Но куртку сняла и положила в угол, рядом с грязными ботинками. Я щелкнул включателем, проходя в гостиную, обернулся, прищурившись, рассматривая свою нежеланную гостью. Она, округлив глаза — меня. Без куртки стало понятно, что девчонка еще худее, чем я думал, тощая, как Мрак. Широкие штаны держатся на бедрах лишь благодаря толстому ремню с квадратной металлической бляшкой, от которой на животе осталась красная полоса. Ноги босые и грязные, носки отсутствуют. Сверху на ней — тонкая зеленая кофта, слишком короткая и не закрывающая впалый живот. О том, что передо мной все же представительница женского пола говорила лишь острая грудь, натягивающая ткань и не сдерживаемая бельем. В вырезе кофты — тонкая бледная шея и выпирающие ключицы. Лицо испачканное, нос красный и распухший, а искусанные губы, напротив — бледные, с синим отливом и запекшимися корками. А вот глаза хороши. Яркие, медовые, почти кошачьи. На голове все тот же платок с мордами, скрывающий волосы.
Цветок помоек и принцесса отбросов.
Я отвернулся и ушел на кухню разогревать ужин. Когда обернулся, девчонка сидела, ссутулившись за столом, и жадно принюхивалась к плывущим аппетитным запахам. Как она подошла, я не услышал, все-таки двигается она почти беззвучно, как кошка. Но это понятно. Дети окраин быстро учатся умению не привлекать лишнего внимания и растворяться в тенях города.
— А где Мрак? — хрипло спросила она и снова вытерла нос рукавом.
— Там есть салфетки, — кивнул я на украшенную орнаментом серебряную коробочку. — А Мрак сам придет, когда захочет.
Поставил перед девчонкой тарелку с покупными котлетами и картошкой, рядом стакан молока. Себе налил виски, добавил льда. Есть мне не хотелось. Девчонка сглотнула, косясь на горку еды, вытерла нос и смутилась. Потянулась к коробке и неловко уронила ее на пол, свалилась со стула, пытаясь поднять. Снова вытерла нос рукавом и посмотрела на меня с вызовом. Я не двигался, потягивая виски и наблюдая ее бестолковые движения.
— Сколько тебе? Лет.
— Двадцать пять!
— А если правду? — хмыкнул я.
— Восемнадцать, — она смутилась, тронула вилку бледными пальцами. Под короткими неровными ногтями — траурная кайма грязи. — Правда, восемнадцать! Месяц назад исполнилось…
Я осмотрел ее тощее тело. Восемнадцать? На вид меньше.
— Ешь, — приказал я, и она послушалась, торопливо принялась впихивать в себя еду, положив руки на стол и почти обнимая тарелку, растопырив локти. Такая характерная поза. Так делают те, кто привык охранять свою еду от посягательств более сильных тварей, способных ее отобрать. Кажется, если бы я не смотрел, она и вилку бы бросила, ведь руками быстрее, в пригоршню больше еды помещается.
Отвернулся, налил в чайник воды и поставил на плиту. С виски пора завязывать, последнее время я пью слишком много. Плохо. Так что придется заливать в себя горький кофе.
— Не боишься заходить в дом к незнакомцу? — не оборачиваясь, спросил я.
— Я к чужим не хожу, — с набитым ртом прохрипела она. — Хотя, кому я нужна? Я же страшная.
— И на таких любители найдутся, лишь бы тело молодое было, — хмуро бросил я. — Или детское. К тому же ты не страшная.
— Ну да, всякие придурки есть, — она отхлебнула молоко. — Но я осторожная.
— Что ж ко мне зашла, осторожная? — обернулся, оперся о стойку, не спуская с нее глаз.
— Так вы же нормальный. Я в таких делах не ошибаюсь, у меня чуйка. И Мрака вон взяли… Значит, человек хороший.
Я откинул голову и рассмеялся. Да уж, с такой «чуйкой» странно, как она до своих восемнадцати дотянула.
— Хреновая у тебя интуиция, — просветил я.
— Чего?
— Ничего. Зовут как?
Девчонка расправила плечи, выпятила грудь и гордо объявила:
— Валькирия!
Я, осмотрев тощую шейку и красный нос, снова рассмеялся, а она сконфузилась, но тут же разозлилась, сверкнула гневно желтыми глазищами.
— Ничего смешного! Это имя такое! Означает «воительница»! — помолчала, снова ссутулившись. — Лилия я. Лили, — и скривилась. — Тупое имя! Как цветочек какой-то! Лучше быть валькирией!
Я промолчал. В комнату, как всегда бочком, втиснулся кот и замер на пороге, принюхиваясь.
— Мрак! — валькирия Лили свалилась со стула и метнулась к двери. Я ожидал, что животное от такого резкого движения тут же метнется под диван, но он не шелохнулся. И даже не мявкнул, когда девчонка схватила его на руки, прижала к себе. Предатель.
— Мрак, маленький, какой же ты стал красивый! — приговаривала она, наглаживая куцую и тусклую шерсть, — Чудесный, хороший кот! Наверное, и мышей научился ловить?
— Отбивные воровать он научился, — фыркнул я.
— Наверное, он не понял, что это чужое, — Лили подняла голову и улыбнулась. Улыбка меняла ее лицо, словно свет озарял. Даже глаза становились другими, теплыми, медовыми.
— Можно подумать, у этого блохастого кота есть что-то свое, — пробормотал я, снова отворачиваясь. Почему-то мне не хотелось смотреть на улыбающуюся девчонку, сидящую на моем ковре в обнимку с котом. От этой картины внутри становилось как-то тревожно, маетно. Зачем я вообще разрешил ей войти? И еще кот…
— А вы правда в реку прыгали? — спросила она за моей спиной.
— В отличие от тебя — правда.
— Я тоже хотела, — ее голос стал задумчивым. — И прыгнула бы!
— Если бы ты хотела прыгнуть, то не стояла бы там все утро, ожидая меня! — неожиданно разозлился я. — Все, что ты хотела, это чтобы тебя пожалели и спасли!
— Неправда, — она вскинулась, выпрямляя худую спину и гневно таращась на меня. — Я собиралась! Я все планировала и думала, а потом пришла…
— И два часа ждала, — скривился я. — У тебя куртка была мокрая. А дождь закончился к шести утра.
— Я собиралась… Хотела… я бы прыгнула!
Я пожал плечами.
— Да плевать мне, — равнодушно протянул я. — Хочешь — прыгай, не хочешь — нет. Дело твое.
Она осторожно спустила с колен кота и поднялась, переступила ногами в своих широких штанах.
— Мне, наверное, пора, — неуверенно протянула девчонка. — Спасибо за… ужин.
— Выход сама найдешь, — грубо бросил я. Снова посмотрел в кухонное окно. Отсюда было видно фонарь и заросли розы, которая переродилась в… дичку. Ночь уже накрыла город колпаком, звезд снова не видно из-за низких туч. Вместо звезд здесь чужие окна, яркие и далекие.
Все-таки плеснул себе виски на дно бокала, медленно добавил лед, помешал, слушая звон стекла и льдинок. Девчонка у двери тихо что-то говорила коту, наверное, прощалась. Дверь закрылась мягко, без стука и скрипа, оставляя меня в столь желанном одиночестве. Дикая роза слегка покачивалась на холодном ветру, клонилась к земле, напитавшись влагой. Ночью снова пойдет дождь.
Злясь на себя, я отставил стакан и очень медленно пошел к двери. Мрак сидел на пороге, рассматривая закрытую створку. Я отодвинул его ногой и вышел на порог. Дождь уже капал, мелкий и промозглый.
— Лили, подожди, — тощая фигура в большой куртке замерла на дорожке. Я вздохнул. — Из-за твоего проклятого кота моя домработница уволилась. Если тебе нужна работа… В глубине сада есть домик, одна комната, там она иногда ночевала. Сможешь жить там.
Она не поворачивалась, и я понадеялся, что откажется. Но девчонка медленно обернулась, рассматривая меня с подозрением.
— Я не умею готовить, — хмуро сказала она.
— Я редко ем дома.
— Я неловкая.
— Ты отказываешься?
— Нет… но… Я не буду с вами спать! — выпалила она. Я рассмеялся третий раз.
— Очень на это надеюсь, цветочек!
И вернулся в теплое нутро дома, предоставляя девчонке самой решать, оставаться ей или уйти. Она не ушла. Потопталась на пороге, снова снимая свою куртку и ботинки, пошепталась с котом. Несколько раз чихнула и закашляла. Я скривился. Идиот. Просто придурок. Зачем я с ней связался?
— А чего делать-то надо? — возникла девчонка за спиной.
— Завтра начнешь, сейчас спать иди, — прикрыв глаза и не оборачиваясь, бросил я. — Уберешь тут. Полы, пыль… Поняла?
— Да.
— Ванная только в доме, так что можешь воспользоваться. Полотенца там чистые. И халат. Можешь взять. Только быстро, я спать хочу.
За спиной было тихо, и я обернулся, уже готовый сказать ей что-нибудь грубое. Но никого в гостиной не было, а через песчинку в ванной полилась вода. Я хмыкнул. Девчонка понятливая, как и найденыш Мрак. Они вообще чем-то похожи. Кот сел у камина и принялся умываться, намекая, что пора бы и огонь развести. «Почему бы и нет», — решил я и присел, снял каминную решетку, отметив, что и золу не мешало бы убрать. Но потом… Все потом. Сел на ковер, оперся спиной о диван, разглядывая чудовище, скалящееся в пламени.
Душ выключился через пятнадцать песчинок. И босые ноги остановились рядом.
— Я тогда… пошла? В тот дом? — неуверенно спросила девчонка.
— Я тогда… пошла? В тот дом? — неуверенно спросила девчонка.
Я медленно поднял взгляд. От бледных поджатых пальчиков на ногах, до рук, судорожно стягивающих пояс моего халата, в котором она утонула, и выше — к отмытому лицу. Платка на голове не было, и я смог рассмотреть ее прическу. И хмыкнул. На голове Лили торчали короткие темные волосы, словно иглы у взбесившегося ежа, и сначала мне показалось, что они черные. Но нет. Волосы у нее были насыщенного синего цвета, колор темный индиго…
— Так я пойду?
— Иди. Там открыто.
Она снова переступила ногами.
— Вы не сказали, как вас зовут?
Я помолчал, запрокинув голову и не отводя глаз от ее синих волос.
— Так как к вам обращаться?
— Кай.
— Ага. Ну тогда я пошла.
Я положил голову на край дивана, наблюдая, как она влезает в свои ботинки и накидывает сверху куртку. Свернутые штаны и кофту девчонка держала в руках.
— Иди, — повторил я, но дверь за ней уже закрылась.
* * *… — Кай, подвинься!
— Не шуми. Тсс… Мили, от тебя шум на весь город!
Сердито пнул ее локтем. Милинда засопела недовольно, но затихла рядом и возмущаться не стала. Конечно, ведь стоит пошевелиться или издать лишний звук, как ведьма обернется и заметит нас, спрятавшихся за углом старой конюшни. Мили наклонилась к моему уху, прижалась губами и даже ладошками закрыла, чтобы шепот не унес ветер.
— Смотри, сейчас ворожить будет, — ее дыхание щекотало мне ухо, и я поморщился. — У нее в сумке земля с кладбища и вороньи потроха, а еще сушеные жабы и нож, которым убили человека!
Я поежился и зажал Милинде рот ладонью.
— Тихо.
Ведьма присела у ограды на доски, сложенные за конюшней, и принялась неторопливо развязывать свой грязный узел. Что-то белое, круглое и мягкое выкатилось из темной ткани и шлепнулось на землю. Ведьма подобрала, деловито обтерла подолом и откусила половину.
— Глаза! — в ладонь мне выдохнула Мили. — Она ест чьи-то глаза!
К горлу подкатила тошнота, но я никак не мог показать свою слабость и молча сглотнул кислую слюну. В надвигающихся сумерках ведьма неторопливо поедала все то же белое, запивая водой из жестяной кружки.
— Это просто вареные яйца, — догадался я и сердито зыркнул на Мили. Та закатила глаза, показывая, что совсем мне не верит, и ведьма, несомненно, поедает части чьего-то трупа. Я задвинул девчонку себе за спину, чтобы не высовывалась из-за ящиков, пытаясь рассмотреть «проклятую ведьму».
— А может, она и вовсе в зверя лесного обратится? — с надеждой в голосе прошептала Мили мне в висок, почти укладываясь на мою спину грудью, чтобы лучше видеть. — Или на метле полетит? Как в той книге, помнишь?
— Где ты видишь у нее метлу? — рассердился я.
Милинда, лежащая на мне, вызывала неудобство, и дыхание вдруг перехватило. Она заерзала, устраиваясь удобнее в тесной темноте нашего укрытия, прижалась щекой к моей щеке. Горячая волна прошла по телу от этого движения, опаляя жаром и заставляя сжиматься внутренности от непонятного ожидания и томления. Я рвано вздохнул.
— Отодвинься. Жарко, — отпихнул Мили в сторону и снова посмотрел на ведьму. Но теперь авантюра, казавшаяся такой захватывающей, уже не привлекала, хотелось уйти.
— Главное — увидеть, куда она зароет нож! — Милинда снова прижалась к спине, приложила губы к уху, щекоча дыханием. Обхватила руками. Я вывернулся и пополз по узкому проходу между ящиков к выходу, слыша, как Мили пыхтит сзади. Уже за конюшней я поднялся, не опасаясь, что ведьма нас увидит.
— Кай, ты чего? Мы же отсюда ничего не увидим! Давай обратно! Да что с тобой?
Я торопливо шел к саду, сжимая кулаки и не оборачиваясь.
— Кай! Что случилось?
Милинда схватила меня за руку, дернула к себе.
— Ты куда?
— Я вспомнил… мне надо… Дела. У меня дела!
Она смотрела растерянно, не понимая, что на меня нашло. Потом растерянность сменилась обидой, но я уже развернулся и почти бегом бросился в сад, в глубине которого в зарослях дикого винограда и колючего крыжовника был мой тайник. Залез под ветви, не обращая внимания на ободранные руки, и свернулся на старом лоскутном одеяле. Перед глазами стояло обиженное лицо Мили, но это видение тут же таяло, заменяясь другим. И от того, что возникало в моей больной голове, хотелось выть…
* * *Осень
Кристина
В кабинете Шелда тоже пахло кофе, значит, куратор уже на месте. А ведь внизу пока лишь сонные охранники, и взирающий сверху Бог смерти, с которым Крис уже начала здороваться.
— Ты когда-нибудь спишь? — спросила она, снимая пальто.
Дознаватель выглянул из смежной комнаты. Его волосы были чуть влажные, как и ресницы. Умывался?
— Доброе утро, — он потянулся за полотенцем. — Ты тоже ранняя пташка, как я вижу. Кофе будешь?
— Уже выпила две кружки. Хватит.
Он снова ушел, и его голос прозвучал глухо.
— У нас инцидент. Придется выехать на место, законники не обнаружили накопители, а изымать части тела нельзя — слишком важная персона.
— Так я зря разделась, — Крис снова потянулась к пальто и замерла. Шелд поправил рукава и надел на палец кольцо. Матовое, с синим камнем. Девушка сглотнула.
— Красивый перстень, — выдавил она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Не видела его на тебе раньше.
— Это знак хранилища и накопитель. Такой у всех дознавателей есть. Ты не знала?
— Правда? — Крис стиснула пальто. — Но я не видела… ни на ком.
— Их никто и не носит. Ну разве что молодые, только получившие перстень после обучения. Камень тяжелый, проворачивается внутрь ладони, да и вообще… мне мешает. Поэтому надеваю его лишь на выезд. Потом можно просмотреть информацию, если что-то упущу. Ты хорошо себя чувствуешь?
— Да. Я… готова.
Весенний протекторат отличался белыми мощеными дорожками и светлыми домами. Это была новая часть города, и дома все с огромными окнами, ухоженными палисадниками и подстриженными деревьями. Здесь не было очарования старины Старого Города, но была атмосфера живой энергии и молодости. Рядом располагался Университет Времени, самое престижное учебное заведение города, и парковые дорожки бурлили от студентов.
— Кого убили? — Крис рассматривала лохматых учащихся с кипами книг под мышками и кристаллами в руках, которые они смотрели через специальные очки, сидя на низких скамейках. И жарко о чем-то спорили.
— Одного из членов правления университета, господина Хрюса.
— Серж Хрюс? Я читала его работы. Он хотел ввести принудительную проверку янтарем для членов Совета, насколько я помню. А еще отменить обязательную работу эмпатов в хранилище и сделать ее добровольной.
— Да, проталкивал эту идею несколько лет. Совет Протектората уже был готов рассмотреть эту мысль более подробно. Но теперь, думаю, проект повиснет в воздухе.
— Думаешь, его убили из-за этого?
Шелд пожал плечами. Он по сторонам не смотрел и шел, засунув руки в карманы черного пальто. Несколько студенток проводили их взглядами и захихикали, низко склонив друг к другу головы. Крис покосилась на своего спутника. Его такое явное внимание юных девушек, похоже, не впечатляло, и смотрел он лишь перед собой.
— Не знаю. Мое дело найти след и предоставить его законникам.
Куратор выглядел мрачным и думал о чем-то своем, чем не собирался делиться со своей помощницей. Кристина тоже замолчала, ведь и ей было о чем поразмыслить. Она думала, что матовое кольцо с синим камнем — индивидуально, что это улика, а оказалось — нет. Такие кольца есть у всех дознавателей. Но лишь Хантер носит его постоянно. Она скрипнула зубами от расстройства.
Если Мария была права, то тому, с кем она встречалась, сейчас должно быть около тридцати трех лет. И под этот возраст подходили лишь трое. Собственно, это было первое, от чего отталкивалась Кристина в своих поисках. И первым делом, попав в хранилище, она просмотрела сведения о самих дознавателях. Было несколько переводов в другие города, но уехавшие не подходили по возрасту. Но здесь была загвоздка. Во-первых, ухажер сестры мог соврать о том, сколько ему лет. Но кольцо подтверждало, что не соврал насчет сферы деятельности. Он действительно был дознавателем города.
— Это здесь.
Кристина тряхнула головой и очнулась.
Красивый витой забор увит лозой и диким виноградом, за оградой — дом из светлого кирпича и законник, бесцеремонно топчущийся среди растений.
— Мы вас уже заждались, — он оторвался от разглядывания роз и сделал широкий жест рукой, приглашая в дом.
— Ничего не трогали?
— Обижаете. Даже не заходили, чтобы не сбить след. Чай не первый раз замужем! — законник рассмеялся, довольный своей шуткой.
Шелд кивнул и на ходу достал из кармана склянку с порцией янтаря, выпил. Кристина пошла за ним, держа в руках слайды. Серж Хрюс лежал в кровати, и на первый взгляд казалось, что спал. В комнате чисто, никаких следов борьбы или сопротивления. Шелд присел на кровать, закрыл глаза. Кристина посмотрела на затянутый пленкой слайд, в котором пока плавали какие-то невнятные туманные образы. Если бы кристалл держал сам эмпат, то он треснул бы от потока энергии, и потому дознавателям нужны были ориты, излучение мозга которых было способно нейтрализовать излишек энергии и направить мысленные образы эмпатов. При этом сама орита никакими способностями не обладала и ничего из доступного дознавателю не видела. Она просто своим присутствием гасила излучение и держала кристаллы. Ну и попутно выполняла всю бумажную работу.