Сосновский устремил на него глаза, скрытые за поблескивающими стеклышками очков.
– Считаю своим долгом напомнить, господин посол, что между нашими странами существует договоренность заранее предупреждать о любых военных учениях, проводимых за пределами территориальных вод.
– Взаимная договоренность, – парировал Бейли.
Пререкания могли затянуться надолго, а инструкции предписывали Сосновскому добиться истины как можно скорее.
– Согласен. Но что же мы стоим? – сказал он, вскидывая длинную руку, чтобы указать ею на пару приготовленных в углу кресел. – Предлагаю продолжить переговоры в более непринужденной обстановке. Вода? Чай? Кофе? Может быть, что-нибудь покрепче и посущественней?
Президент строго-настрого запретил министру приглашать американца присесть до тех пор, пока не станут ясны его намерения. И все же Сосновский решил превысить свои полномочия, поскольку успел изучить психологию посла. Мистер Бейли обладал обостренным чувством собственного достоинства. Если не оказать ему соответствующих знаков внимания, он заартачится и станет пространно разглагольствовать на отвлеченные темы. К чему дразнить гусей? От этого не будет никакой пользы ни самим гусям, ни тем, кто их дразнит.
– Спасибо, – произнес Бейли, неспешно располагаясь в кресле, которому позавидовали бы многие короли Средневековья. – Я бы выпил воды, с вашего позволения.
Устроившийся рядом Сосновский, не прибегая к помощи прислуги, собственноручно откупорил бутылку минеральной и наполнил два стакана, стоявших на низком столике.
Ах, если бы сидящих бок о бок людей разделял только этот столик! Америка и Россия по-прежнему оставались очень разными, крайне далекими друг от друга странами. Порой ценой невероятных усилий их удавалось немного сблизить, но потом вновь повторялся отход на прежние, часто противоположные позиции. Изменится ли эта ситуация с приходом к власти Брауна и Астафьева?
Мысленно задав себе этот вопрос, Сосновский отбросил его как риторический и стал пить пузырящуюся воду такими мелкими глотками, словно боялся застудить горло. Это означало, что право возобновить разговор предоставляется гостю. Тот, будучи опытным дипломатом, понял намек и произнес:
– Президент Соединенных Штатов очень встревожен произошедшими в последнее время событиями. Ему было бы неприятно, если бы на Америку пала хотя бы малейшая тень подозрений. Поверьте, мы, – Бейли отработанным жестом приложил ладонь к сердцу, – испытываем огромную симпатию к России и готовы доказать это не на словах, а на деле.
Сердце Сосновского подпрыгнуло и забилось сильнее. Он почувствовал то возбуждение, с которым рыбак смотрит на ходящий кругами поплавок. «Все-таки не зря я предложил ему сесть», – пронеслось в мозгу российского министра, после чего он невозмутимо изрек:
– Мы не сомневались в этом, господин посол.
«Еще как сомневались», – подумал Бейли. А вслух сказал:
– Соединенные Штаты не станут заявлять протест в связи с переходом России на военное положение…
– Тем более что… – перебил Сосновский.
– Тем более что Америка тоже позаботилась о собственной безопасности, – примирительно продолжил Бейли. – Учитывая чрезвычайное происшествие на Северном полюсе, это было оправданно и закономерно. Но, желая предотвратить возможный конфликт, мистер Браун делает шаг навстречу мистеру Астафьеву.
– Мы оценим это, – наклонил голову Сосновский, – как только шаг будет действительно сделан.
– Не говори хоп, пока не перескочишь – так, кажется, у вас говорят? – Бейли попытался взять инициативу в свои руки.
– Примерно так, – миролюбиво согласился Сосновский и наполнил опустевшие стаканы минералкой.
– Что ж, не будем откладывать дело в длинный ящик.
– Отличная идея.
Бейли незаметно поискал взглядом скрытые видеокамеры, фиксирующие происходящее в зале МИДа России. Наступал исторический момент. Чуть ли не впервые за всю историю существования Соединенные Штаты Америки открыто и искренне протягивали руку помощи России. Несомненно, Анатолий Астафьев просмотрит отснятые материалы. Просмотрит, оценит и перестанет видеть в Джоне Бейли коварного врага.
– Я тоже так считаю, – с достоинством произнес он.
– Итак? – поторопил его Сосновский, вновь принявшись за воду.
Мысленно сравнив его с верблюдом, Бейли приступил к преамбуле, распространяясь на тот счет, что иногда некоторые сотрудники спецслужб ведут собственную игру, никак не согласованную с курсом правительства. В ход пошли такие выражения, как «превышение полномочий», «преступная безответственность» и «нарушение профессиональной этики». Наблюдая за тем, как искусно американец наводит тень на плетень, Сосновский некоторое время терпел, а потом не выдержал и сказал:
– Знаете, в Советском Союзе когда-то шел очень популярный сериал про милицию. Там звучала песня, в которой были такие слова: «Если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет».
– Так, – насторожился Бейли. – И что?
– Понимаете, кто-то, кое-где, да еще порой, то есть время от времени…
– Не понимаю. При чем здесь эта песня?
– В ней как бы называются враги государства, с которыми нужно вести незримый бой, но вместе с тем не говорится, кто они такие и где их искать, – пояснил Сосновский, открывая вторую бутылку.
Тут Бейли пришло на ум, что он сидит с довольно глупой физиономией, недоуменно хлопая глазами, и это его разозлило.
– В связи с чем вы изволили привести этот пример? – надменно осведомился он.
– У вас получается, как в той песне, – сказал Сосновский между двумя глотками воды. – Какие-то спецслужбы что-то там превысили, чем вызвали озабоченность президента. Но все это общие слова. Нельзя ли более конкретно?
– Искусство дипломатии, – отрезал Бейли, – в том и состоит, чтобы обходить острые камни.
– Углы, господин посол, острые углы. Поверьте, я тоже поднаторел в этом искусстве. Но пока мы с вами будем изощряться в красноречии, обходя острые углы, армиям наших стран так и предстоит нести усиленное боевое дежурство, что рано или поздно приведет к непоправимым последствиям. Вот почему я настаиваю на недвусмысленности нашего диалога. Потом, когда минует угроза конфликта, я с удовольствием побеседую с вами на любую интересующую вас тему.
– Американские военные базы в Средней Азии, – мгновенно нашелся Бейли, не приученный упускать выгоду.
– Заметано, – по-простецки кивнул Сосновский.
– Простите?
– Договорились, господин посол. Российская сторона готова не только обсудить затронутую вами тему, но и пойти на значительные уступки по отношению к американской стороне. Правда, для начала…
– Я понял, – быстро произнес Бейли. – Так вот, плохие парни из ЦРУ спелись с плохими парнями, напавшими на российскую станцию. Косвенно, – он поднял указательный палец, – подчеркиваю, косвенно, они причастны к кровавой трагедии на Северном полюсе. Правительство Соединенных Штатов Америки решительно отгораживается от них…
– Отмежевывается, – машинально поправил Сосновский и осторожно поставил стакан на стол, чтобы тонкое стекло не хрустнуло под нажимом его пальцев.
– Отмежевывается, – старательно выговорил Бейли. – Россия должна четко уяснить, что США не несут ответственности за кровавую агрессию на Северном полюсе. В том случае, если вы согласитесь забыть о существовании плохих парней из ЦРУ, я назову вам истинных виновников трагедии. Как говорил господин Силин, давайте отделять мух от… э-э, котлет.
– Если я правильно вас понял, господин посол, вы сдаете нам исполнителей, а не заказчиков, – осторожно произнес Сосновский.
– Никаких заказчиков. Только киллеры, подлые киллеры, убившие российских граждан, – ответствовал подобравшийся Бейли. – Это несколько выходит за пределы моей компетенции, но я хочу напомнить, что порой ваши ФСБ, или ГРУ, или СВР совершают акции, не согласованные с высшим руководством России. Достаточно упомянуть недавние события в Киргизии, в Афганистане, в…
– Стоп! – Сосновский предостерегающе вскинул ладонь неожиданно желтого цвета по сравнению с его загорелым лицом. – Давайте ограничимся констатацией факта.
– Если кто-то кое-где иногда, – поддел его Бейли.
– Вот именно, – хмыкнул Сосновский. – Ни вы, американцы, ни мы, русские, еще не готовы вывалить на всеобщее обозрение все, что накопилось в наших чуланах.
– И это отчасти правильно, – заметил Бейли, машинально выискивая взглядом замаскированные видеообъективы.
– Хотя, как вы понимаете, мое личное мнение может не совпадать с точкой зрения оттуда, сверху. – Сосновский показал глазами на потолок. – Поэтому прошу меня извинить. Вынужден отлучиться. Необходимо сделать звонок. Вы тоже можете воспользоваться телефоном во время моего отсутствия.
– Благодарю вас, – усмехнулся Бейли, – но лучше я воздержусь.
Сосновский, лишь недавно выделивший кругленькую сумму на оснащение министерства современной подслушивающей аппаратурой, не стал настаивать, а молча встал и скрылся за резной дубовой дверью. Возвратился он слегка вспотевший и буквально сияющий. Хрустнув суставами, опустился в кресло. Направил на американца стекла своих очков. Отчетливо произнес:
– Россия обязуется никак не связывать политику Соединенных Штатов Америки с преступлением, которое совершили разыскиваемые нами экстремисты. Речь идет только о данном случае, конечно.
– Конечно, – подтвердил Бейли.
– Тогда, выходит, ничего не мешает вам назвать организацию или группу лиц, посягнувших на жизнь граждан России.
– Ничего.
– Я слушаю вас.
Ловким движением американский посол извлек из внутреннего кармана пиджака узкий продолговатый конверт.
– Здесь все изложено, – сказал он, не торопясь передать конверт в протянутую руку. – Президент Джонатан Браун передает вам эти сведения во имя мира на всей земле и мирного существования наших народов. Мы, со своей стороны, не даем никакой оценки случившемуся, за исключением категоричного осуждения любых силовых методов при достижении политических целей.
– Минутку! – Сосновский поспешно отдернул руку, словно опасаясь, что конверт может вспыхнуть в его пальцах. – Господин Астафьев попросил господина Брауна не вмешиваться в процесс возмездия. Как вы понимаете, здесь без силовых методов не обойтись. Означает ли сказанное вами, что…
– Я сказал лишь то, что сказал, – улыбнулся Бейли. – Америка была и всегда будет против применения насилия, какую бы форму оно ни принимало. Однако мы не станем осуждать Россию, покаравшую своих врагов. Разве что выразим сожаление по поводу кровопролития. В самой обтекаемой форме. В общих словах.
Облегченно вздохнув, Сосновский взял протянутый конверт.
– Если кто-то кое-где у нас порой, – пробормотал он.
– Хорошая песня, – сказал Бейли. – Актуальная. Ее словно не в прошлом веке сочинили, а прямо сейчас.
– На злобу дня, – подтвердил российский министр.
– Злоба?
– Это просто образное выражение, – спохватился Сосновский. – Злобе нет места в добрососедских отношениях. – Он встал и повертел в руках белый конверт, на котором не было ни надписей, ни маркировки. – Что здесь?
– Выводы наших специалистов, не заверенные подписями. – Бейли тоже поднялся с кресла. – Пара копий любопытных документов, несколько фотографий…
– Этого будет достаточно?
– Я всего лишь чиновник, который передал то, что ему было велено. Но, думаю, содержимое конверта расставит все точки над «i». Напоследок скажу лишь, что господин Браун просил расценить наш сегодняшний разговор как очередной этап перезагрузки между нашими странами. Он делает жест доброй воли и рассчитывает, что господин Астафьев тоже не замедлит пойти навстречу. Когда, говорите, мы сможем обсудить проблему американских баз в Азии?
– Позвоните моему секретарю, – ответил Сосновский, продолжая рассматривать загадочный конверт.
– Не смею более злоупотреблять вашим вниманием. – Посол Бейли отвесил церемонный полупоклон. – До скорой встречи, Виктор Сергеевич. Был рад оказаться полезным такой великой стране, как Россия. А теперь я должен удалиться.
По неписаным дипломатическим законам прощание растянулось минуты на две. Оставшись один, Сосновский, превозмогая желание немедленно ринуться в туалет, снял трубку правительственного телефона и попросил соединить его с Астафьевым. После томительного ожидания мембрана наушника издала долгий, торжественный гудок, и Сосновский услышал сдержанный голос президента:
– Ну? Что там у вас еще, Виктор Сергеевич?
Слегка запинаясь от волнения, Сосновский доложил об итогах переговоров.
– Конверт? – переспросил Астафьев. – И что там внутри?
– Взглянуть, Анатолий Дмитриевич?
– Если хотите ответить на мой вопрос, то да. Или вы экстрасенс, Виктор Сергеевич?
Экстрасенсом министр иностранных дел России не являлся, а потому выложил содержимое конверта на стол и принялся бегло изучать текст первой страницы.
– Я жду, – нетерпеливо произнес Астафьев.
Проглотив слюну, Сосновский откашлялся и сказал:
– Латвия, Анатолий Дмитриевич.
– Что? Не слышу.
– Латвия.
– Вы хотите сказать, что латыши осмелились…
Астафьев выжидательно умолк.
– Это не я хочу сказать, – просипел Сосновский, – это американцы утверждают.
– И что, документы вызывают доверие?
– Сами по себе документы немногого стоят. Но я чувствую, что насчет латышей американцы правы.
– Чувствуете? – Астафьев хмыкнул. – Что ж, в таком случае вы действительно обладаете сверхъестественными способностями, Виктор Сергеевич. Но настоящий экстрасенс не вы, нет.
– Кто же? – не сдержал любопытства Сосновский.
– Есть тут у меня один деятель. Вычислил латышей без всяких документов. Еще вчера. – Астафьев посопел в трубку. – Признаться, тогда я ему не поверил, но теперь…
Воспользовавшись паузой, Сосновский хотел спросить фамилию этого проницательного деятеля, но оказалось, что на другом конце линии уже никого не было. Чертыхнувшись, он потрусил в уборную со всей скоростью, которую позволяли плохо гнущиеся колени. Не стоило пить так много воды. Хотя иногда лишний стакан способствует взаимопониманию. С этой мыслью Сосновский заперся в кабинке.
Глава 9. ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ И ВОПРОСЫ БЕЗ ОТВЕТОВ
Для разведчика огромная удача, если ему позволят уйти на покой и умереть своей смертью. Не строча под диктовку лживые мемуары. Не в тюрьме или психиатрической клинике. Не от загадочной болезни. Не от несчастного случая.
Почему-то разведчики чаще прочих граждан тонут, попадают в автокатастрофы, падают с балкона или погибают при утечке бытового газа. А в некоторых странах их просто-напросто расстреливают. И вешают. И подвергают нечеловеческим пыткам.
Сергей Майдуков,
«Глаз урагана»
Страны Балтии очень отличаются друг от друга. Литва – большое и древнее государство, Эстония – молодое и очень развитое. Латвии как бы нет. Единственная идея Латвии – защитить независимость в составе ЕС и НАТО, то есть спрятаться от чего-то, а не достигнуть чего-то. Эта идея реализована, поэтому она мертва. Живая, позитивная идея у Латвии отсутствует. Нации угрожает не насильственное уничтожение, нации угрожает смерть от старости.
Вот почему этнический национализм должен стать новой, объединяющей идеей латышей. Это единственный путь для страны, которая реально говорит на двух языках – собственном и чужом, привитом насильственным образом.
«Латвийское отечество» («Latvijas Tevzemei»),
сентябрь 2010 года
После полудня, когда Глеб Грин все еще оставался в сочинской резиденции «Бочаров Ручей», ожидая вызова к президенту, тот находился уже далеко. Он сходил по трапу правительственного самолета, приземлившегося в Москве.
Наспех перекусив в кругу семьи, Анатолий Астафьев направился в Кремль, дабы, не теряя времени, провести экстренное совещание с силовиками. Это был так называемый видеоселектор, позволяющий поддерживать связь с руководством всех соответствующих ведомств. Спешно созванные на совещание, они не покидали своих кабинетов и вглядывались в экраны мониторов, пытаясь определить, что собирается сообщить им президент. Вместо этого он сыпал вопросами, лаконичными, деловитыми, не позволяющими отделаться общими фразами. При этом директор ФСБ, например, не имел возможности слышать ответов начальника Генштаба, а шеф Главного разведывательного управления не знал, что докладывает президенту глава Службы внешней разведки. Помощники Астафьева – заведующий секретариатом, чиновники, ответственные за правительственную связь, и протокольная служба задействованы вообще не были. Речь шла о вещах, не подлежащих огласке.
Для начала серьезный, собранный, как боксер перед боем, Астафьев навел справки об армии Латвийской Республики. Прежде чем принять окончательное решение, он хотел точно выяснить военный потенциал вероятного противника. Как отреагирует Латвия, если Россия применит силу по отношению к некоторым ее соотечественникам? Способна ли она развязать хотя бы приграничную войну, ожидая, пока за нее вступятся союзники по НАТО? Не повлечет ли за собой гипотетический вооруженный конфликт значительные потери в рядах Российской армии?
В соответствии со стандартами НАТО, Латвия выделяла на военные расходы не более двух процентов своего ВВП. Учитывая более чем скромный бюджет республики, это означало, что латышская армия представляет собой опрятно одетое, но малочисленное и плохо вооруженное воинство.