Не рвались мои сверстницы и в фотомодели. Модели существовали в статусе манекенщиц при скромных домах моды, где демонстрировали одежду и снимались для журналов типа «Рукоделие», «Сделай сам», в которых приводились инструкции по вязке свитеров и прочему изготовлению пули из кабачковой икры. Нельзя сказать, чтобы увлекательно и престижно.
Промелькнула во французской кинокомедии информация о неких девушках по вызову. Они работают в агентствах, умны и образованы, при этом не носят белья даже в авиационных перелетах. А клиенты — миллионеры и шахи с дипломом Сорбонны, готовы к вечной любви и законному браку. Поахали и забыли. Модной профессия не стала, не было экономической и социальной предпосылки.
Я, например, хотела стать ботаником. Нет, не шизанутой интеллектуалкой, заплесневевшей от библиотечной пыли, а волшебницей, колдующей среди ванильных ароматов тропических теплиц. В дошкольном возрасте девочку привели в сухумский Ботанический сад. Она со слезами ушла, чтобы вернуться навсегда. К рододендронам, лилиям Виктория, лимоновым деревьям и банановым пальмам. Но сад перебили тигры. В цирке выступала дрессировщица Ирина Бугримова — редкая красавица, властная повелительница диких зверей! Тигры обожали ее и прямо стелили свои полосатые шкуры, падая штабелями под сверкающие сапожки! Потрясенные зрелищем, мы с Лариской отправили письмо в журнал «Юность», умоляя срочно ответить на вопрос: как стать укротительницей? Мы трепетно ждали, дрессируя Ларискиного кота. Нам не ответили, и мечта как–то увяла. Да ведь не сошелся же свет клином на тиграх?
На экранах появились голливудские «Три мушкетера». Как ловко «дрессировала» судьбу обольстительная миледи! Но где получить диплом авантюристки? Учебником стала художественная литература, изобиловавшая элегантными пройдохами в мужском варианте от Бендера до Феликса Крула. Кое что в технике покорения обстоятельств прояснилось.
Знаете, что коллекционировали тогда самые продвинутые юные леди? Фото киноактеров. Их продавали в киосках по семь копеек. Мордюкова, Рыбников Ларионова, Симона Синьоре, Жерар Филлип, Беата Тышкевич — старательно отретушированные, в основном черно–белые портреты. Заглядывая в осененные бархатными ресницами глаза кинозвезд, девушки не сомневались — вот они, подлинные счастливчики. На работе постоянное вращение среди Стриженовых и всяческих Лановых, в личной жизни — бесконечное купанье в лучах славы. Для них вздыхает далекий теплый океан, их венчают лавры международных фестивалей, принцы в длинных кадиллаках умыкают их на свидания. Поклонники, популярность, деньги… Нет, о деньгах мы не думали. Зачем они, если покупать нечего?
Ни кулинарных изысков, ни украшений домашнего быта, ни шмоточных женских радостей в госторговле не наблюдалось. Вообразите: все нужно делать самой. Пирожные из детской каши, люстры из пустых бутылок, дубленки — из сторожевых тулупов.
Сражение с иностранной фирмой давалось не просто — надо было держать руку на пульсе и напрягать творческий потенциал не слабее Коко Шанель. Знаменитый кинорежиссер привез журналы «Вог» — вздрогнуть и умереть. А потом закупить наперниковой ткани и строчить на столетнем Зингере обалденные эксклюзивные модели. Состязание юной малоимущей москвички Эллочка с миллионершей Вандербильд, запечатленное в двадцатые годы Ильфом и Петровым, стало символом эпохи «самопала». Но какие впечатления, эмоции, страсти! Я красила песца голубыми чернилами и обшивала им джинсовый сильно приталенный пиджачок. Пострадала ванна, руки, мебель, одежда, отношения с домочадцами и животными. Но когда появилась в самом центре модной тусовки, ощущение было непередаваемое. Шок, обморок, шестой элемент. И так каждый день! Ни дня без подвига.
Может, все эти ухищрения — красный стрептоцид, мелькание спиц, трехчасовая очередь за гедееровским бюстгальтером (пока достоялся, остались лишь на два размера меньше) — драгоценные трофеи, вырванные у плутоватой судьбы, закалка характера, прививка выживаемости? Признайтесь, вовсе неинтересно, когда есть все. И что еще хуже — все есть у всех. Скучно.
Теперь у нас появились вещи — все, что угодно для головы, для тела, для живота. Есть в чем и куда пойти. А музыка, видио, фильмы? Восторг, пир духа! Но почему тонущие в обвале звуков тусовки чреваты взрывами ярости, свеженькие, как у Барби, мордашки, омрачены печатью безысходности, скуки и все чаще, что бы хорошенько оттянуться, юным и благополучным требуются допинги? В чем дело, съел вы что–нибудь? Догадываюсь, где таиться отрава: обилие удовольствий, широта свобод несут в себе яд пресыщения. К нему привыкаешь, требуя увеличения дозы. Порог чувствительности снижается, а круг допингов, увы, ограничен. Курево, напитки, колеса — и ты уже в отстое. Секс, секс во всех вариантах, сплошной секс — тошнит. Вещи, развлечения, вещи, и снова лбом об стенку — обрыдло. Границы дозволенного отступают: свободней, рискованней, круче, еще круче… А дальше что? Все — по барабану. Ватная усталость, тупое осатанение. Может, иногда стоит волевым порядком сесть на «диету»?
Представьте: во времена Пушкина обольстительнице стоило лишь показать носок туфельки из–под трехслойного подола, чтобы героя охватила любовная горячка и он, в жару и белой шелковой сорочке писал при свечах нечто гениальное, а потом стрелялся с соперником на розовом утреннем снегу. Вздутая ветром юбка Мерлин Монро потрясла мир своим вопиющим эротизмом. Сейчас, чтобы задеть за живое, на киноэкране надо выпустить кишки, завернуть что–то криминальное, горяченькое вроде лесбо–педо–садо. И что же? Все гуще размазанные по асфальту мозги, свирепеют извращенцы–маньяки, звереют рабы основного инстинкта, но нам не страшно, не больно, не интересно. Снова та же стена — облом, завал, тупик.
Жалко, хоть плачь. Когда вспоминаешь рыдания зрительного зала над робким трепетом «Шербургских зонтиков», чувствуешь себя посвященной в тайну и рвешься поделиться ею. Ведь позади жизнь. Не такая, что бы ставить в пример, но несмотря ни на что — счастливая.
Возвышенного в ней было много, а в смысле земного — скромненько. Так много обещавшая в молодости, жизнь обманула — не додав миллиона алых роз, брызгов шампанского, сотен не сыгранных, захватывающих дух сюжетов. Не явились на сцену роскошные декорации, остались без дела опасные трюки, головокружительные интриги и пылкие страсти.
Однажды ночью случилось прозрение. Я вскочила с постели, что бы торопливо написать на тетрадном листе: «Большой вальс». Длинный роман про любовь от тоски и бессонницы. Том первый, глава первая, страница первая. Роман из трех частей был готов — возник сразу, будто всегда сидел в моих потрохах и требовал права на жизнь. Потом явились другие истории. В них оказались все несыгранные роли, все обитавшие в воображении миражи, не пережитые страсти, не востребованные умения. Явились по первому свисту суперблестящие герои, завертелся глобус, предлагая переместиться в любой манящий уголок.
…Ежегодный бал в Монако. Всемирный бомонд, пресса, мелькание знакомых лиц. «Привет, Лиз! Как дела у Майкла?» «Что пишут япошки о турне, Дэвид?» Принц сноб и зануда, хотя и метнул мне в качестве ненавязчивого презента мамину диадему образца алмазного фонда. Но вон тот, с магнетическим взглядом — известный маг, умеющий летать… На террасе одуряюще пахнет фиалками и оркестр по чьему–то смурному заказу затягивает «Маленький цветок». Маг оставляет назойливую герцогиню Йоркширскую и направляется ко мне. Поклон, смоляная прядь упала на вдумчивый лоб и я уже знаю, что он скажет, кладя руку на мою осиную талию: «- Наконец–то мы встретились, Мечта…»
… Я с ужасом читаю в «Двенадцати стульях»: «старуха зевнула, показав пасть пятидесятилетней женщины». А раньше и не замечала обиды, не сомневалась, а что еще можно показать в таком–то преклонном возрасте? Девочки, бодрые мои, не ждите, пока зубы можно будет демонстрировать только дантисту — улыбайтесь. Наш новый мир щедр к вам. Не дожидайтесь, пока кто–то решит, как вам лучше жить. Жить надо в полную силу, лучиться радостью во весь накал. И не презирайте «старух» за то, что не одобряют она трусиков «танго» и много чего из нынешней жизни не понимает. Просто у них было по–другому, но сами они — точно такие же, вечно ждущие тепла, радости, любви.
Дорогие Дочки — Матери, вы же все знаете сами: нет пропасти поколений, есть теснота совместного проживания и бремя бытовых проблем. От них и раздражительность, а на кого ее выплескивать, как не на ближнего? Только не это нужно вам, не такая «разрядка». Посмотрите друг на друга — руки, волосы, глаза — каждая морщинка, каждая жилка — родные…. Родные, люди — роднее некуда. Обнимитесь и подышите вместе, слушая как стучат два сердца. как тогда, когда одна была еще в животе, а другая таскала его, грузно переваливаясь на отекших ногах и с нетерпением ждала. Радости ждала. Так вот же она — радость!
ДРУГАЯ ЖИЗНЬ
Когда же это произошло? И не заметили! Только–только сдавали экзамены, танцевали «По переулкам бродит лето», «Ты моя мелодия»…, сидели с гитарами у костра, мчались на свадебной «Чайке», водили в садик сонного малыша… Торопились, торопились — одеться получше, вещами обзавестись, на работе не упустить, дома успеть. И все ждали — то отпуска у моря, то новой квартиры, то мебельный гарнитур, то прибавку к зарплате, то законного праздника — что бы стол накрыть и друзей принять. Мчались от события к событию — не замечая, как пролетает повседневная жизнь — сплошная суматоха, проблемы, заботы. Бегом, бегом — сил много, лет мало, а впереди… Все лучшее еще впереди — к нему и летим, проглатывая как невкусную еду «заевший быт». Далеко впереди маячило нечто глянцево–открыточное: большой стол в саду под яблонями, за ним большое семейство — выросшие дети, какая–то симпатичная крикливая мелкота — наверное, внуки, друзья, родные, слегка постаревшие, но такие милые родители… А еще, наверно, удобная квартира, интересные туристические поездки, прочное материальное положение и долгие, искрящиеся радостью дни. «Выбери меня, выбери меня, птица счастья завтрашнего дня!..»
И вдруг… Батюшки мои — морщины, радикулит, давление, бессонница! Какой уж тут покой? Покой и не снится — сплошные заботы. У детей проблемы, в доме повернуться негде, все усталые, нервные, цены растут, старики ворчат, молодые торопятся, собаку вывести некому…
«Осень жизни как и утро года надо благодарно принимать…» «Ладно — примем, преодолеем!» — решаем мы, стискивая зубы и пытаемся раскидать навалившиеся проблемы. Уже не до праздников, не до путешествий — только бы концы с концами свести, учебу внукам оплатить, детям помочь…
И тут выскакивает из–за угла самая обычная и самая горькая беда, о которой знали, но и думать не хотели. Не ждали… Потеря близкого человека. Никого не миновала эта чаша, а словно ударила молния только в твое сердце, с тобой совершив несправедливость. Теряем ли престарелых родителей, безвременно уходящих спутников жизни или (ведь совсем не редко случается и такое) — детей, — наше горе самое горькое. Как справиться, за что уцепиться? И верно говорят — беда не ходит одна. Открывай ворота — снова потери, удары: болезни наваливаются со всех сторон, траты растут, кошелек худеет. А еще то, да се — только успевай затыкать дыры.
Ослабленная горем душа не справляется с тем, что раньше преодолевала без особого труда, что по юной своей легкости старалась не замечать, отправляя в дальний угол сознания. Не те мы стали, не те — от каждого пустяка за «валокардин» хватаемся. Поизносился наш оптимизм, порастратился молодой запал, наивная вера в «птицу счастья завтрашнего дня» увяла. Ослабел с годами иммунитет к жизненным удара. Больше ожесточения, разочарования, обид накопилось. И получается, что сваливается на человека уже, увы, не молодого, все разом: беды, болезни, нужды. «Пора золотой осени», как деликатно называют старость, оказывается вовсе не радостной. Маловато в ней «золота» — дожди проливные, непогода, заморозки, а то и сплошная темень. Ведь часто ждет человека в старости и самое страшное — одиночество, ненужность. И как понять — почему вдруг? Почему, за что ты получаешь все это вместо «заслуженного отдыха» — вместо той радостной картинки, что мерещилась в молодые годы в перспективе грядущих лет? За что сражают беды человека хорошего, не делавшего, вроде зла, трудившегося, все силы отдававшего работе, детям? Да вон только на руки посмотреть — разве те, что надевали в ЗАГСе обручальное колечко? Много им досталось. И сердцу много страданий выпало. И теперь — добивают невзгоды немощного, словно бандиты — силы отобрали, родных людей лишили… «Почему же меня? Не заслужил я этого! Не ждал!» — терзается каждый, получающий на склоне лет удары судьбы. Если уж награды — то по заслугам, если кара, то за тяжкие прегрешения. А не выходит связи, если кругом посмотреть: лиходеи благоденствуют, а добрые люди чуть ли ни с сумой побираются.
Самые умные мыслители ломали головы над этими вопросом, и решили, что не все дано понять человеку, не все можно объяснить нашим людским умом.
Выход один: не растравливать душу обидой на незаслуженные удары судьбы, на ограбившую тебя старость и принять реальность: пришла другая жизнь. Не такая, какую ждали, но иной не будет. В ней все другое — радости, горести, любовь. А главные участники — ваша память, ваше доброе сердце, ваша заполученная в сражении с невзгодами мудрость.
Оглянемся вокруг, подитожим без зла и ложных надежд то, с чем остались. Не густо, но и не совсем уж плохо. Ведь у большинства «золотая осень» и впрямь богата урожаем — дети, внуки, правнуки. Только прочь ворчание — «не такие!», «не так живут!», «не того от них ждали..» Не надо охов и ахов — умейте видеть хорошее и беречь его, как бальзам для своего сердца. Забежала внучка на чай — не ворчите, что редко о вас вспоминает, сами такие были. Лучше посмотрите, какие у нее глаза искристые, порадуйтесь ее радостью — она же и ваша, заслуженная. Так уж устроено, что молодости радость дается в изобилии, а старикам приходится собирать ее по крохам, как пчелкам. Но тем она дороже — добытая вашим помудревшим сердцем, научившимся отделять от шелухи дорогие зерна. Не гневите Бога жалобами, помните: рядом живут те, кому куда тяжелее — одинокие, забытые, затравленные болью.
Но нет таких тягот, что бы позволить себе сдаться, дать победить себя унынию, страху, обиде. Потому что в любом положении — вплоть до койки в больнице, до самого последнего мига есть живая душа, есть память, есть слезы. И есть то, что существует сейчас именно для вас: садик, цветок на окне, отблески вечернего солнца в стеклах, птичья возня, в кроне старого дерева, книги, песни в репродукторе… Стоит задуматься и понять — что всякая мелочь, ранее не замеченная в ярком букете вашей молодой жизни, драгоценна. Только кто станет радоваться стебельку осота, если рядом так дивно цвели розы? А ведь и над этой травинкой трудился Высший мастер, создавший нас с вами и всю Живую вселенную. В ней нет ничего лишнего, зряшного, нет неприметных спутников в вашей жизни. Надо уметь разглядеть их, осознать, как подаренную вам подмогу, почувствовать их важное место в новой жизни. Вот когда помогает нам главное нажитое «добро» — мудрость. А с нею — любовь. Не та жаркая, звонкая, что наполняла молодость. Иная — огромная, умеющую прощать, понимать, отстранять зависть, сожаления, обиду. И умиляться. Умиление — привилегия стариков.
У старости мало пространства, но много времени. Времени, для того что бы вспомнить все–все и заново передумать. С позиций вашей новой любви, вашей мудрости и честности перед своей так много испытавшей совестью. Может не все уж было так безгрешно? Может и обижали зря и не прощали? Да как прожить и не оступиться, не ошибиться? Постарайтесь мысленно провести «работу над ошибками», выправить помарки, попросить за них мысленно прощения у людей и у себя. Ведь закон бумеранга срабатывает рано или поздно в том или иной степени — содеянное зло, несправедливость, пусть малые, вернуться к вам.
Выправили ошибки, «написали» чистовик? Вы проделали большую работу — шаг за шагом осознали свою жизнь, все разложили по полочкам. Не надо больше растравлять раны, копаться в старых обидах, горестях, пережитых бедах. Ведь позади большая жизнь, а в ней были дни, которые память вернет с радостью, что бы вновь пережить, теплея душой, добрея. Те ваши праздники, да и те обычные дни, когда все еще были живы, когда не беды приходили, а пустяшные огорчения, когда ноги так и тянуло в пляс, и все еще было впереди.
А уж если у вас остались силы — всегда есть куда их применить, — вязать ли, стряпать, огород вырастить, немощному помочь. При добром сердце рукам покоя не будет. А при заботах черным мыслям разгуляться негде. Зато как дорога благодарность! Кустик, что у подъезда окопали, расцвел, котенок вылеченный на коленях урчит, соседка больная за покупку со слезой кланяется — и словно медаль на грудь повесили! И поверьте, люди добрые, не малая эта медаль, не пустяшная заслуга — Божьим миром ваше добро больше золота ценится.
Каждое утро я вижу в окно нашу соседку — маленькая, седенькая, с рюкзаком на спине, в любую погоду она отправляется собирать бутылки. В прошлом Людмила Ивановна — научный работник Университета, хозяйка большой семьи. Теперь у нее тесная комната, а в комнате восемь подобранных и вылеченных кошек. На их прокорм не хватает пенсии. А еще и бывшему коллеге надо помочь — одинокий старик, сердечник с тремя собаками, тоже приблудными, спасенными от гибели. Такая вот у Людмилы Ивановны получилась старость. А она не жалуется, всегда улыбается, рассказывая про своих кошек звонким молодым голосом.
Я смотрю на ее торопливые, озабоченные шажки, представляю голодных зверьков, высматривающих с подоконника свою кормилицу, единственную надежду, и всем сердцем понимаю — неиссякаемы любовь и добро на нашей с вами земле. И старость им не помеха.