— Моя каюта? — глупо переспросил Андреас.
Приличных размеров комната с большим иллюминатором. Кровать, тумбочка, два кресла, маленький столик, шкаф и полки для книг. Справа от двери вешалка и тумбочка для обуви. Пол устлан циновками, над кроватью и над столиком укреплены бра. За шкафом — дверь.
— Там туалет, — объяснил Валентин, перехватив вопросительный взгляд Мерсы.
— Туалет?! — не сдержался Андреас.
«Собственный туалет, а еще, возможно, и душ? Жить среди людей, но без соседей! Я сплю? Или меня усыновила добрая фея?»
— Отныне вы офицер, синьор алхимик, а на «Амуше» офицеры приводят себя в порядок в своих туалетных комнатах. — Валентин скептически оглядел Мерсу, задержавшись взглядом на маленьком порезе на шее — Андреас торопился с бритьем, — и закончил: — Мессер считает, что офицер обязан выглядеть опрятно. Я с ним согласен.
— Понимаете, бритва…
— Первая дверь направо ведет в алхимическую лабораторию. — Теодор вновь пригласил Мерсу в коридор. — Она оборудована прекрасной системой вентиляции, так что вы при всем желании не доставите никому неудобств.
— Можно посмотреть?
— Успеете. Лаборатория находится в вашем полном распоряжении, из нее ведет дверь в арсенал, входить в который вы можете только с разрешения мессера. Это понятно?
— Э-э… да.
Однако Валентин не услышал в голосе алхимика должной уверенности, а потому остановился, поправил пенсне и очень веско произнес:
— Бамбады мессера Помпилио изготовлены лучшими мастерами Герметикона, изготовлены специально для него. Полагаю, мессер позволит вам входить в арсенал, чтобы брать и класть на место патронташи, но вы не имеете права без разрешения прикасаться к бамбадам. Это понятно?
— Абсолютно.
На этот раз Андреас собрался с силами и ответил со всей доступной ему твердостью.
— Хорошо. — Валентин вернулся к экскурсии: — Следующая дверь — кабинет мессера, за ней следует каюта мессера, гардеробная, а за ней — моя каюта. Напротив кабинета — каюта суперкарго. Мессер выдал вам деньги в первый и последний раз, в дальнейшем вы будете получать жалованье у суперкарго Бабарского, он отвечает за судовую кассу. Я уже проинформировал ИХ о размере вашего жалованья.
— Кого их?
— Узнаете позже. — Валентин вновь извлек из кармана часы. — Наша встреча окончена, синьор алхимик, мне необходимо отправиться в Альбург. Рассказ об «Амуше» закончит кто-нибудь из офицеров, но прежде — пройдите, пожалуйста, на мостик, вас хочет видеть капитан Дорофеев. — Теодор убрал часы и невозмутимо поправил Мерсе завернувшийся лацкан пиджака. — Постарайтесь произвести на него хорошее впечатление.
«Опять?!»
«Как это частенько бывает, хорошее и плохое в нашей жизни идут рука об руку. Нескончаемый подъем на швартовочную мачту изрядно меня утомил, зато каюта оказалась неслыханно роскошной. Разговор с Валентином не задался, он буквально топит меня в своем высокомерии, а вот с Баззой Дорофеевым, кажется, удалось найти общий язык. Но прежде я своими глазами увидел главный мостик „Амуша“, рабочее место капитана и центр управления цеппелем. Увидел и влюбился.
Представь себе обширную комнату, передняя, полукруглая стена которой остеклена едва ли не снизу доверху. Уверен, что во время похода облака буквально стелются у ног капитана, и это… это… это потрясающе! Впрочем, когда я оказался на мостике, из лобового окна открывался вид на стальную мачту и повседневную жизнь сферопорта. Но убегающие под ноги облака не исчезли из моего воображения, и я понял, что обязательно зайду на мостик во время похода. Пусть даже визит закончится дисциплинарным взысканием.
Как я узнал впоследствии, „Амуш“ — довольно новый цеппель, он был построен меньше десяти лет назад. Оснастка у него самая современная, причем Помпилио не скупится и постоянно обновляет оборудование. Однако первое, на что я обратил внимание, оторвав взгляд от лобового окна, был стоящий в центре мостика древний штурвал — с его помощью управляют рулями поворота. А вот все остальные приборы располагаются на панели, высотой в половину человеческого роста, и до каждого из них рулевой может без труда дотянуться левой или правой рукой. Тут же находятся переговорные трубы, с помощью которых капитан может связаться с любым отделением „Амуша“.
Именно здесь, на мостике, я впервые увидел давно ожидаемые признаки адигенской роскоши. Штурвал оказался выточенным из красного дерева. Золотой хронометр был настолько красив, что казался произведением искусства. А чуть позади штурвала были установлены два потрясающих, очень удобных на вид кресла: высокие спинки, резные подлокотники, кожаные подушки. В одном из них и сидел наш капитан.
Скажу откровенно: сначала он мне не понравился, и дело не только в ужасном шраме, который обезобразил его лицо. Базза показался властным. А потом я подумал: каким еще быть командиру? Он показался решительным, но я не хотел бы идти в неизвестный мир с капитаном-рохлей. Он показался высокомерным. Однако я уже понял, что это качество присуще всем приближенным к Помпилио людям. Тот факт, что они служат столь высокородному адигену, заставляет их задирать носы до самых звезд. Все эти черточки я подметил и тут же отыскал им оправдание. Но кроме них я разглядел в глазах Баззы жестокость. Не жесткость, а именно жестокость. Хотя, возможно, я и ошибся, потому что до сих пор ни разу не встречал ни по-настоящему жестких, ни по-настоящему жестоких людей. Потому что до сих пор среди моих знакомых не было ни одного настоящего капитана настоящего цеппеля…»
Из дневника Андреаса О. Мерсы alh. d.— Наверное, глупо спрашивать, осведомлялся ли мессер о вашей цепарской квалификации, синьор Мерса?
Валентин рекомендовал «произвести благоприятное впечатление», а потому Андреас решил использовать подслушанную еще в университете фразу:
— Не бывает глупых вопросов, синьор капитан, бывают глупые ответы. — И важно поправил очки.
Этим высказыванием щеголял профессор Уилсон, известнейший исследователь порохов и автор монографии «Алхимия взрыва. Перспективные пути развития». Мерсе высказывание казалось чрезвычайно умным, однако Дорофеев его точку зрения не разделил:
— Да уж, с глупыми ответами у вас всё в порядке, синьор алхимик.
При появлении Мерсы капитан не соизволил ни подняться с кресла, ни предложить Андреасу расположиться рядом. Остался сидеть, подперев кулаком подбородок и разглядывая алхимика с таким выражением, словно самые худшие его опасения уже подтвердились.
— Мессер Помпилио спрашивал меня о цепарской э-э… квалификации. — Неудачная шутка сбила Андреаса с толку, заставив вернуться к привычному «э-э…».
— И что же вы ему ответили? — с любопытством осведомился Базза. — Будьте уж так любезны, синьор Мерса, повторите.
— Я прошел соответствующий… э-э… курс и знаком с обязанностями корабельного алхимика.
— Звучит весомо.
Внешность выдавала в Дорофееве типичного верзийца: густые каштановые волосы, которые он зачесывал на пробор, крупное, грубоватое лицо с широкими скулами и тяжелым квадратным подбородком, темные глаза. Обычное верзийское лицо, которое сильно портил длинный шрам от сабельного удара. Старый рубец тянулся от лба до самого подбородка, и только чудо, судя по всему, помогло капитану сохранить левый глаз.
— Получилось так, что в прошлом походе была повреждена обшивка «Амуша» и два баллона. Мы потеряли изрядное количество гелия, находясь в тысяче лиг от ближайшего порта. — Дорофеев усмехнулся. — Что скажете?
— Обшивку и баллоны починить удалось?
— Да.
— В таком случае я бы предложил заполнить баллоны водородом. Опасно, конечно, но если не курить на борту и не ввязываться в драки, до порта добраться можно. Если алхимическая лаборатория действительно так хороша, как мне обещали, я смог бы собрать установку по добыче водорода и получить нужное количество за сутки.
— Я не сказал, где мы находились, — заметил Дорофеев.
— Неважно, — махнул рукой Мерса. — Я могу получить водород даже в пустыне.
А вот теперь, когда речь зашла о работе, алхимик говорил по-настоящему уверенно. Отметивший это Базза улыбнулся в кулак.
— Неужели?
— Насколько мне известно, на борту цеппеля есть достаточный запас балластной воды. Кроме того, можно разлагать королевский уксус…
— Достаточно.
— Достаточно?
— Мы действительно сидели в пустыне, синьор алхимик, и действительно добывали водород… — Базза указал на кресло рулевого: — Присаживайтесь.
— Благодарю, синьор капитан.
— Просто — капитан, Мерса. На борту действуют упрощенные правила, но только на борту.
— Я понял, капитан.
Алхимик отметил, что соседнее кресло осталось пустым, но спрашивать ничего не стал, поскольку догадался, кому оно принадлежит.
— Мессер объяснил вам, чему посвящает свободное время?
— Сказал, что путешествует.
— Мессер сказал, что путешествует, — поправил алхимика Дорофеев.
— Э-э… извините, — протянул Андреас. — Мессер сказал, что путешествует.
Пора привыкать, что вольностей здесь не позволяют даже в отсутствие Помпилио.
— Собственно, так оно и есть, — кивнул Базза. — Несмотря на все переделки… Мессер, знаете ли, привык к комфорту… Так вот, несмотря на все переделки, «Пытливый амуш» не превратился в прогулочную яхту. Наш цеппель — прекрасно оснащенный исследовательский рейдер, формально приписанный к Астрологическому флоту. Формально — потому что мессер сам выбирает маршруты путешествий. Мессер познает Герметикон, а поскольку интересы его весьма широки, мы посещаем самые разные миры. Сегодня в Ожерелье, завтра в Бисере, послезавтра в Пограничье, через неделю — на неизведанной планете… Захватывающе звучит?
— Я ощущаю себя мальчишкой, капитан, — не стал скрывать алхимик. — Мальчишкой… э-э… которому пообещали исполнить мечты.
— Но вы уже взрослый мужчина.
— Поэтому я не испытываю восторга, но… э-э… заинтригован.
— Все члены команды, выражаясь вашим языком, заинтригованы. Нам всем нравится бродить по Герметикону. — Взгляд темных глаз стал предельно внимательным: — Вы ведь еще не приняли окончательного решения остаться, так?
— Пока я просто бегу с Заграты, — вздохнул Андреас.
— Вы правильно сделали, что не стали лгать.
— У меня плохо получается.
— Еще одно хорошее качество, — усмехнулся Дорофеев.
— Олли не такой, — добавил Мерса.
— Значит, ему будет попадать, — пообещал Базза. Помолчал и уточнил: — Кстати, ваши профессиональные качества…
— Не страдают, — поспешил заверить капитана алхимик. — То, что… э-э… произошло со мной… или… э-э… с нами… В общем, это произошло по окончании университета. Так что насчет работы вы можете быть совершенно спокойны.
— В таком случае, всё в порядке. — Дорофеев откинулся на спинку кресла и побарабанил пальцами по подлокотнику. — Что вы знаете о мессере?
— Мессер — лингиец.
Понятие «лингийский адиген» было настолько всеобъемлющим, что продолжать, по большому счету, не требовалось. Однако Базза решил уточнить:
— Мессер не просто лингийский адиген, Мерса, он происходит из рода Кахлес, из рода даров. Его старший брат — Антонио, один из самых уважаемых правителей Линги, а значит, и Лингийского союза. Во всем Герметиконе есть только пять семей, члены которых были дарами на протяжении всей истории, с тех пор как Первые Цари отдали адигенам власть. Кахлесы — одна из них. Их род и их власть не прерывались больше тысячи лет.
«Теперь понятно, почему Компания жаждет заполучить агента в окружении Помпилио…»
— Но вы должны знать, что мессер не общается со старшим братом.
— Вот как?
Дорофеев внимательно посмотрел на алхимика. Когда капитан становился серьезным, шрам придавал его лицу особенно угрожающее выражение.
— Вы действительно не знаете историю Помпилио дер Даген Тур?
— Я не слежу за светскими… э-э… новостями. Извините.
Капитан выдержал довольно длинную паузу, размышляя над ответом Андреаса, после чего принял решение:
— Вы всё равно ее узнаете, Мерса, поэтому будет лучше, если вы узнаете ее от меня. В этом случае в ней не будет ничего лишнего, только факты.
По тону Баззы алхимик понял, что светской история Помпилио не является, а потому насторожился.
— После смерти Фабрицио, отца Помпилио, средний сын — Маурицио — организовал мятеж. — Дорофеев помолчал. — Маурицио пользовался большой популярностью среди народа, его любили адигены и уважали дары. К тому же его очень любил Помпилио. Они с Маурицио выросли вместе, разница в возрасте всего два года, а вот Антонио был старше на десять лет.
— Можно сказать — другое поколение, — пробормотал Андреас.
— Да, можно сказать и так.
Чувствовалось, что капитан близко воспринимает старую историю, и Мерса неожиданно понял, что взаимоотношения Баззы и Помпилио выходят за рамки служебных.
«Они друзья?! Неужели заносчивый лингиец способен дружить с простолюдином? И вообще — способен дружить?!»
— Маурицио считался лучшим кандидатом на трон, но по закону даром должен был стать Антонио. — Вновь пауза. — Когда Маурицио поднял мятеж, Помпилио немедля вернулся с Химмельсгартна. Дары в конфликт не вмешивались, считали, что братья сами должны определить судьбу короны. Война тлела, но не разгоралась, все ждали, чью сторону примет Помпилио, а он сразу же отправился к Маурицио. Долго говорил с ним один на один, а после — убил. — Дорофеев пронзительно посмотрел на алхимика. — И сжег замок.
— Ему никто не помешал? — изумился Андреас. — Воины? Телохранители?
— Это Линга, Мерса, там живут по законам, установленным Праведниками и Первыми Царями. Никто не смеет вставать между братьями из семьи даров. Они могут поделить власть мирно или взять ее с помощью оружия, но это их дело. Только их.
— А почему Антонио остался в стороне?
— Потому что мессер ему запретил, — объяснил Базза. — У настоящего дара не может быть на руках братской крови.
Не только защитил закон, но сделал так, чтобы севший на трон брат остался чист. Взял на себя всю грязь, неимоверный груз, который наверняка давит на него…
— За это мессера изгнали с Линги? — тихо спросил Мерса, покусывая дужку очков. Он сам не заметил, когда успел их снять.
— Мессер сам себя изгнал, — ответил капитан. — Все адигены Герметикона знают, что мессер поступил правильно. Плохо, но правильно. Однако для мессера важно то, что он поступил плохо.
— И он до сих пор переживает…
— Если на рану сыпать соль, она дольше остается свежей. — Дорофеев бросил взгляд на корабельный хронометр: — Ну, что же, Мерса, первое знакомство, можно сказать, состоялось. Теперь…
— Капитан, с вашего позволения еще один вопрос, — торопливо произнес алхимик. — Если он, конечно, не покажется вам слишком личным…
— Меньше слов, Мерса, о чем вы хотите спросить?
— О вашем шраме, капитан. Наверняка с ним тоже связана история, которую мне расскажут. Возможно… э-э… будет лучше, если я услышу ее от вас?
— Ошибка молодости, — усмехнулся Базза. — Вы слышали о штурме Бреннана?
Бреннан? Невероятно!
Двенадцать лет назад коалиционный флот вычислил местонахождение крупнейшей пиратской базы Герметикона и разрушил ее в результате короткого, но ожесточенного штурма. История облетела все миры, о ней было написано несколько приключенческих книг, куча мемуаров, а солдат, которые там воевали, почитали героями.
— Конечно, слышал.
— А я там был.
— Службу в армии вы называете ошибкой молодости?
— Я сражался на другой стороне, — спокойно ответил Дорофеев.
И Мерса понял, что глупые вопросы все-таки бывают.
* * *«Вопреки опасениям, решение отправиться к Зюйдбургу маршем не ввергло войска в уныние. Конечно, монотонное движение по пыльной дороге нельзя сравнивать с путешествием в поезде, однако солдатам явно надоели вагоны. Слышал бы ты, мой дорогой сын, как шутили выходящие из Касбриджа драгуны, как смеялись они, хлопая друг друга по плечам. Они уверены в себе, мои драгуны, они знают, что победят, и вся армия разделяет их уверенность. К тому же стоит великолепная погода: знаменитая южная жара спала, легкий ветер приносит с Инкийских гор прохладу, ехать легко и приятно.
Местные жители, опять же — вопреки ожиданиям, — враждебности не проявляют. То ли производит впечатление наша грозная техника, то ли южане и в самом деле сожалеют, что поддержали мятежника. Обитатели нескольких поселений предпочли спрятаться, однако старосты и бургомистры выходили на дорогу и покаянно встречали меня, своего сюзерена. Умоляли простить и не держать зла. Некоторые уверяли, что Нестор им угрожал, однако я в это не верю. Увы, мой дорогой сын, такова природа низких сословий: они ждут, кто одержит верх, а потому встречали мятежника с тем же смирением, что и меня. Они простые крестьяне, мечтающие о спокойной жизни, и я наведу на Заграте порядок!
Но не подумай, мой дорогой сын, что твой отец всё забудет. Я король, я знаю, что иногда необходимо проявлять твердость. После победы я обязательно поручу Джефферсону провести тщательное расследование и примерно наказать наиболее рьяных последователей мятежника. Но это потом. Сейчас же загратийцы должны видеть милостивого монарха, это оттолкнет их от Нестора. А в нашем положении, мой дорогой сын, мнение простолюдинов необычайно важно. Гражданская война страшна не кровью, а мыслями, которые заставляют людей браться за оружие. Я обязан изменить эти мысли, показать народу, что король не только силен, но и благороден. Я обязан не усмирить подданных, а успокоить. И тогда Заграта надолго станет тихим миром. Я обязан думать не только о себе, но и о твоем правлении, мой дорогой сын и наследник. Я не хочу, чтобы оно было омрачено подобными событиями, а потому сдерживаю гнев.