– Мне тоже. – Анечка открыла глаза. – Но ты ведь меня найдешь?
– Обязательно! Давай зайдем в переход, я хочу показать тебе, как резко меняется ощущение от разных стихий.
Она направилась к лестнице, отпустив его руку, но Сергей догнал и снова сжал ее ладонь.
– Нельзя отпускать, – серьезно сказал он. – А то потеряемся и найдем друг друга только к утру. Нас разнесет в разные фильмы.
Анечка поверила – решила полностью доверять ощущениям.
В переходе было сумрачно и сыро, вода здесь имела большую власть, чем ветер. Свет падал сверху вертикальным столбом.
– Похоже на телепорташку в компьютерных играх, – пригляделась Анечка.
Частички пыли делали световой поток вполне материальным. Анечку начало отпускать, она даже почувствовала легкую пустоту в душе, как с похмелья.
– Здесь все чувствуется по-другому, – прошептала она.
Навеянная ветром эйфория угасала, как пламя, накрытое колпаком. Говорить громко уже не хотелось.
– Это вода, – объяснил Сергей. – Ты никогда не уходила в глубину с аквалангом? Там власть тишины и спокойствия, мир отсутствия ветра.
– Но мы ведь не под водой.
– Это не важно. Вода совсем близко, вот тут, за стеной.
Анечка только теперь обратила внимание, что прямо напротив арки, выводящей из перехода, – глухая стена, тоже сделанная в форме арки. Сергей постучал в стену рукой.
– Прямо за этими камнями Крюков канал.
– А зачем так? – насторожилась Анечка. – Какой-то вход в никуда. Или выход?
– Еще не знаю. Скорее всего так сделали случайно, но пироксилин тоже получился случайно, хотя это не помешало ему стать взрывчаткой. Возможно, и у этой арки есть какое-то неизученное свойство.
– Какое?
– Не знаю, но оно обязательно есть. Любой предмет, существующий в пространстве, так или иначе его структурирует. Но самое главное в том, что он структурирует психику, вводит человека в определенное состояние. Как музыка – минорный или мажорный аккорды имеют на психику разное действие, а ведь это только колебания воздуха разной частоты. Если понимать суть вещей, можно предсказать, какая структура какое состояние вызовет.
Анечка вспомнила про теорию частотного влияния лептонных структур и удивилась, как близко подошел Сергей к знаниям Института.
Они поднялись по ступеням, и морской ветер снова принялся мягко шуршать в ушах. Опять захотелось говорить громко. Яркое низкое солнце и холодеющий воздух создавали ощущение нереальности происходящего. Казалось, город действительно ожил и теперь готов выполнять команды того, кто это понял.
– Ты добрый волшебник, – сказала Анечка то, что уже давно хотела сказать.
– Что? – не понял Сергей.
– Мне дядя в детстве рассказывал сказку о добром волшебнике по имени Ветер. Он всегда приходит на помощь, если его позвать звуком дудочки.
– Правда? – улыбнулся Сергей. – Мне нравятся такие сказки.
– А я тебе нравлюсь? – Анечке показалось, что можно спросить вот так, напрямую.
– Очень, – чуть смутился он. – Теперь понятно, почему ты в парке играла на флейте.
– Да. И все получилось, как в сказке.
– А у этой истории добрый конец?
– Конечно! – улыбнулась Анечка. – Разве бывают сказки с плохим концом?
– Встречаются, – вздохнул Сергей. – Например, «Эгле – королева ужей». Кстати, она написана на берегу Балтийского моря.
– Тьфу на тебя! – шутливо нахмурилась Анечка. – Наша сказка будет со счастливым концом.
Они остановились у края дороги, и машины тут же услужливо замерли, повинуясь указанию светофора.
– Тогда вперед! – Сергей потянул Анечку за руку.
Они выскочили на набережную и спустились по короткой лесенке к Крюкову каналу. Из гранитной стены у самой воды торчало мощное чугунное кольцо.
– Чувствуешь, какая разница? – спросил Сергей, присев на корточки. – Вода и ветер словно враги.
– Да, – согласилась Анечка.
В зеленой глубине еле заметно шевелились водоросли. Вода в канале не текла, она замерла в неподвижности, даже рябь превратилась в стоячие волны. Ветер с залива гнал реку вспять.
– В воде тоже есть сила, – негромко сказал Сергей. – Но в отличие от ветра более чуждая человеку.
– Ветер мне нравится больше, – призналась девушка.
– Мне тоже.
Сергей ловко взобрался на парапет набережной и подал Анечке руку.
– Залезай сюда, я тебе кое-что покажу.
Она вскарабкалась на прогретый солнцем гранит. Канал убегал вдаль, как сверкающая дорога, над ним изогнулся мостик, срезая перспективу пространства: за ним только небо, а по бокам – дома. Рамка огромной картины.
– Смотри, сейчас из-за дома должен выехать трамвай, – прямо в ухо Анечке шепнул Сергей. – Маршрут номер один.
Ветер полностью овладел миром, по телу быстро разливалась дрожь необъятной свободы. Анечке снова захотелось летать, и тут же из-за дома действительно выполз трамвай. В свете косых лучей солнца он выглядел таким ярким, что мостик под ним словно растворился в пространстве, слившись с темной водой.
– Трамвай летит! – радостно воскликнула Анечка. – Он будто летит по небу!
Сергей рассмеялся и крепче взял ее за руку. Дрожь восторга связала их накрепко – между Анечкой, Сергеем и городом ветер стал связующей нитью. Люди, машины, троллейбусы и пыльные тротуары отодвинулись далеко на второй план. Трамвай медленно плыл в расплавленном янтаре неба.
– Йоху-у-у! – выкрикнул Сергей, раскинув руки, как крылья.
– Йоху-у-у! – радостно закричала Анечка следом за ним.
На них не обращали внимания. Сергей спрыгнул на тротуар и подал девушке руку.
– Пойдем на Васильевский, я покажу тебе еще кое-что.
Она прыгнула, совершив хоть и короткий, но все же полет.
– Здорово! – задыхаясь от восторга, сказала Анечка.
Они направились к Неве через площадь.
Бело-синяя патрульная машина выехала из ворот тридцатого отделения милиции и почти сразу остановилась. Блестящий корпус, словно лоснящийся панцирь доисторического хищного зверя, узкий оскал радиаторной решетки, пристальные щелочки фар.
– Где этот молодой? – Сержант в бронежилете открыл дверь и выставил ногу на тротуар. – Чтоб его!
У ворот курил пожилой помощник дежурного.
– Поссать побежал, – небрежно ответил он.
– Понабирали детей в милицию… – Сержант выбрался из машины и сплюнул на асфальт. – Работать не с кем.
– Ладно тебе, работник, – рассмеялся помощник дежурного. – У самого-то давно сопли высохли?
– Иди в жопу. Лучше дай закурить.
Помощник усмехнулся и протянул сигарету.
– Что, на свои не заработал еще?
Сержант взял сигарету, вынул зажигалку и присел на капот.
– Слушай, не заводи меня, а? – огрызнулся он. – И так настроение хреновое. Сегодня точно кого-нибудь пристрелю. – Он несколько раз щелкнул зажигалкой. – Ветер еще этот хренов… – Наконец прикурил. – Прямо мозги выдувает. – Он спрятал зажигалку и зло затянулся.
– Э, ты это брось! – Помощник докурил и щелчком отбросил окурок. – Опять грохнешь кого-нибудь, а я потом затрахаюсь смену сдавать.
– Переживешь, – фыркнул сержант. – Ну где эта падла? Он у меня сегодня шуршать будет как сраный веник, это я тебе как врач говорю.
– Да успокойся ты. Я его заодно отправил фоторобот забрать, на ориентировку про девку, что палила на площади Труда.
– А, это другое дело. С фотороботом проще, а то, блин, ищи-свищи.
Из ворот выскочил совсем молодой милиционерчик – серая форма мешком, уши топорщатся, кепка на два пальца выше бровей. Отдал помощнику пачку бумаг.
– Один себе оставь. – Помощник пересчитал листочки. – Все, давайте! И прикройте на всякий случай Сашкин маршрут.
– А он что, с бодуна не может?
– Нет, его сменщик патрульную машину разбил. Так что Саня сегодня пешочком. Прикинь, трамвайщики до того обнаглели, что таранят ментов.
– Драть их надо, – зло фыркнул сержант.
– Выдерем! Только сначала надо найти, а то он смылся, падла. Снес «канарейке» половину капота и пропал, будто в воду канул. Сейчас его опера отрабатывают, но в парке битого трамвая ни одного нет. Идиот. Все равно ведь найдем, трамвай – это не машина.
– Добро, – кивнул сержант.
– Удачной охоты.
– Да уж как-нибудь. – Он подождал, пока молодой сядет в машину, сам опустился за руль и захлопнул дверцу. – Сегодня у тебя приятная работа. С девок глаз не спускать. Как член жюри конкурса красоты, понял? Если мы ее не поймаем сегодня, будешь за машиной бегать пешком, это я тебе как врач говорю.
Асфальт на мосту Лейтенанта Шмидта шуршал под ногами, солнце било в глаза, растягивая тени до совершенно безумной длины. Вместе с тем оно поубавило яркость, только шпиль Петропавловки все еще полыхал золотистым огнем.
– Какое странное освещение! – Анечка ступала по тени от ограждения, раскинув руки, как канатоходец. – Небо чистое, солнце яркое, а река серая. Минор и мажор в одном аккорде. Разве так бывает?
– Иногда. – Сергей взял ее за кончики пальцев. – Знаешь, где находится памятник звездолетчикам, так никогда и не полетевшим к звездам?
– А такой разве есть?
– Есть. Он здесь, в Питере. И его можно увидеть прямо отсюда.
– Серьезно? – Анечка соскочила с теневой черты и положила руки на ограждение.
– Абсолютно. Только он немножко в другом пространстве. Дай руку и доверься ветру, он нас отнесет.
Анечке очень хотелось поверить в то, что так все и будет. Ей надоело ни во что не верить и всему находить рациональное объяснение. Она закрыла глаза, но яркие впечатления вечера не дали миру исчезнуть, он так и остался перед мысленным взором – река, мост, Васильевский остров. А за мысом и домами устремленный к небу шпиль Петропавловки. Ветер дул в спину, ощутимо толкая вперед.
Анечка представила, что впереди нет ограждения, и тут же в груди защекотало от восторга и первобытного ужаса высоты. Она стояла на самом краю моста, не ограниченная ничем, кроме легкого касания пальцев Сергея. Еще шаг, и ветер перестанет дуть в спину.
– Я не хочу в рай, – прошептала она, не открывая глаз. – Я хочу после смерти стать ветром.
– Я тоже, – раздался шепот Сергея.
– Тогда мы сможем летать и никогда не отпускать рук, – добавила она и счастливо улыбнулась.
Ветер шумел в ушах, складки платья бежали, как волны. Безбрежное пространство раскинулось за кромкой моста – замершая река, острова, город, а где-то дальше такие же безбрежные зеркала болот. Дыхание захлебывалось от необъятности мира.
– Попробуй сесть на корточки, – посоветовал Сергей. – Только глаза не открывай.
Анечка только подумала о движении, и ей стало страшно. Теперь под ногами представлялся уже не мост, а узкая бетонная балка, на которой едва помещались ступни. Начиналась нигде, в никуда уходила. Стержень мира.
– Мне страшно, – шепнула девушка.
– Не бойся, – весело ответил Сергей.
Она присела, и ощущение полета усилилось в тысячу раз, теперь шепот ветра превратился в отчетливый шелест движения.
– Открой глаза.
Она открыла.
Памятник несбывшимся звездолетчикам стоял на том самом месте, где раньше была Петропавловка, – здания Васильевского острова стали ему постаментом. Ярко-огненный шпиль звездолета бессильно стремился к недосягаемым звездам, а купол фотонной дюзы тронула зелень медного окисла. Каменный постамент удерживал звездолет крепко, не отпускал.
– Мы так и не смогли полететь туда, хотя очень хотели, – негромко сказал Сергей. – Оказалось, что среди звезд нам просто нечего делать. Космос пуст и прост, как орешек.
– Тогда это памятник звездной фантастике, – сразу поняла Анечка. – Памятник несбывшимся надеждам.
– Пойдем. – Сергей встал и потянул ее за руку. – Пока солнце не село, нам надо еще кое-что посмотреть.
Они миновали мост. Здесь на гранитных постаментах величаво спали два каменных сфинкса. Они видели сны о пустыне, о вечном ветре и лысых жрецах. Им было одиноко и скучно, они прекрасно знали все, что случится с Сергеем и Анечкой.
– Не обращай внимания, – рассмеялся Сергей, заметив задумчивость своей спутницы. – Они все знают, но ничего не скажут. Так что нет никакой разницы. Пойдем лучше пить пиво.
– Это еще зачем?
– Так надо. Это же Васильевский остров! Тут нужно гулять и обязательно пить пиво. Прямо из бутылки. Иначе нас совсем разнесет.
Сергей купил пиво в ближайшем ларьке.
– «Невское» крепкое. – Он протянул Анечке открытую бутылку, а другую оставил себе. – Теперь гулять.
Анечка сделала первый глоток и поняла – то, что нужно.
Что-то блеснуло в пыли у бордюра. Девушка присела на корточки и подняла с тротуара монетку:
– Ой, смотри! Настоящий пятачок, как раньше!
Анечка встала и протянула пятак Сергею.
– Ого, прямо раритет. Год тысяча девятьсот сорок первый, – заметил он.
– Давай оставим его на счастье, – улыбнулась девушка. – Только мне положить некуда.
Сергей помедлил, хотел что-то сказать, но передумал. Подкинул монетку на ладони и сунул в карман. Анечка скорее почувствовала, чем заметила, как по его лицу пробежала тень растерянности.
– Ладно… Может, пронесет… – пробормотал Сергей.
Анечка не решилась уточнить, что он имел в виду.
Они направились вдоль проспекта, на котором не прекращался вечный дорожный ремонт – то латали асфальт, то меняли плитку на тротуарах. Вдоль бордюров громоздились кучи песка, ветер сдувал с них песчинки, как с верхушек барханов.
Крепкое пиво почти сразу ударило в голову, но не опьянило, а, наоборот, сделало восприятие окружающего более рассудочным. Город по-прежнему казался живым, ветер все так же властвовал над пространством, но теперь казалось, что можно понять, в чем именно эта власть заключается.
– Ветер задает городу ритм, – сказала Анечка, наблюдая за качающимся над дорогой светофором.
– Точно. – Сергей отпил из бутылки. – Но, кроме нас с тобой, никто не обращает на это внимания.
– Это и есть то, что ты мне хотел показать?
– Частично. Ты ведь понимаешь, что если город подчиняется ритму ветра, то им может управлять кто угодно?
– Брось, – отмахнулась Анечка, быстро трезвея от пива. – Это уже из области мистики.
– Да, наверное, – улыбнулся Сергей и потянул ее за руку в арку проходного двора.
Они пересекли несколько таких дворов, прежде чем Сергей остановился у глухой стены дома.
– Ни одного окна, – удивилась Анечка.
– Это брандмауэр, – пояснил Сергей. – Стена без окон, чтобы возникший в доме пожар не распространялся на другие дома. Если хочешь, мы можем залезть на крышу. Там прикольно.
– Хочу. – Анечка допила пиво и бросила бутылку в стоящий неподалеку контейнер.
Длинная пожарная лестница гудела под подошвами, убегая к небу, а перед глазами рывками ползла стена дома, в которую лестница впилась пальцами железных штырей. Сергей уже почти вскарабкался. Анечка отстала, стесняясь в платье лезть первой. Ветер безжалостно трепал ткань, мешая движениям. На уровне четвертого этажа он властвовал безраздельно, слышались рокот прохудившихся кровельных листов и редкие хлопки чердачной дверцы. Небо медленно остывало, солнце бродило где-то на уровне крыш.
Сергей поднялся и загрохотал ногами по покатой крыше. Анечка подтянулась и влезла следом за ним. Пачкая руки облупившейся краской, они поднялись до самого гребня, откуда вид открывался до скрытых дымкой пределов мира.
– Какой отсюда красивый вид! – огляделась девушка.
На небольшом ровном участке крыши валялись пустые пивные бутылки и консервные банки. Ветер трепал застрявшие обрывки бумаги.
– Пойдем к самому краю. – Сергей подал ей руку. – Не боишься?
– Мне кажется, что я уже ничего не боюсь, – улыбнулась Анечка и присела рядом с Сергеем у самого ограждения. – Потому что ты рядом.
Он молча улыбнулся.
Разноцветные лоскуты крыш волнами разбегались в разные стороны, обрываясь кое-где потемневшими кирпичными стенами. Анечка поймала себя на мысли, что с этой крыши видно гораздо больше, чем, может быть, по законам оптики – весь Васильевский остров, рассеченный линиями и проспектами, корабли в порту и ползущие по рельсам трамваи.
– Они задают городу ритм не меньше, чем ветер, – спокойно сказал Сергей.
– Кто? – Она сделала вид, что не поняла.
– Трамваи. Именно они удерживают город в привычной реальности.
– Что значит – удерживают? – не поняла Анечка. – И при чем тут трамваи?
– Сейчас попробую объяснить, – Сергей улыбнулся. – В физике существует так называемая теория наблюдателя. Она гласит, что реально существуют лишь наблюдаемые объекты. Если же объект не наблюдает никто, то некому зафиксировать, есть он на самом деле или нет.
– Это абстракция, – отмахнулась Анечка.
По рельсам внизу ползли трамваи, прокручивая город стальными колесами.
– Нет, не абстракция. – Сергей покачал головой. – Напротив, многие проблемы квантовой физики возникают из-за того, что невозможно наблюдать элементарные частицы в течение длительного промежутка времени.
– Почему?
– В микромире каждое наблюдение вызывает катастрофические последствия. Например, скорость частицы можно измерить лишь косвенно, вычислив ее энергию в момент соударения. Из-за этого и речи не может быть о реальной скорости, можно говорить лишь о вероятности. Мол, скорость частицы приблизительно около столько-то километров в секунду, плюс-минус столько-то. Но чем больше разных наблюдателей могут обменяться сведениями, тем с большей точностью можно измерить скорость.
– По этой теории получается, что чем больше наблюдателей наблюдают объект, тем он реальнее? – усмехнулась Анечка, окидывая взглядом окружающее пространство.
– Совершенно верно! – кивнул Сергей. – Вот, например, мы сейчас не можем в точности знать, был ли Антарктический ледник до того, как его открыли. Мы можем лишь предположить это с определенной степенью вероятности на основе геологических изысканий. И даже после того, как ледник наблюдало несколько человек, его реальность не была полной, поскольку первооткрыватели могли придумать его. Как морского змея. И лишь когда в Антарктиде побывали сотни людей, можно стало уверенно говорить о ее реальности.