В холле было холодно и тихо. Лайза, обеспокоенная неподвижностью Оливера, ткнулась носом ему в ладонь, и он наклонился, чтобы погладить ее по голове, пропуская шелковые уши между пальцами. Снаружи неистовствовал ветер, и сквозняк приподнимал висевшую перед входной дверью портьеру, заставляя ее вздыматься, словно кружащуюся бархатную юбку. Оливер поежился и пошел в библиотеку, заглянув по дороге в кухню. Вскоре его догнала миссис Купер с подносом. Они вместе составили на него чашки, блюдца и стаканы, освободив стол. Миссис Купер сложила накрахмаленную скатерть, и Оливер помог ей перетащить стол на середину комнаты. Затем он проводил ее на кухню, придержал дверь, чтобы она могла пройти с тяжелым подносом, и вошел туда вслед за ней с пустым чайником в одной руке и почти пустой бутылкой виски в другой.
Она принялась мыть посуду.
— Вы устали, оставьте… — сказал Оливер.
Она не обернулась на его слова.
— Нет-нет, как же я оставлю? Я ни одной грязной чашки не оставляю на утро.
— Тогда вы можете идти домой, когда покончите с этим.
— А как же ваш ужин?
— Я наелся фруктовым пирогом и больше не хочу ужинать.
Ее спина оставалась холодной и неумолимой, словно она считала невозможным любое проявление горя. Она обожала Чарлза.
— Это был отличный пирог, — произнес Оливер и добавил: — Спасибо.
Миссис Купер не обернулась. Чуть погодя, когда стало ясно, что она и не собирается оборачиваться, Оливер вышел из кухни и направился обратно в библиотеку, к огню, оставив ее наедине с собой.
Глава 3
За домом Дианы Карпентер в квартале Мильтон-гарденс располагался длинный узкий сад, выходящий к мощеному проулку. Сад отделялся от проулка высокой стеной с воротами и домиком; прежде он был просторным двойным гаражом, но, когда Диана вернулась с Афроса, она решила, что есть смысл превратить гараж в помещение, которое будет окупаться. Поэтому она надстроила над ним небольшую квартирку и стала ее сдавать. Эта затея занимала и развлекала ее целый год или даже больше, и когда квартира была наконец закончена, обставлена и полностью отделана, она сдала ее за хорошие деньги американскому дипломату, присланному в Лондон на два года. Он был отличным квартиросъемщиком, но со временем ему пришлось вернуться в Вашингтон, и, когда она принялась искать новых жильцов, ей повезло куда меньше.
Потому что из прошлого появился Калеб Эш, которому было негде жить со своей подругой Айрис, двумя гитарами и сиамской кошкой.
— А кто такой Калеб Эш? — поинтересовался Шон.
— Это друг Джералда Клиберна с Афроса. Один из тех людей, которые вечно собираются что-нибудь сделать: сочинить роман или написать фреску, начать бизнес или построить гостиницу. Но никогда ничего не делают. Калеб — это самый ленивый человек на свете.
— А миссис Эш?
— Айрис. Они не женаты.
— Ты не хочешь, чтобы они жили в этой квартире?
— Нет.
— Почему?
— Потому что я боюсь, что Джоди попадет под их дурное влияние.
— Он их вспомнит?
— Конечно. Они постоянно бывали в нашем доме.
— Ты его недолюбливаешь?
— Шон, я этого не говорила. Калеба Эша невозможно не любить, это самый очаровательный человек на свете. Но я не знаю, будет ли такая жизнь на краю сада…
— Они способны оплачивать квартиру?
— Он говорит, да.
— Они превратят ее в свинарник?
— Нет, вовсе нет. Айрис очень хозяйственная. Она вечно надраивает полы и тушит что-нибудь в больших медных казанах.
— У меня уже слюнки потекли. Пусть поживут. Это старые друзья, и тебе не стоит обрывать все прежние связи. К тому же я не понимаю, как их пребывание здесь может чем-то повредить Джоди…
Так Калеб, Айрис, кошка, гитара и казаны въехали в Стейбл-коттедж, и Диана выделила им небольшой участок земли, чтобы они могли разбить сад. Калеб вымостил его камнем и посадил там камелию в горшке — так из ничего была создана ностальгическая средиземноморская обстановка.
Джоди, естественно, обожал их, но Диана с самого начала предупредила его, что он может наведываться к ним в гости только тогда, когда его приглашают, иначе он рискует им надоесть. А вот Кэти воспылала к Калебу сильной неприязнью, особенно с тех пор как за бутылкой местного вина она выяснила, что Калеб и Айрис не женаты и вряд ли когда-нибудь поженятся.
— Ты снова бежишь на тот конец сада к мистеру Эшу?
— Он попросил меня прийти, Кэти. Их кошка Сьюки окотилась.
— И теперь у них сиамские котята?
— Ну, не совсем сиамские. Их отец — полосатый кот из восьмого дома в проулке, поэтому котята смешанные. Калеб говорит, что они такими и останутся.
Кэти смутилась и занялась чайником:
— Ну, я не знаю наверняка.
— Я подумал, может, и нам взять одного?
— Не надо нам этих мерзких орущих тварей! К тому же миссис Карпентер не хочет никаких животных в доме. И ты не раз это слышал. Никаких животных. А кошка — это животное, вот так.
На утро после приема гостей Каролина и Джоди Клиберн вышли из дому через дверь, ведущую в сад, и по мощеной дорожке направились к Стейбл-коттеджу. Они шли, не скрываясь: Дианы не было дома, а Кэти готовила обед на кухне, окна которой выходили на улицу. Они знали, что Калеб дома, потому что заранее позвонили и попросили разрешения зайти, и он ответил, что будет их ждать.
Утро было холодное, ветреное и очень яркое. Сверкало солнце, и голубое небо отражалось в лужицах, которые собирались на мокрых камнях дорожки. Зима затянулась. На черных клумбах пробивались лишь первые зеленые ростки цветов. Все вокруг еще было бурым, увядшим и казалось мертвым.
— В прошлом году в это время уже повсюду цвели крокусы, — заметила Каролина.
Кусочек сада, отведенный Калебу, был более защищенным и в то же время более солнечным, поэтому там в зеленых лотках уже пробивались нарциссы, а вокруг темного ствола миндального дерева, росшего посреди дворика, появилось несколько подснежников.
Попасть в квартиру можно было по внешней лестнице, которая вела на широкую крытую террасу, напоминавшую балкон в швейцарском шале. Калеб услыхал их приближавшиеся голоса, и к тому моменту как они взбежали по лестнице, он уже вышел на балкон им навстречу и стоял, держась за деревянные перила, словно шкипер какого-нибудь баркаса, приветствующий гостей у себя на борту.
Он так долго жил на Афросе, что в его облике появилось много греческих черт, подобно тому, как становятся похожи друг на друга люди, долго живущие вместе. На его смуглом и сильно изрезанном морщинами лице глаза были посажены так глубоко, что почти невозможно было разглядеть их цвет, нос сильно выдавался вперед, а седые волосы были густыми и вьющимися. Он обладал глубоким и сочным голосом, и Каролина рядом с ним всегда вспоминала о терпком вине, свежем хлебе и аромате чеснока в салате.
— Джоди, Каролина! — он обнял их и поцеловал с той чудесной несдержанностью, которая отличает греков.
Никто никогда не целовал Джоди, если не считать Каролины. Диана с характерной для нее проницательностью догадывалась, что он этого терпеть не может. Но с Калебом было не так, как с другими, — то было уважительное проявление привязанности, привет мужчины мужчине.
— Какой приятный сюрприз! Заходите. Я сварил кофе.
Когда в квартире жил американский дипломат, она была опрятной, прохладной и начищенной до блеска. Теперь под влиянием Айрис атмосфера в ней стала живой и естественной: квартира заиграла разными красками, на стенах появились живописные холсты без рам, с потолка свисала подвижная конструкция из цветного стекла, а на тщательно подобранную Дианой обивку были наброшены греческие шали. Комната была очень теплой, ее наполнял аромат кофе.
— А где Айрис?
— Пошла в магазин, — он пододвинул стул. — Садись, я принесу кофе.
Каролина села, а Джоди последовал за Калебом и вскоре вернулся с подносом, на котором стояли три кружки и сахарница. Вслед за ним появился и Калеб с кофейником. Все было расставлено на низком столиком перед камином, и они уселись вокруг него.
— У вас что-нибудь случилось? — осторожно спросил Калеб. Он всегда старался действовать с оглядкой, чтобы не испортить отношений с Дианой.
— Нет-нет, — ответила Каролина машинально, но, подумав, добавила: — по крайней мере, ничего существенного.
— Расскажите, — попросил Калеб.
И Каролина рассказала. О письме Ангуса, о том, что Джоди не хочет ехать в Канаду, о его намерении поскорее разыскать брата.
— Поэтому мы решили отправиться в Шотландию. Завтра. Это будет вторник.
— Вы собираетесь рассказать об этом Диане? — поинтересовался Калеб.
— Она станет нас отговаривать, ты же знаешь. Но мы оставим ей письмо.
— А Хью?
— Хью тоже станет меня отговаривать.
Калеб нахмурился:
— Она станет нас отговаривать, ты же знаешь. Но мы оставим ей письмо.
— А Хью?
— Хью тоже станет меня отговаривать.
Калеб нахмурился:
— Каролина, ты ведь собираешься через неделю выйти замуж.
— Я выйду за него.
— Хм, — произнес Калеб с недоверчивым видом. Затем он посмотрел на Джоди, который сидел рядом с ним. — А ты? Какие у тебя планы? Как быть со школой?
— В пятницу будут последние уроки. У нас каникулы.
— Хм, — снова произнес Калеб.
Каролина встревожилась:
— Калеб, только не говори, что ты этого не одобряешь.
— Конечно, не одобряю. Это безрассудство. Если вы хотите поговорить с Ангусом, почему бы вам просто не позвонить ему?
— Джоди не хочет звонить. Очень сложно объяснять такие вещи по телефону.
— И к тому же по телефону невозможно уговаривать, — добавил Джоди.
Калеб криво усмехнулся.
— Ты полагаешь, Ангуса придется уговаривать? Да уж. Ты собираешься просить его о том, чтобы он вернулся в Лондон, снял квартиру и полностью изменил свой образ жизни.
Джоди пропустил эти слова мимо ушей.
— В общем, мы не можем звонить, — заявил он упрямо.
— А если вы напишете ему письмо, это займет слишком много времени, да?
Джоди кивнул.
— Телеграмма?
Джоди покачал головой.
— Ну что ж, стало быть, вы уже продумали все возможные варианты. Тогда возникает другой вопрос: каким образом вы собираетесь попасть в Шотландию?
Каролина сказала, надеясь, что ее слова звучат подкупающе:
— Вот об этом мы и хотели с тобой поговорить, Калеб. Ты понимаешь, нам нужна машина, а у Дианы мы ее взять не можем. Но если бы мы могли одолжить твой «мини-вэн», если ты согласишься… Вы с Айрис. Ты ведь не очень много на нем ездишь, а мы будем обращаться с ним очень-очень аккуратно.
— Машину, у меня? А что я скажу Диане, когда она в ярости прибежит сюда и станет меня возмущенно расспрашивать?
— Ты можешь сказать, что отогнал ее в сервис. Это всего лишь маленькая безобидная ложь.
— Это не безобидная ложь. Так и сглазить недолго. Я ни разу не чинил эту машину с тех пор, как купил ее семь лет назад. А что, если она сломается?
— Мы готовы рискнуть.
— А деньги?
— У нас они есть.
— И когда вы рассчитываете вернуться?
— В четверг или пятницу. Вместе с Ангусом.
— Вы оптимисты. Что, если он не согласится приехать?
— А мы будем решать проблемы по мере их поступления.
Калеб поднялся, вид у него был нерешительный и обеспокоенный. Он подошел к окну взглянуть, не идет ли Айрис, в надежде на то, что она поможет ему выпутаться из этой неприятной дилеммы. Но ее не было видно. Он сказал себе, что это дети его лучшего друга, и вздохнул.
— Если уж я соглашусь вам помочь и одолжу свою машину, то лишь потому, что я думаю, что Ангусу пора принимать на себя какие-то обязательства. Я считаю, он должен вернуться, — он повернулся к ним, — но я даже не знаю, куда вы едете. Я имею в виду адрес. И сколько вы там…
— Отель «Страткорри Армс» в Страткорри. И если мы не вернемся до пятницы, вы можете рассказать Диане, куда мы поехали. Но не раньше.
— Хорошо, — Калеб кивнул своей огромной головой с таким видом, словно собирался сунуть ее в петлю. — Договорились.
Они составили телеграмму Ангусу.
Мы приедем в Страткорри во вторник вечером обсудить с тобой важный план твои Джоди и Каролина.
Когда с этим было покончено, Джоди написал письмо, которое нужно было оставить Диане.
Дорогая Диана!
Я получил от Ангуса письмо, он в Шотландии, и мы с Каролиной поехали его навестить. Постараемся вернуться домой к пятнице. Пожалуйста, не волнуйся.
Написать письмо Хью было гораздо сложнее, и Каролина билась над ним больше часа.
Мой дорогой Хью.
Ты узнаешь от Дианы, что Джоди получил письмо от Ангуса. Он вернулся на корабле из Индии и нашел работу в Шотландии. Мы оба очень хотим повидать его до того, как Джоди уедет в Канаду, поэтому, когда ты получишь это письмо, мы будем уже на пути в Шотландию. Мы надеемся вернуться в Лондон в пятницу.
Я была бы рада обсудить это с тобой, но ты бы чувствовал себя вынужденным рассказать об этом Диане — нас бы отговорили от этой поездки и мы бы никогда его не увидели. Для нас важно, чтобы он знал о том, что вскоре произойдет.
Я знаю, что уезжать за неделю до свадьбы, не сказав тебе ни слова, ужасно. Но все будет хорошо, мы в пятницу уже вернемся.
С любовью,
КаролинаВо вторник утром начался легкий снегопад, но он быстро прекратился, покрыв землю снежными пятнами, придававшими ей сходство с перьями пеструшки. Однако ветер не улегся, по-прежнему было очень холодно, и при взгляде на низкое небо цвета хаки становилось ясно, что худшее еще впереди.
Оливер Кейрни посмотрел в окно и решил, что в такой день лучше сидеть дома и разбираться с делами Чарлза. Это оказалось мучительным занятием. Чарлз, будучи человеком усердным и рациональным, аккуратно подшивал каждое письмо и каждый документ, связанные с фермой. Остановить работы в поместье получилось проще, чем можно было ожидать.
Но были и другие вещи. Личные. Письма и приглашения, просроченный паспорт, гостиничные счета и фотографии, записная книжка, дневник, серебряная перьевая ручка, которую он получил в подарок, когда ему исполнился двадцать один год, счет от его портного.
Оливер вспомнил голос матери, читавшей им поэму Элис Миллер.
Что вы делаете с женскими туфельками.
Когда женщина умерла?
Скрепя сердце он рвал письма, разбирал фотографии, выкидывал обломки сургуча, которым были запечатаны конверты, застежки от цепочки, сломанный замок без ключа, склянку засохшей туши. К тому времени как часы пробили одиннадцать, мусорная корзина была переполнена. Он встал, чтобы собрать мусор и отнести его на кухню, и в этот момент услышал, как хлопнула парадная дверь. Она была наполовину застеклена и издавала глухой звук, который эхом отражался в холле, обшитом деревянными панелями. С мусорной корзиной в руках он вышел посмотреть, кто там, и едва не наткнулся на Лиз Фрэзер, которая шла ему навстречу.
— Лиз.
На ней были брюки, меховой полушубок и та же глубоко надвинутая на уши черная шляпа, в которой она была вчера. Он смотрел, как она сняла ее и свободной рукой взъерошила свои короткие темные волосы. Этот нервный, неуверенный жест совершенно не вязался с ее лощеной внешностью. На ее румяном от холода лице светилась улыбка. Выглядела она потрясающе.
— Привет, Оливер.
Она подошла к нему и поцеловала в щеку, наклонившись над грудой мятых бумаг.
— Если ты не хочешь меня видеть, — произнесла она, — скажи и я уйду.
— Кто сказал, что я не хочу тебя видеть?
— Я подумала, может быть…
— Не надо так думать. Пойдем, я угощу тебя чашечкой кофе. Я и сам не прочь выпить кофе, и мне надоело сидеть в одиночестве.
Он двинулся в кухню и, придержав дверь бедром, пропустил Лиз вперед. Ее свежий, принесенный с улицы запах, смешивался с ароматом «Шанели № 5».
— Поставь чайник, — сказал он, — а я пойду все это выкину.
Он прошел через кухню к черному ходу, вышел на зверский холод и умудрился высыпать мусор из корзины в контейнер, не позволив ветру почти ничего унести. Водрузив крышку контейнера на место, он поспешил вернуться в теплую кухню. Лиз, смотревшаяся там чужеродно, стояла у раковины, наполняя чайник водой из-под крана.
— Господи, холод-то какой! — сказал Оливер.
— Не то слово, и это еще весной называется. Я шла от нашего дома пешком и думала, что умру.
Она донесла чайник до плиты, подняла тяжелую крышку, поставила его на конфорку и, оставшись у плиты, наклонилась, чтобы погреться. Они смотрели друг на друга через всю комнату. А затем одновременно заговорили.
— Ты постригла волосы, — сказал Оливер.
— Так жалко Чарлза, — произнесла Лиз.
Оба умолкли, и каждый ждал, что другой продолжит разговор. Затем Лиз смущенно ответила:
— Я сделала это ради плавания. Я гостила у своего друга на Антигуа.
— Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты пришла вчера.
— Я… Я никогда еще не была на похоронах.
В ее глазах, подкрашенных карандашом и тушью, неожиданно заблестели слезы. Элегантная короткая стрижка открывала ее длинную шею и четкую линию решительного подбородка, который она унаследовала от отца. Он смотрел, как она расстегивала пуговицы своего полушубка: ее руки тоже были покрыты загаром, миндалевидные ногти покрашены бледно-розовым лаком, на пальце поблескивало большое золотое кольцо с печаткой, а на одном из тонких запястий — гроздь тонких золотых браслетов.
— Ты выросла, Лиз, — сказал он неожиданно.
— Конечно, мне уже двадцать два. Ты забыл?
— Когда мы последний раз виделись?