– Я чувствую себя в нем двухсотфунтовой канарейкой, – заметил Уилли, – но если тебе нравится…
После ужина они отправились в «Кейп Плейхауз» и остались в восторге от новой и уже одобренной Бродвеем комедии с Дебби Рейнольдс[6]. В перерыве, пока они пили имбирный эль на травке рядом с кино, Эльвира рассказала Уилли, что она всегда восхищалась Дебби Рейнольдс, еще с тех пор, как та была маленькой девочкой и выступала в мюзиклах с Миком Руни, и как ужасно поступил Эдди Фишер, бросив ее с двумя маленькими детьми.
– И что хорошего это ему принесло? – рассуждала Эльвира, когда прозвенел звонок, приглашающий занять места для второго отделения. – С тех пор от него отвернулась удача. Люди, которые поступают плохо, под конец обычно остаются в проигрыше.
Это замечание навело Эльвиру на размышления, послал ли Чарли запрошенные материалы экспресс-почтой. Ей ужасно хотелось поскорее заполучить их.
Пока Эльвира и Уилли восторгались Дебби Рейнольдс, Синтия Латэм наконец-то начала осознавать, что она по-настоящему свободна и двенадцать лет тюрьмы остались в прошлом. Двенадцать лет назад… она собиралась начать свой первый год в Род-Айлендской школе дизайна, когда ее отчима, Стюарта Ричардса, нашли застреленным в кабинете его особняка, величественном строении восемнадцатого века в Деннисе.
Сегодня днем, по пути в коттедж, Синтия проезжала мимо этого дома и съехала с дороги, чтобы оглядеться. «Интересно, кто теперь тут живет?» – думала она. Остался ли он у Лилиан, ее сводной сестры, или та продала дом? Особняк принадлежал семье Ричардсов уже три поколения, но Лилиан не отличалась сентиментальностью. Синтия нажала на газ, ее подстегивали воспоминания о той ужасной ночи и последующих днях. Арест, обвинение, привлечение к суду, суд. Ее преждевременная уверенность. «Я могу абсолютно точно доказать, что вышла из дома в восемь вечера и не возвращалась домой до полуночи. Я была на свидании».
Сейчас Синтия вздрогнула и плотнее закуталась в светло-синий шерстяной халат. Когда ее отправили в тюрьму, она весила 125 фунтов. Сейчас – всего 110, и их явно не хватало для пяти футов восьми дюймов. Ее волосы, когда-то темно-русые, за эти годы потемнели. «Желтовато-серые», – расчесываясь, думала Синтия. Взгляд ее глаз, светло-карих, как у матери, стал безжизненным и пустым. В тот последний день, за обедом, Стюарт Ричардс сказал: «Ты становишься все сильнее похожа на мать. Мне должно было хватить мозгов держаться за нее».
Синтия положила щетку на комод. Может, она сошла с ума, решив приехать сюда? Две недели, как вышла из тюрьмы, денег едва хватит на шесть месяцев, не знает, что может или сможет сделать со своей жизнью. Правильно ли она поступила, потратив столько денег на аренду коттеджа и машины? Какой в этом смысл? Чего она надеется добиться?
«Иголка в стоге сена», – подумала она. Синтия прошла в маленькую гостиную, размышляя о том, что этот дом выглядит крошечным по сравнению с особняком Стюарта, но после стольких лет в заключении кажется просто роскошным. Снаружи океанский бриз задувал в бухту пенящиеся волны. Синтия вышла на крыльцо, смутно помня о пульсирующем запястье. На улице было свежо, и она обхватила себя руками. Но, господи боже, дышать свежим чистым воздухом, знать, что если она захочет встать на рассвете и пробежать по пляжу, как в детстве, ей никто не запретит… Луна, полная на три четверти, будто из нее аккуратно вырезали клин, заставляла залив блестеть, сверкать серебристо-синим. Но там, куда не падал лунный свет, вода казалась темной и непроницаемой.
Синтия смотрела во тьму, но перед ее глазами вновь разворачивались ужасные события той ночи, когда убили Стюарта. Потом она встряхнулась. Нет, хватит раздумий. Не сегодня. Пусть ее душу наполнят мир и спокойствие этого места. Она пойдет спать, оставит окна широко открытыми, и пусть прохладный ветерок обдувает комнату, заставляя забираться поглубже в постель и навевая хорошие сны.
Завтра утром она встанет рано и пойдет на пляж. Будет чувствовать под ногами влажный песок и искать ракушки, как в детстве. Завтра. Завтрашнее утро поможет ей вновь вернуться в мир, уравновесить себя в нем. А потом она начнет поиски – почти наверняка безнадежные – единственного человека, который знал: она говорила правду.
На следующее утро, пока Эльвира готовила завтрак, Уилли поехал за утренними газетами. Вернулся он с пакетом еще горячих черничных оладий.
– Я тут поспрашивал народ, – сказал муж обрадованной Эльвире. – Все говорят, что лучшие оладьи на Кейпе – в «Меркантайле» за почтовым отделением.
Они уселись завтракать на веранде, за столом для пикника. Доедая вторую оладью, Эльвира изучала на пляже ранних бегунов.
– Смотри, вон она.
– Вон она кто?
– Синтия Латэм. Она ушла почти полтора часа назад. Могу поспорить, она проголодалась.
Когда Синтия поднялась по лестнице к своей веранде, ее встретила сияющая Эльвира и тут же взяла за руку.
– Я делаю отличный кофе и свежевыжатый апельсиновый сок. И не уходите, пока не попробуете черничные оладьи.
– Мне вправду не хочется…
Синтия пыталась вырваться, но Эльвира дотащила ее по лужайке до своего дома. Уилли вскочил и приволок для нее скамеечку.
– Как ваше запястье? – спросил он. – Эльвира очень расстроилась, что вы пострадали, когда она к вам заглядывала.
Растущее раздражение Синтии не устояло перед искренним дружелюбием соседской пары. Уилли, с его округлыми щеками, располагающим лицом и густой копной седых волос, напомнил Синтии Типа О’Нила[7]. Так она ему и сказала.
Уилли просиял.
– То же самое сказал сегодня один парень в пекарне. Есть только одно отличие – Тип О’Нил вещал в палатах, а я ставил заплаты. Я бывший сантехник.
Пока Синтия пила апельсиновый сок, кофе и выбирала оладьи, она слушала – сначала недоверчиво, потом восхищенно – рассказ Эльвиры о выигрыше в лотерею, поездке в «Сайпресс-Пойнт спа» и помощи в выслеживании убийцы, а потом историю об аляскинском круизе и расследовании смерти человека, сидевшего с ними за одним столом.
Она принялась за вторую чашку кофе.
– Вы ведь все это рассказываете не просто так? – спросила Синтия. – Вчера вы меня узнали, верно?
– Да, – посерьезнела Эльвира.
Синтия отодвинула скамейку.
– Вы очень добры и, я думаю, хотите мне помочь, но лучший способ это сделать – оставить меня в покое. У меня много дел, но я должна сделать их сама. Спасибо за завтрак.
Эльвира наблюдала, как стройная молодая женщина идет к своему коттеджу.
– Сегодня утром она немного погрелась на солнышке, – заметила она. – Очень способствует. Ей нужно набрать немного веса, и она станет красивой девушкой.
– Ты тоже можешь подумать насчет солнышка, – сказал Уилли. – Ты же ее слышала.
– Ой, забудь. Как только Чарли пришлет мне материалы по ее делу, я сразу разберусь, как ей помочь.
– О господи, – простонал Уилли. – Я мог бы и догадаться. Ты опять за свое.
– Не представляю, как Чарли это сделал, – одобрительно вздохнула Эльвира часом позже; ей только что вручили конверт, доставленный ночной экспресс-почтой. – Похоже, он прислал мне каждое слово, когда-либо произнесенное в связи с этим делом.
Она неодобрительно поцокала.
– Ты только посмотри на эту фотографию Синтии в суде. Бедный напуганный ребенок…
Эльвира начала методично раскладывать вырезки по столу. Потом достала линованный блокнот и ручку и стала делать заметки.
Уилли развалился в шезлонге, который объявил своим персональным местом, и погрузился в спортивный раздел «Кейп-Код таймс».
– Я уже готов махнуть рукой на «Метс»[8], вряд ли они станут чемпионами, – с грустью заметил он, качая головой.
Мужчина поднял взгляд, рассчитывая на поддержку, но понял, что Эльвира его не слышит.
В час Уилли снова уехал и на этот раз вернулся с литром супа из омаров. За обедом Эльвира поделилась с ним своими находками.
– В общем, факты таковы: мать Синтии была вдовой, когда вышла за Стюарта Ричардса. Синтии тогда исполнилось восемь. Через четыре года они развелись. От первого брака у Ричардса была одна дочка, Лилиан, на десять лет старше Синтии. Лилиан жила с матерью в Нью-Йорке.
– А почему мать Синтии развелась с Ричардсом? – между двумя ложками супа поинтересовался Уилли.
– Судя по показаниям Синтии, Ричардс относился к тому типу мужчин, которые вечно принижают женщин. Ее мать одевалась для выхода, а он доводил ее до слез, высмеивая выбор одежды. И прочее в таком роде. Похоже, он просто довел мать до нервного срыва. Однако Ричардс, кажется, нежно относился к Синтии, всегда отмечал ее день рождения и дарил подарки… Потом мать Синтии умерла, и Ричардс пригласил девочку переехать к нему на Кейп-Код. На самом деле она уже была не маленькой, собиралась идти в Род-Айлендскую школу дизайна. Ее мать перед смертью болела, и, видимо, у них осталось не так много денег. Синтия говорила, что планирует бросить школу и год-два поработать. Она утверждала, что Стюарт сказал ей: он всегда собирался оставить половину своих денег Лилиан, а вторую половину – Дартмутскому колледжу. Но когда Дартмут допустил женщин к очному образованию, Ричардс так разозлился, что изменил завещание. По ее словам, он решил оставить ей дартмутскую половину своего состояния, примерно десять миллионов долларов. Прокурор вынудил Синтию признать, что Ричардс предупредил ее – она получит эти деньги только после его смерти; что с колледжем вышло очень плохо, но это ее мать должна была обеспечить девушке образование.
Уилли отложил ложку.
– Так вот он, твой мотив, а?
– Именно так и заявил прокурор. Что Синтия захотела получить деньги прямо сейчас. В общем, один парень, Нед Крейтон, заглянул в гости к Ричардсам и подслушал этот разговор. Он был другом Лилиан и примерно ее ровесником. Синтия была с ним немного знакома с тех времен, когда они с матерью жили на Кейп-Коде. Так что Крейтон пригласил Синтию с ним поужинать, а Стюарт настоял, чтобы она согласилась.
По свидетельству Синтии, они с Крейтоном ужинали в «Кэптенс Тейбл» в Хайаннисе. Потом он пригласил ее покататься на катере, который стоял у частного причала. Синтия сказала, они были у Нантакет-Саунд, когда катер сломался. Ничего не работало, даже радио. Они сидели там почти до одиннадцати, пока Крейтону наконец не удалось починить двигатель. По всей видимости, на ужин Синтия ела только салат, поэтому, как только они доплыли до берега, она попросила его заскочить за гамбургером.
По ее показаниям, Крейтон не очень-то обрадовался необходимости останавливаться по пути домой, но все же заехал в какую-то закусочную рядом с Котуитом. Синтия сказала, что она не была на Кейпе много лет и плохо знала этот район, поэтому не очень-то поняла, где именно они остановились. Так или иначе, Крейтон сказал ей посидеть в машине, пока он сходит за бургером. Она помнила только, что там ревела рок-музыка и толпились подростки. Но потом на парковку заехала какая-то женщина. Она поставила машину рядом и когда открывала дверцу, стукнула ею машину Крейтона.
Эльвира протянула Уилли вырезку.
– Эта женщина и есть тот свидетель, которого не смогли отыскать.
Пока она рассеянно доедала суп, Уилли просматривал статью. Женщина долго извинялась и рассматривала машину Неда в поисках царапин. Ничего не обнаружив, она направилась в закусочную. По словам Синтии, женщине было лет сорок пять или пятьдесят, коренастая, с коротко подстриженными крашеными волосами оранжево-красного оттенка, в бесформенной блузке и синтетических слаксах с пластиковым поясом.
Вырезки продолжали рассказывать о показаниях Синтии. Крейтон вернулся, жалуясь на очередь и подростков, которые не могут заранее решить, что им нужно. По словам Синтии, Крейтон явно был зол, поэтому она не стала сразу говорить о женщине, стукнувшей его машину.
Синтия свидетельствовала, что за сорокапятиминутную поездку до Денниса, сплошь по незнакомым ей дорогам, Нед Крейтон едва ли обмолвился с ней парой слов. Потом он просто высадил девушку у дома Стюарта Ричардса и уехал. Когда Синтия вошла в дом, она обнаружила Стюарта в его кабинете. Он лежал на полу возле стола, кровь была у него на лбу, на лице и пропитала ковер под ним.
Уилли продолжил чтение: «Подсудимая заявила, что подумала, у Ричардса случился сердечный приступ и он упал, но когда она коснулась его волос, то увидела пулевое ранение во лбу, а потом заметила лежащий рядом пистолет и позвонила в полицию».
Эльвира продолжила вводить мужа в курс дела.
– Она решила, что он покончил жизнь самоубийством. Но потом взяла пистолет и, конечно, оставила на нем отпечатки. Шкаф в кабинете был открыт, и Синтия признала: ей было известно, что Ричардс держит там пистолет. Затем Крейтон дал свои показания, которые противоречили практически всему, что говорила Синтия. Да, он отвез ее поужинать, но они вернулись домой к восьми часам, а за едой Синтия говорила только об одном: ее мать заболела и умерла из-за Стюарта Ричардса, и как только она вернется домой, сразу же разберется с этим. Эксперты установили время смерти – девять часов, и это, естественно, не пошло на пользу Синтии, учитывая показания Крейтона. Даже когда ее адвокаты объявили о розыске женщины, которую Синтия встретила у закусочной, никто не отозвался, чтобы подтвердить ее рассказ.
– Так ты веришь Синтии? – спросил Уилли. – Знаешь, очень многие убийцы не в силах встретиться с реальностью своих поступков и в конце концов начинают верить в собственную ложь или, по крайней мере, предпринимают массу усилий, чтобы ее подтвердить. Синтия может искать эту пропавшую свидетельницу в попытке убедить людей в своей невиновности, пусть даже она уже отсидела свой срок. Я хочу сказать, с чего бы Неду Крейтону лгать?
– Не знаю, – покачала головой Эльвира. – Но кто-то определенно лжет, и я готова поставить свой последний доллар, что это не Синтия. Будь я на ее месте, я постаралась бы выяснить, что же заставило Крейтона солгать, ради чего он это сделал.
Эльвира вновь вернулась к супу и уже не отвлекалась от него, пока не доела.
– Господи, какая вкуснятина… Уилли, нам предстоит отличнейший отдых. И разве не здорово, что мы сняли коттедж рядом с Синтией и я смогу помочь обелить ее имя?
Уилли звякнул ложкой и глубоко вздохнул.
Долгий спокойный сон и последовавшая за ним утренняя прогулка начали избавлять Синтию от эмоционального паралича, в котором она пребывала уже двенадцать лет, с того момента, как суд вынес свой вердикт – «виновна». Сейчас, принимая душ и одеваясь, женщина размышляла, не были ли эти годы кошмаром, в котором ей удалось выжить, только заморозив все эмоции. Она была образцовым заключенным. Держалась замкнуто, избегала любых дружеских отношений. Взяла все учебные курсы, которые предлагала тюрьма. Начала с работы в прачечной и на кухне, а закончила выдачей книг в библиотеке и помощью преподавателю изобразительных искусств. Спустя какое-то время, когда ужасная реальность устоялась в ее сознании, она начала рисовать. Лицо женщины на парковке. Закусочная. Катер Неда. Каждая деталь, которую удавалось выжать из памяти. Но когда она закончила, у нее остался рисунок закусочной, похожей на любую другую в Штатах, и катера, не отличимого от любого катера, выпущенного в этом году. Рисунок женщины был чуть более определенным, но не намного. Было темно. Их встреча заняла несколько секунд. Однако эта женщина оставалась единственной надеждой Синтии.
Заключение прокурора в конце судебного разбирательства звучало так: «Присяжные, дамы и господа, 2 августа 1981 года Синтия Латэм вернулась в дом Стюарта Ричардса между восемью и половиной девятого вечера. Она прошла в кабинет своего отчима. В этот же день, ранее, Стюарт Ричардс рассказал своей падчерице, что изменил свое завещание. Нед Крейтон подслушал этот разговор и слышал ссору между Синтией и Стюартом. Ей срочно требовались деньги, чтобы заплатить за обучение, и она требовала помочь ей. Тем вечером Вера Смит, официантка в «Кэптенс Тейбл», услышала, как Синтия говорит Неду, что ей придется бросить школу.
Вечером Синтия Латэм вернулась в особняк Ричардса в гневе и тревоге. Она зашла в кабинет и столкнулась со Стюартом Ричардсом. Он был человеком, которому нравилось расстраивать близких. Он включил ее в свое завещание, но вполне мог снова передумать. Она давно злилась на него за то, как он обращался с ее матерью, и злость только росла при мысли, что ей придется оставить школу, что ее выбросили в мир практически без цента в кармане. И эта злость заставила ее подойти к шкафу, где, как она знала, Стюарт держит оружие, достать пистолет и трижды выстрелить в голову человеку, который настолько любил ее, что сделал своей наследницей.
Это парадоксально. Трагично. Но еще это убийство… Синтия уговаривала Неда Крейтона, чтобы он сказал – в тот вечер она была вместе с ним на катере. Но никто не видел их на катере. Она говорит об остановке у закусочной, но не знает, где эта закусочная. Она признает, что не заходила в нее. Она говорит о незнакомке с красно-оранжевыми волосами, с которой разговаривала на парковке. Но судебное разбирательство получило большую огласку, так почему же эта женщина до сих пор не появилась? Причина вам известна. Этой женщины просто не существует. И закусочная, и часы, проведенные на катере у Нантакет-Саунд, и эта женщина являются плодом воображения Синтии Латэм…»
Синтия столько раз перечитывала стенограмму суда, что выучила заявление окружного прокурора наизусть.
– Но эта женщина существует, – вслух возразила Синтия. – Она существует.
В следующие полгода, располагая скромной суммой, оставшейся ей по материнской страховке, Синтия будет пытаться найти эту женщину. «Хотя к этому времени, – подумала Синтия, причесываясь и укладывая волосы в узел, – она могла давно умереть или переехать в Калифорнию».
Окна в спальне выходили на море. Синтия подошла к раздвижной двери и открыла ее. По пляжу гуляли пары с детьми. Если она хочет когда-нибудь вернуться к нормальной жизни, с мужем и детьми, ей нужно очистить свое имя.
Джефф Найт. Синтия познакомилась с ним в прошлом году, когда он приехал делать серию телеинтервью с женщинами-заключенными. Джефф пригласил Синтию принять участие, но она наотрез отказалась. Он настаивал, его выразительное и умное лицо выглядело озабоченным. «Синтия, неужели ты не понимаешь, что эту программу увидит несколько миллионов жителей Новой Англии? Одним из этих людей может оказаться женщина, с которой ты тогда повстречалась».