйме, сражался с парой-тройкой противников, и только принцесса-стерва, капризная негодяйка, стояла одна с топором против десятка озверевших дикарей.
– Женщина! – завопил предводитель бунтовщиков. – Мясо!
И добавил что-то неразборчиво на людоедском наречии. Нападающие вскинули клинки, дубины, крючья, секиры и разом кинулись на Филумену; Уйма, взревев, поднялся, как медведь, на дыбы и встретил их напор своим кривым тесаком. Топор Филумены перерубил напополам шипастую дубину; все это длилось секунд десять, и я наконец сумела преодолеть те пятьдесят шагов, которые нас разделяли.
– Уйма!
Мой посох выплюнул шар огня. Затрещали, дымясь, курчавые волосы на голых людоедских спинах. Пробивая себе посохом дорогу, я добралась до Уймы и Филумены – оба оскаленные, лохматые, с налитыми кровью глазами, они казались братом и сестрой.
– Привет, маг дороги! – прохрипел Уйма, говоря на вдохе, как обычно. – Прости, у нас неубрано, учу короедов, жритраву!
Голова у него была разбита, и кровь текла по виску, заливая поросшую щетиной щеку. Он пошатывался, но держался уверенно.
Горящий шатер обрушился. В небо штопором взвились тучи искр. Сразу сделалось темнее, и я смогла оглядеть поле боя ночным зрением. Людоеды еще сражались, и в этой каше невозможно было понять, кто из них верен Уйме, а кто мятежник. Те, что разбежались при виде моего посоха, ушли недалеко и теперь снова сбились в плотную стаю, сверкали глазами, от них толчками исходила опасность.
– Откуда ты, маг дороги? – спросил Уйма.
– Случайно шла мимо…
– Случайно, – Уйма кивнул. – Что это у тебя?
За пояс моих штанов был заткнул меч по имени Швея. Без ножен, очень неудобно.
– Волшебный меч.
– Тоненький, – Уйма прищурился. – Топором перерубить – раз хрустнуть.
– Он не для сражения.
Филумена оглядывалась, раздувая ноздри. Враги перестраивались, совещались, и явно не ради мирных переговоров.