Марк вынул собственную ручку и записную книжку:
— Если бы я узнал его имя, сэр, я бы с радостью обсудил с ним любые его претензии ко мне.
Кёртис отмахнулся:
— Я говорил с десятками наших людей по всему городу, патрульный Дентон. С десятками. И никто из них, заверяю вас, не является большевиком.
— Как и я, сэр.
— Патрульный Коглин. — Кёртис перевернул еще один лист. — Насколько я понимаю, вы недавно выполняли специальное задание. Расследовали деятельность террористических ячеек в нашем городе?
Дэнни кивнул.
— И каких результатов вы добились?
— Отличных, сэр.
— Отличных? — Кёртис потянул себя за складку кожи над отложным воротничком. — Я прочел докладные лейтенанта Маккенны. Они ужасно путанны и далеки от реальности. Это заставило меня изучить данные по предыдущим агентурным группам, которые он формировал, но и там я не нашел даже намека на то, что указанная деятельность оправдывала затраченные на нее общественные деньги. Нет, полисмен Коглин, я считаю это суетней, лишь отвлекающей сотрудника полиции от тех обязанностей, которые он поклялся исполнять. Не могли бы вы конкретно описать мне, каких именно успехов вы добились с этими — как они называются? — латышскими рабочими?
— С Обществом латышских рабочих, сэр, — поправил Дэнни. — Успехи не так просто оценить. Я вел агентурную работу, пытался сблизиться с Луисом Фраиной, их лидером.
— С какой целью?
— Есть основания считать, что они планируют нанести удар по нашему городу.
— Когда?
— Вероятнее всего, операция намечена на первое мая, но ходили слухи, что…
— Слухи, — повторил Кёртис. — У меня вообще возникают сомнения, существует ли у нас проблема терроризма как таковая.
— Сэр, при всем моем уважении к вам…
Кёртис кивнул:
— Да, одного вы застрелили, мне это известно, и я уверен, что об этом в свое время станет известно и вашим праправнукам. Но это лишь один человек. На мой взгляд, больше в нашем городе подобных действий не предпринимал никто. Вы пытаетесь отпугнуть от города предпринимателей? Вы думаете, если пойдут разговоры, что мы проводим широкомасштабную операцию по выявлению террористической сети, хоть одна здравомыслящая компания откроет здесь свой бизнес? Нет, они убегут от нас в Нью-Йорк, господа! В Филадельфию! В Провиденс!
— Лейтенант Маккенна и несколько служащих Министерства юстиции, — заметил Дэнни, — считают, что на первое мая намечено общенациональное восстание.
Кёртис не отрывал взора от стола, и Дэнни не мог понять, слышал ли тот его слова.
— Пара анархистов делала бомбы под самым вашим носом. Так?
Дэнни кивнул.
— Во искупление ошибок вы взялись за это задание и сумели убить одного из них.
Дэнни ответил:
— Что-то в этом роде, сэр.
— Вы жаждете крови подрывных элементов, полисмен?
— Мне не нравятся те, кто совершает насилие, сэр, но жаждой крови я бы это не назвал.
Кёртис кивнул:
— А как насчет подрывного элемента непосредственно здесь, в нашем собственном полицейском управлении? Как насчет людей, сеющих недовольство среди сотрудников, людей, которые готовы раздуть подобие русской революции в этой цитадели, защищающей общественные интересы? Людей, затевающих стачки? Людей, которые свои ничтожные интересы ставят выше общего блага?
Марк встал:
— Пойдем, Дэн.
Кёртис сощурился. Глаза у него стали как мутное стекло.
— Если вы не сядете, я сейчас же отстраню вас от службы, и можете добиваться возвращения на работу через суд.
Марк сел:
— Вы совершаете ошибку, сэр. Когда журналисты услышат…
— Сегодня они все дома, — сообщил Кёртис.
— Что?
— Вчера их проинформировали, что мэр Питерс на встрече присутствовать не будет и что вопросы, которые на ней предполагается обсудить, имеют чрезвычайно мало отношения к клубу, который вы именуете профсоюзом, они решили провести время со своими родными. Может быть, вы знакомы с кем-нибудь из них достаточно близко, чтобы иметь его домашний телефон, патрульный Дентон?
По телу Дэнни побежали мурашки и разлилось болезненное тепло, когда Кёртис снова обратил на него внимание:
— Патрульный Коглин, у меня сложилось ощущение, что вы способны на большее, чем патрулировать участок. Я бы предпочел, чтобы вы перешли под начало детектива-сержанта Стивена Харриса в отдел внутренней безопасности.
Дэнни покачал головой:
— Нет, сэр.
— Вы отказываетесь выполнять распоряжение своего комиссара? После того, как вы спали с бомбисткой? Которая, насколько нам известно, до сих пор скрывается где-то на здешних улицах?
— Да, сэр, отказываюсь, при всем уважении к вам.
— Не вижу никакого уважения в том, чтобы не подчиняться требованию руководства.
— Жаль, что вы так это воспринимаете, сэр.
Кёртис откинулся в кресле:
— Стало быть, вы — друг рабочих, большевиков и прочих подрывных элементов.
— Я считаю, что Бостонский клуб представляет сотрудников БУП, сэр.
— А я так не считаю. — Кёртис хлопнул ладонью по столу.
— Ясно, сэр.
На сей раз встал Дэнни.
Кёртис позволил себе скупую улыбку, когда Марк тоже поднялся. Дэнни и Марк надели свои пальто, а Кёртис снова откинулся на спинку кресла.
— Миновали дни, когда этим управлением негласно распоряжались такие люди, как Эдвард Маккенна и ваш отец. Дни, когда управление капитулировало перед требованиями большевиков, также давно канули в прошлое. Патрульный Дентон, встаньте смирно, будьте любезны, сэр.
Марк повиновался.
— Вы переведены в Пятнадцатый участок, в Чарлстаун. Вы должны явиться туда незамедлительно. Ваша смена с полудня до полуночи, с небольшим перерывом.
Марк сразу понял, что это означает: теперь он никак не сможет проводить собрания в Фэй-холле, поскольку с двенадцати до двенадцати будет торчать в Чарлстауне.
— Полисмен Коглин, смирно. Вы также переведены.
— Куда, сэр?
— На спецзадание. Вы с такими, судя по всему, уже знакомы.
— Слушаю вас, сэр.
— Вплоть до дальнейших распоряжений вы назначаетесь ответственным по забастовкам. Везде, где рабочий люд откажется трудиться на доброго человека, который считает нужным ему платить, вы будете следить за тем, чтобы не доходило до насильственных действий. В случае необходимости вас на временной основе прикомандируют к тому или иному полицейскому управлению в нашем штате. До дальнейших распоряжений, полисмен Коглин, вы занимаетесь забастовщиками.
Кёртис уперся локтями в стол и вперил взгляд в Дэнни, ожидая его отклика.
— Как прикажете, сэр, — произнес Дэнни.
— Добро пожаловать в новое Бостонское управление полиции, — провозгласил Кёртис. — Вы можете быть свободны, джентльмены.
Дэнни выходил из кабинета такой ошеломленный, что ему казалось: уже ничто не может долбануть его сильнее, но тут он увидел, кто ждет своей очереди в приемной:
Трескотт, секретарь-протоколист БК.
Макрей, казначей.
Слэттерли, вице-президент.
Фентон, пресс-секретарь.
Как раз Макрей и встал им навстречу:
— Что творится, черт побери? Полчаса назад мне позвонили и велели немедленно явиться в Пембертон. Дэн? Марк? Что это такое?
У Дентона был такой вид, словно его контузило. Он положил ладонь на руку Макрея.
— Кровавая баня, — прошептал он.
Выйдя на лестницу, они закурили.
— Не могут они так поступить, — вымолвил Дентон.
— Только что поступили.
— Временно, — произнес Марк. — Я позвоню нашему адвокату Кларенсу Раули. Он начнет бить во все колокола. Добьется судебного запрета.
— Какого запрета? — удивился Дэнни. — Он же нас не отстранил от работы, Марк. Он нас просто перевел. Это в его власти. Иск не предъявишь.
— Когда журналисты узнают, они… — Он умолк и затянулся папиросой.
— Может быть, — согласился Дэнни. — Если выпадет денек, небогатый на новости.
— Господи, — негромко проговорил Марк. — Господи.
Дэнни посмотрел на пустые улицы, потом вверх, в пустое небо. Прекрасная погода: свежо, безветренно, ясно.
Глава двадцать вторая
Дэнни, его отец и Эдди Маккенна собрались в кабинете Коглина-старшего. Эдди не мог остаться на рождественский обед: его ждало собственное семейство. Он сделал глоток бренди из бокала.
— Том, этот человек просто-напросто объявил крестовый поход. И неверные для него — мы. Вчера вечером он распорядился провести переподготовку всех моих людей, кто занимается надзором за массовыми мероприятиями и акциями неповиновения. Более того, он желает, чтобы я из них сформировал конные отряды. А теперь он взялся за клуб?
Томас Коглин наполнил ему бокал:
Томас Коглин наполнил ему бокал:
— Мы выстоим, Эдди. Нам и в худшие времена удавалось выстоять.
Эдди кивнул. Томас Коглин одобрительно похлопал его по спине и обратился к Дэнни:
— Этот твой Дентон, он связался с адвокатом БК?
— Да, обратился к Раули, — ответил Дэнни.
Томас сел, прислонившись спиной к столу, потер ладонью затылок и нахмурился: признак усиленной работы мысли.
— Комиссар все ловко разыграл. Перевод на другую должность — против этого не попрешь. И он подловил тебя с этой террористкой, с которой ты путался.
Дэнни вновь наполнил собственный бокал, заметив, что предыдущий ушел довольно быстро.
— От кого он узнал? Я думал, это секретная информация.
Глаза отца расширились.
— Не от меня, если ты на это намекаешь. А ты что скажешь, Эдди?
Эдди произнес:
— Я слышал, несколько недель назад ты повздорил с какими-то агентами Минюста. Вроде бы на Салем-стрит? Вытащил какую-то девушку из машины?
Дэнни кивнул:
— Через нее я и вышел на Федерико Фикару.
Маккенна пожал плечами:
— Так ведь Минюст — это тебе не девственница, Дэн, в нем полно дырок.
— Черт. — Дэнни хлопнул по боковине кресла.
— Для Кёртиса пришел час расплаты, джентльмены, — проговорил Томас. — За все издевательства, которые он претерпел в бытность мэром — и от Мартина Ломасни ,[65] и от других районных боссов. За все ничтожные должности, которые он получал во всевозможных захолустьях. За все обеды, на которые его не приглашали. Он «брамин» до мозга костей, джентльмены. А еще неделю назад был «брамином» опальным. — Он поболтал бренди в бокале и потянулся за сигарой. — На его месте любой захотел бы поквитаться.
— Что же нам делать, Томас?
— Просто тянуть время. Не высовываться.
— Такой же совет я дал нашему мальчику не далее как на прошлой неделе. — Эдди улыбнулся, взглянув на Дэнни.
— Я говорю серьезно. Тебе, Эдди, придется в ближайшие месяцы частенько подавлять в себе гордость. Я капитан, но за некоторые огрехи он и меня может вызвать на ковер, но мой корабль хорошо держится на плаву, и на моем участке, с тех пор как я его возглавил, уровень тяжких преступлений снизился на шесть процентов. Именно здесь, — он показал в пол, — здесь, в Двенадцатом, а эти места с давних времен считались одним из самых криминальных районов города. Он мало что сможет мне сделать, если только я сам не предоставлю ему шанс, а я уж постараюсь его не предоставлять. Но в тебя он вцепится, дружок, не сомневайся. Вцепится мертвой хваткой.
— Значит?..
— Значит, если он хочет, чтобы ты взнуздал лошадок и держал своих ребят на парадах до второго пришествия, изволь с радостью это исполнять. А ты, — обратился он к Дэнни, — держись подальше от БК.
— Нет. — Дэнни осушил бокал и встал, чтобы наполнить его снова.
— Ты не слышал, что я тебе…
— Я буду работать под его началом и не собираюсь жаловаться. Начищу пуговицы и башмаки, на здоровье. Но БК не подставлю.
— Тогда он тебя уничтожит.
Раздался негромкий стук в дверь.
— Томас?
— Да, дорогая?
— Обед через пять минут.
— Спасибо, дорогая.
Шаги Эллен Коглин затихли; Эдди снял с вешалки пальто.
— Похоже, нам предстоит веселенький Новый год, джентльмены.
— Выше нос, Эдди, — отозвался Томас. — Видишь ли, мы — районная власть, а этот город контролируют именно районы. Не забывай.
— Не буду. Счастливого Рождества.
— Счастливого Рождества.
— И тебе также, Дэн.
— Счастливого Рождества, Эдди. Наши самые лучшие пожелания Мэри Пэт.
— Она будет очень рада это услышать, очень рада.
Он вышел из кабинета. Дэнни глотнул и почувствовал на себе отцовский взгляд.
— Кёртис выбил у тебя почву из-под ног, мой мальчик?
— Ничего, я ее верну назад.
Какое-то время оба молчали. До них доносилось громыхание передвигаемых стульев и стук тяжелых чаш и тарелок, которые ставили на обеденный стол.
— Фон Клаузевиц говаривал, что война — это продолжение политики другими средствами. — Томас улыбнулся и поднял бокал. — Мне всегда казалось, что на самом деле все наоборот.
Коннор вернулся с работы меньше часа назад. Ему поручили дело о поджоге, и от него до сих пор пахло сажей и дымом. Пожар четвертой степени, сообщил он, передавая Джо картошку, двое погибших. И видимо, все ради страховки, нескольких жалких добавочных сотен к тем, которые владельцы могли бы выручить при законной продаже своей недвижимости. Поляки, пояснил он, закатывая глаза.
— Тебе следует быть осторожнее, — заметила мать. — Ведь теперь ты живешь не только для себя.
Дэнни увидел, как при этих словах Нора покраснела, а Коннор улыбнулся и подмигнул ей.
— Я знаю, мам. Знаю. Буду. Обещаю.
Дэнни посмотрел на отца, сидевшего справа от него, во главе стола. Глаза Коглина-старшего ничего не выражали.
— Я пропустил официальное оповещение? — спросил Дэнни.
Коннор покосился на мать, поглядел на Нору, потом на Дэнни:
— Она согласилась, Дэн. Нора. Она мне сказала «да».
Нора подняла голову и встретилась взглядом с Дэнни. Глаза у нее так и светились гордостью и тщеславием, которые показались ему отвратительными.
А вот улыбка у нее вышла слабенькая.
Дэнни глотнул из рюмки, отрезал кусок ветчины. Он чувствовал на себе взгляды всех, кто сидел за столом. От него ждали каких-то слов. Коннор смотрел на него с полуоткрытым ртом. Мать взирала на него озадаченно. Вилка Джо замерла на тарелке.
Дэнни растянул губы в улыбке, и она, судя по всему, получилась широкой и сияющей. Улыбка до ушей, черт побери. Он увидел, как Джо расслабился, как во взгляде матери погасло смущение. Он загнал улыбку и в глаза, ощутив, как они расширяются в глазницах. Теперь подними рюмку.
— Это же прекрасно! — Подними повыше. — Поздравляю вас обоих. Я так за вас рад.
Коннор засмеялся и вскинул вверх собственную рюмку.
— За Коннора и Нору! — загрохотал Дэнни.
— За Коннора и Нору! — Все подняли рюмки и, потянувшись друг к другу, чокнулись над центром стола.
Нора встретила его, когда он выходил из отцовского кабинета, налив себе очередную порцию скотча.
— Я пыталась тебе сказать, — произнесла она. — Вчера три раза звонила тебе.
— Меня не было до шести.
— А-а.
Он хлопнул ее по плечу:
— Да нет, все отлично. Потрясающе. Уж как мне приятно.
Она потерла плечо:
— Я рада.
— Когда церемония?
— Мы думаем, семнадцатого марта.
— День святого Патрика. Елки-палки, да у тебя к следующему Рождеству уже может поспеть ребенок!
— Может.
— Да что там — близнецы! — продолжал он. — Вот будет здорово, а?
Он осушил рюмку. Она смотрела ему в лицо, словно что-то пытаясь в нем отыскать. Он понятия не имел, что именно. Что там теперь искать? Все решения явно уже приняты.
— А ты… — начала она.
— Что?
— Ты не хочешь… не знаю, как сказать…
— Тогда не говори.
— Не хочешь что-нибудь спросить?
— Не хочу, — ответил он. — Пойду еще налью. А тебе?
Он прошел в кабинет, разыскал графин, отметил, как в нем мало осталось с тех пор, как он прибыл сюда днем.
— Дэнни.
— Не надо. — Он с улыбкой повернулся к ней.
— Что не надо?
— Произносить мое имя.
— Почему я не могу?..
— Так, словно оно что-то значит, — уточнил он. — Смени тон. Ладно? Больше ничего. Произноси его другим тоном.
Она обхватила рукой запястье, крутанула, потом уронила руки.
— Я…
— Что? — Он приложился к рюмке.
— Я не выношу людей, которые сами себя жалеют.
Он пожал плечами:
— Господи помилуй. Как это по-ирландски.
— Ты пьян.
— Я только начал.
— Мне жаль.
Он рассмеялся.
— Правда жаль.
— Можно у тебя спросить… Ты знаешь, что старик принюхивается к твоей давней истории, еще той, заокеанской. Я тебе говорил.
Она кивнула, не сводя глаз с ковра.
— Поэтому ты торопишься со свадьбой?
Она подняла голову, поймала его взгляд, но ничего не ответила.
— Ты в самом деле думаешь, что, если семья узнает о твоем ирландском замужестве после свадьбы, это уже не страшно?
— Я думаю… — Она говорила так тихо, что он с трудом разбирал слова. — Я думаю, что, если я выйду за Коннора, твой отец от меня не отречется. Он сделает все, что в его силах, все, что необходимо.
— А ты так боишься, что от тебя отрекутся?
— Я боюсь, что останусь одна, — произнесла она. — Что опять буду голодать. Что буду… — Она покачала головой.
— Что?
Она снова опустила взгляд на ковер:
— Беспомощной.
— Господи, Нора, ты так здорово умеешь приспосабливаться, — он фыркнул, — что от тебя аж блевать охота.