Так, теперь наша задача – не попасться на глаза дяде Федору, который наверняка уже где-то здесь «контролирует» ремонт «фордика». Нашли мы его в одном из боксов, где вокруг нашей машины сгрудились автомеханики в красивых комбинезонах, среди них мелькала облезлая шапка дяди Федора и слышались некоторые реплики:
– И какой сапожник движок перебирал?
– За такую работу руки оторвать мало.
– Не, это уж слишком… круто, – это смущенный дядя Федор пробормотал.
Мы выскользнули из бокса.
– Пошли ядро искать, – сказал Алешка.
– Где ж его искать? – спросил я безнадежно. – И как?
– Как-как… Очень просто, по дырке в стене.
Мы обошли боксы и, плутая между бывшими машинами, бродили вдоль стен, высматривая подходящую дырку.
– Вот она! – шепнул Алешка и показал на ровное круглое отверстие в металлической стене. В той самой, у которой «всю половину снесло», по рассказу дяди Федора.
Мы подошли поближе, чтобы примериться – куда это вредное ядро полетело после стены, и вдруг прямо над нами раздался до боли знакомый голос:
– Это точно?
Я чуть было машинально не ответил:
– Да, точно!
Но вместо меня нашлось кому ответить.
Незнакомый голос, уверенный и напористый, но какой-то свистящий:
– Точнее не бывает, Малыш. Сам оформлял груз, сам отправлял. Французская косметика. Представляешь, какие это баксы? Заберем – и можно сворачивать лавочку. Деньжат нам, Малыш, до пенсии хватит.
– Не называй меня Малышом, – раздраженно ответил Чашкин. – Сколько раз тебя просить? Мне неприятно.
В ответ раздался злой смешок:
– А как тебя называть? Гулливером? Еще обиднее.
– Я же не называю тебя Сусликом…
– Попробовал бы! – опять рассмеялся незнакомец. – Я для тебя всегда был и буду уважаемый человек – Иван Иванович Лодкин.
Мы, конечно, слушали вовсю, со всем усердием. Не зря мы сюда приехали!
– Так, – серьезно присвистнул этот Лодкин. – Доза готова? Не подведет лепила?
– Обещал сегодня. Я заеду к нему.
– Добро. Значит, останавливаете фуру, как всегда, на двести семидесятом километре. Место удобное, тихое, постов поблизости нет. И гоните ее в монастырь. Перегрузку сделать сразу же.
– А куда отправлять?
– Как обычно – Фирсу, в его маркет.
Мы с Алешкой чуть в ладоши не захлопали. Такая удача!
– Значит, Малыш, фура будет на месте встречи где-то в девятнадцать часов. Пост выставляйте пораньше, не ровен час – пропустите. Все головы вам оторву.
– Где тебя искать, если что? – спросил Чашкин.
– У себя буду, в офисе. На Луговой. Все ясно, Малыш?
– Не называй меня Малышом, – опять раздраженно попросил Чашкин.
– Ладно, Малыш. Буду Гулливером звать. Ну – будь! Желаю удачи. – Он помолчал и со свистливым смешком добавил: – Гулливер…
Во время этого разговора мы поняли, как нам повезло. Как мы узнали позже, накануне в кабинете Чашкина прорвало какие-то трубы и он перебрался в каморку как раз в том боксе, где «взорвался» наш «фордик». И где в гофрированной алюминиевой стене он пробил Алешкиным ядром очень полезную дырку. Чашкин и Лодкин и не подозревали, что весь их секретный разговор прекрасно слышно на улице.
Мы на цыпочках обогнули бокс и немного высунулись из-за угла. В воротах появился Лодкин, и вправду чем-то очень похожий на суслика. Рыжеватый, шустрый такой, из-под верхней губы два зуба торчат, и присвистывает, к тому же.
Он сел в голубую «БМВ», включил на всю мощь музыку и уехал. Алешка хихикнул ему вслед:
– Надо было его попросить, чтобы он нас подбросил. Пошли ядро искать.
Далось ему это ядро! Хотя, с другой стороны, оно сослужило нам хорошую службу. (Тогда я и не догадывался, что это ядро еще одну службу сослужит. Нам-то хорошую…)
«Оттолкнувшись» от дырки, мы проследили глазами предполагаемый дальнейший полет ядра и вскоре увидели старую машину, в ветровом стекле которой зияла (сияла, как сказал Алешка) подходящая по калибру дырень. Ядро смирно лежало в этой машине на заднем сиденье. Утратив свою силу.
Мы забрали его и пошли на шоссе. Там Алешка пропел свою жалобную песню про потерявшего нас папу, и другие дачники любезно подбросили нас до триста пятого километра.
Но вот что интересно. Когда мы уже подъезжали к месту, Алешка вдруг шепнул мне:
– Пригнись!
И шепнул это настолько серьезно, что я так безропотно выполнил его приказ, аж едва не врубился лбом в спинку переднего сиденья.
Алешка ничего не стал мне объяснять в машине, и я понял, почему.
Когда мы, поблагодарив дачников, покинули их гостеприимный «жигуленок», Алешка сказал:
– Нам навстречу пронеслась иномарка. С мигалками.
– Ну и что?
– То! В ней сидел участковый. И архитектор Афоня.
– Подумаешь!
– И наш папочка!
Действительно – подумаешь…
Глава XIX
ГРАЖДАНИН ЛЕПИЛО
Обогнув сторонкой наше стойбище, над которым курился дымок костра – газ у нас кончился, и мама готовила пищу на живом огне, – мы в резвом темпе понеслись в Пеньки, чтобы вручить деду Степе наши гостинцы.
Мы застали его на обычном месте – на лавочке под деревом, но уже без клюшки.
– Здрасьте, – сказали мы. – Как ваше здоровье?
– Отменное! – похвалился дед и почесался. – Никаких радикулитов. Только вот чох напал. Неначе простудился, когда в пруде сидел.
– Неначе, – посочувствовал коварный Алешка. – А вы бы к доктору сходили.
– Да был, – отмахнулся дед. – Рассказал ему… эти… сим-омы. А он говорит – не мой профиль. Тебе, говорит, дед, к психопату надо.
– К психиатру, – уточнил я.
– Ну! А чего я там не видел? – Дед чихнул и почесался. – Само пройдет.
Мы передали деду гостинцы (он очень обрадовался) и пожелали скорейшего выздоровления.
Дед кивнул, чихнул, залез одной рукой в пакет, а другой почесался.
– Пошли к доктору, – сказал мне Алешка.
– Зачем? – удивился я. – Мы ведь не чешемся.
– Вот именно, – как-то странно улыбнулся он. – Не чешемся. А в девятнадцать ноль-ноль, на двести семидесятом километре… В общем, Дим, операция начинается.
И он поделился своими разработками по ее осуществлению. Мне понравилось. Опасно, конечно, но здорово.
Доктор, в домашнем костюме, сидел в саду за столиком под кустом калины и пил чай из красивого подстаканника. Ну… из стакана, конечно. Из подстаканника-то не больно попьешь.
Мы прошли прямо к нему, сели напротив, поставили локти на стол и уставились ему в глаза. Своими пронзительными взглядами. Молча.
Доктор, похоже, немного испугался. Он, наверное, подумал, что к нему явились еще два клиента-психопата.
– Вам что? – наконец неуверенно спросил он.
– Гражданин Лепило, – строго проговорил я. – Нам все известно!
– Вы счастливые люди, если так, – пробормотал он. – А вот я…
– А вот вы, преступно используя полученные в институте знания, изготавливаете усыпляющие и отбивающие память препараты, которыми жулики Чашкин, Таксист и Длинный выводят из строя невинных водителей и забирают их дорогой груз. – Я немного перевел дыхание. – А вам за это платят грязные баксы.
Вот тут он испугался по-настоящему. Глаза его забегали, он побледнел и нервно пытался нащупать на столе чайную ложечку. Но вместо этого попал пальцами в розетку с вареньем.
– Откуда… вы… знаете?.. – еле-еле выговорил он.
– Оттуда, – сказал я намекающим тоном.
А Лешка пояснил:
– Наш папа, полковник милиции, занимается расследованием этого дела.
Вторая рука доктора тоже вляпалась в варенье.
– И… что… вы… хотите?..
– Мы хотим, – твердо сказал я, – чтобы вы искупили свою вину и оказали помощь следствию.
– Это облегчит вашу участь в суде, – добавил Алешка. – Вы получите меньше, чем заслуживаете.
Доктор после этих слов немного пришел в себя. Все-таки какой-то выход ему обещали.
– Что я должен сделать? И почему ко мне пришли вы, а не ваш папа полковник?
Алешка толкнул меня ногой под столом.
– Здесь вопросы задаем мы! – совсем уж строго заявил я. И поставил его этой фразой на место. – Сначала ответьте, каким образом вы расправляетесь с водителями?
Доктор даже не сообразил от страха, что первой нашей фразой было: «Нам все известно!» Выходит, не все…
– Хорошо, я расскажу. Мой препарат уникальный. При его приеме человек быстро засыпает, а потом теряет память. Но не совсем, – заторопился он. – И не навсегда, не думайте, что я такой жестокий. Человек забывает только последние события.
– Этим самым, – сказал я, – вы помогаете уйти преступникам от ответственности.
– Помогаю, – печально согласился доктор, опустив голову. – Да я и сам преступник.
– Хорошо, что вы это осознали, – сказал я, вспомнив подходящую фразу из фильма. – От чистосердечного признания своей вины всего один шаг до ее искупления. Еще один вопрос: как вы вводите препарат?
– Очень просто. Это Чашкин придумал. Под видом автоинспектора он со своими сообщниками останавливает нужный грузовик и делает вид, что проверяет документы. А потом говорит: «Что-то от вас, товарищ водитель, спиртным напитком попахивает. Пройдемте в нашу машину для проверки на наличие алкоголя». А в машине объясняет: «Мы теперь делаем анализ новым способом. Он очень надежный, никто не отвертится. Выпейте глоток этой жидкости, а через две минуты мы проверим ваш пульс». Доверчивый водитель послушно выпивает и через две минуты спит сладким сном. А когда просыпается, ничего не помнит.
– Очень просто. Это Чашкин придумал. Под видом автоинспектора он со своими сообщниками останавливает нужный грузовик и делает вид, что проверяет документы. А потом говорит: «Что-то от вас, товарищ водитель, спиртным напитком попахивает. Пройдемте в нашу машину для проверки на наличие алкоголя». А в машине объясняет: «Мы теперь делаем анализ новым способом. Он очень надежный, никто не отвертится. Выпейте глоток этой жидкости, а через две минуты мы проверим ваш пульс». Доверчивый водитель послушно выпивает и через две минуты спит сладким сном. А когда просыпается, ничего не помнит.
– Все ясно! – объявил я. И понял, что нужно сделать. – Сегодня за препаратом к вам приедет Чашкин…
Доктор кивнул и, наверное, подумал: действительно они все знают.
– …И вы вместо своего препарата дадите ему другой. Понятно? Не такой вредный. Чтобы водитель не потерял память. А прекрасно все помнил. И на суде он будет главным свидетелем.
При этих словах доктор поежился. А потом сказал:
– Но ведь Чашкин мне за это…
– Ничего он вам не сделает. Потому что его арестуют. А вот если вы откажетесь, то знайте: Чашкин после очередного ограбления решил и вас усыпить, чтобы вы ничего не помнили и чтобы не платить вам денег.
– Негодяи! – вырвалось у него.
Ну да, подумал я, а вы сами – чуткий ребенок.
– Хорошо, – сказал доктор. – Я дам им очень легкое снотворное. Оно даже полезное. Но, надеюсь, мне зачтется помощь следствию?
– Зачтется, зачтется, – покивал Алешка. – А вы руки помойте, они у вас все в варенье.
– И лицо – тоже, – добавил я. Потому что доктор в волнении время от времени то прижимал ладони к щекам, то трогал, в задумчивости, свой мудрый лоб.
Мы откланялись. Алешка в калитке чихнул, а я почесался. Наверное, тоже от волненья.
И наверное, от волненья мы не догадались спросить у доктора, в каком виде будет это самое «легкое полезное снотворное»? О чем в свое время нам пришлось очень пожалеть…
– Ну, наконец-то хоть вы явились! – сердито встретила нас мама. – Все мои мужики разбежались. Даже кормить некого. Мойте руки и – за стол!
Не успели мы вымыть руки, как приехали папа с дядей Федором. На нашем «фордике».
– Ура, – сказала мама. – Но он будет правильно ехать? Не задом и не боком? И взрываться не будет?
– Все путем! – хвастливо сказал дядя Федор. – Я им там всем показал, как надо работать! Подумаешь, мастера! Ну, конечно, они меня признали. Зауважали. Говорят: если бы не Федор Ваныч, ни за что бы не справились!
Вот это да! Вот это завирает «сапожник, которому надо руки оторвать»!
Мы с Алешкой не выдержали и расхохотались. От всей души. А дядя Федор глянул на нас с подозрением.
– Что ж, – сказал папа. – Завтра в путь. На озеро. Давайте-ка потихоньку собираться. Доделаем все и пораньше ляжем. Мне вот только надо вечерком в одно место съездить. Но это не надолго.
– По делу Хлястика? – спросил я.
– Естественно, – ответил папа.
И мы сели обедать.
А после обеда Алешка объявил:
– Сегодня мы с Димой посуду моем.
Я понял, что это неспроста, покорно собрал грязные тарелки, и мы пошли на ручей, сопровождаемые гордым и ласковым взглядом нашей мамы.
Я опустил тарелки в воду и стал намыливать губку. Алешка сидел рядом на камушке и говорил:
– Дим, надо сбегать в монастырь. Понимаешь, я хочу на всякий случай ловушку там поставить, для Чашкина. Ты мой, мой как следует. Не отвлекайся.
– Какую еще ловушку? – недоверчиво спросил я. Как бы нам самим там в ловушку не угодить.
– Понимаешь, этот Чашкин – он хитрец великий. Вдруг как-нибудь вывернется? Но деньги он в тайнике не оставит. Он за ними обязательно прибежит. А ловушка – бац! – и захлопнется. Тогда уж он никуда не денется. Ты мой, мой как следует, не отвлекайся.
Короче говоря, когда мы вернулись с чистой посудой, Алешка, в точности как папа, сказал:
– Нам нужно вечерком в одно место сбегать.
Дядя Федор не совсем нас понял и посоветовал:
– Чего далеко бежать в одно место? Вона, за кустиками…
А мама сказала:
– Только не долго. У нас еще много дел.
– Мы на полчасика, – пообещали мы и помчались в монастырь, незаметно захватив фонарик.
Глава XX
ЛОВУШКА ДЛЯ МАЛЫША
Когда мы вернулись, папа уже был готов отлучиться в какое-то там свое местечко.
– Тебя отвезть, Саныч? – с готовностью вскочил дядя Федор.
– За мной заедут, – коротко ответил папа. – А вы что скажете? – спросил он нас. – По глазам вижу – не терпится.
Оно так и было.
– Дим, ты рассказывай, – сказал Алешка, – пап, а ты не перебивай.
И я рассказал все по порядку и во всех подробностях. Только постарался обойти стороной наши путешествия по подвалам, особенно сегодняшнее. А в завершение рассказа доложил:
– Ценный груз оформляет, отправляет и потом сообщает Чашкину Иван Иванович Лодкин. По кличке Суслик. Особые приметы – посвистывает и два зуба над губой торчат. Его офис находится на Луговой улице. Город не знаем.
Папа кивнул:
– Это не проблема.
– Машина у него, – вставил Алешка, – марки МВД… ошибся – «БМВ». Номер 177, буквы не запомнил.
– Тоже не проблема, – опять кивнул папа.
– А грузы, похищенные с фуры, они всегда сдают в супермаркет какого-то Фирса.
Папа и на это кивнул довольно спокойно. Мне вообще почему-то показалось, что ничего особо нового он от нас не узнал. И к тому же не очень хмурился, видно, уже начал смиряться с нашими фокусами.
Мама, правда, все время ахала и прижимала ладони к щекам – то ли пугалась, то ли радовалась – каких ловких, умных и отважных детей она воспитала.
Зато дядя Федор своего восторга не скрывал.
– Не, ну вы молодцы, робяты! Бравые сыщики! Орлы! Вот как я великий автомеханик, так и вы тоже великие сыщики. Ну, может, чуть помене. Не, ну точно – от вас пользы больше, чем вреда.
Знал бы он, кто запихнул в выхлопную трубу чугунное ядро XVI века, он наверняка последнюю фразу сказал бы наоборот.
Но дядя Федор об этом не знал тогда, не знает и теперь.
Тут подъехал наш знакомый «уазик» с участковым, и папа куда-то с ним уехал. Наверное, по делам Хлястика. Надеюсь, он при этом не забудет принять соответствующие меры и к Чашкину, и его компании. Чтобы взять их, как говорится, с поличным.
Как только папа уехал, мама нас запрягла по полной программе. Мы все привели в порядок, упаковали и уложили в машину все вещи, оставив только чайник и по кружке каждому на утренний чай. Даже закопали ямку для мусора. Еще чего-то там поделали.
И стали маяться. Время неумолимо приближалось к девятнадцати ноль-ноль.
– Мам, – не выдержал Алешка. – Мы прогуляемся немного, ладно?
– Попрощаемся с окрестностями, – включился и я.
Мама подняла голову от книги и не очень охотно согласилась:
– Ну сходите. Деда Степу повидайте. Передайте ему привет и пожелания скорейшего выздоровления.
Щас! Как же! Два раза!
– С козой там поосторожнее, – напутствовала нас мама, вновь опуская глаза в книгу.
– Яблочко захватите, – посоветовал дядя Федор. – Чуть взбрыкнет – вы ей яблоком в лоб!
– Ладно, – сказал Алешка и действительно, как мне показалось, взял яблоко.
– Дим, а правда грустно, когда откуда-то уезжаешь, да? – сказал Алешка по дороге. – Только привык и надо расставаться. Я этот монастырь очень полюбил. Может, я даже архитектором стану. Или археологом.
– Да, – согласился я. – Мне этот монастырь тоже очень полюбился. Сначала страшновато было, а потом интересно. Ты чего прихрамываешь?
– Яблоко в кармане мешается, – ответил Алешка. – И раскопки я не успел сделать.
– А давай уговорим родителей. Заедем сюда на обратном пути. Покопаемся.
Мы подошли к монастырю. Он высоко вознес свои разрушенные, но все равно неприступные стены и башни. И вечерний свет так удачно их окрашивал, что они показались нам целыми и невредимыми. И очень красивыми. Наверное, такими они были в древности и такими станут после реставрации.
Мы забрались на воротную башню и сели за своим любимым зубцом, прислонясь к нему спинами. От камня шло приятное дневное тепло. Чуть шевелилась листва березок, с таким трудом выросших на этих камнях. Было тихо-тихо, только гудело вдали неустанное шоссе.
Солнце потихоньку садилось. От монастыря, от деревьев потянулись через все поле длинные синие тени. Стало немного прохладнее, но камни все еще отдавали свое тепло.
– Скоро мышки летать начнут, – проговорил Алешка.
– А за ними кошки, – добавил я, и мы немного посмеялись, хотя на душе, конечно, было сумрачно и тревожно.
– Тебе деда Степу не жалко? – спросил Алешка.
– Есть немного, – признался я.
– А мне – нет. Вот Хлястика мне жалко. Потому что он пострадал за свою доброту, а дед – за свою вредность.
Что ж, какая-то логика в его словах есть. Когда человек целится из рогатки в стекло проезжающего автомобиля, а резинка вдруг лопнет, и он схлопочет себе в лоб – нужно его жалеть? А дед ведь не только целился, он ведь и стрелял. Образно говоря, как сказала бы мама.