Лин расстегивает пальто, плащ и вдруг начинает без причины смеяться. Голова немного кружится, а лицо горит.
– Ну что, так лучше? – спрашивает господин Барк. – Иногда мы с женой сюда приходили. Зимой. Здесь спокойно. Тихо…
Внезапно он мрачнеет. Перестает смеяться – резко, словно в огонь бросили горсть земли. Он вертит на блюдечке пустую чашку с мокрым кусочком лимона на дне. Его глаза блестят. Он хмурится и молчит. Даже забывает вновь закурить. Бармен выводит Барка из оцепенения. Парень заканчивает рабочий день и хотел бы рассчитаться. Человек-гора роется в карманах, достает мелочь, дает бармену.
Господин Лин смотрит с улыбкой.
– Иногда жизнь просто отвратительна, да? – говорит Барк.
Старик не отвечает, по-прежнему улыбается, и вдруг ему на ум приходит песня, от которой не отделаться, он чувствует себя словно под гипнозом:
Солнце обязательно взойдет…
Он напевает на языке своей страны, получается глухая синкопированная хрупкая музыкальная тема:
И распустятся чудесные цветы,
Их лучи согреют, дождь польет…
Господин Барк слушает. Музыка окутывает его.
Скоро чьей-то мамой станешь ты.
Господин Лин умолкает. Что с ним такое? Зачем он спел человеку-горе? Зачем промурлыкал непонятные слова? Внезапно ему становится стыдно, но он смотрит на господина Барка и снова чувствует себя счастливым.
– Красиво, господин Tao-laï, очень красиво, даже если слова и непонятны. Спасибо.
Старик осторожно и нежно берет на руки малышку, которая слегка приоткрывает глаза. Встает и кланяется господину Барку.
– Хорошо провели время, – говорит тот. – Мне с вами было хорошо.
– Bonjour, – говорит господин Лин.
– Ну, до свидания, господин Tao-laï, надеюсь, до завтра!
Старик прощается дважды. Человек-гора кладет руку ему на плечо. Лин уходит и уже у дверей кафе слышит:
– И спасибо за сигареты! – Барк потрясает в воздухе двумя пачками.
Старик улыбается и, склонив голову, уходит. Когда покидаешь теплое кафе, морозный воздух кажется пощечиной. Старые ноги не хотят снова куда-то идти. Лин чувствует себя одновременно тяжело и легко. Немного болит голова. Во рту остался странный привкус, но старик рад, что повидал человека-гору и провел с ним время, пока малышка отдыхала.
Домой Лин возвращается затемно. Мужчины мирно играют в карты. Бросают на него взгляд – мертвый взгляд, невидящий, как если бы старика не существовало. Женщины даже не оборачиваются. Дети тоже.
Господин Лин раздевает малышку, купает ее и облачает в хлопковую рубашку. Кормит рисом, молоком и толченым бананом. Сам старик не голоден. Он раздевается и ложится рядом со спящим ребенком. Вспоминает о человеке-горе, о его удивленной улыбке при виде двух пачек сигарет. Глаза слипаются. Вкус обжигающего лимонного напитка все еще на губах.
Сон вступает в свои владения.
Господин Лин встречается с господином Барком каждый день. В хорошую погоду они сидят на скамейке. Когда идет дождь, друзья отправляются в кафе, и господин Барк заказывает странный напиток, который они пьют, зажав чашку между ладонями.
Отныне, едва проснувшись, старик ждет момента, когда увидит «друга». Именно так Лин мысленно называет Барка, ведь так на самом деле и есть. Человек-гора стал настоящим другом, хоть и говорит на непонятном языке, хоть ни слова и не выловить из потока клокочущих «бонжуров». Это неважно. Все неважно. Человек-гора ведь до сих пор не знает, что «Tao-laï» – приветствие, а не имя.
Благодаря господину Барку новая страна обрела для старика свое лицо, свой вес, свою энергию, свою печаль, свою улыбку и свой запах – сигаретного дыма. Человек-гора не подозревает о том, сколько всего поведал господину Лину.
Сандью тоже привыкла к встречам, к теплому дыханию господина Барка, к его сильным потрескавшимся рукам и широким пальцам в мозолях. Иногда, если господин Лин устает, малышку несет Барк. Девочка не возражает. На руках у человека-горы она выглядит как Дюймовочка, это забавно. На руках у великана с ребенком не может произойти ничего плохого. Господин Лин спокоен. Похититель детей никогда не осмелится даже подступиться к такому силачу.
Господин Барк по-прежнему много курит, может, даже больше, хоть это и невероятно. Но теперь только ментоловые сигареты, отныне его любимые. Когда господин Лин вынимает из кармана пачку, предназначенную в подарок, у Барка от волнения немного сводит живот и в горле как будто холодит. Барк улыбается старику, благодарит за сигареты, открывает их, стучит по донышку, вынимает штучку.
Иногда друзья вместе бродят по улицам. Не по одной и той же улице, как раньше Лин, а по разным. Господин Барк показывает старику город, новые кварталы, площади, улицы и переулки, пустынные места и места, где полно народу, где люди, как пчелки, снующие из одного улья в другой, с жужжанием проносятся из одного магазина в другой.
Обыватели с любопытством рассматривают удивительную парочку – маленького сухонького старика в ста одежках, кажущегося беззащитным и уязвимым, и человека-гору, мощного как танк и вдобавок с сигаретой, и, конечно, люди разглядывают Сандью, сокровище господина Лина.
Когда смотрят слишком пристально или вдруг враждебно, господин Барк, в свою очередь, начинает внимательно взирать на смотрящего, хмурить брови, гримасничать. Можно подумать, господин Барк – злобный издеватель.
Старика все это забавляет. Каждый праздный ротозей тут же прячет глаза, идет своей дорогой. Барк и Лин смеются от души.
Как-то раз в кафе, пока друзья наслаждаются напитком, от которого у старика всегда немного кружится голова, а внутри становится тепло и томно, словно начинается лихорадка, но не настоящая, а совершенно безболезненная, господин Лин вынимает из кармана фотографию, единственную, которая у него есть. Он достал ее из чемодана, чтобы показать другу. Барк понимает – дело серьезное. Он бережно подцепляет фотографию огромными пальцами. Смотрит.
Сначала ничего не видит – картинка размытая и выцветшая, солнце и время над ней поработали. Затем различает молодого человека рядом с постройкой, легкой, почти воздушной, на деревянных столбах, а рядом с человеком – девушку, моложе его, очень красивую, с густыми волосами, заплетенными в косу. Мужчина и женщина смотрят в объектив. Не улыбаются, они очень сосредоточенны, словно боятся или взволнованы торжественным моментом.
Вглядываясь в лицо человека, Барк понимает, что перед ним Tao-laï. То же лицо, те же глаза, та же форма губ, тот же лоб, но тридцать лет назад, а может, и сорок. А женщина, несомненно, умершая жена господина Tao-laï, ведь Барк никогда не видел своего друга с ней вместе. Человек-гора разглядывает черты юной девушки, прекрасной и загадочной именно в силу своего природного очарования, волнующей естественности, безыскусности, простоты.
Господин Барк аккуратно кладет фотографию перед собой, роется во внутреннем кармане куртки, извлекает кошелек, где тоже хранится фотография жены. Он улыбается, чуть склонив голову влево.
На фотографии – лицо, только лицо, полное, круглое, бледное, с красными губами. Глаза немного щурятся из-за улыбки и от солнца. Фон зеленый. Может быть, листва. Господин Лин пытается понять, листва какого дерева, но не понимает. В его стране таких деревьев нет. Женщина кажется счастливой. Толстой и счастливой. Толстая жена человека-горы. Господин Лин никогда ее не видел. Наверное, она работает все время. Или… нет, наверное, она умерла. Теперь она в стране мертвых вместе с его супругой, и, кто знает, быть может, они встретились, как на земле встретились Барк и Лин. От этой мысли Лину хорошо, спокойно. Старик надеется, что его жена и правда встретилась на небе с женой Барка.
Малышка спит на диванчике. Господин Барк закуривает новую сигарету. Его глаза блестят. Господин Лин напевает свою песню. Так друзья проводят вместе довольно долгое время, и перед ними у пустых чашек лежат фотографии покойных жен.
На выходе из кафе господин Барк берет старика за плечо и провожает до дома – теперь он всегда так делает. У двери Лина друзья долго прощаются: старик то и дело повторяет «bonjour».
В общей комнате все как обычно. Другие семьи все еще здесь. Мужчины проводят дни и половину ночей за игрой в маджонг, разглагольствованиями, криками. Они шутят, оскорбляют друг друга, ссорятся, мирятся, иногда напиваются допьяна.
Старшие дети теперь ходят в школу. Возвращаются все более и более учеными – уже лопочут иностранные слова, слова страны, куда их забросила судьба. Учат этим словам младших. Женщины готовят, стирают. Господину Лину по-прежнему оставляют еду возле матраса. Он благодарит, кланяется. Никто не обращает на него внимания, никто с ним не говорит. Но ему плевать. Он не одинок. У него есть Сандью. И друг – человек-гора.
Однажды господин Барк отводит старика к морю. Лин впервые за долгое время видит море. Человек-гора показывает другу не набережную, где тот высадился с корабля, не порт с подъемными кранами и судами в процессе разгрузки, пыхтящими грузовиками и открытыми, зияющими, как дыры, складами, а пустынный берег с рыбаками и чистым небом, тихой гладью воды приглушенно-синего оттенка.
Друзья делают несколько шагов и садятся на скамейку. Лицом к морю. Зима на исходе. Солнце пригревает. В небе щебечут и кружат стаи птиц, порой они ныряют в воду, а затем взмывают ввысь, летят брызги, и, если улов удачный, воздух серебрится от рыбьей чешуи. Рыбаки на лодках спокойно чинят сети. Некоторые насвистывают. Другие громко переговариваются, смеются. Приятное место. Господин Лин дышит полной грудью и прикрывает глаза. Да, он не ошибся.
Здесь настоящие ароматы – соли, ветра, сушеной рыбы, смолы, водорослей, воды. Невероятно! Впервые эта страна чем-то пахнет, впервые у нее есть запах. Старик чувствует себя почти опьяненным. Всем сердцем он благодарен другу за то, что тот привел его на берег.
Господин Лин поправляет на девочке одежки, чтобы ей легче дышалось, и сажает между собой и человеком-горой. Ребенок открывает глаза. Смотрит на море. На необъятное блюдо воды. Старик тоже смотрит на море. Вспоминает корабль и все, что произошло – перед ним мелькают чудесные, страшные, омерзительные картинки из прошлого. Словно удары кулаком – в грудь, в живот, во все члены. Да, далеко за морем, много-много дней назад, все это было. Было.
Господин Лин поднимает руку и пальцем показывает на море, на небо, на бело-голубой горизонт, затем вслух произносит название своей страны.
В этот момент господин Барк чувствует, как мурашки пробегают у него по спине, как от напряжения и возбуждения у него вздуваются вены, он тоже вспоминает чудовищные, жуткие, страшные вещи. Громким голосом он произносит вслух название страны господина Лина, страны за чертой горизонта. Затем повторяет название – все глуше и глуше, у него опускаются руки, опускаются плечи, он роняет окурок, но не спешит его раздавить и не закуривает новую сигарету.
Господин Барк, человек-гора, повторяет название страны старика как молитву, и глаза его наполняются слезами, которые он не пытается скрыть; слезы текут по щекам, по подбородку, по шее, за воротником рубашки их уже не видно.
Господин Лин кладет руку другу на плечо и тихонько похлопывает по нему. Тогда господин Барк отводит взгляд от моря. Сквозь потоки воды, выливающиеся из его глаз, он смотрит на старика.
– Я знаю вашу страну, господин Tao-laï, я ее знаю… – Густой голос господина Барка вдруг становится тоненьким, хрупким, разбивающимся.
– Да, я знаю ее, – продолжает он, снова глядя на море, вдаль. – Я туда ездил. Давным-давно. Я не решался вам сказать. Знаете, у меня не спрашивали моего мнения. Меня принудили. Я был молод. Ничего не понимал. Шла война. Не та, что сейчас. Другая. Одна из многих. На долю вашей страны многое выпало…
Господин Барк на секунду умолкает. Слезы льют ручьем.
– Мне было двадцать лет. Что мы знаем в двадцать лет? Я ничего не знал. В голове было пусто. Дырка от бублика. Я был большим ребенком. Вот и все. А мне в руки вложили ружье. Фактически дали ружье ребенку. Я видел вашу страну, господин Tao-laï, о да, я многое там повидал и помню так отчетливо, словно вернулся вчера, во мне все осталось – запахи, цвета, дожди, леса, детский смех и крики.
Господин Барк поднимает помутневшие глаза к небу. Делает глубокий вдох.
– Когда я приехал и все увидел, то подумал: вот на что похож рай, если он существует. Нам приказали разрушить рай, посеять в нем смерть. Ружья, бомбы, гранаты…
Господин Лин внимательно слушает человека-гору, который тихо рассказывает свою историю, в то время как слезы текут у него по щекам. Старик цепляется за звук, за интонацию, силится уловить начало или конец какого-то сюжета. Вспоминает фотографию смеющейся женщины, которую Барк показывал несколько дней назад. Думает о странной карусели в парке; друзья ходили на нее смотреть – она крутится и крутится без конца. Деревянные лошадки – как леденцы на палочке. Кружатся. Двигаются вверх, вниз. Дети смеются, машут родителям руками. Играет громкая ярмарочная музыка. Человек-гора тыкал пальцем в каждую лошадку и много говорил. Судя по всему, он отлично знал, как работает карусель, и любил ее. Господин Лин не понимал почему, но внимательно слушал и кивал. Сандью казалась счастливой. Ей тоже нравилось зрелище. В конце прогулки человек-гора пожал руку мужчине, который занимался каруселью. Они обменялись парой слов, и господин Лин вместе с Барком покинул парк. После этого человек-гора долго молчал.
Господин Лин внимательно смотрит на своего плачущего друга, который продолжает что-то говорить. Теперь старик почти уверен, что женщина с фотографии и карусель с лошадками как-то связаны, но ни того, ни другого в жизни Барка больше нет, и он страдает, именно из-за этого он плачет, сидя солнечным днем на скамейке у моря.
– Все эти деревни, в которых мы побывали, джунгли, которые мы прошли, нищие люди, в которых нас заставляли стрелять, хлипкие соломенные домики, как тот, на вашей фотографии… Огонь в домах, пожары, вопли, голенькие детишки, бегущие по дорогам в темноте, в ночи, во время пальбы…
Господин Барк перестал говорить, но все еще плачет. Его тошнит. Тошнота идет из глубины, его колотит, трясет, он складывается пополам. Стыд буквально рвет Барка на части.
– Простите меня, господин Tao-laï, простите… за все, что я сделал вашей стране и вашему народу. Я был мальчишкой, дураком, которого заставили стрелять, разрушать, убивать… Я настоящая сволочь, сволочь…
Господин Лин смотрит на друга. Человек-гора сотрясается в долгих рыданиях, будто спровоцированных его же последними словами. Барк весь дрожит, напоминая корабль во время шторма. Старик пытается обнять друга за плечо, но тщетно – рука слишком короткая. Тогда он просто улыбается, выражая своей улыбкой все то, на что не способны слова. Затем снова поворачивается к морю, глядит вдаль и произносит название своей страны уже не с печалью, а с радостью и с надеждой. Обняв господина Барка обеими руками, Лин чувствует себя счастливым и защищенным; Сандью по-прежнему лежит между ними.
Спустя три дня господин Барк приглашает господина Лина в ресторан. Это грандиозное место с кучей столиков и официантов. Господин Барк удобно усаживает друга, который восторженно смотрит вокруг. Никогда еще старик не бывал в таком потрясающем месте. Человек-гора просит дополнительный стул, на котором устраивают Сандью. Затем обращается к человеку в забавном черно-белом костюме, диктует ему что-то, тот записывает, кивает и удаляется.
– Мы повеселимся, господин Tao-laï, вот увидите!
Господин Барк повязывает себе вокруг шеи большую белую салфетку, лежавшую рядом с тарелкой.
Господин Лин все повторяет за человеком-горой – повязывает салфетку себе, потом внучке, которая терпеливо ждет своей очереди, молча сидя на стуле.
– Мы с женой иногда приходили сюда, – говорит Барк. – Когда хотели себя побаловать.
Его голос опять становится глухим. Пауза. Он заговаривает, но произносит фразы медленно. Иногда надолго умолкает, будто ищет слова глубоко в себе и с трудом находит.
«Нелегок его путь», – думает господин Лин. Хрипловатый глубокий голос человека-горы кажется старику родным, хотя он даже не понимает монологов Барка. Голос напоминает о морской волне, бьющейся о скалы, о валунах, катящихся с горы, о ветре, приходящем в долину издалека – смеющемся, стонущем, свистящем. Это музыка жизни, в которой фальшивых нот и недостроенных аккордов столько же, сколько гениальных ходов и бессмертных гармоний.
Господин Барк молчит. Запрокидывает голову. Тыльной стороной ладони вытирает пот. Через стеклянную стену ресторана смотрит на облака.
– Какое огромное небо… – шепчет он.
Затем обращается к другу:
– Я несказанно рад быть здесь с вами, господин Tao-laï.
Появляется официант с подносами. Господин Барк заказал все лучшее. Ничто не искупит вины. Человек-гора вспоминает о дне в порту, обо всем, что тогда сказал и почувствовал, вырвал из сердца, о своем молчании, о страдании, о стыде, о жестах старика. Кровь невинных людей не смыть.
Господин Барк и господин Лин едят и пьют. Господин Лин пробует блюда, о существовании которых не подозревал. Все вкусно и ново. Маленькими глотками он пьет вино, которое подливает человек-гора. Голова горит. Столики постоянно двигаются. Старик смеется. Иногда пытается угостить каким-нибудь диковинным кушаньем малютку, но та не хочет. Она молчит, не плачет, просто не ест. Господин Барк наблюдает за дедом и внучкой с улыбкой. Некоторые посетители оборачиваются и с любопытством разглядывают друзей. Но Барку плевать.
После десерта, когда на столе уже прибрано, Барк наклоняется к сумке, стоящей рядом, вынимает подарочный пакет и протягивает господину Лину.
– Сюрприз! – восклицает он. И поскольку старик не решается взять пакет, продолжает: – Ну же, господин Tao-laï, это подарок для вас! Прошу, возьмите!
Господин Лин берет пакет. Руки у него дрожат. К подаркам он не привык.
– Откройте же! – подбадривает господин Барк, призывая к действию одновременно жестом и словом.