Гунилла увидела перед своим внутренним взглядом простой сценарий: Гектор по каким-то причинам исчезает из ресторана, а София и Арон помогают ему… София лжет. Неужели она всегда лжет? Она и раньше всегда лгала?
Постепенно подступила реальность, звук ее собственного дыхания, шелест ветерка в кронах деревьев, шум транспорта и шаги прохожих… Гунилла Страндберг заморгала и открыла глаза.
Открыв черную записную книжку, лежавшую у нее на коленях, она записала все, к чему только что пришла, все свои размышления и ощущения, все догадки. Вся книжка была исписана такими неотчетливыми подсказками интуиции.
Женщина перечитала то, что только что записала, потом еще и еще раз. Картина начала проясняться. София Бринкман, судя по всему, поступает так, как считает нужным.
Поднявшись со скамейки, Гунилла вернулась обратно в офис, позвонила своему брату Эрику и сказала, что хочет обсудить с ним одну идею.
Альберт возвращался домой в приподнятом настроении, все еще ощущая во рту вкус ее жевательной резинки. Все произошло две недели назад, и теперь они вместе. Ее звали Анна Муберг, и она всегда ему нравилась.
С ним поравнялась машина — она медленно ехала вдоль пешеходной дорожки, с той же скоростью, с которой шел он сам. Альберт посмотрел на машину, на того, кто сидел за рулем, недоумевая, что тому может быть нужно, но окно со стороны водителя было закрыто. Некоторое время он продолжал идти, потом остановился.
Машина проехала чуть вперед и тоже остановилась. Альберт пересек дорогу позади машины, прибавил шагу. Стекло опустилось.
— Эй, парень!
Альберт обернулся, увидел за рулем рослого мужчину в светлой ветровке.
— Альберт Бринкман?
Юноша кивнул.
— Иди сюда, мне надо поговорить с тобой.
Альберт насторожился.
— Нет, мне надо домой.
Он слышал нервозность в своем голосе, пытался скрыть ее, стоя прямо и неподвижно, но тело не желало подчиняться. Незнакомец махнул ему рукой, приглашая подойти.
— Говорю тебе, иди сюда. Я из полиции.
Альберт неуверенной походкой направился к машине. Мужчина показал ему удостоверение:
— Меня зовут Хассе. Садись на заднее сиденье.
Юноша по-прежнему колебался.
— Садись назад, — глухо повторил мужчина.
Заднее сиденье было отделано велюровой тканью. Альберт ощутил запах еды — вероятно, кто-то недавно ел в машине гамбургер. Ханс Берглунд оглядел Альберта в зеркало:
— Плохи твои дела, парень!
Альберт промолчал. Послышался краткий и глухой синхронный звук, когда нажатием кнопки все двери в машине оказались заперты. Мужчина обернулся, взглянул в глаза Альберту:
— Не делай вид, что не понимаешь, о чем я говорю.
Мужчина был с круглым лицом, короткой стрижкой и двойным подбородком. В его водянистых глазах Альберту почудилась искорка безумия.
Удар последовал неожиданно. Хассе ударил его ладонью по лицу, и юноша стукнулся о боковое стекло машины. В первую секунду он даже не понял, что произошло, потом почувствовал боль.
— В чем дело? Вы ошиблись, я не тот, кто вам нужен, — пробормотал он. Слезы наворачивались на глаза, он трясся всем телом.
— Нет, Альберт, я никогда не ошибаюсь.
Хассе снова отвернулся от него и посмотрел прямо перед собой:
— Я только что разговаривал с одной девушкой — вернее, с девчушкой. Ей всего четырнадцать, и она говорит, что на вечеринке две недели назад ты ее изнасиловал… и знаешь что?
Альберт смотрел себе в колени, приложив ладонь к виску. Вся половина лица болела.
— И знаешь что? — проревел Берглунд.
Альберт заставил себя поднять на него глаза:
— Нет, не знаю.
— Я ей верю… Кроме того, есть еще трое парней, которые готовы дать свидетельские показания, и заключение врача. Четырнадцать лет — это означает, что она несовершеннолетняя. К таким делам общество относится очень серьезно.
Юноша перевел дух:
— Но я действительно не тот, за кого вы меня принимаете. Меня зовут Альберт Бринкман, я живу здесь, в Стоксунде, вон в том доме.
Хассе выпрямился на сиденье.
— Ты был на вечеринке в Экерё… — проговорил он и заглянул в блокнот, — «Кварнбаккен», четырнадцатого числа?
— Я не знаю, как называлось то место.
— Но ты был там на вечеринке?
Альберт не хотел, однако невольно кивнул:
— Но я не общался там ни с какой девушкой… Я встречаюсь с другой…
— Так ты донжуан, Альберт? — проговорил Хассе заговорщическим тоном. — Все мы немного донжуаны. Но когда дело выходит за некоторые пределы, появляюсь я и навожу порядок. Это, видишь ли, моя работа.
В машине становилось душно.
— Но я ни в чем не виноват, — прошептал Альберт.
Ханс облизал зубы, опустил козырек от солнца и посмотрел на свое отражение в зеркале.
— Сейчас мы поедем в центр, в Норрмальм. Там сейчас сидят свидетели, пусть они на тебя посмотрят. Если все обстоит так, как ты говоришь, мы тебя отпустим, идет?
Альберт попытался собраться с мыслями.
— Как ее зовут — ту девушку? — спросил юноша.
Хассе Берглунд снова поднял козырек, завел машину и поехал в сторону города. На вопрос Альберта он так и не ответил.
— София, тебя к телефону, это Альберт.
Она улыбнулась коллегам, отошла к письменному столу, села на стул и взяла трубку, лежавшую в ожидании.
— Да, мой дорогой.
На другом конце София услышала голос своего сына, который рыдал, как ребенок, не в силах объяснить, что случилось. Она выслушала, успокоила его, как могла, и пообещала, что немедленно приедет.
В полицейском участке ей пришлось ждать в пустом коридоре на одном из этажей большого здания. София сидела одна в полной тишине. Перед ней находилась приоткрытая дверь какого-то кабинета. Внутри было пусто — кабинетом явно не пользовались. В другом конце коридора послышались шаги. Появился рослый бородатый мужчина с пластиковой папкой под мышкой. Остановившись, он представился как Эрик и сел рядом с ней на скамейку. София ощутила запах застарелого пота, исходивший от его одежды.
— Ваш сын Альберт… он вам объяснил, что произошло? — Голос его звучал глухо и обыденно.
— Это недоразумение.
Эрик протер глаза, почесал лоб. Вид у него был усталый и изможденный.
— Сидя по всему, он изнасиловал малолетнюю девочку…
— Нет, он не мог такого совершить, — твердо сказало София. — А сейчас я желаю его видеть.
Эрик откашлялся.
— Скоро вы его увидите.
— Немедленно. Или мне позвонить своему адвокату?
— В этом нет необходимости.
Она не поняла:
— Что вы имеете в виду?
— То, что сказал, — в этом нет необходимости.
— В чем?
— В том, чтобы звонить адвокату.
— Тогда я хочу видеть своего сына.
Он оторвал одну руку, лежавшую на колене.
— Не торопитесь. Необязательно, чтобы прямо сейчас произошло либо то, либо другое. Сначала давайте немного побеседуем, хорошо?
София пристально смотрела на него, но борода скрывала выражение его лица.
— Возможно, дело обстоит именно так, как вы говорите, — что Альберт ничего такого не совершал. Просто, мне кажется, не надо все видеть либо белым, либо черным. Ваш сын побывал у нас… Мы полицейские, мы знаем свое дело.
Она изо всех сил пыталась понять, что он имеет в виду.
— Вот, прочтите… Возможно, это поможет вам лучше уяснить ситуацию…
Он протянул ей папку. София неуверенно взяла ее, открыла, перелистнула несколько страниц. Это были протоколы допроса свидетелей. Целых три штуки. Она прочла выдержки о действиях Альберта в тот вечер.
— Ужасно, когда такое происходит с молодым парнем. Возможно, все обстоит именно так, как вы утверждаете, но… сейчас он сидит здесь, и у нас есть вот эти показания. Дело серьезное.
Эрик поднялся со скамейки и потянулся, где-то внутри него хрустнул позвонок. Он посмотрел в обе стороны коридора — они по-прежнему были одни.
— Забирайте своего парня домой, — тихо проговорил он. — И никому не говорите ни слова, это только добавит неприятностей вам и вашему сыну.
Эрик повернулся и пошел прочь. София не сводила глаз с крупной фигуры, удалявшейся от нее. Среди полной беспомощности и растерянности в голове у нее постепенно проступал сценарий, построенный на угрозах, лжи и манипуляции. Ее размышления прервали шаги по коридору — она увидела Альберта, идущего ей навстречу, без сопровождения полицейских. София поднялась, и он устремился к ней, весь дрожа от страха и отчаяния.
У Эрика Страндберга выдался хороший день. Он стоял и наблюдал за Альбертом, сидящим в кабинете для допросов: смотрел, как парнишка вертится на стуле, пытаясь найти удобную позу. Подумать только, такой юный и зеленый, понятия не имеющий, что происходит вокруг него. Потрясающая картинка.
Эрик повернулся и пошел прочь. София не сводила глаз с крупной фигуры, удалявшейся от нее. Среди полной беспомощности и растерянности в голове у нее постепенно проступал сценарий, построенный на угрозах, лжи и манипуляции. Ее размышления прервали шаги по коридору — она увидела Альберта, идущего ей навстречу, без сопровождения полицейских. София поднялась, и он устремился к ней, весь дрожа от страха и отчаяния.
У Эрика Страндберга выдался хороший день. Он стоял и наблюдал за Альбертом, сидящим в кабинете для допросов: смотрел, как парнишка вертится на стуле, пытаясь найти удобную позу. Подумать только, такой юный и зеленый, понятия не имеющий, что происходит вокруг него. Потрясающая картинка.
Эрик очень порадовался, когда обнаружил, каких широких взглядов на свои профессиональные обязанности придерживается Хассе Берглунд. У них оказалось много общего, в первую очередь простота и нелюбовь к изыскам, но не только это. Еще их объединяло чувство юмора — они смеялись над одними и теми же вещами, над одним и тем же идиотизмом, происходившим вокруг.
Накануне он изложил идею Берглунду, который тут же загорелся и развил ее далее.
— Поехали к неграм, — заявил Хассе.
Так они и сделали. Некоторое время бродили среди серых высотных домов, раскрашенных в яркие цвета.
— Кто, интересно, вбил себе в голову, что все это будет выглядеть веселее только потому, что они раскрасят бетон своими убогими красками?
— Понятия не имею, — пожал плечами Хассе.
Никто не усомнился бы, что эти два человека в куртках до талии и дешевых джинсах — полицейские в штатском. В этом особенно убеждали их черные ботинки, некая безвкусная помесь кроссовок с выходными туфлями.
— Раньше мне часто доводилось встречаться с этими парнями, когда я работал в Центральном округе, — сказал Хассе. — Отличная компания! Балуются наркотой, замешаны во всяких делишках, но зато открыты для всяких идей.
Они поднялись на лифте. На крашеной стене кто-то написал фломастером слово из трех букв, другие названия половых органов также были увековечены на стенках лифта — многие из них с грамматическими ошибками. Эрик и Ханс хмыкнули.
Дверной звонок был встроен в дверь — стандартное устройство во всех высотных домах по всей необъятной стране. Хассе дал много звонков в быстрой последовательности, требовательно и настойчиво. Эрик снова хмыкнул.
Дверь открыл прыщавый парень в футболке и черных тренировочных штанах с белыми полосками. Вид у него был запуганный — вероятно, это его типичное состояние. Когда он увидел Хассе, губы его расползлись в улыбке.
— А, Князь пожаловал! Большой брат — и без формы… Каким ветром тебя занесло в Халлунду?
Берглунд и Страндберг вошли в квартиру. Здесь пахло марихуаной. В комнате сидели еще двое парней и играли в приставку, подсоединенную к телевизору. В пепельницах валялись куски сигаретной бумаги и «убитые» косяки, шторы были опущены.
Парень по имени Иштван указал на коричневый диван. Эрик и Хассе предпочли стулья, внимательно обследовав сиденья, прежде чем усесться.
— Ну что, Иштван-ковбой, как делишки? — спросил Хассе, садясь.
— Да так, по-разному. — Иштван покрутил рукой из стороны в сторону, а затем рассмеялся неизвестно чему и начал задыхаться от смеха.
Его друзья, уткнувшиеся в телевизор, зафыркали, поддерживая его смех. Эрик заерзал на стуле.
— Нам нужна ваша помощь, по пять тысяч на брата.
Иштван ждал продолжения.
— Вы свидетели изнасилования. Пятнадцатилетний парнишка изнасиловал девчонку. Вы были на той вечеринке, наблюдали эту сцену с разных точек. Идет?
Иштван кивнул:
— Заметано.
Его дружки по-прежнему не отрывались от игры. Хассе попросил их выключить приставку.
— С какой стати? — спросил один из них.
Такого рода вопросы вызывали у Хассе Берглунда аллергию.
— Выключи, будь так любезен, — произнес он громко.
Парни нажали на паузу, из телевизора донесся веселый сигнал. Хассе заставил себя сосредоточиться на главном:
— Сейчас я расскажу вам всю историю, и вместе решим, какой сценарий самый выигрышный. Вы должны знать все это назубок. Деньги прямо сейчас. Если понадобится, я вас еще вызову — это входит в цену.
Все закивали.
Хассе трижды допросил парней по поводу вымышленной истории. Они получили деньги и услышали заверение Берглунда, что он лично поубивает их, если они проговорятся.
— Если кто-то когда-то меня прихлопнет, надеюсь, это будешь ты, Князь.
Хассе отвесил в воздухе несколько ударов в сторону Иштвана — тот сделал вид, что обороняется. Эрик засмеялся. Иштван спросил, не хотят ли они остаться и покурить с ними травку.
— От травы башка делается дурная, — буркнул Эрик.
Эти слова вызвали у парней новый приступ истерического смеха.
В машине по пути из Халлунды Эрик позвонил бывшему коллеге из полицейского округа Норрмальм и попросил разрешения использовать один из кабинетов для допросов.
— На два часа, не больше, — ответил тот. — И поднимайся по боковой лестнице, а не на лифте.
Все прошло отлично. Молокосос Альберт чуть не наложил в штаны от страха. Его мамаша побледнела, как простыня у нее в больнице. «Удивительная штука — страх, — думал Эрик, идя пешком по Васагатан. — Некоторые тут же тонут в дерьме».
Найдя закусочную, он зашел туда и заказал шаверму. Турок за прилавком рвался обсудить с ним результаты футбольных матчей. Эрик не отвечал. Поняв намек, продавец отрезал ему мясо в полном молчании. Эрик уселся на высокий барный стул за узкой стойкой у окна, выходящего на улицу, вздохнул и развернул газету, стащенную из комнаты персонала в полицейском округе Нормальм. Перелистнув несколько страниц, он увидел портрет знаменитости, имени которой не знал — та недавно поменяла свой пол. Эрика все чаще охватывало чувство, что он ни черта не понимает в мире, в котором живет.
— Альберт!
София стояла, опираясь о мойку, и смотрела на него. Сын сидел, уткнувшись носом в стол, упорно не поднимая глаз.
Не в силах сдержаться, она подошла к нему и с размаху залепила ему пощечину. Удар оказался таким тяжелым, что она сама испугалась и сделала шаг назад, но потом взяла себя в руки и снова подошла к сыну, раскрыв объятия.
Он поднялся, и они прижались друг к другу. София гладила его по волосам.
— Я ничего такого не делал, — хрипло проговорил он.
В его голосе звучали детские интонации, страх невинного.
— Я знаю, — прошептала она.
— Тогда как же все это получилось?
София задумалась над его вопросом. Кажется, она знает ответ, но не собирается давать его сыну.
— Недоразумение… Все позади, они просто ошиблись…
Она поймала себя на том, что снова повторяет эту фразу, подумала о микрофонах, которые улавливают ее слова и, по всей видимости, доносят до Гуниллы Страндберг.
— Но у них были свидетели! Как это возможно? Изнасилование… Что за…
— Тсс! — проговорила София. — Забудь об этом. Все ошибаются, даже полиция. — Она погладила его по голове.
— Он ударил меня, — тихо произнес Альберт.
София заморгала, словно что-то попало ей в глаз. Усилием воли заставила себя сохранять спокойствие, продолжая гладить сына.
— Что ты сказал?
— Полицейский в машине. Он ударил меня по лицу.
Внезапно все краски внешнего мира исчезли, осталась только одна внутри ее — крошечная пылающая точка. Точка горела все ярче, давила, жгла, рвалась наружу, разрастаясь в яркое огненное пламя — пламя гнева. Это был не тот гнев, который родился из ее тревоги, это было огненное проклятие, заполнявшее ее до последней клеточки, вытесняющее все остальное. Как ни странно, она сразу успокоилась и смогла сосредоточиться на главном.
— Давай никому не будем об этом рассказывать. Обещай мне, — прошептала она.
— Почему?
— Потому что я так говорю.
Альберт высвободился из объятий матери, с недоумением посмотрел на нее.
— Почему? — снова спросил он.
— Потому что это дело особого рода.
— В смысле?
Юноша ждал ответа, который так и не последовал. Его охватили тяжелые предчувствия. В самом мрачном расположении духа он повернулся и вышел из кухни.
Зазвонил телефон. На другом конце провода мама Ивонна задала обычный вопрос — «как дела?». София ответила, как и ожидалось: «У нас все в порядке».
— Вы приедете в воскресенье?
Ивонна задала этот вопрос тоном мученицы. София старалась держаться, как обычно.
— Да, около семи. Как всегда.
— Но ведь вы обычно приезжаете в половине восьмого. Нам в принципе все равно, но ужин…
София прервала мать:
— Мы приедем в семь или в половине восьмого.
Она попрощалась и положила трубку. И тут нервы сдали. София швырнула телефон об пол. Поскольку он не разбился, она швырнула его еще раз, а потом, стиснув зубы, принялась топтать ногами. Однако этот срыв не принес ей облегчения — она ощущала все ту же ярость и то же бессилие, что и прежде.