Заметив вышагивающего навстречу Генку Самойлова, Зинаида помахала ему рукой. Кивнув, Геннадий бросил на землю окурок, обнажив в улыбке пожелтевшие зубы. Самойлов, какобычно, был навеселе. Впрочем, особенно удивляться нечему: те редкие денечки, когда Генка пребывал в трезвом состоянии, можно было пересчитать на пальцах одной руки.
А ведь бывали времена, когда Геннадий с отвращением смотрел на алкогольные напитки и позволял себе пропустить рюмочку-другую лишь по большим праздникам. Но жизнь – штука коварная, она способна любого в одночасье изменить до неузнаваемости. Изменила она и Самойлова.
Геннадий проживал в небольшой деревушке, раскинувшейся в пяти минутах ходьбы от коттеджного поселка.
Несмотря на пагубную привычку вечно находиться под мухой, мужика в округе ценили – в первую очередь благодаря его поистине золотым рукам. Самойлов мог починить абсолютно все, начиная от неисправного утюга и кончая сломанной газонокосилкой. Как только уобитателей поселка выходил из строя какой-нибудь агрегат, устранить неполадку просили Самойлова. Тот никогда никому не отказывал, при условии что на момент просьбы был всостоянии внятно говорить и двигаться. Расплачивались с ним в основном деньгами, но нередко за оказанные услуги давали спиртные напитки, кои он принимал с благодарностью.
В деревне Генка поселился много лет назад вместе с супругой Светланой и двумя сыновьями. Имея высшее медицинское образование, Самойлов работал врачом в местной больнице. Профессию медика он боготворил и являлся, что называется, врачом от бога. Когда младшему сыну Андрею исполнилось десять, мальчуган с друзьями отправился на речку поплавать. Во время купания у паренька свело ногу судорогой. Домой он не вернулся.
За одну ночь Геннадий постарел лет на десять, а Светлана, борясь с многочисленными депрессиями, чередующимися с приступами истерики, пристрастилась к спиртному. Смерть Андрея поселила в душе Самойлова страх потерять старшего сына Илью. Геннадий стал опекать тринадцатилетнего Илюшу с маниакальной одержимостью. По окончании школы сын поступил в военное училище. Генка с женой, превратившейся к тому времени в законченную алкоголичку, не могли нарадоваться на успехи единственного чада.
Через восемь месяцев пришло трагическое известие – Илья погиб во время боевых учений, наткнувшись на торчащий из земли кол. Весть о том, что старшего сына нет в живых, окончательно подкосила Светлану – у нее помутился рассудок. Она была помещена в психиатрическую клинику, где ровно через год приказала долго жить.
Геннадий Самойлов сломался окончательно. Потеряв двоих сыновей и жену, он стал медленно опускаться. В смерти Ильи он винил исключительно себя. Каждый день, приходя с работы, он выпивал в гордом одиночестве, что, как известно, хуже всего. Хватило года, чтобы из профессионального врача он трансформировался в опустившегося пьяницу. С работы, естественно, пришлось уйти, и с тех пор спиртное стало его верным спутником, соратником и другом в одном флаконе.
– Я пью, чтобы забыться, – частенько говорил Генка, опрокидывая рюмашку. – Мои мальчишки и Светлана не заслужили такой смерти. Меня это мучает постоянно, и, чтобы на время забыть о трагедии, я прибегаю к горькой.
– Куда бежишь, Зинуля? – прохрипел Самойлов, с интересом таращась на папку в руках Маховой.
– А ты чего такой радостный? – вопросом на вопрос ответила Махова. – Светишься, как новогодняя елка.
– Настроение сегодня отличное, я собой доволен.
– Я даже догадываюсь, кто тебе его поднял. Опять с утра пораньше набрался?
– Да ни боже мой! У Пантелеева мальчишки окно разбили, он попросил меня вставить новое стекло. Расплатился за работу купюркой и парой стаканчиков вина. Не отказываться же от благородного напитка.
– Генка, ты неисправим. – Зинаида кокетливо поправила идеальный пучок на затылке.
– Меня, Зинуля, только могила исправит. А ты, красавица, куда спешишь? Глаза-то так и блестят, никак на свиданку торопишься? Мужика нашла?
Махова смутилась:
– Бесстыдник! Какие мужики в моем возрасте? Дела у меня… Серьезные дела.
Самойлов ухмыльнулся:
– У тебя каждый день дела, можно подумать, что ты у нас важная шишка.
– Конечно, важная, – с достоинством ответила Махова. – А как же иначе?
– Тебе к врачу обратиться надо, пусть таблеточек выпишет, чтоб глюки прекратились.
– Какие глюки, о чем ты говоришь? Иди, проспись.
– Я-то просплюсь, а ты мне ответь, зачемраструбила, что я отправился на тот свет?
Зинаида Андреевна опустила глаза долу:
– Я думала, ты умер.
– С чего вдруг?
– Ты валялся под кустом сирени и не дышал, что мне оставалось думать?
– Поэтому ты понеслась по поселку, крича на всю ивановскую, что меня загрызли волки?
– Во-первых, не волки, а бешеные собаки, а во-вторых, ты не дышал, – стояла на своем Махова.
– Откуда тебе это известно, ты пульс, что ли,проверяла?
– Не проверяла, но я два, нет, четыре раза ткнула в тебя палкой. Ты не реагировал. А я сильно ткнула, Ген.
– Вот оттого, что ты ткнула, я и потерял сознание.
– Ой, не бреши. Сколько раз тебе говорила: бросай пить эту гадость, займись собой. Ведь ты золотой мужик, Ген. Ну чего ты в этом пойле хорошего нашел?
Геннадий достал из кармана помятую пачку сигарет, вытащил одну и закурил.
– Я пью…
– Знаю-знаю, чтобы забыться, давняя история. Ах, Генка, допьешься когда-нибудь до зеленых чертей. Вон как Михалыч – водки паленой выпил и тю-тю, гуляй Вася, жуй опилки. Сейчас он на том свете кукует, а ведь мог еще жить да жить.
Самойлов махнул рукой, намереваясь продолжить путь, но Махова его остановила:
– Слушай, Ген, зашел бы ко мне, помощь нужна.
– Чего стряслось?
– Да кран на кухне гудит как сумасшедший, не знаю, в чем дело, посмотрел бы.
– Лады, пошли.
– Нет, не сегодня.
– Почему?
– Ты пьяный.
– Зинуля, я и пьяный могу с закрытыми глазами починить твой кран.
– Все равно нет, мне сегодня некогда.
– Как знаешь.
– Завтра сможешь?
– Естественно.
– Во сколько? – допытывалась Махова.
– В любое удобное для тебя время.
– Тогда в полдень.
– Идет. Надеюсь, у тебя найдется для меня бутылочка беленькой?
– Получишь, – буркнула Махова, вспомнив про сногсшибательную новость. Добежав до собственного дома, Зинаида Андреевна пришла к мысли, что очень скоро сможет подпитаться необходимой ей энергией лет на десять вперед.
– Ошеломляющая новость!
ГЛАВА 2
Без четверти двенадцать Дискетка начала громко лаять и скрести входную дверь. Катарина с сомнением покосилась на болонку.
– Ди, ты чего, ведь мы совсем недавно вернулись с прогулки.
– Приспичило на ночь глядя, – буркнула Розалия, насыпая корм в миску Арчибальда.
– Отвали! Отвали! – поблагодарил ее Арчи.
Дискетка стала скулить. Прицепив к ее ошейнику поводок, Ката вышла на улицу.
Вот уже более полугода в семействе Копейкиных жила очаровательная болонка Дискетка. Белоснежное создание появилось у Катки совершенно неожиданно. Соседка по лестничной клетке Мила Эскина, хозяйка собачонки, умудрилась познакомиться в столице с гражданином Италии. У парочки завязались крепкие отношения, и после непродолжительного романа, став законной синьорой Пасталионни, Мила благополучно отбыла в Милан. Перед отъездом на родину супруга вчерашняя продавщица отдела игрушек объявила о решении сдать болонку в приют для бездомных животных. Разумеется, Катка не могла допустить столь вопиющей несправедливости. Прочитав соседке длинную лекцию на тему: «Мы в ответе за тех, кого приручили», Копейкина, подхватив на руки четырехлетнюю болонку, понеслась к себе. С тех пор Ди стала полноправным членом семьи для Катки, ужасным ревущим чучелом для Розалии и верной подругой для Парамаунта с Лизаветой.
Вышагивая по дорожке, Катка завороженно смотрела на усыпанное звездами ночное небо.Красота! В Москве подобного зрелища не увидишь, из-за смога в ясную ночь видна, пожалуй, лишь полная луна. Наверное, Катка так бы и стояла, любуясь сверкающими, словно алмазы, точками, если бы о себе не напомнила отчаянно рвущаяся за ворота Дискетка.
– Куда тебя несет, здесь места мало?
Болонка настырно тянула поводок. Поражаясь глупости псинки, Ката толкнула калитку.
– Ладно, пройдемся по улице, а потом сразу домой.
Внезапно над самым ухом пролетело что-то гудяще-шипящее. Катарина закричала, а когда почувствовала, как по шее ползает некая особь довольно-таки крупных размеров, завизжала во весь голос.
– Ладно, пройдемся по улице, а потом сразу домой.
Внезапно над самым ухом пролетело что-то гудяще-шипящее. Катарина закричала, а когда почувствовала, как по шее ползает некая особь довольно-таки крупных размеров, завизжала во весь голос.
Из дома выбежали перепуганные Розалия с Наткой.
– Кат, ты чего так кричишь? – Наталья испуганно остановилась у ворот.
– Детка, у тебя приступ бешенства? – вопросила свекровь.
Не переставая орать, Катарина, подобно взбесившемуся тушканчику, скакала вокругфонарного столба, хватаясь руками то за шею, то за спину.
– Розалия Станиславовна, что она делает? – пролепетала Наталья.
– Ты меня спрашиваешь? Ката, мы, кажется, с тобой разговариваем. Прекрати кривляться! Ты меня слышишь? Это что, ритуальный танец индейцев? Отвечай!
– Ж-ж-жук! – проорала Копейкина.
– Чего?
– Жук! Жук!
– Ты изображаешь жука?
– Жук! Жук! – твердила Катка, ощупывая себя руками. – Помогите!
– Чем помочь-то? – недоумевала Наташка.
– Жук ползает по спине, снимите его. Снимите! – Ката почти выла.
Дискетка встала на задние лапы и решила внести свою лепту.
– У-у-у-у-у, – завела болонка.
– Ой! Ай! Уй! Он ползет! Наталья, не стой! – Катарина резко сорвала с себя блузку, и уже через секунду послышалось жужжание.
– Детка, ты спятила? – Розалия уперла руки в боки. – Если ты показывала стриптиз, то должна тебя разочаровать – из тебя фиговая стриптизерша. Боже, как непрофессионально ты сняла блузку. Честное слово, будто столетняя бабка. А где драйв, я тебя спрашиваю? Где блеск в глазах? Где, в конце концов, коварный взгляд с поволокой?
– Хватит! При чем здесь стриптизерша? Я же русским языком сказала, что мне за пазуху залетел жук. Настоящий жук! Понятно?
– А почему ты танцевала?
– Я не танцевала, я пыталась его согнать.
– Надо было яснее выражаться. – Свекровь направилась к дому. – Истеричка!
Ката посмотрела на болонку:
– Ди, ты собираешься что-нибудь делать или нет?
Дискетка два раза тявкнула.
Пару минут спустя, когда они проходили мимо коттеджа Амбарцумяна, Катарина отметила, что в доме практически везде горит свет. Наверное, Алька вернулась, и «дружное» семейство выясняет отношения. Хотя странно – криков вроде не слышно.
Катка вышла за пределы поселка, дотопала до деревеньки, после чего решила закончить вечерний променад.
Она медленно брела по улице, болонка нехотя плелась сзади. Проходя мимо дома Амбарцумянов, Ди зарычала.
– Ты чего?
Спрятавшись за хозяйку, Дискетка продолжала издавать грозное рычание. Взяв собаку наруки, Катарина услышала скрип калитки. По телу пробежал озноб, именно так скрипит калитка у Амбарцумянов.
Повинуясь инстинкту, Катка нырнула в кусты сирени. С минуту вокруг стояла тишина, затем до ее ушей долетел низкий мужской голос. Моля бога, чтобы Дискетка не разразилась лаем, Ката высунула голову из кустов.
Тусклый свет фонаря освещал невысокого коренастого мужчину лет сорока. Рядом с неизвестным стояла Татьяна.
Сначала парочка тихо перешептывалась, затем Таня протянула мужику какой-то сверток. Убрав его во внутренний карман кожаной куртки, незнакомец, не оглядываясь, быстро пошел прочь. Татьяна продолжала смотреть вслед удаляющейся фигуре, а Катка из последних сил зажимала пасть Дискетки, которую так и распирало подать голос.
Наконец, Таня прошмыгнула на участок.
Просидев в укрытии минут пять, Ката пулей пролетела мимо ворот Амбарцумянов.
Дома, поднявшись в спальню, она пыталась сообразить, что за сверток передала Татьяна мужику в кожанке. Оба вели себя более чем странно и явно боялись быть замеченными.
Внезапно Катку прошиб пот, в голове всплыл утренний бред Маховой по поводу похищения Алевтины. Само собой, слова сплетницы не стоили выеденного яйца, но… А вдруг Алька еще не вернулась, и, вопреки мнению Катки, что девушка коротает времечко у подруги, с ней действительно случилась беда?
Проклиная ненавистных разносчиков сплетен, из-за которых даже самого трезвомыслящего человека начинают терзать сомнения, Катка дала себе слово, что при визите Маховой будет вобязательном порядке затыкать уши толстым куском ваты.
//-- * * * --//
А утром благодаря стараниям Зинаиды Андреевны по поселку вовсю мусолилась новость о таинственном исчезновении Алевтины. Даже Розалия, которой было прекрасно известно, что девушку не похищали, трубила о черной иномарке и сидящем в салоне громиле в маске.
Опустившись в мягкое кресло, Розалия в десятый раз пересказывала Нинели Кротовой свою версию «ужасной трагедии».
Глядя на соседку, Нинель Викторовна тихо вздыхала, улыбаясь краешком губ. Признаться честно, раздутую до неприличия новость она узнала часом раньше, но, дабы не огорчать Розалию, Кротова сделала вид, что услышала про «похищение» Алевтины впервые.
Нинель Викторовна относилась к той категории женщин, которые, как ни странно это звучит, абсолютно равнодушны к сплетням. Она искренне негодовала, если соседки-сороки во главе с Маховой начинали перемывать кости обитателям поселка, за глаза поливая тех грязью. Искренне не понимая, какое удовольствие можно получить от злоязычия, Кротова старалась не участвовать в бабских пересудах.
В свои шестьдесят восемь Нинель Викторовна выглядела весьма моложаво. И дело совсем не в стройной фигуре и идеальной прическе, а скорее в позитивном настрое. В каждой ситуации, какой бы сложной она ни казалась на первый взгляд, Кротова старалась найти положительный момент и, как правило, всегда его находила.
Розалия же полагала, что хорошо сохраниться Нинели помогло одиночество. У Кротовой не было ни мужа, ни детей, ни дальних родственников, она делила кров лишь с верным сенбернаром Дереком.
– Конечно, – не без зависти вещала Розалия, – у тебя не было необходимости обстирывать мужей, нянчить детей и заниматься хозяйством. От этого ты и выглядишь максимум на пятьдесят.
– С какой стати ты решила, что одиноким женщинам хорошо живется?
– Глядя на тебя, не скажешь обратного, дорогая.
– Роза, ты не права, я, как и все, хлебнула в жизни достаточно и горя, и радости. А насчет внешнего вида, так это просто подарок природы.
– Ага, как же, подарок. У тебя лицо, как у фарфоровой куклы, ни одной морщины, а фигура – двадцатилетние позавидуют.
– Секрет прост – ежедневно делаю зарядку.
– Ой, да брось, я тоже каждый день мучаю себя упражнениями, только от них толку мало.
Но сегодня разговор соседок крутился исключительно вокруг Алевтины.
– Нинель, я уверена, что Алька попала в руки маньяка-убийцы. Наверняка он сейчас бродит где-то рядом. Мне страшно.
– Роза, тебя заносит, какой маньяк? Ты меня извини, но, зная нрав Алевтины, о маньяках следует думать в последнюю очередь. Она мастерица трепать всем нервны, и вся эта шумиха по меньшей мере неуместна.
– Тебе легко говорить, у тебя такая псина под боком – ни один маньяк ни страшен. Дерек – это монстр в миниатюре.
– Дерек охраняет меня как зеницу ока, – согласилась Кротова. – Я за ним как за каменнойстеной.
– Повезло тебе. А наша шавка только лает и жрет, как лошадь, – ее легче пристрелить, чем прокормить.
Услышав, что речь зашла о его скромной персоне, в комнату косолапой походкой протопал сенбернар. Сев возле хозяйки, пес замел хвостом, после чего лизнул шершавым языком руку Нинели Викторовны.
– Боже, какая антисанитария, – скривилась Розалия. – Нинель, хватит сюсюкать с собакой, неси лучше карты, перекинемся в дурака.
– Может, позвать Марту?
– Я тебя умоляю, Марта наверняка сидит у Артура, обойдемся без нее. И потом, в последнее время она меня сильно напрягает. Ее непрекращающееся нытье и извращенные фантазии об Артуре давят мне на мозги.
Пожав плечами, Кротова пошла за колодой карт. Дерек посеменил за хозяйкой, а Розалия, бросив взгляд в зеркало, попыталась натянуть кончиками пальцев кожу на висках.
– Красотка, – пробормотала она, глядя на свое отражение.
Спустя час, двенадцатый раз оставшись «дурой», Розалия бросила карты на стол.
– Не буду я с тобой играть, ты мухлюешь!
– Как хочешь, – пожала плечами Кротова. – Может, пойдем прогуляемся?
– Нет. Хотя… хорошо, пошли. Или остаться? Ладно, пошли.
//-- * * * --//
Катка стояла на крыльце, отчаянно пытаясь открыть входную дверь. Ключ легко входил в замочную скважину, но заставить его повернуться ей решительно не удавалось.
Пришлось позвонить. Через секунду в холле послышался стук каблуков свекрови.
– Кто там? – прохрипела Розалия.