Огэст переехал сюда в прошлом году, задешево арендовал меблированный жалкий таунхаус и сам сделал необходимый ремонт. Он покрасил стены, отскреб кухню и ванную, пока те не засверкали, почистил мебель и каждый день натирал полы. Его аренда истекала первого мая, всего через двадцать дней. Он уже предупредил домовладельца, что собирается съехать. К тому сроку он уже должен заполучить Мэтьюз, и придет время двигаться дальше. Он оставит это место в отличном состоянии. Следует только избавиться от всех усовершенствований тайной комнаты, чтобы никто потом не заподозрил, для чего она служила.
Он думал, сколько же городов сменил за последние десять лет. Он давно сбился со счета. Семь? Восемь? Или больше? Начиная с Сан-Диего, где он нашел свою мать. Ему нравился Вашингтон, здесь хотелось бы остаться подольше. Но после Бри Мэтьюз это будет плохой идеей.
«Какой гостьей она окажется?» – думал он. Тиффани была испуганной и разозленной. Она смеялась над книгами, которые он ей покупал, и отказывалась их читать. Говорила, что ее семья бедна, что у них нет денег. Как будто его интересовали деньги. Она говорила, что хочет рисовать. Он даже купил для нее мольберт и краски.
Она и в самом деле начала одну картинку, пока гостила у него. На картине целовались мужчина и женщина. Она была задумана как копия «Поцелуя» Климта. Он сорвал картину с мольберта и сказал ей скопировать одну из тех милых иллюстраций из детских книг, которые он накупил. Именно тогда она схватила открытую банку с краской и швырнула в него.
Огэст Менш практически не помнил следующие минуты, только липкую массу на куртке и брюках. И как он бросился на нее.
На следующий день ее тело выловили из канала Вашингтона, и полиция допрашивала ее бывшего дружка. Дело было во всех газетах. Он смеялся над их предположениями, где она могла пропадать эти три недели.
Менш вздохнул. Ему не хотелось сейчас думать о Тиффани. Он хотел еще раз пропылесосить и вычистить комнату, как следует подготовиться к приходу Мэтьюз. А потом ему нужно закончить вытаскивать раствор, скрепляющий блоки, которые разделяют его и ее подвалы.
Он вытащит достаточно блоков, чтобы пробраться в подвал Мэтьюз. Потом принесет ее сюда тем же путем. Огэст знал, у нее стоит охранная система, но толку от нее не будет. А потом он поставит блоки на место и тщательно зацементирует.
Был вечер воскресенья. Он весь день следил за ее домом. Мэтьюз не выходила. Последнее время по воскресеньям она оставалась дома, с тех пор как перестал приходить Картер. Тот не показывался здесь уже пару недель.
Он смахнул невидимую пылинку. Завтра в это же время она будет с ним; она составит ему компанию. Он купил для нее пачку книжек доктора Суса[15]. Остальные книги он убрал. Некоторые были забрызганы красной краской. И все они напоминали ему о том, как Тиффани отказывалась их читать.
Все эти годы он старался обеспечить своих гостий комфортом. И не его вина, что они вечно оказывались неблагодарными. Он помнил, как одна, в Канзас-Сити, заявила ему, что хочет стейк. Он купил здоровенный стейк, самый толстый, какой смог найти. А когда вернулся, оказалось, что во время его отсутствия она пыталась сбежать. Она вовсе не хотела стейк. Он вышел из себя. И плохо помнил, что случилось после.
Он надеялся, что Бри окажется приятнее.
Скоро он узнает. Завтра утром он сделает свой ход.
– А это еще что? – пробормотала себе под нос Бри, стоя на лестнице, ведущей в подвал; из подвала смежного дома доносился слабый скрежет.
Она покачала головой. Какая разница? Все равно не спится. Звук, правда, раздражал. Еще только шесть утра понедельника, а Менш уже занялся какими-то самодельными работами… Наверняка очередное усовершенствование, все как с иголочки, раздраженно подумала она.
Она вздохнула. Похоже, сегодня будет поганый день. И насморк паршивый. Незачем было вставать в такую рань, но ей все равно не спалось. Вчера она мерзко себя чувствовала, весь день провалялась в постели. Даже не удосужилась поднять телефонную трубку, только слушала сообщения. Никого из близких. Бабуля не звонила, и мистер Кевин Картер не утруждался потыкать пальцем в кнопочки.
Ладно, простужена она или нет, в девять утра ей нужно быть в суде, пытаться заставить первого подрядчика заплатить за якобы сделанный им ремонт крыши, который ей пришлось делать заново. Не говоря уже об оплате ущерба, причиненного протечкой. Бри решительно закрыла дверь подвала и пошла на кухню, выжала грейпфрут, сделала кофе, поджарила английский кекс и уселась за кухонную стойку.
Она уже начинала воспринимать этот таунхаус не иначе как адскую хибару, но когда все повреждения отремонтируют, надо признать, он станет милым домиком.
Бри принялась за завтрак, но поняла, что не может есть. «Я никогда не свидетельствовала в суде, – подумала она. – Вот почему я так нервничаю. Но судья наверняка примет мою сторону. Ни один судья не станет мириться, если его или ее дом превратят в руины».
Бри – от Бриджет – Мэтьюз, тридцать лет, одинокая, голубоглазая и темноволосая, с белоснежной кожей, которая боялась солнца, была, по общему признанию, нервной от природы. Прошлогодняя покупка этого дома по сию пору казалась дорогостоящей ошибкой. «На этот раз мне не следовало слушать бабулю», – подумала она и неосознанно улыбнулась, представив, как бабушка до сих пор обрывает провода из своего поселка для пенсионеров в Коннектикуте, снабжая ее хорошими советами.
«Восемь лет назад именно она сказала, чтобы я согласилась поехать в Вашингтон работать на нашего конгрессмена, хоть я и считала его дебилом, – вспомнила Бри, заставляя себя кусать английский кекс. – Потом она посоветовала мне хвататься за возможность и идти в «Даглас паблик рилейшнз», когда я получила от них предложение. Она оказалась права во всем, за исключением идеи покупки и ремонта этого дома. «Бри, недвижимость, особенно в Джорджтауне, – хороший способ заработать денег» – так она говорила».
Ошибочка! Бри мрачно нахмурилась и глотнула кофе. «Драпировки от «Пьер Де» испачканы и шелушатся. Не обои, заметьте, а драпировки. Особенно когда покупаешь их по восемьдесят долларов за ярд. За такую цену иначе как драпировками их не назвать». Она нахмурилась, вспомнив, как объясняла Кевину разницу, а он в ответ заявил: «Вот это я и называю претенциозностью». Именно такой ответ ей и хотелось услышать!
Бри мысленно пересматривала все, что собирается сказать судье: «Персидский ковер, который бабушка с гордостью расстилала на полу своего первого дома, скатан и замотан в полиэтилен, чтобы новые протечки не повредили его еще сильнее, а паркетные полы стали блеклыми и пятнистыми. Я могу показать вам фотографии, на которых видно, в каком ужасном состоянии пребывает мой дом. Ваша честь, я бы хотела, чтобы вы взглянули на них. Сейчас я жду маляра и паркетчика, которые четыре месяца назад сделали «отличную работу», а сейчас будут делать ее заново, за большие деньги.
Я просила, умоляла и молила этого подрядчика, я даже рычала на него, пытаясь заставить его починить протечку. И когда он наконец пришел, то заявил, что вода течет с крыши моего соседа. И я поверила ему. Я выставила себя на посмешище, названивая бедному мистеру Меншу и обвиняя его во всех бедах. Видите ли, ваша честь, у нас общая стена, и подрядчик сказал, что вода течет оттуда. Конечно, я ему поверила. Предполагалось, что он специалист».
Бри подумала о своем соседе, лысеющем парне с седоватым хвостиком, который терялся, даже когда они случайно здоровались на улице. В тот день, когда она разбушевалась, он пригласил ее зайти. Сначала он слушал ее тираду спокойно, с задумчивым лицом. Ей казалось, что так должен выглядеть священник во время исповеди, если, конечно, вам удастся посмотреть сквозь ширму. А потом вдруг начал краснеть, потеть и еле слышно оправдываться: это не может быть его крыша, потому что тогда у него бы тоже текло. Ей нужно позвонить другому подрядчику, сказал он.
– Я испугала беднягу до умопомрачения, – сказала она тем вечером Кевину. – Я должна была сама догадаться, как только увидела, в каком порядке он держит свой дом. Этот человек не потерпит текущей крыши. Пол в его прихожей так блестел, что я чуть не ослепла. Наверняка в детстве получил медаль за звание самого опрятного мальчика в лагере.
Кевин. Это отдельная тема. Бри старательно пыталась выбросить его из головы. Сегодня утром она с ним увидится, впервые за много времени. Он настоял, что тоже придет в суд, хоть они больше и не встречались.
«Я никогда не приводила никого в суд, – подумала она, – и это определенно плохая идея, особенно если учесть, что я совершенно не хочу видеть Кевина». Бри налила вторую чашку кофе и вновь уселась за стойку. «Только потому, что Кев помог мне составить жалобу, – думала она, – он решил сыграть в Джонни-в-каждой-бочке-затычка и прийти в суд. Больше спасибо, но не очень-то нужно. Я не хочу его видеть. Вообще. А сегодня еще такой мрачный день…» Бри посмотрела в окно на густой туман, покачала головой и плотно сжала губы. На самом деле ее настолько раздражал Кевин, что она была почти готова обвинить в протечке его. Он больше не звонил по утрам и не посылал ей цветы семнадцатого числа каждого месяца, в дату их первого свидания. Они начали встречаться десять месяцев назад, когда Бри въехала в этот таунхаус… Она поджала губы и снова покачала головой, печально подумав: «Я люблю независимость, но иногда просто ненавижу одиночество».
«Я никогда не приводила никого в суд, – подумала она, – и это определенно плохая идея, особенно если учесть, что я совершенно не хочу видеть Кевина». Бри налила вторую чашку кофе и вновь уселась за стойку. «Только потому, что Кев помог мне составить жалобу, – думала она, – он решил сыграть в Джонни-в-каждой-бочке-затычка и прийти в суд. Больше спасибо, но не очень-то нужно. Я не хочу его видеть. Вообще. А сегодня еще такой мрачный день…» Бри посмотрела в окно на густой туман, покачала головой и плотно сжала губы. На самом деле ее настолько раздражал Кевин, что она была почти готова обвинить в протечке его. Он больше не звонил по утрам и не посылал ей цветы семнадцатого числа каждого месяца, в дату их первого свидания. Они начали встречаться десять месяцев назад, когда Бри въехала в этот таунхаус… Она поджала губы и снова покачала головой, печально подумав: «Я люблю независимость, но иногда просто ненавижу одиночество».
Бри знала, что она со всем этим справится. У нее уже вошло в привычку раз за разом переживать свою ссору с Кевином Картером. Кроме того, она осознала: когда его не хватало сильнее всего – как в прошлое воскресенье, когда она слонялась без дела, потом сходила в кино и поужинала в одиночестве, или вчера, когда она весь день провалялась в постели, одинокая и несчастная, – ей требовалось заново убеждать себя в своей правоте.
Бри вспомнила их сражение, которое, как часто бывает, началось с малого, а закончилось серьезной встряской. «Кев сказал, что я поступила глупо, не согласившись на предложенные подрядчиком отступные, – припомнила она, – и что я вряд ли получу больше через суд, но даже не задумалась об этом. Что я упрямая, люблю драку и всегда стреляю с бедра. А еще сказал, что я отношусь к ситуации неразумно и незачем было бросаться на этого застенчивого соседа. Я напомнила ему, что извинилась и мистер Менш был так любезен, что даже предложил починить кривые жалюзи на окне гостиной».
Бри с неловкостью вспомнила, что в этот момент их перепалка притихла и она могла бы промолчать, но вместо этого она заявила Кевину, что именно он, похоже, любит драки и вечно принимает чужую сторону. Тогда он и сказал, что, возможно, им следует сделать шаг назад и внимательно посмотреть на свои отношения. «А я заявила, что если их нужно рассматривать, значит, их не существует. Пока-пока».
Она вздохнула. Это были долгие две недели.
«Хоть бы Менш уже прекратил свои слесарные работы, или чем он там занят», – подумала Бри, вновь услышав противные звуки. В последнее время он вызывал у нее мурашки. Она видела, как он следит за ней, когда она выходит из машины, и чувствовала, как его взгляд преследует ее по двору. Может, он все-таки тогда рассердился и что-то вынашивает? Она собиралась сказать Кевину, что Менш заставляет ее нервничать, но потом они поссорились, и говорить стало некому. Во всяком случае, на вид Менш достаточно безобиден.
Бри пожала плечами и встала, все еще держа чашку с кофе. «Я просто на нервах, – подумала она, – но через пару часов все будет позади, так или иначе. Сегодня я приду домой пораньше, лягу спать и высплю эту чертову простуду, а завтра снова займусь домом».
Из подвала снова донесся скрип. «Кончай с этим», – чуть не произнесла она вслух. Решила, что стоит посмотреть, чем он так шумит, но передумала. «Пусть Менш развлекается своими самоделками. Это не мое дело».
Затем скрип прекратился и наступила глухая тишина. Шаги на подвальной лестнице? Быть не может. Наружная дверь подвала наглухо закрыта. Тогда в чем дело?
Она резко обернулась. Рядом стоял ее сосед, держа в руке шприц.
Она выронила чашку, и тут мужчина воткнул ей в руку иглу.
Кевин Картер, дипломированный юрист, чувствовал, как его раздражение достигает опасной зоны. «Очередной пример полнейшей неспособности Бри прислушиваться к голосу разума, – думал он. – Она упрямая. Волевая. Импульсивная. Но куда она, ко всем чертям, подевалась?»
Подрядчик Ричи Омберг уточнил время. Угрюмый парень, он постоянно поглядывал на часы и бубнил, что ему пора заняться работой. Потом, уже громче, стал заново пересказывать свою позицию адвокату: «Я предлагал ей исправить протечку, за это время ее можно было исправить уже шесть раз. Дважды я посылал парней посмотреть, и оба раза ее не оказывалось дома. Один парень посмотрел и сказал, что думает, мол, это течет от соседа, протечка у него. Наверное, этот доходяга из соседней половины уже все починил. Все равно я предложил ей вернуть столько денег, во сколько мне обошлась бы эта работа».
Бри должна была приехать в суд к девяти. Когда пробило десять, а она так и не появилась, судья отклонил иск.
Разъяренный Кевин Картер поехал на свою работу в Государственный департамент. Он не стал звонить Бриджит Мэтьюз в «Даглас паблик рилейшнз», где она работала, и тем более – ей домой. Звонить должна она. Позвонить и извиниться. Он старался не вспоминать, что после слушания дела собирался признаться ей, что ему дьявольски ее не хватает и, пожалуйста, давай помиримся.
Менш вытащил обмякшее тело Бри в коридор, который вел к подвальной лестнице. Он тащил ее по ступенькам, шаг за шагом, пока не спустился вниз, потом наклонился и поднял ее. Она явно не удосужилась привести подвал в порядок. Шлакоблочные стены были серыми и унылыми, плитки на полу – чистыми, но вытертыми. Он проделал отверстие в стене в помещении котельной, там его будет труднее заметить. Блоки он вытаскивал в свой подвал, так что теперь оставалось только запереть Бри в тайной комнате, вернуться за ее одеждой, а потом поставить блоки на место и зацементировать.
Он проделал достаточно большое отверстие, чтобы просунуть ее туда, а потом проползти следом. Она все еще была без сознания и не сопротивлялась, когда он связал ей лодыжки и запястья, а потом, на всякий случай, обвязал рот шарфом. Судя по дыханию, Бри была простужена. Нужно позаботиться, чтобы она не задохнулась.
Мгновение он наслаждался ее видом – безвольная и прекрасная, рассыпанные по матрасу волосы, мирное и расслабленное тело. Он поправил на ней халат и подоткнул со всех сторон.
Теперь она здесь, и он чувствовал себя сильным и спокойным. Он был потрясен, когда застал ее на кухне в такую рань. А теперь следовало действовать быстро: забрать одежду и сумочку, вытереть пролитый кофе. Все должно выглядеть так, будто она ушла из дома и исчезла.
Он посмотрел на автоответчик в кухне, на нем мигало семь пропущенных звонков. «Странно», – подумал он. Вчера она точно не выходила. Неужели весь день не снимала трубку?
Он прокрутил сообщения. Звонки от друзей. «Как дела?», «Давай встретимся», «Удачи в суде», «Надеюсь, ты заставишь подрядчика заплатить». Последнее сообщение было от того же абонента, что и первое: «Похоже, тебя нет. Попробую позвонить завтра».
Менш на секунду присел за стойку. «Очень важно все продумать. Вчера Мэтьюз не выходила весь день. Похоже, она весь день не отвечала на звонки. Предположим, я не стану забирать ее вещи, в которых она должна была уйти на работу в понедельник, а приберу дом, чтобы у всех сложилось впечатление, будто она вообще не возвращалась в субботу вечером». В конце концов, он видел, как она шла по кварталу одна около одиннадцати, держа в руке газету. И кто сказал, что она благополучно вернулась домой?
Менш встал. Он уже натянул латексные перчатки и стал осматриваться. Мусорное ведро под кухонной раковиной пусто. Он достал из ящика новый пакет для мусора, сложил в него остатки грейпфрута, кофейную гущу и осколки разбитой чашки. Затем методично вымыл кухню, даже вымыл кастрюльку, оставленную на плите. «Что ж она не уследила?» – подумал Менш, оттирая пригоревшие остатки.
Поднявшись в спальню, он заправил кровать и подобрал с пола воскресный номер «Вашингтон пост». Газета тоже отправилась в мусорный пакет. Она оставила костюм на кровати, и он повесил его в шкаф, к остальной одежде.
Следующим делом Менш вымыл ванную. Здесь стояли стиральная машинка и сушилка, скрытые раздвижными дверцами. На машинке лежали джинсы и свитер, которые были на ней в субботу. Дождь тогда еще не начался, но на ней был желтый плащ. Он собрал ее джинсы, свитер, нижнее белье, кроссовки и носки. Потом достал из комода еще несколько комплектов нижнего белья. Забрал из шкафа несколько пар слаксов и джемперов. Они были довольно неприметными, и он знал, что их не хватятся.
В прихожей, у входной двери, Менш нашел ее плащ и сумку. Затем взглянул на часы. Семь тридцать, пора идти. Ему еще требовалось поставить на место блоки и заделать их цементом.
Он осмотрелся, желая убедиться, что ничего не упустил. Взгляд упал на покосившиеся жалюзи на переднем окне. Голову ножом пронзила боль; в нем вспыхнуло отвращение. Ему стало почти физически плохо. Он не мог стоять и смотреть на эти жалюзи.
Менш положил одежду и сумку на пол. Быстрым, уверенным шагом подошел к окну и взялся рукой в перчатке за перекошенные жалюзи.