– Да. Я не все могу говорить по телефону. Скажу только главное: дело твоего сына забрали от нас смежники.
– Какие смежники? Куда забрали? – У Сапожникова перехватило дыхание.
– Смежники – из большого желтого дома на Лубянке. Туда они и забрали. Парня и бумаги на него.
– Почему? Разве так быстро в ваших организациях подобные переводы осуществляются?
– Обычно нет, но иногда бывает. Мне не совсем удобно с тобой разговаривать по телефону.
– Хорошо, понял. У меня последний вопрос. Что можно сделать?
– Я попросил своих, они позвонят и скажут, чтобы парня сильно не прессовали, но у меня сейчас там нет людей, к которым бы можно было обратиться. Если ты знаешь кого-нибудь из руководителей, позвони сам.
Сапожников был знаком с одним из замов директора ФСБ, но лишь шапочно, и просить генерала за сына, особенно отсюда, из Лондона, он не решился.
Сказал в офисе, что хочет ехать в гостиницу, и попросил секретаря вызвать его машину.
Что же происходит? От нервного напряжения дышать становилось все труднее, создалось впечатление, что в груди образовалась горизонтальная перегородка, разделившая легкие на две части. Воздух останавливался в верхней части, ему не удавалось проникнуть вниз. Сердце билось все чаще и громче, вот-вот готовое остановиться. «Так умирают от инсультов и инфарктов», – подумал Михаил Петрович. Что делать? Интуиция подсказывала, что все произошедшее в Москве не случайно.
Мимо проносились дорогие особняки, а когда показалась решетка Букингемского дворца и до гостиницы осталось ехать пять минут, Сапожников почувствовал, что ни на какой ужин ехать нет желания.
Михаил Петрович позвонил Николаю:
– Могу я сейчас улететь в Москву? Немедленно!
В телефоне образовалась тишина. Такого поворота не ждал даже Николай, привыкший к разным выкрутасам хозяина.
– Думаю, что нет. – И, не дожидаясь вопроса шефа, затараторил: – Фултон вечером закрыт на профилактику взлетной полосы и открывается только завтра с шести утра, а рейсовый самолет улетает через полтора часа. Если вы сейчас в центре Лондона, то попросту не успеете.
– Ну и ладно.
Сапожников всю сознательную жизнь, как скульптор, создавал свой мир, но порой с радостью принимал фатальные повороты судьбы. Конечно, он мог моментально кинуться в аэропорт Хитроу и попытаться долететь до Москвы на перекладных самолетах. Но во-первых, вероятность найти стыковку была довольно небольшой, а во-вторых, и это главное, Сапожников уже давно спонтанно не использовал никакие самолеты, кроме личного борта. Он мог лететь на рейсовом лайнере, только если заранее были выбраны маршрут и компания, использующая новые, современные самолеты. Можно назвать это снобизмом, но Михаил Петрович обосновывал такой подход и любовь к своему «Эмбраеру» заботой о собственной безопасности.
Ничего не оставалось делать, как пойти на ужин с девушкой. Не грустить же одному с рюмкой в баре.
Сапожников набрал телефон Софи.
– Добрый вечер. Как прошел день?
– Спасибо, Майкл, хорошо. А как ваши дела?
– У меня не очень… – начал было Сапожников, но остановился: зачем грузить молодую малознакомую девушку своими семейными проблемами? – Мало удалось сегодня сделать. Надеюсь, завтра сумею закончить начатые дела. Ладно, хватит о работе. Вы помните о предстоящем ужине?
– Конечно, в семь встречаемся в лобби. Я права?
– Конечно! Жду!
Через силу Сапожников принял душ, переоделся и спустился в холл.
Прошло пятнадцать минут, и когда с небольшим опозданием, положенным любой уважающей себя даме, в лобби появилась Софи, Сапожников сначала помотал головой, как будто пытаясь сбросить с себя нечто, мешающее смотреть, а потом подумал: «Не снится ли мне она?» Представшая перед его взором девушка разительно отличалась от той, с которой познакомился Сапожников вчера. Он, конечно, не ошибся, предположив с первого взгляда, что у Софи хорошая фигура. На ней были обтягивающие дизайнерские джинсы, подтверждающие, что в этой части нет ни малейших изъянов, и, словно влитая, яркая фиолетовая кофточка из тончайшего кашемира с большим вырезом, куда как магнитом притягивало взгляд. Грудь у Софи оказалась просто великолепна, и девушка умело подчеркивала это. Через руку была переброшена темно-синяя замшевая куртка, а под ее цвет подобраны такие же замшевые туфли на танкетках. Из украшений на руках девушки имелось одно-единственное кольцо из белого золота с большим, в несколько каратов бриллиантом.
Софи была одета так, как в Америке одеваются очень немногие женщины. Выйдя из дома в подобном наряде, его обладательница показывает окружающим, что она из богатой семьи, из элиты мира искусств, модельного бизнеса или принадлежит к славному клану выходцев из России. Поскольку, как уже понял из вчерашних бесед Сапожников, Софи не являлась звездой экрана или шоу-бизнеса, на русскую она тоже не походила, Михаил Петрович сделал вывод, что девушка не просто имеет успешное собственное дело, но еще и является ярким представителем, как это принято называть в прессе, «upper middle class» – высшего среднего класса Соединенных Штатов Америки.
Для Сапожникова материальное положение Софи не имело ни малейшего значения, он получил удовлетворение от того, что не ошибся в своих ожиданиях, а возникшее накануне желание, подкрепленное увиденным сейчас, заставляло его забыть обо всем на свете. И это при том, что еще час назад он был готов отказаться от встречи.
Ради чего? Михаил Петрович задумался, и тяжелая, давящая мысль вернула его к Илье. Сын сейчас находился в камере, а отец собирался провести романтический вечер с дамой. И опять, в который уже раз в жизни, внутренний голос, как будто специально обученный для этого, быстро найдя уважительную причину, произнес: «Сию минуту помочь я ему не смогу, пусть посидит денек, может, хоть это будет для него уроком! А завтра начну решать его проблемы. Все, с этой минуты думаю только о Софи!»
Сапожников посмотрел на девушку и улыбнулся:
– Вам очень есть хочется? Мне кажется, я смогу съесть за один присест сразу трех уток. Кстати, я заказал столик именно в «Crispy Duck». Я знаю этот ресторан, там, в витрине, висит сотня уток. Даже не представляю, как посетители могут их съесть за один день?
– А я очень даже представляю. Достаточно один раз попробовать хрустящую шкурку, и съедаешь всю утку целиком.
Сапожников и Софи вышли из гостиницы. Водитель черного «Бентли», постоянно обслуживающий Михаила Петровича в Лондоне, выскочил из салона, распахнул перед девушкой дверь, дождался, пока она удобно устроилась на заднем сиденье, и застыл в почтительном поклоне. Потом очень профессиональным, отработанным годами жестом захлопнул дверь.
Михаил Петрович наблюдал за Софи с легкой улыбкой. Девушка ему нравилась все больше и больше, но что-то неуловимое в поведении отличало ее от всех женщин, с кем Сапожникову приходилось встречаться в последние годы. Что же это такое? Пожалуй, можно было сказать, что в ее манере разговаривать и себя вести, в движениях, царил рационализм. Все четко, ясно, иногда даже резко. В ее поведении не было отчетливо выделено то, что называлось женской грацией или женственностью, но может быть, это и к лучшему. Только единицам ниспослано с небес умение пользоваться даром женственности, не переступая хрупких границ с манерностью и фальшью. Поэтому лучше быть не по-женски рациональной, чем хотя бы даже немножечко сюсюкающей и жеманной.
– Едем прямо в ресторан или немного прогуляемся? – спросил Сапожников.
– Ты же сам говорил, что очень голоден, а кроме того, у меня очень легкая куртка для прогулок.
– Хорошо, тогда – в ресторан.
Утка действительно была выше всяческой похвалы. Ломтики тонко нарезанного утиного мяса с хрустящей кожицей вместе с луком пореем и нарезанными вдоль тончайшими ломтиками огурца обмазывали сладким соусом, заворачивали в прозрачные рисовые блинчики и руками отправляли в рот. Софи попросила какое-нибудь красное калифорнийское вино, чем очень удивила официанта. Он пытался предложить сладкое сливовое вино или на крайний случай красное китайское, французское, итальянское вино, но Софи была неумолима. После чего выяснилось, что из калифорнийских красных вин в заведении имеется только «Каберне Совиньон 2007». Выбор Сапожникова был намного прозаичнее для питейного заведения, расположенного на Британских островах, – двойная порция односолодового виски «Балвени» восемнадцатилетней выдержки.
Как только наполнили бокалы, Михаил Петрович поднял свой и произнес:
– За тебя!
Софи взглянула на Сапожникова, ее глаза подернулись влагой. Михаил Петрович хорошо знал, что это означает вне зависимости от возраста, социального положения и национальности женщины. Он не сомневался – первая половина пути в их отношениях пройдена, причем значительно быстрее, чем предполагалось. Сейчас Софи произнесет в ответ «За тебя!», а дальше все будет как всегда.
Но, к удивлению Сапожникова, девушка сказала:
– Спасибо! – Отпила из бокала и продолжила есть свой блинчик с уткой.
«Пожалуй, на второй части пути меня ждет еще немало интересного и удивительного», – подумал Сапожников. После первого бокала заказали второй. За разговорами и едой пилось очень легко. Михаил Петрович заказал следующую порцию. По русской традиции каждый раз, когда он собирался пить, поднимал бокал, говорил тост и только после этого делал глоток. Он выпил за лицо, глаза, руки и волосы Софи, за красоту, доброту, мир и дружбу между людьми и народами. Девушка с улыбкой наблюдала за процессом опьянения спутника, попивая свое вино маленькими глотками и изредка кивая в знак согласия с произносимыми им тостами. Весь вечер в основном говорил и пил Сапожников, его несло. Наверное, ему необходимо было напиться, чтобы забыть о случившемся с Ильей. Он еще несколько раз заказывал виски.
Когда принесли очередную порцию, раздался телефонный звонок. На дисплее аппарата, лежащего на столе, высветилось «Марина».
«Как некстати», – подумал Сапожников, но ответил на звонок. В другой компании он бы отошел от столика в место, удобное для разговора, но сейчас это не имело смысла – все равно Софи ничего не понимала.
– Миша, ты что-нибудь сделал?
– Марина, посмотри на часы, у вас уже полночь. Что я могу сейчас сделать, с кем разговаривать ночью? – произнес заплетающимся языком Сапожников.
– Конечно, пьянствовать в Лондоне ты можешь, а заняться проблемами своего единственного сына тебе недосуг! Он, бедный мальчик, будет ночевать в тюрьме… – Марина зарыдала.
– Замолчи, я завтра все решу! – прокричал Сапожников в трубку и закончил разговор.
Он пока не представлял, с кем нужно решать проблемы сына в данной ситуации, но не сомневался, что «утро вечера мудренее» и завтра решение придет само.
Софи не могла не понять – что-то произошло, но по-прежнему сидела с непроницаемым лицом и потягивала вино из бокала. Сапожникова начинал раздражать ее равнодушный рационализм. Экзотики, а он теперь уже не сомневался, что это настоящая экзотика, с него было достаточно.
– Ты будешь еще чего-нибудь? – довольно-таки резко спросил он.
– Эспрессо, – спокойно ответила Софи.
Михаил Петрович подозвал официанта, попросил кофе и счет. Расплатился и, пошатываясь, вместе с девушкой направился к автомобилю. Водитель помог сесть Софи и бросился к Сапожникову, но тот резким движением руки остановил шофера, открыл дверь, плюхнулся на сиденье и со страшным грохотом захлопнул дверь.
В гостинице выйти из машины без помощи водителя Сапожников уже не смог. Софи стояла рядом и смотрела, как буквально вытаскивают ее кавалера из салона.
– Посидим еще, выпьем в баре? – предложил Михаил Петрович.
– Мне кажется, что тебе на сегодня уже хватит.
Сапожников весь обмяк, ему вдруг стало стыдно за свое поведение и обидно, что так бездарно заканчиваются отношения с Софи. Делая последнюю попытку спасти положение, как будто хватаясь за соломинку, он сделал другое предложение:
– Тогда пойдем ко мне.
– Пойдем, – абсолютно спокойно произнесла Софи, и ни один мускул при этом не дрогнул на ее лице, как будто ответ был само собой разумеющимся.
В просторном двухкомнатном номере прошли в гостиную. Сапожников предложил Софи сесть в кресло, а сам достал из мини-бара бутылки красного вина и виски, с трудом их открыл. Наполнил один бокал вином – для Софи, а себе налил в стакан виски.
Девушка с интересом наблюдала за действиями кавалера, а когда поняла, что он собирается садиться в кресло и продолжать пить, с улыбкой спросила:
– Может быть, ты подойдешь ко мне? – Сапожников с непониманием посмотрел на Софи, она рассмеялась и добавила: – Поцелуешь?
– С удовольствием!
Прикладывая неимоверные усилия, он подошел к Софи, присел перед ней на корточки, взял ее лицо в руки и поцеловал. Девушка ответила страстным поцелуем. Они одновременно начали снимать одежду.
– Подожди, – произнесла Софи, – мне надо в ванную.
Сапожников понимающе кивнул, скинул рубашку и, покачиваясь, направился принимать душ в другой ванной комнате. Выскочил из нее, в одних трусах, буквально через десять секунд, лег на кровать и стал ждать девушку.
Михаил Петрович полагал, что Софи появится в халате или обмотанная полотенцем, и был немало удивлен, когда она вошла в спальню абсолютно нагая. Сапожников почувствовал неловкость за свои трусики. Как-то не ожидал он такой раскрепощенности со стороны девушки из приличного общества. Софи медленно шла от двери, абсолютно не стесняясь падающего на нее света, демонстрируя все прелести великолепной фигуры. Идеальные природные формы, к которым были добавлены часы кропотливой работы в спортивном зале и в кабинетах косметолога, заставили Сапожникова зажмуриться от удовольствия. Он моментально собрался, стараясь протрезветь, чтобы не ударить лицом в грязь. Хотя в своих мужских способностях Сапожников не сомневался, но при виде неземной красоты девушки ему захотелось сделать все намного лучше, чем обычно.
Самое удивительное, что Сапожникову ничего делать не пришлось. Софи все сделала за него сама. Сначала она с какой-то фантастической техникой отработала на себя, умело меняя позы таким образом, что трезвевший с космической скоростью Михаил Петрович только успевал соображать: «я снизу», «я сверху». Громко, в голос, дала понять, что она достигла требуемой кульминации, а потом в течение нескольких секунд довела до этого состояния партнера. Ошеломленный Сапожников лежал на кровати, и до него постепенно доходило, что сейчас впервые в жизни не он занимался любовью, а его использовали для этой цели. Так, как партнерше того хотелось.
«Интересно, она всегда такая в постели или, может быть, просто изголодалась, не имеет постоянного мужчину и ее никто не удовлетворяет?»
Сапожников задал самый умный вопрос, пришедший ему в голову:
– У тебя есть мужчина?
– Да, – спокойно ответила девушка, – муж.
– Как муж? Ты замужем?
– Да.
Сапожников с удивлением, пристально посмотрел на Софи – с такой легкостью, походя, в постели признавшейся в своем замужестве.
Девушка улыбнулась:
– Не нервничай ты так. Он уже почти бывший муж. Мы не видели друг друга последние три месяца, не живем уже почти полгода, а в следующем месяце официально оформляем развод.
– А как же мужчина?..
– Ты теперь мой мужчина. Не думай, что я так быстро ложусь в постель с первым встречным. Нет, это бывает очень и очень редко. Просто ты мне понравился. Все, на этом мои признания в любви заканчиваются, и я ухожу.
Софи встала с постели и направилась в гостиную одеваться. Сапожников лежал на постели неподвижно – настолько его обескуражила эта девушка. С каждой секундой она нравилась ему все больше и больше. Абсолютно ясная голова, железная логика в поступках, потрясающая фигура и лицо – о чем еще можно мечтать? И даже тот рациональный подход, с которым Софи совершала каждое действие, всего лишь час назад раздражавший Сапожникова, опять начинал ему нравиться, завораживал его.
Софи, уже одетая, подошла к Михаилу Петровичу, наклонилась, поцеловала в губы, распрямилась и собралась уходить.
Сапожников поймал ее за руку:
– Мы увидимся завтра?
– Нет, я закончила в Лондоне свои дела и завтра рано утром улетаю в Швейцарию.
– Как это? Неужели мы больше не встретимся?
– Обязательно встретимся. Я же тебе сказала, что ты мне нравишься, а значит, мы скоро увидимся. Да и мужчина ты очень даже неплохой. Я позвоню!
Софи ушла, а Сапожников, ничего толком не понявший, так и остался лежать. Первый раз в жизни его использовали, как хотели, а ему это понравилось. И похоже, он был готов к использованию еще не раз, предполагая получать от данного процесса огромное удовольствие.
Размышляя о перипетиях судьбы, он провалился в сон и проснулся от верещавшего на тумбочке телефона.
Опять звонила Марина:
– Миша, ты договорился?
Сапожников спросонья посмотрел на часы, стрелки показывали без четверти пять. Произнес через силу:
– Марина, еще очень рано. Ну, с кем я мог договориться?
– Не знаю! Миша, ради всего святого сделай что-нибудь. Ты же можешь, ты всегда говорил, что для тебя нет ничего невыполнимого. А сейчас… – Марина начала рыдать, потом сквозь слезы сказала: – Если ты не вытащишь Илью из тюрьмы, я тебя прокляну…
Сапожников окончательно проснулся. После слов жены он почувствовал себя человеком, на которого вылили ведро холодной воды. Встал с кровати и зашагал по номеру из комнаты в комнату. Кто же может помочь? Знакомые министры по звонку не решат проблему. Переговоры затянутся на дни и недели. Вице-премьер, с которым довольно хорошо был знаком Сапожников, звонить в ФСБ по этому поводу, наверное, не будет, как, впрочем, и несколько высокопоставленных чиновников из Администрации Президента. Надо найти какого-то влиятельного человека из силовых структур.