— От меня… что? — переспросила она.
— Хочется заблевать весь ковер.
Она рванулась к графинам, так что юбка со свистом взметнулась, и налила себе ирландского виски. Проглотила половину рюмки и повернулась к нему:
— Мальчик, кто же ты на хрен после этого?
— Вот это ротик, — восхитился он. — Очаровательно.
— Тебя от меня тошнит, Дэнни?
— Сейчас — да.
— И почему же?
Он подошел к ней. Ему хотелось схватить ее за эту гладкую белую шею. Хотелось выесть ей сердце, чтобы оно больше никогда не выглядывало из ее глаз.
— Ты его не любишь, — произнес он.
— Люблю.
— Не так, как ты любила меня.
— Кто сказал, что любила?
— Ты сама.
— Это ты говоришь.
— Нет, ты. — Он сжал руками ее плечи.
— Отпусти сейчас же.
— Ты говоришь.
— Отпусти. Убери руки.
Он прижался лбом к ямочке между ее ключицами. Он чувствовал себя более одиноким, чем когда взрывом пробило пол участка на Салютейшн-стрит:
— Я тебя люблю.
Она оттолкнула его:
— Ты любишь себя, мальчик. Ты…
— Нет…
Она схватила его за уши и посмотрела на него в упор:
— Да. Ты любишь себя. Всю эту бравурную музыку. А у меня нет слуха, Дэнни. Я не могу с тобой это разделить.
Он выпрямился, с силой втянул воздух сквозь ноздри:
— Так его ты любишь? Любишь?
— Я научусь, — ответила она и допила свою рюмку.
— Со мной тебе учиться не приходилось.
— И ты сам видишь, куда это нас завело. — С этими словами она вышла.
Они только-только уселись за десерт, как в дверь позвонили.
Дэнни чувствовал, как выпитое чернит ему кровь, обездвиживает конечности, мстительно и злобно громоздится в мозгу.
Открывать отправился Джо. Прошло некоторое время; холодный ночной воздух начал проникать из прихожей в столовую, и Томас крикнул:
— Джо, кто это? Закрой дверь.
Дверь захлопнулась, и они услышали приглушенный разговор. Голос Джо и еще чей-то: негромкий и басовитый, слов разобрать не удавалось.
— Пап?.. — В дверях столовой показался Джо.
За ним вошел мужчина. Высокий, сутулый, с длинным голодным лицом, заросшим черной свалявшейся бородой с седыми клочками на подбородке. Глаза темные и маленькие, навыкате. Волосы на темени выбриты до белой щетины. Одежда дешевая и изодранная; Дэнни даже с другого конца комнаты почувствовал вонь этих лохмотьев.
Вошедший улыбнулся; зубы желтели у него во рту, точно подмокшая папироса.
— Ну как ваши делишки, богобоязненный народ? Надеюсь, хорошо?
Томас Коглин встал:
— Это еще что?
Глаза мужчины нашарили Нору.
— А у тебя как дела, милочка?
Казалось, Нора буквально помертвела, она сидела положив ладонь на чашку; глаза у нее были пустые и неподвижные.
Незнакомец поднял руку:
— Уж простите, что я вас беспокою. Вы, должно быть, капитан Коглин, сэр.
Джо осторожно отошел от него и пробрался по стеночке к противоположному концу стола, где и сел возле матери и Коннора.
— Я Томас Коглин. Вы в моем доме, и сегодня Рождество, так что лучше побыстрее выкладывайте, в чем дело.
Незнакомец поднял испачканные землей ладони:
— Зовут меня Квентин Финн. Похоже, тут за столом сидит моя жена, сэр.
Коннор вскочил, грохнув стулом:
— Что за?..
— Коннор, — оборвал отец, — сдерживай себя, мой мальчик.
— Ага, — произнес Квентин Финн. — Да вот она, это ж так же ясно, как то, что нынче Рождество. Ты скучала по мне, лапочка?
Нора открыла рот, но из него не вылетело ни звука. Дэнни видел, как она все больше съеживается, расставаясь с последней надеждой. Губы ее шевелились, но слов не было. Та ложь, которую она преподнесла им пять лет назад, сидя полуголая, бледная, дрожащая в их кухне, та ложь, на которой она воздвигала каждый день своей последующей жизни, раскрылась. Раскрылась, распалась, разлетелась по всей комнате, и из обломков заново родилась ее противоположность — правда.
«И какая ужасная правда, — подумал Дэнни. — Этот тип в два раза старше ее. И она целовала этот рот? Просовывала язык сквозь эти зубы?»
— Я спрашиваю — ты скучала по мне, лапочка?
Томас Коглин поднял ладонь:
— Извольте выражаться яснее, мистер Финн.
Квентин Финн, сощурившись, зыркнул на него:
— Чего яснее, сэр? Я женился на этой вот женщине. Имя свое ей дал. Поделился правом на землицу в Донеголе. Она моя супруга, сэр. И я пришел забрать ее домой.
Нора слишком долго молчала, Дэнни отчетливо видел это — по глазам матери, по глазам Коннора. Если у нее и была надежда отпереться, этот момент она упустила.
Коннор произнес:
— Нора.
Нора закрыла глаза.
— Это правда? — осведомилась мать. — Нора? Посмотри на меня. Это правда?
Нора не открывала глаз. Она помахивала рукой, словно отгоняя наваждение.
Дэнни рассматривал человека, стоявшего в дверях. Ему хотелось вслух спросить: вот это? Ты трахалась вот с этим? Он чувствовал, что спиртное бурлит у него в крови, вытесняя все, что в нем было хорошего. Сейчас он ощущал в себе лишь того, кто совсем недавно сказал ей, что любит ее. На что она ответила: ты любишь себя.
Отец проговорил:
— Мистер Финн, присядьте, сэр.
— Да я уж лучше постою, капитан, если вам все равно.
— На что вы рассчитывали? — спросил Томас.
— Полагал, что выйду отсюда вместе со своей женой, вот так. — Он кивнул.
Томас посмотрел на Нору:
— Подними голову, девочка.
Нора открыла глаза, взглянула на него.
— Это правда? Этот человек — твой муж?
Нора отыскала взглядом глаза Дэнни. Как она сказала тогда в кабинете? «Не выношу людей, которые сами себя жалеют». И кто же теперь себя жалеет, а?
Дэнни опустил глаза.
— Нора, — произнес отец. — Ответь мне на вопрос. Это твой муж?
Она взялась за чашку, но та задрожала у нее в руке, и она поставила ее обратно.
— Бывший.
Мать перекрестилась.
— Господи боже ты мой! — Коннор топнул.
— Джо, — негромко сказал отец, — отправляйся в свою комнату. И не вздумай спорить, сынок.
Джо открыл было рот, но решил, что лучше не возражать, и вышел из столовой.
Дэнни хотелось закричать: этот? Ты вышла за это посмешище, за этого омерзительного, грязного типа? И ты еще смела меня поучать?
Он выпил еще; Квентин Финн в это время сделал два шага по направлению к Норе.
— Нора, — сказал отец, — ты говоришь, что он твой бывший муж. Значит, логично предположить, что брак признали недействительным?
Нора снова взглянула на Дэнни. Глаза у нее блестели, и при иных обстоятельствах можно было бы решить, что блестят они от счастья.
Дэнни опять посмотрел на Финна; тот скреб бороду.
— Нора, — повторил Томас, — ты получила постановление о расторжении брака? Отвечай, девочка.
Нора покачала головой.
— Квентин, как вы нас нашли? — спросил Дэнни.
Квентин Финн посмотрел на него. Вскинул брови:
— Да, мой юный сэр?
— Как вы нас нашли?
— Уж способы-то есть, — ответил Финн. — Я эту цыпочку уже порядочно времени ищу.
Дэнни кивнул:
— Значит, вы человек со средствами.
— Эйден.
Дэнни взглянул на отца и потом снова повернулся к Квентину:
— Выследить женщину на другом берегу океана — это подвиг, мистер Финн. И подвиг дорогостоящий.
Квентин ухмыльнулся, глядя на отца Дэнни:
— А ведь мальчонка-то набрался, нет?
Дэнни зажег папиросу от свечи:
— Еще раз назовешь меня мальчонкой, ирлашка, и я…
— Эйден! — прикрикнул на него отец и повернулся к Норе: — Можешь что-нибудь сказать в свою защиту, девочка? Он лжет?
Нора ответила:
— Он мне не муж.
— Он говорит, что муж.
— Уже нет.
Томас навалился на стол:
— Но в католической Ирландии разводов не дают.
— Я не говорила, что получила развод, сэр. Я только сказала, что он мне больше не муж.
Квентин Финн рассмеялся: громкое «хо-хо» так и разорвало воздух.
— Господи, — все шептал Коннор. — Господи.
— Собирай-ка вещички, лапочка.
Нора смотрела на него. В ее взгляде была ненависть. Страх. Отвращение. Позор.
— Он меня купил, — сказала она, — когда мне было тринадцать. Он мне двоюродный. Ясно? — Она обвела взглядом всех Коглинов. — В тринадцать лет. Как корову покупают.
Томас потянулся к ней через стол.
— Печальная история, — заметил он. — Но все же он твой муж, Нора.
— Вот правда так правда, мать твою, — сказал Финн.
Эллен Коглин осенила себя крестным знамением и положила ладонь на грудь.
Томас не сводил глаз с Норы.
— Мистер Финн, если вы еще раз позволите себе непристойное выражение… В моем доме, при моей жене, сэр… — Он повернул голову и улыбнулся Квентину Финну. — То ваш путь домой, обещаю, станет куда менее предсказуемым.
— Мистер Финн, если вы еще раз позволите себе непристойное выражение… В моем доме, при моей жене, сэр… — Он повернул голову и улыбнулся Квентину Финну. — То ваш путь домой, обещаю, станет куда менее предсказуемым.
Квентин Финн опять почесал бороду.
Томас слегка потянул руки Норы на себя и прикрыл их своими пятернями, а потом взглянул на Коннора. Коннор сидел, прижав ладони к векам. Томас повернулся к жене — та покачала головой. Томас кивнул. И перевел взгляд на Дэнни.
Дэнни посмотрел отцу в глаза, по-детски ясные и голубые. В них так и видишь безупречный ум, безупречные намерения.
Нора прошептала:
— Пожалуйста, не заставляйте меня уезжать с ним.
Коннор издал звук, похожий на смешок.
— Пожалуйста, сэр.
Томас сжал ее кисти:
— Но тебе придется уйти.
Она кивнула, со щеки у нее сорвалась слезинка.
— Но не сейчас? Не с ним?
— Хорошо, детка, — ответил Томас. — Мистер Финн.
— Да, капитан.
— Ваши права приняты к сведению.
— Благодарствую.
— Теперь вы уйдете. Встретимся завтра утром в здании Двенадцатого участка, Четвертая Восточная. Там мы должным образом рассмотрим этот вопрос.
Квентин Финн начал качать головой уже на середине речи Томаса:
— Я пересек этот паршивый океан не затем, чтобы мне морочили голову всякими отговорками. Нет уж, я забираю свою женушку сейчас же.
— Эйден.
Дэнни встал, оттолкнув стул.
Квентин заявил:
— У меня имеются супружеские права. Имеются.
— И к ним отнесутся с уважением. Но пока…
— А с ребеночком как, сэр? Что он станет думать про…
— У нее ребенок? — Коннор поднял голову, оторвав ладони от глаз.
Эллен Коглин вновь перекрестилась:
— Пресвятая Дева!
— А как же, есть у нее дома паренек, — ответил Квентин Финн.
— Ты оставила свое собственное дитя? — спросил Томас.
Дэнни увидел, как она метнула на него взгляд, как поникли ее плечи. Она прижала к себе сложенные руки: жертва, всегда жертва, вечно приходится искать выход, что-то придумывать, сжиматься, чтобы потом совершить отчаянный бросок.
Ребенок? Она ему ни слова не говорила.
— Это не мой, — сказала она. — Это его.
— Ты бросила ребенка? — произнесла мать Дэнни. — Ребенка?
— Не своего, — ответила Нора и потянулась к ней, но Эллен Коглин опустила руки на колени. — Не своего, не своего, не своего.
Квентин улыбнулся:
— Парнишка-то пропадает без матери. Ох пропадает.
— Он не мой, — сказала она, обращаясь к Дэнни и Коннору. — Не мой.
— Хватит, — отозвался Коннор.
Отец встал, провел рукой по волосам, почесал в затылке, тяжело вздохнул.
— Мы тебе доверяли, — произнес он. — Доверяли тебе нашего сына. Нашего Джо. Как ты могла поставить нас в такое положение? Обмануть нас? Мы доверяли тебе нашего ребенка.
— И я к нему хорошо относилась, — сказала Нора, найдя в себе что-то такое, что Дэнни встречал у боксеров, особенно у маленьких, в последние раунды боя: что-то куда важнее размеров или физической мощи. — Я к нему хорошо относилась, и к вам, сэр, и ко всей вашей семье.
Томас взглянул на нее, потом на Квентина Финна, потом снова на нее, потом на Коннора:
— Ты собиралась выйти замуж за моего сына. И довести нас до такого стыда? Опозорить мое имя? Этот дом, где тебе давали кров, пищу, обращались с тобой так, словно ты — часть нашей семьи? Как ты посмела?
Нора посмотрела ему прямо в глаза, у нее наконец потекли слезы.
— Как я посмела? Да этот дом — гробница для мальчика. — Она показала в сторону комнаты Джо. — Он это каждый день чувствует. Я о нем заботилась, потому что он даже собственную мать толком не знает. Она…
Эллен Коглин встала из-за стола и осталась стоять, положив руку на спинку стула.
— Замолчи, — велел Томас Коглин. — Замолчи, нечисть.
— Шлюха, — бросил Коннор. — Грязная шлюха.
— О господи, — проговорила Эллен Коглин. — Перестаньте. Перестаньте!
В столовую вошел Джо. Непонимающе посмотрел на всех.
— Что? — спросил он. — Что такое?
— Сейчас же покинь этот дом, — приказал Томас Норе.
Финн улыбнулся.
— Папа, — произнес Дэнни.
Но отец уже дошел до такого состояния, в каком его редко кто видел. Он указал пальцем на Дэнни, даже не глядя на него:
— Ты пьян. Иди домой.
— Что случилось? — хрипло спросил Джо. — Почему все орут?
— Отправляйся в постель, — распорядился Коннор.
Эллен Коглин указала младшему сыну на дверь, но тот проигнорировал ее жест. Он посмотрел на Нору:
— Почему все орут?
— Идем, женщина, — проговорил Квентин Финн.
Нора обратилась к Томасу:
— Не делайте этого.
— Я сказал — замолчи.
— Пап, — не унимался Джо, — почему все орут?
— Слушайте… — проговорил Дэнни.
Квентин Финн решительными шагами подошел к Норе и сдернул ее со стула за волосы.
Джо взвыл, Эллен Коглин запричитала, а Томас произнес:
— Успокойтесь все.
— Она моя жена. — Квентин волок Нору по полу.
Джо кинулся к нему, но Коннор поймал его, и Джо заколотил его кулаками по груди и плечам. Мать упала на стул и громко зарыдала, вознося молитвы Пресвятой Деве.
Квентин подтащил Нору к себе, прижал ее щеку к своей и буркнул:
— Собрал бы кто ее вещички, а?
Отец выставил ладонь и крикнул: «Нет!» — пытаясь остановить Дэнни, который в секунду обогнул стол и обрушил стакан со скотчем на затылок Квентина Финна.
Кто-то еще завопил: «Дэнни!» — может быть, мать, или Нора, или даже Джо, но он уже подцепил Квентина Финна за надбровные дуги и со всей силы жахнул его темечком о притолоку столовой. Кто-то повис на нем сзади, но тут же его отпустил, когда он вышвырнул Финна в коридор и поволок его к входной двери. Джо ее, видимо, оставил незапертой, потому что она широко распахнулась, когда в нее угодила голова Квентина, и тот вылетел в ночь. Проехав грудью по ступенькам, он смел с них свежевыпавший снег и грохнулся на тротуар, на который быстро падали крупные снежинки. Сотрясение было знатное, и Дэнни удивился, как еще этот тип, поднявшись на ноги, сумел сделать несколько шагов, размахивая руками, прежде чем поскользнулся и растянулся на мостовой, подвернув колено.
Дэнни спустился по ступенькам, осторожно, потому что крыльцо было железное, а снег — рыхлый и скользкий. На тротуаре виднелись полосы жидкой грязи, там, где у Финна разъехались ноги, и Дэнни поймал его взгляд: Финн уже поднимался.
— А теперь повеселимся, — сказал Дэнни. — Беги.
Отец схватил его за плечо, развернул к себе, и Дэнни увидел в глазах отца то, чего никогда не видел раньше: неуверенность, даже страх.
— Оставь его, — произнес отец.
Мать оказалась у двери как раз в тот момент, когда Дэнни поднял отца за лацканы и отнес к ближайшему дереву.
— Господи, Дэнни! — донесся голос Коннора с крыльца, а башмаки Квентина Финна уже шлепали по снежному месиву посреди Кей-стрит.
Дэнни посмотрел отцу в лицо, слегка прижав его спиной к дереву:
— Ты дашь ей собрать вещи.
— Эйден, тебе нужно прийти в себя.
— Позволишь ей взять все, что ей надо. Это не обсуждается, сэр.
Отец долго смотрел на него и наконец прикрыл глаза, что Дэнни счел знаком согласия.
Дэнни поставил отца на землю. В дверях появилась Нора, на виске у нее была царапина от ногтей Квентина Финна. Она встретилась взглядом с Дэнни. Он отвернулся.
Он издал смешок, удививший его самого, и припустил по Кей-стрит. У Финна была фора квартала в два, но Дэнни побежал ему наперерез, перепрыгивая через заборы, как мальчишка-сорванец. Он знал, что Финну нет другого пути, кроме как к трамвайной остановке. Вылетел из переулка и накинулся на него посреди Восточной Пятой.
Над улицей сверкали рождественские гирлянды, в окнах горели свечи. Квентин силился отбиваться, но Дэнни нанес ему серию боковых в обе скулы, потом — шквал прямых в корпус и под конец с хрустом сломал ему два ребра, справа и слева. Квентин попытался убежать, но Дэнни снова поймал его за пальто и, раскрутив вокруг себя, треснул о фонарный столб. Затем уселся на рухнувшего навзничь Квентина верхом, несколькими ударами сломал ему челюсти, нос и еще парочку ребер.
Финн скулил. Финн умолял. Финн повторял: «Больше не надо, больше не надо».
Только почувствовав, что у самого руки уже разбиты до боли, Дэнни остановился и вытер костяшки пальцев о пальто поверженного противника. Потом начал втирать ему снег в лицо, пока у Финна не раскрылись глаза.
Дэнни продышался.
— Я не выходил из себя с восемнадцатилетнего возраста. Восемь лет. Почти девять…
Он вздохнул и стал смотреть на улицу, на снег, на огни.
— Я… тебя… не буду… бешпокоить, — произнес Квентин разбитым ртом.
Дэнни рассмеялся: