— Прекрасно. Арис просто гений, какое счастье, что ты попала к нему. Наша семья так гордится тобой, Милинда…
— Арис — гений, ты права, мама, — ледяные пустоши глаз снова смотрят на меня. — Он признанный гений скрипки во всем мире, и это в его-то возрасте! Ему ведь всего тридцать… Он великолепен.
— Милая, надеюсь, ты не влюблена в своего преподавателя? — нежный, чуть укоризненный смех. Понимающий и не осуждающий. Я поднимаю глаза, встречаю взгляд Милинды. Она улыбается.
— Разве что совсем немного, мама… Он такой необычный. Все необычное так привлекательно, правда?
Я швырнул салфетку и встал, не обращая внимания на гневные возгласы и хрустальный смех.
Ушел на озеро, что лежало почти у кромки леса, на ходу разделся и с разбега нырнул в холодную воду. Здесь никогда никто не купался, потому что даже в жару озеро не нагревалось из-за подземных ледяных ключей. Да и ближайшее поместье в нескольких секторах от поместья родителей.
Вылез на плоский камень, что торчал почти на середине озера. Под водой их было множество, они образовывали запутанный подводный лабиринт, заполненный красными водорослями и мелкими любопытными рыбешками, что разлетались стайками от моих сильных рывков, иногда задевая скользкими плавниками мое тело. Или это было прикосновение водной растительности, не знаю…
Камень встретил меня теплой, нагретой на солнце поверхностью, и я растянулся на нем, бездумно рассматривая плывущие в небе облака.
Легкий плеск возвестил о приближении другого пловца, но оборачиваться я не стал, даже не сомневаясь, кого увижу. Лишь глаза закрыл. Я всегда чувствовал ее приближение. Нутром. Словно внутри меня что-то менялось, планеты и звезды моего мироздания начинали вращаться в другую сторону, и это наполняло меня одновременно и болью, и трепетом.
Мокрая ладонь коснулась моей щеки и оставила след.
— Кай, ты снова злишься? Мне не нравится, когда ты такой. Слышишь меня?
— А мне плевать, что тебе нравится, а что нет, Мили, — не открывая глаз, сообщил я.
— Ты стал таким злым… — в хрустальном голосе легкая задумчивость. Она легла рядом на живот, касаясь меня мокрым бедром. Странно, но даже с закрытыми глазами я чувствовал ее. — Папа тобой недоволен.
— Он всегда мною недоволен, — я все же посмотрел на нее. Милинда опиралась на локти, нависая надо мной, с мокрых волос капала вода мне на шею и губы. Ее глаза в веере мокрых черных ресниц казались еще ярче, словно вобрали в себя всю небесную синь и лазурь.
— Тебе придется вернуться в академию, Кай. Ты же понимаешь. Да, у тебя нет желания заниматься финансами, но у тебя есть обязательства перед семьей. Ты меня слушаешь?
Я приоткрыл губы, чтобы поймать холодную каплю с ее волос.
— Родители послали тебя ко мне парламентером? — усмехнулся, слизав влагу. — Неужели?
— Отец иногда излишне строг… — Мили вздохнула. — Но… с тобой непросто, Кай. А ты должен…
— Прекрати! Я знаю, насколько сильно всем «должен»! — перевернулся, отодвигаясь от нее, не желая смотреть в бесконечную синеву ее глаз, потому что каждый раз я терял в ней себя. Словно попадал в безбрежный океан, из которого мне уже не выбраться.
— Кай, я понимаю, — Милинда вздохнула и осторожно положила ладонь мне на спину. Провела пальчиком по позвонкам. — Природа наделила тебя воображением и талантом, из тебя вышел бы прекрасный художник. Или писатель. Но…
— Но семье нужен финансист, — закончил я. Посмотрел через плечо. — Мили, ты залезла в холодную воду, которую терпеть не можешь, чтобы поговорить о моем будущем? Что тебе надо?
— Снова грубишь, — она надула губы и отвела волосы, прилипшие к шее. Мокрое черное белье не скрывало точеную фигурку, и я снова отвернулся. — Кай, ты ведь знаешь, как я люблю тебя, — она прислонилась к моей спине, обхватила тонкими руками. — Ведь ты мой единственный любимый… брат…
Легкая насмешка не ускользнула от моего слуха. Или скорее интуиции. Но я лишь повел плечом, вяло пытаясь сбросить ее руки.
— Ну не будь таким букой… Ну что с тобой?
Я вырвался, встал на камне, прищурившись и глядя на нее сверху вниз.
— Тебе объяснить, что со мной, сестричка?
Милинда положила руку мне на бедро и тоже встала.
— Скользко, — она слегка улыбнулась. — Кай, пойми, я хочу помочь тебе. Но ты закрываешься, никого к себе не подпускаешь, рычишь, словно бешеный пес… с тобой стало трудно…
— Ну, ты ведь нашла того, с кем легко. Вот и радуйся.
— Ты ревнуешь? — Мили улыбалась, рассматривая меня. А потом рассмеялась и толкнула в грудь, так что я не удержал равновесия и рухнул в воду, подняв тучу брызг и чудом не приложившись головой о камень. Вынырнул, отплевываясь, мотая головой и шипя сквозь зубы. Милинда сидела на краю камня, беззаботно болтая ногами. Я дернул ее за стопу, правда, аккуратно, придержав, чтобы не ударилась. Она тут же выплыла, откинула волосы и повисла на мне, обвив руками и ногами. В темной холодной воде она тоже казалась цветком, тонким и недосягаемым.
— Знаешь, иногда мне так хочется тебя убить, сестренка, — процедил я. Мили улыбалась, чувствуя мою дрожь, мои руки, что лихорадочно прижимали ее к мокрому телу. Она знала, какую власть имеет надо мной и наслаждалась этим. Упивалась моей беспомощностью, моей дикой жаждой, от которой я сходил с ума.
— Но ты ведь не сделаешь этого, правда, Кай? — прошептала она.
Я задыхался, не в силах отвернуться от синих омутов ее глаз. В них даже не было моего отражения, в глазах Милинды всегда была лишь Милинда, только она…
Разжав руки и оттолкнувшись от меня, Мили быстро поплыла к берегу.
— Поиграем?..
* * *Осень
Кристина
Вечером неожиданно появился сосед. Кристина даже опешила, открыв дверь и увидев его на пороге. Она многозначительно посмотрела на садовую дорожку, которую он пересек без спроса.
— Вам действительно стоит подстричь кусты, — без приветствия объявил он. — Пройти невозможно.
— А разве вас кто-то приглашал? — удивилась девушка.
— Я ненадолго.
— Да уж надеюсь.
Он неожиданно рассмеялся.
— Да, вежливость вам выдать забыли, госпожа Дирхойт.
— Как и вам, господин дознаватель. Так по какому поводу такое счастье видеть вас? — она сделала жест рукой, приглашая войти. Обернулась, войдя в гостиную, и напряглась, поняв, что совершенно не слышала шагов своего гостя за спиной, хотя он шел следом. Мрак их всех подери, их обучают что ли так ходить? Неслышно.
— Утром я разговаривал с Дартом Кастером, он сказал, что взяли домушника, промышляющего в нашем секторе. Высокий, в куртке с капюшоном. Не велики приметы, но, возможно, вы сможете в нем опознать того, кто залез в ваш сад?
— Сомнительно, — нахмурилась Крис. — Я ведь его видела лишь песчинку, да и то… — она вздохнула. — Мне уже начинает казаться, что вы были правы, и мне все привиделось.
— Я этого не говорил.
— Бросьте! — она с трудом удержалась от грубости. — У вас на лице было написано, что вы считаете меня свихнувшейся истеричкой.
— Я этого не говорил, — с нажимом повторил мужчина, сцепил руки за спиной. Крис мимолетно подумала, что ему очень идет синий свитер: серые глаза становятся голубыми. — И я не считал вас истеричкой. Напротив, — он пожал плечами, — вы заметили постороннего и бросились за ним. Это… смелый поступок.
— В ваших устах слово смелый звучит как глупый.
— Вы превратно понимаете мои слова, — он улыбнулся. — Полно, мне лень ругаться с вами. И, кстати, я принес вам ножницы. Хотите, подрежу кусты? Там нужно чуть больше силы, чем есть в ваших, несомненно, сильных руках.
— Снова издеваетесь?
— Нисколько.
Она с сомнением посмотрела в его невозмутимое лицо. Неужели господин сноб собственноручно будет обрезать колючий кустарник? Ну-ну. Кто ж откажется от удовольствия на это посмотреть?
— Почему бы и не сэкономить на садовнике, раз вы предлагаете, — отозвалась Крис.
На дорожке Орин закатал рукава, и она увидела пятна на внутренней стороне правой руки. Он заметил ее взгляд и чуть пожал плечами.
— Ожог, с детства, — и не удержался: — Не беспокойтесь, это не заразно.
Кристина фыркнула, наблюдая, как ловко он обрезает кустарник, легко сжимая тяжелые садовые ножницы. Если бы не ее неприязнь к этому человеку, она, пожалуй, даже залюбовалась бы его сильными и выверенными движениями и спокойным, сосредоточенным профилем в свете закатных лучей. Надо признать, что у высокомерного дознавателя получалось весьма неплохо. Крис присела на пороге.
— Шелд говорит, что у вас хороший понижающий фактор, слайды почти без погрешностей, — не отрываясь от работы, произнес мужчина.
— Да, я знаю. На эту должность строгий отбор. — Она помолчала и выпалила: — Скажите, а что случилось с прежними оритами Шелда? Я слышала, они… погибли?
— Да, я знаю. На эту должность строгий отбор. — Она помолчала и выпалила: — Скажите, а что случилось с прежними оритами Шелда? Я слышала, они… погибли?
Мужчина опустил руку с ножницами и посмотрел на нее удивленно. Темная прядь упала ему на лоб, и Кристина отвела глаза.
— Кто вам это сказал? Умерла предыдущая орита, госпожа Куир, но в этом нет ничего удивительно, ей было за шестьдесят. Шелд не любит работать с молодыми. Мы даже удивились, что он одобрил вашу кандидатуру.
— Но как же… — слегка растерялась девушка, — мне сказал архивариус… что погибло трое орит…
— Патрик немного не в себе, — Орин снова посмотрел на нее, — Шелд вас не предупреждал? Старик порой путает реальность и свои воспоминания. Или чужие. Он ведь бывший дознаватель, вы не знали? И ему порой мерещатся образы, которые он когда-то видел. Вот и чудятся везде маньяки и жертвы.
— Кошмар, — ужаснулась Крис.
— От безумия никто из нас не застрахован, — ножницы щелкнули, перекусывая ветку. — У янтаря есть побочные эффекты, и не каждый организм с ними справляется. Но этому не учат в университете, — еще один щелчок, и ветка падает на дорожку. — Янтарь дает возможность заглянуть в чужие воспоминания, но никто не знает, как потом от этих воспоминаний избавиться. Эмоциональное выгорание — лишь первая ступенька… — Щелчок. Ветка. Орин повернулся к девушке. — Так что не обращайте внимания на россказни старика. В них мало правды. Ветки я вынесу.
Кристина медленно выпрямилась.
— В глубине сада есть пристройка, мне кажется, я видела там садовые перчатки и какой-то инвентарь. Подождите, посмотрю, что можно найти.
Она ушла, потянула на себя дверцу и остановилась на пороге, досадуя, что не догадалась прихватить лампу.
— Тут должен быть выключатель.
Она подпрыгнула от тихого голоса за спиной и резко обернулась. Орин стоял почти вплотную, а она даже шороха не услышала.
— Забери вас мрак! — выругалась она. — Какого демона вы так подкрадываетесь?
— Я просто шел следом, — в серых глазах искреннее удивление. — Подумал, что стоит посмотреть какое-нибудь полотно, чтобы сложить ветки. — Мужчина обошел ее и безошибочно нашел кнопку. Тусклый свет осветил пристройку. Орин обернулся и приподнял в насмешке в бровь. — А вы умеете ругаться. С виду и не скажешь.
— Понять не могу, вы меня оскорбили или сделали комплимент? — засомневалась Крис.
— Несомненно, комплимент, — улыбнулся Орин. — А вот и то, что нам нужно…
Он потащил из груды инвентаря грабли, натянул перчатки, доходящие до самых локтей. Кристина насмешливо фыркнула.
— Поверить не могу, что вы вообще знаете, как выглядят грабли, — не удержалась она.
— У меня глубокие познания в самых различных областях, — он чуть склонил голову, словно наследный принц на великосветском приеме. Впрочем, он почти и есть наследный принц. Насколько Крис помнила, семья Дартеров была самой влиятельной в этих краях, и ее представители много веков входили в совет протекторатов. Интересно, как отреагировала его семья, узнав, что сын — эмпат?
— Давайте поторопимся, скоро стемнеет.
Вдвоем они собрали и вынесли ветки, сложив за оградой кучу. С утра уборщики унесут их с улицы.
— Что ж, не могу не предложить чашку кофе, — кивнула Крис. И добавила со смешком: — Из вас получился отличный садовник.
— Не откажусь.
В гостиной Кристина повернулась к гостю.
— Я лишь вымою руки, располагайтесь, — и ушла в ванную. Посмотрела в зеркало на свое раскрасневшееся лицо, торопливо пригладила волосы. — Вам кофе с корицей? — спросила она возвращаясь.
— Знаете, я, пожалуй, выпью его в другой раз, — Орин стоял в дверях и лишь вежливо улыбнулся на удивленный взгляд девушки. — Доброй ночи, Кристина.
И ушел.
Крис обернулась к большому настенному зеркалу.
— И что это было? — не поняла она.
Отражение не ответило.
* * *Орин
Короткого промежутка времени, пока хозяйка мыла руки, хватило, чтобы найти ловушки. Нож под столом, хитро прилепленный липкой лентой. Клинок на раме картины в гостиной. Острое шило возле ножки дивана. Строительный молоток в углу. Наверняка, были и другие сюрпризы, но продолжать поиск он не стал. К тому же и вода в ванной перестала течь.
Занятно.
У него очень занятная соседка.
Собственно, эти минуты в ее доме, но без Кристины, и были тем, ради чего он вообще все это затеял. Обрезать ветки соседке… Орин насмешливо хмыкнул, закрывая двери собственного дома и проверяя сигнальные маячки.
Впрочем, время он провел неплохо. И соседка его снова развлекла.
Глава 9
Лето
Кай
Темнота наполнена горячим запахом камня и пыльных цветов. Лезвие дрожит в моих пальцах, не желая прятаться, напоминая о необходимости. Сегодня мне уже не остановиться, я это знаю и смиряюсь. Вру. Не смиряюсь, а радуюсь. Пожалуй, стоит сказать жаре спасибо, она заливает чернотой по самые виски, разрешая мне больше не притворяться. В безумии есть свои плюсы, например, отсутствие раскаяния, ведь так удобно оправдывать поступки собственным помешательством. Жаль, что я не сумасшедший. Но точно безумный.
… лето врывается в распахнутые окна ароматом роз. В этом году они особенно удались, весь сад красный от бархатных крупных бутонов, и запах висит в воздухе. Мы дышим им и пьем, словно нектар.
— Какой роскошный букет! Мили, это от Ариса? Ах, у него изысканный вкус.
В запахе роз тонкий аромат орхидей теряется, задавленный численным превосходством шипастых воительниц.
— Милинда, что это? Кольцо? Неужели… Ах, милая, поздравляю!!! Боги, какое счастье… Неужели правда? Он сделал тебе предложение? Ты станешь женой Ариса Тонаду! Кларисса, достань из погреба вино, то самое, двенадцатилетнее… Надо сказать папе… Какое счастье! Дай я тебя расцелую, милая…
Женский голос журчит и журчит, розы пахнут, и голова раскалывается…
* * *Девушка светловолосая, но мне плевать. У нее жадные и умелые губы, неестественно красные. Мне нравится смотреть, как они двигаются, и как втягиваются щеки, удовлетворяя меня. Тактильных ощущений мало, я всегда смотрю. Сжимаю в кулак ее волосы и прижимаю лицо девушки к паху, не позволяя отстраниться. Держу, заставляя глотать. Мало… Мне снова мало. Я хочу боли и окидываю ее внимательным взглядом. Толкаю на разобранную кровать со сбившимися измятыми простынями. Я голодный, и мне мало.
— Я хочу связать тебя.
Она неуверенно кивает, наивно веря, что я спрашиваю разрешение. И наивно полагая, что мне нужно ее согласие. Мрак, откуда только они берутся, эти наивные? Но меня будоражит ее страх, прорастающий сквозь возбуждение, словно сорняк. Связываю ей руки за спиной, стягиваю мокрой полоской кожи, зная, что это больно. Кожа будет высыхать, впиваясь в запястья все сильнее и туже, почти вплавляясь до крови, до костей… и если не снять вовремя — можно остаться без ладоней. Ей не нравится, но она снова позволяет мне это делать. А я снова забыл ее имя. Я забываю его каждый раз, когда она его произносит, напоминая мне. И хоть я делаю вид, что помню, она мне не верит. И напоминает…
Надеется, что однажды я не забуду.
Я забуду. И имя, и ее, как только выйду за дверь. Ее должно волновать совсем другое, например, чтобы я не убил ее или снял ремни, но почему-то волнует это. Глупая.
Это не любовь, хотя ей так хочется верить, что то, что я делаю с ней, можно назвать этим словом. Она позволяет мне все, наивно оправдывая это чем-то романтичным и возвышенным. От подобной ереси хочется смеяться. Как можно в совершено скотском обладании женским телом, грубом и больном, найти хоть каплю романтики? Блондинке это каждый раз удается. Она просто чемпионка по оправдательным экзерцициям в мою честь. Я бы назвал ее дурой, если бы мне было до этого дело. Но мне плевать, я не помню ее имени и просто делаю с ней то, что хочу.
Мне просто нравится ее тело. Я хочу ее. Я не привык себе отказывать. И этого достаточно.
У нее хорошая кожа, нежная, гладкая, я покрываю ее поцелуями, вылизывая впадинки и косточки позвоночника. Это часть ей нравится. Мне тоже. Пока. Но мне быстро надоедает эта нежность, тьма беснуется, застилая глаза. Движения становятся резкими и грубыми, я хочу боли и стонов — они заглушают противный скрежет в моей голове. Дальше лишь бездна, с глубокими толчками внутри женского тела, с укусами, от которых на моих губах остается кровь. С ее глазами, затянутыми пеленой страха и наслаждения. Кажется, они карие. Или нет. Не помню, хотя смотрю ей в лицо. Целую. Целую, грубо вторгаясь в ее рот, посасываю язык и чувствую, как она извивается подо мной. То ли пытается освободиться, то ли прижаться сильнее, не знаю.
И мне плевать…
* * *Теней двое, и они нападают одновременно. Мрак, зачем я приперся сюда? Ушел от блондинки, срезав ремни, и пошел через мост, на территорию осенних. Не самое лучшее место для ночных прогулок. Блондинка все-таки измотала меня, потому что отреагировал я недостаточно быстро, и нож разрезал мне кожу на боку. Больно. Почти достаточно, чтобы почувствовать себя живым. Разворачиваюсь и бью открытыми ладонями по ушам ближайшей тени. Отщепенцы слегка опешили: не ожидали, что я не свалюсь от первого же пореза. От моего хлопка у тени лопаются ушные перепонки, и глаза наливаются кровью от разорванных сосудов. Я вздыхаю и хмурюсь, недовольный собой. Плохо ударил. Недостаточно сильно.