Она сидела на телефоне, справляясь о новорожденном, исчезнувшем из парижской клиники осенью 1961 года, когда к ней подошел Лукас с чашкой кофе в руке.
— Во что ты играешь? — спросил, когда она положила трубку. — Не думаешь ли ты, что моя мать выкрала меня младенцем?
— Нет. Но такое случается… К тому же это хороший повод для смены фамилии…
Дернув губами, он вроде бы согласился с ней, хотя и представить себе не мог, что это могло касаться Элен. Тут же он напомнил, что у него ее глаза, словно это сходство могло оградить его от всего.
Она чуть было не сказала, что нос у него как у отца, но решила не спешить.
— Тест на ДНК не помешал бы.
— Тебе не кажется, что мы и так потеряли много времени из-за этого? Нам что, делать больше нечего?
Несколько капелек кофе попало на список, когда он ставил чашку на бюро. Мари хотела возразить, что поиски Келли дошли до мертвой точки и что дело об исчезновении близнеца внезапно приняло новый оборот, но тут заиграл ее мобильник.
Она нажала кнопку и напряглась, услышав голос Кристиана.
— Не отключайся, это очень важно, — быстро проговорил он. — Мне нужно видеть тебя. Одну.
Стараясь сохранять невозмутимость, она ответила, что номер набран неправильно, но Кристиан настаивал.
— Никому ничего не говори, особенно Лукасу. Ты не знаешь…
Она так никогда и не услышит, чего именно не знала, потому что отключилась.
— Что там еще? Еще один младенец, украденный своей матерью? — язвительно проскрипел Лукас.
Почему она посчитала себя обязанной повторить, что кто-то ошибся номером? Интуиция полицейского вдруг подсказала Лукасу, что она лжет.
Прежде чем она успела ему помешать, он вырвал у нее из руки мобильник и нажал на кнопку автоматического повтора последнего вызова.
Будто налитая свинцом, Мари увидела, как перекосилось лицо Лукаса, узнавшего ненавистный голос.
— Нет, это не Мари, подонок!
Он бросил мобильник на стол, смахнув на пол списки, и быстрым шагом вышел, провожаемый сокрушенным взглядом жены. Она было привстала, чтобы задержать его, но бывший свидетелем этой сцены Ангус отговорил ее:
— Ему надо побыть одному, остыть…
— А если он пошел искать Кристиана, чтобы избить его?
— Ну и что? Это им обоим пойдет на пользу!
Мобильник опять заиграл. Кристиан. Мари дала отбой.
«Вы позвонили Мари Кермер… (смешок) Ферсен. Мари Ферсен. Оставьте сообщение после сигнала».
Моряк горько усмехнулся, подумав, что она могла бы зваться Мари Бреа. Случилось бы это ровно год тому назад — день в день. Год, равный веку.
Вернувшись с продуктами, Анна услышала, как брат настойчиво уговаривает Мари не доверять Лукасу.
— Ты не знаешь, на что он способен. Я должен тебя увидеть.
Он отключился и слегка поежился под испытующим взглядом сестры.
— Ты и впрямь думаешь, что вернешь ее, унижая ее мужа?
— Тебе не понять, — проворчал он.
— Да ты только посмотри на себя, черт подери! Целыми днями ты бесцельно бродишь, как шелудивый пес, и еще надеешься, что она снизойдет до тебя. Открой глаза! Ведь все кончено! Конец!
Она положила покупки на палубу.
— Твой спонсор хочет с тобой встретиться. На будущий месяц он выбил для тебя приглашение на участие в гонках Трансат с двойной оплатой.
Она хотела добавить, что, учитывая последние результаты, это приглашение пришлось бы очень кстати, но он не дал ей договорить.
— Я не могу уехать. Не теперь. Если есть хоть ничтожный шанс вернуть ее, я его не упущу.
— Тогда стань тем, кого она полюбила: корсаром, покоряющим моря и океаны… А не забулдыгой, который таскается по барам, надеясь найти забвение на дне пивной кружки.
Голубые глаза сузились, рот недобро перекосился.
— Ты ради себя стараешься… Не ради нее… Тебя устраивает, что она меня бросила… Ты больше не одна в этой дерьмовой жизни!
Внезапная бледность Анны заставила его понять, что он зашел слишком далеко. Но она не дала ему извиниться.
— Я сделала все, что могла, чтобы ты оставался на плаву, но если ты упорно стремишься пойти ко дну, то тони… Без меня! — выпалила она на одном дыхании. — Я возвращаюсь на Лендсен.
У Кристиана не нашлось слов, чтобы остановить ее.
Когда Анна, собрав вещи, покинула яхту, Кристиан вдруг осознал, что потерял единственного человека, которого по-настоящему любил. Он осиротел.
Лукас сидел на оконечности мола. Мари подошла и села рядом.
Он вновь и вновь мысленно прослеживал путь от дома свиданий до доков, где нашли близнеца. Делал он это больше в надежде прогнать мысли, цеплявшиеся за его полицейские будни, чем силясь открыть нечто более ощутимое, осязаемое. Она не нарушила его молчания и, как и он, принялась смотреть на суетню рыбацких лодок, флиртующих с грузовыми судами.
— Подумать только! Я предпочел жениться здесь, а не на Лендсене… полагал, что это не так обременительно, — горько пошутил он.
Она положила свою руку на его, ощутила под пальцами контуры обручального кольца.
Боже, как же любила она этого мужчину! И в горе, и в радости.
— Мне очень жаль, — выдохнул он. — Я виноват… Хотел тебе позвонить, да забыл взять сотовый, — смущенно добавил он.
Она протянула ему мобильник, сказав, что звонили из лаборатории. Таких лабораторий развелось много — они предлагают сделать любой анализ за двадцать четыре часа, в том числе и тесты ДНК, гарантируя почти стопроцентную достоверность.
Лукас искоса взглянул на Мари и медленно пожал плечами.
— По твоему виду могу предположить, что результат отрицательный.
— Тест подтверждает, что Элен твоя мать.
От Мари не ускользнуло крайнее облегчение, разгладившее черты мужа. Покаянная улыбка тронула его губы.
— Знаю, что должен был тебе сказать, но… — Он неопределенно повел рукой.
— Ты не только все сделал втихую, но даже нашел смешным мое предложение о тесте, а сам уже взял пробу слюны Элен, — упрекнула его Мари.
— Не тест я нашел смешным, а мысль, что она не моя мать.
— О… И все же ты сомневался.
Лукас резко встал, словно закрывая неприятную для него тему.
— Согласен, я дал маху. Это ты хочешь от меня услышать?
Она тоже встала, стараясь говорить мягче.
— Я просто хочу, чтобы ты доверял мне. Если уж ты не будешь делиться своими сомнениями со мной, для чего тогда мы поженились?
— Когда тебе стало известно, что ты дочь Райана, ты промолчала.
— Тут другое. В то время я еще плохо знала тебя и… — Она замялась. Лукас докончил фразу за нее:
— И тебе кажется, что не знаешь и по сей день, правильно?
Мари отчаянно подыскивала слова, которые убедили бы Лукаса в обратном. Он нежно сжал ладонями ее лицо, зрачки его впились в ее глаза. Чувствовалось, что его переполняли любовь и смятение.
— Я уверена только в одном: я тебя люблю и никому никогда не позволю дать тебе повод в этом усомниться.
Он прижал ее к себе, а взгляд Мари перенесся на вырисовывающуюся вдалеке шхуну.
— Ничто из того, что ты сможешь сказать или сделать, не подорвет моего доверия к нему. И перестань меня преследовать.
Она взошла по сходням незамеченной Кристианом и теперь стояла лицом к нему на этом судне, изображение на носу которого имело человеческие черты. Увидев Мари совсем рядом, Кристиан почувствовал желание броситься к ней, взять на руки, отнести далеко отсюда, ото всех, от другого. Однако он не двинулся с места и только смотрел на нее.
— Я хорошо тебя изучил, Мари. Если бы у тебя не осталось никаких вопросов, ты бы не пришла.
Она хлестнула по нему взглядом и уже было развернулась, но произнесенные им слова пригвоздили ее к палубе.
— Уверен, что именно Лукас убил своего близнеца.
Она круто повернулась к нему, глаза ее гневно сверкнули.
— А еще уверяешь, что любишь меня? — презрительно бросила она. — Ты жалок…
В два прыжка Кристиан оказался позади Мари, чтобы вынудить ее выслушать его.
— Я сказал, что он был мертв, когда я нашел его, но это неправда. Он еще дышал, у него было время сказать… В тот момент я не понял, на что он намекал. Я думал, что передо мной Лукас и что он бредит. Слова обрели смысл после того, как я узнал о существовании двойника.
В нее будто налили свинец. Она вспомнила, как судмедэксперт утверждал, что жертва умирала больше двух часов.
— Какие слова? — резко спросила она.
— «Мой брат… чудовище… убил…»
Мари отказалась слушать дальше.
— Ты плохо понял. Или, еще хуже, ты лжешь! Дай мне пройти! — Она попыталась оттолкнуть Кристиана, но он крепко взял ее за руку.
— Я очень хорошо понял. И не стал бы врать. Особенно в таком деле.
— Уж будто! Ты на все готов, лишь бы удалить меня от Лукаса! И ты всегда был способен на плутовство ради победы.
— Уж будто! Ты на все готов, лишь бы удалить меня от Лукаса! И ты всегда был способен на плутовство ради победы.
Намек на трюк с аварией во время пересечения Атлантики прошлым летом, когда Кристиан проигрывал гонку, был более чем прозрачен. Он не стал вилять:
— Я не могу ни помешать тебе так думать, ни заставить тебя верить мне, сказав, что я изменился. Да, это правда, я готов на все ради того, чтобы тебя вернуть. Но если бы я хоть на йоту поверил, что ты с ним будешь счастлива, я бы отступился. — Он выдержал ее взгляд. — Вначале я только чувствовал опасность, а теперь боюсь за тебя.
Искренность в его словах тронула Мари, но она не сдалась, упрямо повторила:
— Пропусти меня, прошу тебя!
Он повиновался, но спросил, верит ли она в судьбу. Он — да. Как тогда по-другому назвать случай, который привел к яхте умирающего близнеца, словно для того, чтобы передать ему последнее послание?
Мари уже поставила ногу на сходни, но остановилась. Согласно свидетельским показаниям, близнеца обнаружили у доков, ниже мола, в двухстах метрах от яхты.
— Я перенес тело, — сообщил Кристиан, будто угадав, о чем она подумала. — Но не это главное. Важно, что́ именно он сказал перед смертью.
Может, это и так, но не для Мари, которая отложила значимость сказанного на потом, предпочтя уцепиться за нечто конкретное — законность содеянного.
— Поступив так, ты, возможно, лишил нас основных следов преступления. Покажи, где точно ты его нашел.
Здесь она уже была на своей территории.
Кристиан показал на небольшую нишу в стенке, огораживавшей причал, меньше чем в десяти метрах от парусника.
— Он был тут.
Мари осмотрела наваленные как попало корзины для омаров.
— Где точно? Возле корзин? За ними?
— В ту ночь корзин не было — только старый дырявый мешок из-под угля и рассыпанный уголь. Близнец лежал за ним.
Уголь.
Мари вновь увидела испачканную чем-то черным ладонь близнеца. Она начала лихорадочно переставлять корзины.
Они были здесь, грубо нарисованные на бетонном покрытии — схематичный набросок угольным карандашом. Или куском угля.
Пять различных символов. Пять огамов.
И среди них один с буквой «J», как на камешке, найденном в горле Алисы.
С палубы яхты Кристиан наблюдал, как полицейские огораживали пестрой лентой пространство по периметру, фотографировали место преступления под всеми углами и обыскивали прилегающую территорию в поисках возможных следов.
Его голубые глаза потемнели, когда он увидел подошедших к Мари Лукаса и того ирландского жандарма. Он не мог слышать их разговор, но по тому, как старательно Мари избегала смотреть в его сторону, догадался, что она делала все, чтобы не осложнить ситуацию.
Близость Кристиана сильно раздражала Лукаса, ему приходилось сдерживать себя, чтобы не наброситься на того с кулаками.
Ангус почувствовал это и углубился в разглядывание символов. Больше для того, чтобы заполнить молчание, чем по необходимости, он напомнил, что друиды пользовались ими, когда нужно было указать на виновного в убийстве.
— Какое же имя сложилось из этой комбинации? — поинтересовался Лукас не без сарказма. — Может, нам повезет и через час мы засадим в тюрьму убийцу, а потом уберемся из этой гнилой дыры!
Видя, что француз вот-вот взорвется, Ангус из осторожности промолчал.
— Ты в аптеке узнала, что тело было перенесено? — обратился Лукас к жене. — Или твои кельтские корни подсказали?
— Мне сказал Кристиан, — призналась она.
Ферсен окинул шхуну и ее владельца холодным взглядом, не сулившим ничего хорошего.
— О, неужели? И что же он еще сказал?
«Мой брат… чудовище… убил…»
Посчитав, что момент явно неподходящий для откровений, Мари лишь отрицательно покачала головой. Однако Лукасу этого оказалось мало. Ангус поспешил уйти, не желая быть свидетелем того, что, по его мнению, выходило за рамки полицейского расследования.
— Почему ты одна вернулась допрашивать его? — отрывисто спросил Лукас.
— Я пошла не как полицейский, — без обиняков ответила Мари. — Я увиделась с ним, чтобы попросить его покинуть остров.
Выражение лица Лукаса, похоже, смягчилось. Он посмотрел на яхту, все еще стоящую у причала, и коротко бросил:
— Судя по всему ты проиграла.
15
За спиной Ангуса на доске были обведены кружочками пять букв из огамического алфавита, нацарапанных близнецом. Он обреченно вздохнул.
— Они распределяются по трем гнездам слов. Даже с учетом присущих каждому из них символов здесь нет никакой логической связи.
К нему подошел Лукас.
— Я только что говорил с криптографами. Они составили из пяти огам различные логические комбинации… Это ни анаграмма, ни аббревиатура. Может, к этому есть какой-то код, но им не удалось его вычислить.
— Эксперт, который мог бы нам помочь расшифровать послание, сейчас находится в Азии. Надо бы найти кого-то другого…
— Оставьте, Ангус… Ведь все до смешного просто! — воскликнула Мари, подойдя к ним с книгой об Алой Королеве в руке. — Это всего-навсего инициалы пяти пасынков Даны.
Схватив маркер, она начертила на доске подряд все пять огамов. Затем написала над каждым пять соответствующих букв.
— «J» — Жауан, «F» — Фергаль, «О» — Орин, «S» — Сеамус, «Z» — Золейг.
Губы Лукаса растянулись в саркастической улыбке.
— Жила-была одна злая королева… Полно, Мари, — с некоторым превосходством сказал он, — нельзя строить теорию на случайности.
— Случайность? А оказывается, Жауан умер, упав с лошади, — напомнила она ему. — И если убийца таким образом хотел намекнуть, что Алиса погибла так же, это уже преднамеренность.
— Или способ запутать следы, показав, что он ошибся жертвой.
Ангус молча следил за словесным поединком, завороженный легкостью, с которой Мари и Лукас забыли о том, что они супруги и партнеры, ради того, чтобы одни аргументы одержали верх над другими. Ну и упрямцы, две ослиных головы, честное слово ирландца!
— Не мне тебя учить, что, оживляя легенду, двумя случаями из пяти серийный убийца пытается прежде всего поведать историю, которая по какой-то причине близка ему, — не успокаивалась Мари.
— А три остальных случая касаются обычного убийцы, который развлекается игрой на нервах следователей.
Ангус вздрогнул.
— Серийный убийца? Вы думаете, будут и другие жертвы?
— Еще рановато делать такой вывод, — признался Лукас.
— Разве что близнец нарисовал пять огам потому, что знал план убийцы и хотел предупредить, что не остановится, — быстро возразила Мари.
— Или он и есть убийца, — парировал Лукас, — и преступления на этом прекратятся.
— Да, но в таком случае он…
Увлекшись рассуждениями, она чуть было не выложила слова, произнесенные близнецом перед смертью.
— Он — что? — не отставал Лукас. Глаза его блестели от возбуждения.
Позднее Мари спросит себя, почему она ничего ему не сказала. Может быть, потому, что видела его таким, каким любила: ироничным и возбужденным. А может быть, ей не хотелось видеть, как омрачаются его орехового цвета глаза.
— Он бы не попал в ловушку в доме свиданий, — жалко выговорила она, не найдя ничего лучшего.
Ее супруг, показалось, удивился слабому выводу, но его мужское самолюбие одержало верх, и он решил не упускать случая оставить за собой последнее слово.
— Десять против одного, что произошедшее с Алисой было единичным актом.
Мари вроде бы согласилась, но все в ней кричало об обратном.
Найденная на близнеце прядка волос Мэри повергла Луизу в состояние крайнего возбуждения, так что ее внучка настояла, чтобы Лукас прекратил расспросы и пощадил чувства слепой, которая неизменно отвечала, что никогда не хранила волос погибшей дочери. Увы.
После их ухода, несмотря на поздний час, Луиза позвонила в монастырь и поставила в известность мать Клеманс об этой новой детали.
Монахиня положила конец упрекам, которыми осыпала ее Луиза. У нее были некоторые соображения по поводу того, как эта прядка оказалась у близнеца, но она не хотела перевозбуждать собеседницу.
— Он умер и унес свою тайну в могилу.
— Это не помешает Мари и Лукасу искать истину.
— Искать — может быть. Найти — никогда. Не беспокойся, Лулу, у меня все под контролем.
«Лулу». Очевидно, и настоятельница была сильно взволнована, раз назвала ее этим уменьшительным именем, которым не называла Луизу со времен их молодости.
Луиза положила трубку и сделала то, чего не делала уже много-много лет. После той драмы, произошедшей накануне 1967 года, она впервые помолилась.
Мрамор тихо поблескивал под луной. Было тепло, а благочинное спокойствие этого места способствовало сосредоточенным размышлениям.