Не сумасбродство ли писать? Ответ очевиден. А впрочем ничего не поделать вот успокоительное.
Плыл сегодня в прохладной воде: потом ливень, потом - одиночество. Ответственность (Достоевский): необходимость ответа.
Пар экз.: на Страшном судище!
За все. За неверие в благодать, в том числе. Русская тема. Вечная. Непонятная. Только верить (вот императив!) Мерси (фр.)
( ( (
Митя сердится на меня. Будирует. Но я не тютчевская волна.
( ( (
К счастью от многих вещей удерживает возраст. Иначе: сумасбродство. Хотя это все двусмысленно и крайне сомнительно. К несчастью ет сетера. В парадоксе - все решение.
Каждой вещи свой срок (потерянный!) Амен.
( ( (
С удовольствием пишу эту вещь И финн .
О цитатах: вспомнил местечкового еврея у Ш.-Алейхема, тот любил к месту и не к месту приводить из Писания (точнее, говорившего так: как сказано в Писании... и плел, что в голову взбредет).
Не по силам написать эпос. Пар экз.: Накануне Третьей мировой или Третьей мировой не будет (как Троянской у Жироду) Высказаться обо всем впопыхах: о странностях любви, о Пушкине и остальном. Хоть так. Ничего.
( ( (
Верховный час замечательная книга.
( ( (
15 июля. Хочется сказать: теперь во мне спокойствие етс. Вчера вечером ездили в Разлив. Любили друг друга на веранде. Гуляли по берегу озера, смотрели на воду, прибрежный тростник и уток. Бранились из-за чего-то. Потом снова любили друг друга на веранде. Утром расстались.
С кем-то встречался днем под дождем. Потом куда-то шел один.
Думаю о романе (эссе?). Писать утомляет (это дело переписчиков. Надо искать секретаря). Силенциум!
( ( (
16 июля. Просыпаюсь, чтобы поехать в Ц.Село и слушать там орган и мессу. Чего-то ждать, на что-то надеяться. Со всеми остальными людьми. Еду в вагоне электрички: думаю о том, как надежно человек защищен завязанный в сетку привычных дел. Ни ногой без нужды не пошевельнуть ни остальными конечностями: обычно руками машут и ногами шагают для посредственных и сомнительных дел. Так что попробую не рвать эту сеть рутины, а углубиться в молчание спеленутый и завязанный. О улавливающая сеть! О человек-рыба или птица! О не дающая упасть как гамак! Или батут!
Вспомнил тут же, наверное некстати о детских впечатлениях: когда катился в салазках посуху с американской горы в Приморском парке захватило дух: ах! потом невообразимо приятное состояние: от чего?
( ( (
Сцена в маленьком бистро у вокзала (записано по-франц):
утром приятно толпиться с народом и есть в публичном месте. Не скрою: есть некоторые места, где я привык завтракать (по-английски: порридж, тартинка с сыром ет сетера). Голубчик же ужасный аристократ: постоянно брюзжит и выводит меня из себя. Чай де невозможный ет сетера. Я спокойно замечаю: потерпи, милый друг, не порти мне настроения. Ведь я простой человек, не аристократ. (Он считает, что это невинное замечание таит в себе оскорбление). Начинает говорить обидные слова: глупейший и ничтожнейший человечишко. Я молчу, потом говорю: мерси! В душе конечно меня это чрезвычайно забавляет. Я вижу как он растерян от своей вспыльчивости. Я говорю: теперь я по крайней мере знаю, что ты думаешь обо мне. Зачем все продолжать. Ты - свободен. Я не держу тебя. Повторю за поэтом: быть брошенным - какое счастье! Он просит прощения, говорит, что пошутил. Нет, нет, мон ами, не надо просить прощения за правду! Ведь ты был искренен ет сетера. Он после неловкого молчания: зачем ты издеваешься надо мной? Лучше прогони меня. - Я не имею права тебя гнать, ведь ты - свободный человек. В таком роде.
Расстаемся: он - сконфуженный, я - обиженный.
( ( (
Он гордый, но умеет быть и гибким. Умеет приласкаться. Теперь станет играть брошенного и несчастного. Мы не можем поделить эту роль, и он и я хотим играть обиженного и брошенного. Волчонок! Отдай мне эту роль.
( ( (
Воскресенье. Мой вагон моя писательская башня (крепость). Еду и сочиняю общие места (по-франц.) В этом состоянии: т.е. писать в вагоне и в воскресном вагоне! - есть нечто удивительное. Розанов знал все-таки толк в писательстве. Парбле (фр.) пишешь в железной и вагонной тоске: когда все пассажиры воют (а иные истерически хохочут или плачут). За окнами мелькает разнообразное. Например: елки, сосны, пруды, дачи. Все июльское и скорее радостное чем печальное. Я только что был в кирхе как лютеранский пасынок или потомок, где грустил под звуки органа и думал о другом. Потом - кафе, напротив вокзала. К чему столько подробностей: этой пленительной шушеры?
Я еду в вагоне как писатель, забыв куда. Ложь: не забыл, а просто немного замечтался, отвлекся. Да о чем я стало быть? О том, что учиться писать в вагоне: мысль!
Мало времени: от этого необходимость выбирать основное, от этого весь напрягаешься, но не до дрожи, а до уверенности... И быстро-быстро записываешь. А в другом месте: на скамейке, пар экз., или дома в каком-нибудь приятном углу можно заняться вычеркиванием второстепенного или мусорного. Мне совсем не стыдно назвать мадемуазель Башкирцефф в числе писателей кому хотелось бы (если это было возможно) подражать т.е. учиться. Но у меня есть учитель, поэтому к другим писателям я отношусь с почтительностью и любовью.
Попробуйте написать День Зверя ! Обломаете в досаде все авторучки и разорвете в бессильном гневе тетради - на клочки и разбросаете красивым движением. Вот досада. Ничего не огорчайтесь, а терпеливо учитесь и постигайте. Или поступайте так: боясь света бродите в полусумраке обскурантизма. Так поступаю и я, когда устаю от солнечного света. Надо, конечно, тренировать свое внутреннее зрение. Не пугаться одаренности или гениальности других, не смотреть на них как на невидимый воздух или солнце... Если б вы не знали этого завета Бальмонта, то я напомнил бы: будьте как солнце!
прошу прощения за отступление (все написано по-франц.)
Надо быть благодарным ему за возможность выходить из себя : таким образом лишаешься своих двойников, которые затаились и не хотят выходить из сумрака души. Быть излеченным: откинуть спасительный щит. Все равно принимаю тебя!
Когда здоров: не знаешь с определенностью куда приложить силы: как отойти от зла если не знаешь где добро? Такие размышления неизбежно заводят в топь общих мест, где все тонут обидным и нелепым образом. Довольно!
Как сохранить состояние восторга (благодати), как удержать? Императиву Гете: остановись, ты прекрасно! мгновение не послушно: и прекрасно! Хотя в восклицании больше светлой грусти, чем другого.
Горькие слова падают и медленно застывают, а что-то прекрасное сочится сквозь в вечность и это что-то невыразимое остается, но не слова образующие текст для свидетельства, для прикрытия пустоты (наготы). Т.е. текст неизбежное и гибнущее нам приятно как воспоминание о дорогом. Ет сетера.
Подъезжаю к Вырице, поэтому с радостью прячу тетрадь в сумку. Выхожу из моей писательской электрички: писатель Воскресенья, Писатель Гранд дам, Писатель Юношей Земли и так далее наверное. Терпеть не могу каламбуров, хотя человек довольно мирный и терпимый. С такими титулами иду на дачу к моей гранд даме. Признаюсь, что клички поэт и писатель одинаково обидны... По-моему честнее называться литератором .
Между первой природой и второй природой: где копать, чтоб найти подлинного человека?
Некоторое просветление испытываю на берегу реки. Возвращаюсь на веранду: обедаем с гранд дамой. Сердечно беседуем. Раскрывается родство наших душ.
Если бы меня спросили: что в жизни последних лет вспомнишь приятного? Припомню дружбу с моими грандамами. Что был бы я без их участия? Без дружбы и нежной заботы?
( ( (
(как и предыдущие записки: по-франц.)
Довольно деликатная тема: о странностях любви.
Как бы написать, нет коснуться бы, о заветные восемь строк!
На бэйзик рашен или на бэйзик френч: как получится.
Без некоторых подробностей: а именно интимного характера - не может быть доверия. Но показать шип любви читателю, чтобы он не укололся, а лишь ощутил кисловатый аромат розы - вот искусство. Когда в памяти классические описания из Кама-Сутры, где со стыдливостью неподражаемо любовники любят друг друга... Ничего нового уже не придумаешь. Но все же всем не терпится узнать подробностей. Например: я лежу в постели, а голубчик еще моется в ванне. В ожидании листаю какую-то книгу (припомнить название: ...). Вот он возвращается в белых хлопковых плавках. Садится на край кровати. Какие волосы: еще не высохли - почитай из книги. Он любит читать. В это время мне нравится гладить ему шею, плечи, рукой водить по животу и ниже. Медленно телом овладевает томление, которое переходит в жар: в ушах начинает шуметь. Хорошо прижаться щекой к плечу голубчика и почти уже не слышать голоса. Не читай больше, хватит. Он с радостью закрывает книгу и выключает свет. Смотрю как неторопливо он снимает плавки и кладет их на стул. А какое горячее тело! Милый голубчик позволяет себя гладить и целовать и говорить ему нежные слова, пальцами осторожно убирая вьющиеся волосы. Голубчиком тоже овладевает хмель: он шепчет что-то приятное. А! Уже пора поставить точку: начинаются движения, жесты и позы любви. Спокойной ночи! Возвращаюсь в Ленинград в вагоне-башне из слоновой кости. (пишу по-франц.)
Думаю обо всех, П.Н., моих гран дамах, Маркизе де Саде, Мари Башкирцефф, Саше и остальных. Конечно же и об анти-мэтре.
Вечером он звонил, назначили встречу в полдень на обычном месте: у арки у финбана.
Сколько в человеке странностей, особенностей, причуд и экстравагантности! Уму не постижимо.
( ( (
Стараюсь быть неуловим для вдов. Ф.Бурдин. Витюнюшка-классик. М.б. цитируем. И меч прощающий у Агнии беру - он же.
Прекрасно (по-франц)
( ( (
О странностях любви. Что ж поговорим!
Мнения Сашеньки и Павла Ник. расходятся по теме Пушкина. Для голубчика это очевидность. Нащокин - любвник Пушкина! Я с ним спорил, требовал доказательств.
В одиночестве службы думаю о греческой (или сократической) любви. Вот вам еще один пример эвфемизма. Думаю о романе И финн . Опять вспомнилась сцена: я лежу на кровати с железной сеткой (по-суворовски, по-простому как в казарме учили), лежу совершенно обнаженный под простынями словно грешник на иконах или греку подобный (на вазах пар экз.). Сашенька раздевается не спеша у стула, складывает одежду с какой-то тщательностью, а не бросая в порыве кое-как. Жесты и движения плавные, а белизна кожи напоминает гейшу. Вот иде фикс вспоминать одну и ту же сцену, но то было время, т.е. его не было, т.е. было похоже на вечность т.к. на какое-то время все исчезло: пустое, досадное и жалкое.
( ( (
а далее записано пель-мель: т.е. частично по-франц., частично по-русски.
Рембо-мальчишка написал: учиться счастью, которое все равно не избежать.
Познание самого себя (в сократовском смысле, буквально - фр.) В любви, например. Кузмин: не так ложишься мой Али (фр.) Браво! Ласки: в подъездах на лестницах, на чердаках и подвалах. В бане, разумеется. Но слез печальных не стираю! (Пушкин, кажется) Мэтр написал (а я повторяю как иде фикс): у меня нет учеников. Раз нет - значит я не ученик. Равви, равви! Как он может научить? Как я могу научиться? Это к счастью невозможно.
В служебном уединении уподоблялся Сократу, задавая себе вопросы. Опять же о странностях любви спрашивал себя и отвечал, или изумлялся не зная ответа.
Кто-кого: вот не гамлетовский вопрос. Маркиз де Сад, например, действовал известным образом (читайте и изучайте его жизнь - поучительно). Как поступал Уайльд - можно предположить. Но нет определенности. От этого у спрашивающего - тоска.
Сашенька удивлялся, когда я расспрашивал о всех подробностях любви: с артистиком, майором, эпизодическим мальчиком. Что он предпочитал, что любили его спутники (спутник - выдуманное слово, партнер - пошлое, любовник - книжное). Хоть так. Ласки: разнообразные как в Кама Сутре? Феллацио? - Не знаешь, что такое? Смеясь: как тут бедного Мольера не вспомнить про прозу! Феллацио это - то-то и то-то. Известное и классическое! 69? С артистиком? Это гармоничная поза, но и партнеры (извините опять не знаю перевода!) должны быть гармоничные. Содомические отношения мне не нравятся: не знаю почему. В этом есть какой-то грех, о котором еще предупреждали праотцы в Писании. Пар экзампль: не ложитесь с мужчиной как с женщиной. Голубчик же считает, что это апофеоз любви. Нет, мон шер, общего языка нам не найти. Вот - шип любви! Но кто не любит роз! Разве что те, кто живет всю жизнь среди полевых цветов.
Конечно, для гармонии кто-то должен себя отдавать, а кто-то должен страстно брать. В совершенном виде, идеально-греческом. Но бывают случаи: когда брать не хочется всего, или же отдаваться полностью нет желания. Но и в частичном можно достичь гармонии: известно эмпирически. (так я рассуждал, пока текли часы службы). Для иллюстрации такие сцены: Сашенька с нежным незакаленным телом, юноша в душе (несмотря на возраст - 20!) шепчет пар экзампль: я тебя хочу! Наивный! Где это видано, чтобы офицер мог отдаваться!
Что подумала про себя Ирина Львовна, когда зашла в комнату, где мы спали с голубчиком?
( ( (
М. не позволяет писать мало. Кратко. Завет учителя: надо писать много. Равви, равви! но: магистер диксит.
( ( (
Люблю я Витгенштейна, странною любовью!
( ( (
Мое любимое занятие - чтение словарей (не календарей!)
В словаре Ларусс прочел такое о Чехове (постараюсь перевести: сжатость и краткость его письма объясняются туберкулезом, который сжигает его и требует быстрее высказываться о том, что есть сказать и, с другой стороны, его эстетическими воззрениями; в жизни, где нет четко выраженных тем, где все смешано, глубокое и посредственное, трагическое и смешное , писатель должен стремиться к сути.
В таком роде. О Сократе, например, пишут:
от природы некрасивый, он должен был естественно любить красоту и добро.
( ( (
Два дня без него. К ночи ужасная тревога. Днем спасаюсь в работе. Толмачу французам, которые приехали чинить лазерную трубку прибора, тестирующего на Эйдс (Сида - фр.).
20 июля: ничего день. Погода странная, а так нормально.
Потом ездил к голубчику и спал с ним.
Получил письмо от Ирины Львовны, там же - два стихотворения.
И финн сочиняется. В воздухе. И головах. Это должно быть эссе. О странностях любви.
Вечером в моем любимом углу читаю словарь.
( ( (
Работа с французами закончилась. Водил их в квартиру Достоевского пыльные стулья смотреть и детскую книжку, где звери рычат, мяукают и блеют. Они в восторге. Ложная скромность не удержала меня напомнить о том, что некогда и я родился рядом: вон в той стороне, на соседней улице. Потом трогательно прощались в баре отеля Ленинград , пили холодное пиво и желали друг другу удач. Прост!
В тот же день: ездили с голубчиком на залив. Шли пешком от Солнечного к Сестрорецку. На даче спорили. У него несносный характер, а у меня терпения нет и мудрости не хватает. Но долго обижаться я на него не могу.
( ( (
на другой день: в условленный час он не пришел. Я ждал у крепости: он не пришел. Свободный я поехал к себе.
(написано в субботу вечером по-франц., перед сном)
Воскресенье утром в Пушкине (быв. Царское Село). Слушал мессу под звуки органа забывал многое несовершенное и досадное. Ждал на перроне мой вагон, чтобы поехать в Вырицу.
Сашенька вечером поздно позвонил (я уже собирался отключить телефон): объяснялся и говорил о недоразумении. Мне было странно спокойно. Да именно: все равно. С самим собой редкий консенсус. Пытался разжалобить меня. Я внимал рассеянным ухом, думая о покое, который был обретен так чудесно.
Еду в вагоне и вспоминаю обо всем пережитом. Хорошо, что никуда из вагона стремиться не надо. А какая тоху-бовоху случилась до этих дней: невообразимо. Рой бесов дергал за все шнуры: я дергался и самому было противно.
Теперь во мне спокойствие и счастье.
Когда мы возвращались на электричке с дачи он, очевидно чтобы досадить мне, рассказывал о своем прежнем любовнике. Описывал как атлетического и доброго. Майн Гот, думалось, зачем все это восторженно придумывает? Ночью было холодно, даже его горячая спина не согревала. Ночь без любви. Два далеких тела в кровати на веранде. Я спрашивал себя: сможет ли жить без меня? Таким глупым вопросом истязал. Может быть он и привязался ко мне. Но дальше что? Пожалуй лучше расстаться, но как?
( ( (
Уже он надоел мне порядком. В воскресенье отдыхаю от него. За все благодарю как известно. Все остывает и я могу уже спекулятивно рассуждать. Мне кажется, что я вновь рождаюсь. Или нет: нахожу себя вновь, узнаю очертания своих берегов, своей суши и островов. Сомнение приходит на помощь, а не торчит философическим осколком (от камня), не ранит. За радость мыслить можно ли благодарить? Да и не мыслить тоже ничего, хоть так: за окно смотреть и водить головой что-то все-таки улавливая и понимая. Хоть чуть-чуть. Я как будто очнулся после обморока. Не знаю еще что без любви, тоска. Но это потом. А пока: вагон и счастье. Патати е патата.
(записано в вагоне по-фран).
В этом есть очевидно авантюризм, если не называть это свободой (некоторые спутают это с вольностью или дерзостью). Не умея писать ни на каком языке, т.е. то по-франц. то по-русски, то какие-то слова на немецком вдруг всплывают... Сам же оставаясь неизвестно кто: полу-финн, полу-русский. Как тут не стремиться к совершенству, не любить красоту и доброту (о словарь!) хотя бы буквы! Вот и река показалась, мост проехали, пора выходить. Ступаю на перрон как на землю. Как тот Поэт Бодлера, которому тяжело ходить с народом. А мне каково?
Ему крылья мешают ходить. А у меня нет крыльев?
( ( (
Записано на пне в живописном месте, где река, дачи, сосны
(по франц.)
В словаре прочел: роман умер с Достоевским. Все. Точка. Родился с Донкишотом и умер совсем, европейский!
Вот утешение и благая весть!