6
Предполагалось, что тот день станет последним из проведенных мною в гостях у семейства Патимкин. Однако, когда я начал паковать чемоданы, пришла Бренда и сказала, что можно распаковываться — каким-то образом ей удалось выклянчить у родителей еще неделю, так что я могу гостить у них вплоть до Дня Труда, на который назначена свадьба Рона и Гарриет. На следующий после свадьбы день Бренда уедет в колледж, а я — домой. Таким образом, мы будем друг с другом до самого конца лета.
Новость, казалось, должна была обрадовать меня, но едва Бренда вышла из комнаты и каблучки ее застучали по лестнице — Патимкины спешили в аэропорт, чтобы встретить Гарриет, — как на меня нахлынула грусть. Я вдруг понял, что отъезд Бренды в Рэдклифф будет означать для меня конец. Даже с высокого табурета мисс Уинни мне вряд ли удастся разглядеть Бостон. Тем не менее, я рассовал свои пожитки по полкам и начал успокаивать себя тем, что со стороны Бренды не было и намека на то, чтобы прекратить наши отношения. Причины моего беспокойства гнездились в моем собственном сомневающемся сердце.
Я зашел в комнату Рона и позвонил тете.
— Алло? — сказала тетушка.
— Тетя Глэдис! Как поживаешь?
— Ты заболел?
— Нет, я чувствую себя прекрасно. Вот звоню, чтобы сообщить, что задержусь еще на неделю.
— Почему?
— Я же сказал: потому что мне здесь очень хорошо. Миссис Патимкин попросила меня остаться еще на неделю — до Дня Труда.
— У тебя остались чистые трусы?
— Я их стираю каждый вечер. У меня все в порядке, тетя Глэдис.
— Вручную трусы не отстираешь.
— Да чистые у меня трусы, чистые! Не волнуйся, тетя Глэдис. Я замечательно провожу время.
— Он зарастает грязью, а я не нервничай!
— Как там дядя Макс? — переменил я тему.
— Да что с ним станется? Дядя Макс есть дядя Макс. Мне не нравится твой голос, Нейл.
— Почему? По нему чувствуется, что на мне грязные трусы?
— Какой умник… Ничего, когда-нибудь ты поймешь!
— Что?
— Что значит «что»? Сам увидишь. Заживешься там, станешь брезговать нами…
— Никогда, родная!
— Увижу своими глазами — может, и поверю.
— Холодно там у вас, тетя Глэдис?
— Снег идет.
— Что, всю неделю было холодно?
— Кто сидит на заднице весь день, тому холодно. А для меня февраль еще не наступил.
— Ладно, тетя Глэдис. Передай всем привет.
— Тут тебе письмо от матери пришло.
— Это хорошо. Пусть полежит до моего приезда.
— А ты не можешь приехать, прочесть письмо и уехать назад?
— Нет, я подожду. Напишу им что-нибудь в ответ. Ну, пока. Будь послушной девочкой.
— А что у тебя с носками?
— Я хожу босиком. Пока, родная! — и я повесил трубку.
На кухне вовсю шуровала Карлота. Меня всегда поражало то обстоятельство, что характер труда не оказывал никакого влияния на отношение Карлоты к жизни. Все ее хлопоты по хозяйству походили на пантомиму, служившую иллюстрацией к напеваемой песенке, даже если пела она, как сейчас, песню «Я из тебя душу вытрясу». Карлота сновала от плиты к автоматической посудомойке — нажимала кнопки, вращала ручки, заглядывала через окошечко в духовку и время от времени отправляла в рот виноградину, отрывая ее от грозди, лежавшей в мойке. Мурлыча песенку, она принималась жевать эту виноградину — жевала ее, жевала, а затем неспешно снайперским плевком отправляла кожицу и зернышки прямиком в мусорное ведро.
Я поздоровался с ней, выходя через черный ход, и хотя Карлота промолчала, я ощутил духовное родство с темнокожей кухаркой — мы оба обхаживали семейство Патимкин, и оба угощались их фруктами.
Выйдя на задний двор, я некоторое время бросал в кольцо баскетбольный мяч; затем поднял с земли клюшку для гольфа и запустил мячик для гольфа в небо, навстречу солнцу; потом бил по футбольному мячу, стараясь попасть в ствол дуба; затем вернулся под баскетбольный щит и еще раз выполнил несколько штрафных бросков. Увы, ничего меня не забавляло — неприятно сосало под ложечкой, словно я не ел пару месяцев, и, хотя я вернулся на кухню и прихватил оттуда с собой гроздь винограда, ощущение пустоты в желудке не проходило. И я понимал, что дело вовсе не в недостатке калорий — это неприятное ощущение было всего лишь предвестником той полной опустошенности, которая непременно обрушится на меня после отъезда Бренды. Я, конечно, думал о предстоящей разлуке и раньше, но только прошедшей ночью мысли мои приняли мрачный оттенок. Любопытно, что в какой-то степени этому способствовал приезд Гарриет. Я думаю, факт приезда Гарриет драматизировал ситуацию вот почему: мы целую неделю говорили о ее предстоящем визите, и вдруг он стал реальностью. Точно так же будет обстоять дело с отъездом Бренды, о котором мы пока что только говорили.
Более того: грядущий союз Рона и Гарриет навевал мысли о том, что разлука — отнюдь не перманентное состояние. Влюбленные могут пожениться, даже если они очень молоды! Но мы с Брендой пока ни разу не заводили речи о женитьбе, если, конечно, не считать фразу, сказанную Брендой в ту ночь возле бассейна: «Если ты меня полюбишь, то все будет хорошо». Я ее люблю, она меня — тоже, но почему же тогда все отнюдь не хорошо? А может, я просто выдумываю все эти проблемы? Ведь наши отношения действительно зашли очень далеко! И тем не менее, сейчас, под живописным августовским небом, мне хотелось большего: я хотел, чтобы Бренда стала моей женой.
Увы, когда через пятнадцать минут Бренда вернулась из аэропорта — вернулась одна, — я не смог найти в себе мужества заговорить с ней о женитьбе. Я не был готов к иному, кроме «Аллилуйя!», ответу. Любой другой положительный ответ не устроил бы меня. А любой отказ, даже замаскированный под фразу — «Давай подождем немного, дорогой» явился бы для меня концом. Наверное, поэтому я предпочел некий суррогат предложения руки и сердца, не предполагая, что он будет воспринят как неслыханная дерзость.
Самолет задерживается с прилетом, поэтому я вернулась, — объяснила Бренда.
— А остальные?
— Решили дождаться Гарриет, а затем поужинать в аэропорту. Надо предупредить Карлоту, — вспомнила Бренда и отправилась на кухню.
Через пару минут она появилась на крыльце, одетая в желтое платье с таким глубоким вырезом, что стала видна полоска незагорелой кожи над ее грудями. Дойдя до лужайки, Бренда сняла туфли на высоком каблуке и потопала босиком к дубу, под которым я как раз и сидел.
— У женщин, которые все время ходят на высоких каблуках, искривляются яичники.
— Кто это тебе сказал?
— Не помню. Хочется верить, что у меня там все в порядке.
— Бренда, я хочу попросить тебя кое о чем…
Она подтащила к дереву большое одеяло и уселась рядом со мной.
— О чем? — спросила Бренда.
— Я понимаю, что это несколько неожиданно… Хотя, в общем… Я хочу, чтобы ты купила себе противозачаточный колпачок. Сходи к доктору и купи.
— Бренда улыбнулась:
— Не волнуйся, милый. Мы же предохраняемся. Все в порядке.
— Но с колпачком безопаснее.
— Мы и без того в безопасности. Зачем впустую тратить деньги.
— Но ведь есть риск…
— Нет никакого риска. Ишь чего ему захотелось, — шутливо добавила Бренда.
— Дорогая, дело не в колпачке. И даже не в безопасности, в конце концов, — сказал я.
— Ты просто хочешь, чтобы у меня был колпачок, да? Вроде тросточки для прогулок…
— Бренда, я хочу, чтобы ты купила колпачок… ради удовольствия.
— И кому я должна доставить удовольствие? Доктору?
— Мне.
Она ничего не ответила. Только провела ладонью по ключицам, смахивая неожиданно выступившие капельки пота.
— Нет, Нейл. Это глупо, — наконец сказала Бренда.
— Почему?
— Почему?! Просто глупо.
— И ты знаешь, почему это глупо, не так ли? Потому что об этом прошу я, не правда ли?
— А эта глупость уже просто несусветная.
— Если бы меня попросили купить колпачок, то я просто открыл бы справочник и посмотрел, кто из гинекологов принимает по субботам.
— Я никогда тебя об этом не попрошу, милый.
— И это правда, — грустно, но с улыбкой произнес я. — Это правда…
— Нет, — возразила Бренда, поднялась с одеяла и, направившись к баскетбольной площадке, принялась расхаживать по белым линиям разметки, которую накануне обновил мистер Патимкин.
— Иди сюда, — позвал я ее.
— Нейл, все это глупости. Я не хочу больше разговаривать об этом.
— Ну почему ты такая эгоистка?
— Я эгоистка?! Сам такой! Это же ради твоего удовольствия…
— Вот именно. Ради моего. А почему бы и нет?
— Не кричи. Карлота услышит.
— Ну так подойди поближе, черт побери!
Оставляя на траве белые следы, Бренда вернулась к дубу.
— Я и не знала, что ты одержим плотскими забавами, — сказала она с упреком.
— Нет, Нейл. Это глупо, — наконец сказала Бренда.
— Почему?
— Почему?! Просто глупо.
— И ты знаешь, почему это глупо, не так ли? Потому что об этом прошу я, не правда ли?
— А эта глупость уже просто несусветная.
— Если бы меня попросили купить колпачок, то я просто открыл бы справочник и посмотрел, кто из гинекологов принимает по субботам.
— Я никогда тебя об этом не попрошу, милый.
— И это правда, — грустно, но с улыбкой произнес я. — Это правда…
— Нет, — возразила Бренда, поднялась с одеяла и, направившись к баскетбольной площадке, принялась расхаживать по белым линиям разметки, которую накануне обновил мистер Патимкин.
— Иди сюда, — позвал я ее.
— Нейл, все это глупости. Я не хочу больше разговаривать об этом.
— Ну почему ты такая эгоистка?
— Я эгоистка?! Сам такой! Это же ради твоего удовольствия…
— Вот именно. Ради моего. А почему бы и нет?
— Не кричи. Карлота услышит.
— Ну так подойди поближе, черт побери!
Оставляя на траве белые следы, Бренда вернулась к дубу.
— Я и не знала, что ты одержим плотскими забавами, — сказала она с упреком.
— Да неужели?! Ну, так я скажу тебе кое-что. Я имел в виду не плотские забавы.
— Тогда я вообще не понимаю, о чем ты говоришь. Честное слово! Разве наши меры предосторожности не достаточно эффективны? Из-за чего весь этот сыр-бор?
— Из-за того, что я хочу, чтобы ты сходила к врачу и купила колпачок. Просто так. Без выяснения причин. Просто выполни мою просьбу…
— Но это нелогично!
— Иди ты к черту, Бренда!
— Сам иди! — огрызнулась она и ушла в дом.
Я закрыл глаза и прислонился к дубу. Следующие минут пятнадцать до меня доносились беспрестанные удары клюшкой по мячу. Бренда успела переодеться в шорты и майку. На ногах у нее по-прежнему не было никакой обуви.
Мы не разговаривали друг с другом, но я не спускал с нее глаз. Она замахивалась, занося клюшку за плечо, потом мощно била по мячу и, задрав подбородок, провожала мяч взглядом.
— Пятьсот ярдов, — прокомментировал я удар.
Ничего не ответив, Бренда пошла за мячом, подняла его с земли и приготовилась к новому удару.
— Бренда! Вернись, пожалуйста.
Она не спеша двинулась в мою сторону, волоча за собой клюшку.
— Чего тебе? — спросила она.
— Я не хочу спорить с тобой.
— Я тоже этого не хочу, — ответила Бренда. — Мы впервые с тобой повздорили.
— Неужели моя просьба показалась тебе такой ужасной?
Она кивнула.
— Брен, я понимаю, что для тебя это было сюрпризом… Собственно говоря, это и для меня было сюрпризом. Но мы ведь уже не дети.
— Нейл, я просто не хочу этого делать. Ты тут ни при чем. Я не знаю, с чего ты взял, будто я не хочу покупать колпачок назло тебе. Дело не в этом.
— А в чем?
— Во всем. Я просто не чувствую себя достаточно взрослой для всех этих штучек.
— При чем здесь возраст?
— Я имею в виду не возраст. Дело не в возрасте, а… во мне. Понимаешь, это такая… осознанная процедура…
— Вот именно! Разве ты не понимаешь? Это сразу изменит нас.
— Это изменит меня.
— Нас. Нас обоих.
— Нейл, как ты себе это представляешь? Ты хочешь, чтобы я лгала врачу?
— Ты можешь сходить в клинику Маргарет Сангер в Нью-Йорке. Там не задают никаких вопросов.
— Ты что, уже делал это раньше?
— Нет, — ответил я. — Просто читал об этом в книге Мери Маккарти.
— В этом-то все и дело, Нейл. Я не хочу ощущать себя персонажем из ее книги.
— Не надо драматизировать, — сказал я.
— Это ты все драматизируешь. Ты думаешь, что это придаст нашим отношениям пикантность. «Прошлым летом я крутил роман с одной шлюхой. Я отправил ее покупать…»
— Ох, Бренда! Какая же ты эгоистичная сучка! Это ты будешь рассказывать про «прошлое лето». Для тебя ведь наши отношения уже в прошлом, не так ли? Ведь в этом все дело?!
— Ты прав. Я сучка. Я хочу прекратить наши отношения. Именно поэтому я попросила тебя остаться еще на неделю, именно поэтому я позволяю тебе спать со мной в моем собственном доме!.. Что с тобой происходит?! Вы бы хоть договорились с моей матерью третировать меня по очереди — сегодня она, завтра ты…
— Прекрати!
— Пошли вы все к черту! — вдруг расплакалась Бренда и убежала прочь. Я понял, что не увижу ее до вечера.
Гарриет Эрлих произвела на меня неизгладимое впечатление абсолютной неспособностью разбираться в побудительных мотивах окружающих. Да и в своих собственных. Она видела лишь то, что лежало на поверхности, и в этом отношении идеально подходила Рону, да и всему семейству. Прогнозы Бренды относительно миссис Патимкин полностью оправдались: едва появилась Гарриет, как мать Бренды приподняла одно из своих крыльев и приняла под него будущую невестку, прогнав оттуда Бренду.
Фигурой Гарриет была похожа на Бренду, разве что немного грудастее. О чем бы с ней ни заговаривали, Гарриет тут же начинала согласно кивать собеседнику. Пару раз она даже проговаривала последние слова моей фразы вместе со мной; впрочем, это было скорее исключением — по большей части она сидела со скрещенными на груди руками и кивала. Весь вечер, в течение которого Патимкин планировали, где будут жить молодожены, какую мебель им нужно купить, как скоро в семействе появится прибавление — все это время Гарриет просидела со скрещенными на груди руками. Мне даже показалось, что на ней белые перчатки. Оказалось, я ошибался.
С Брендой мы не обменялись ни единым взглядом, не сказали друг другу ни слова; мы просто сидели и слушали, причем Бренда нервничала сильнее меня. Под конец Гарриет стала называть миссис Патимкин «мамой», а один раз назвала ее даже «мама Патимкин». Услышав это, Бренда отправилась спать. Я же остался, загипнотизированный невестой Рона. Я пытался разобраться в ней, и потому анализировал, составлял какое-то мнение о ней, тут же пересматривал его, остановившись, наконец, на том, что девица, судя по всему, абсолютная пустышка. Вскоре ушли к себе в спальню мистер и миссис Патимкин, Рон понес в детскую уснувшую на стуле Джулию, и двое не-Патимкиных остались наедине.
— Рон рассказывал, что у вас очень интересная работа, — сказала Гарриет.
— Я работаю в библиотеке.
— Я всегда любила читать.
— Это, должно быть, здорово — быть замужем за Роном?
— Рон любит музыку.
— Да, — сказал я. Что я сказал?!
— Вы, наверное, первым разрезаете листы всех бестселлеров, — предположила Гарриет.
— Бывает…
— Что ж, — сказала она, хлопнув себя по коленям, — я уверена, что мы поладим. Надеюсь, вы с Брендой вскоре последуете нашему с Роном примеру.
— Но не сегодня, — улыбнулся я. — Чуть попозже. Вы не станете возражать, если я откланяюсь?
— Спокойной ночи. Мне очень понравилась Бренда.
— Благодарю вас, — сказал я и пошел к лестнице.
Поднявшись вверх, я тихо постучал в дверь Бренды.
— Я сплю, — ответила она.
— Можно мне войти?
Дверь приоткрылась на сантиметр:
— Рон скоро должен подняться.
— А мы оставим дверь открытой. Мне надо с тобой поговорить.
Бренда впустила меня, и я уселся на стул, стоявший рядом с кроватью.
— Ну, как тебе невестка? — спросил я.
— Я с ней была знакома и раньше.
— Бренда, вовсе не обязательно отвечать так односложно.
Она ничего не ответила. Я сидел и теребил шнур от жалюзи.
— Ты все еще сердишься? — нарушил я, наконец, молчание.
— Да.
— Не сердись. Забудь о моей просьбе. Она не стоит того, чтобы из-за нее происходили такие вещи.
— Какие?
— Никакие. Я не думал, что все будет так ужасно.
— Это потому, что ты не хочешь меня понять.
— Может быть.
— Не «может быть», а точно!
— Ну, ладно, — сказал я. — Просто мне хочется, чтобы ты поняла, что тебя сердит. Тебя сердит не мое предложение, Бренда.
— А что же?
— Тебя сержу я.
— Ради Бога, не начинай все снова, ладно? Тебя все равно не переспоришь. Я не могу одержать победу в споре с тобой.
— Можешь, — сказал я. — И ты должна это сделать.
И я вышел из комнаты, закрыв за собой дверь на всю ночь.
Когда утром я спустился вниз, там царила невообразимая суматоха. В гостиной миссис Патимкин диктовала Бренде какой-то список. Джулия носилась по комнатам в поисках ключа от коньков. Карлота пылесосила ковер. На кухне все булькало, подпрыгивало и гремело. Бренда встретила меня очаровательной улыбкой, а когда я вошел в столовую посмотреть, какая за окном погода, Бренда вошла следом и поцеловала меня в плечо.
— Привет, — сказала она.
— Привет.
— Мне нужно поехать с Гарриет, — сказала Бренда. — Так что совершить утреннюю пробежку нам не удастся. Если, конечно, ты не хочешь побегать в одиночестве.