Мне хотелось высказать предположение, что предтечи могли кремировать мертвых, но я не стал. Старик так увлеченно рассказывал, не хотелось перебивать… Установка, когда предтечи покидали Пангею, еще работала – иначе как бы они ушли? Но по какой-то причине не была заглушена потом. Это навело Ноймана на мысль: ею управляет ограниченный в развитии искусственный разум, который намеренно оставил машину в рабочем состоянии, чтобы не разрушить переходы между мирами и не рухнула глобальная сеть позиционирования между маяками, связанными друг с другом постоянными сигналами.
Именно поэтому профессор и смог открыть Пангею. После взрыва электронной бомбы на Кольском полуострове портальная машина уловила возмущение в пространстве, втянула часть полуострова в мир Пангеи, на Земле произошел локальный катаклизм, на материк провалился супертанкер «Самотлор», шедший с караваном с арктического прииска, около сотни военных, различная техника из городка при полигоне на Кольском полуострове и еще много всякого хлама. Рейдеры этот хлам до сих пор собирают и свозят для продажи в Нью-Панг.
Профессор объяснял состояние двух миров, как столкновение мыльных пузырей, где из пузыря «Земля» в пузырь «Пангея» вошла тонкая трубка, на оболочках возникло громадное напряжение – Нойман даже термин для него придумал «Максимальный предел», – но эта сцепка в итоге стабилизировалась и не разрушилась. Почему? Благодаря портальной машине.
Профессор дал имя своей гипотезе «Теория пузырей», и теперь хотел решить главную задачу: узнать, каким образом можно открывать Коридоры в другие миры, тогда он сможет отключить Землю от Пангеи, чем устранит угрозу разрушения «пузырей», а затем при необходимости создаст новый Коридор.
Все было понятно: если площадка искусственная, и она лишь перевалочная база, то и мир здесь имеет тот необходимый набор элементов, в котором нуждались создатели. Теперь легко объяснялось отсутствие полезных ископаемых, возможно, создатели были гуманоиды или проектировали для гуманоидов привычную атмосферу, а вот болота и таящаяся в них смертельная угроза – следствие допущенной ошибки.
Место, откуда пришли чужаки, было другим, другим по строению и формам жизни, опасным и чуждым для человека. Мирабелла Нойман затруднялась дать четкое описание того, что находится на болотах. За многие годы там сформировался свой биологический ареал, где жили и умирали колонии вирусов, рождались новые бактерии, которые со временем подверглись мутациям и проникли во внешнюю среду. Возможно, некоторые бактерии сумели приспособиться к существованию вне болот, попали в океан. Вот почему не всякая местная рыба пригодна для еды, можно отравиться и умереть.
Предтечи поняли, а может быть, знали, с чем столкнулись – болота лучшее тому доказательство. Запечатали Пангею и ушли. Но вместо них на материке появились люди. Нойман, а он человек упорный, пока ответы на все вопросы не получит, не успокоится. Профессор считал: наука, наконец, ступила на верный путь развития, случайным образом сделала маленький шажок навстречу братьям по разуму, способным путешествовать сквозь время и пространство. Схожесть земных технологий позволила совершить первый контакт с остатками неизвестной цивилизации, открыла возможности для дальнейшего продвижения вперед. И Нойман не заметил, как потратил свою жизнь на исследования, втянул в них дочь, но толком так и не добился результата. Выдвинул лишь гипотезу о «Пузырях» и разработал теорию «Максимального предела», в которой высказал предположение, что устранение Коридора между Землей и Пангеей возможно с помощью подрыва ядерного заряда внутри Коридора, потреблявшего огромное количество энергии и способного в любой момент вызвать коллапс на Земле. Но Нойман не хотел войти в историю как теоретик, он всегда был ученым-практиком, первым сделавшим шаг навстречу неизведанному, и хотел довести дело до конца, совсем как мой отец.
Мне стало не по себе, жалко старика, все его использовали в своих целях: правительство, генерал…
Я изогнулся дугой, услышав глухой щелчок, треск сухожилий и позвонков в пояснице, раскрыл глаза и упал на кушетку. Сердце бешено колотилось в груди, отбивая барабанную дробь. Реальность стремительно вернулась, едва удалили мнемокапсулу справочной программы. На часах было 05:24.
– Очнулся, – произнес нейротехник и бросил пластины-электроды на стойку с дефибриллятором.
– Ну что, куда его теперь? – Ассистент оттянул мне веко, другое, кивнул.
– Бланк сказал, как только будет в состоянии передвигаться, сразу к генералу. – Нейротехник взглянул на меня: – Пошевелиться можешь, мастер?
Давно меня так не называли, не обращались по званию – мастер-специалист. Если быть точным, с того момента, как я покинул Пангею. Сколько прошло времени, чуть больше двух лет? Да, где-то так.
Я осторожно, привыкая к собственному телу, согнул руки в локтях, медленно сел.
– Порядок, – заключил нейротехник. Положил ладонь мне на плечо, наклонился ближе. – У тебя в голове мнемочип четвертого поколения, прошивка стандартная, три канала связи. Извини, поновей не нашлось. В левом глазу стоит линза-монитор с инфракрасной камерой, в сердечной мышце – сдохший стабилизирующий стимулятор. Это все.
Ассистент передал ему мензурку, наполненную мутной жидкостью до краев.
– Выпей, станет легче, – нейротехник взял мензурку, поднес к моим губам, но задержал руку и добавил: – Тебе в ФАБе, оказывается, зашили в аорту химический блокиратор. Казалось бы, безделушка, а… Знали б мы сразу, меньше бы провозились. Пришлось сердце запускать, когда блокиратор сработал, я уж думал – все, спекся ты, мастер. Повезло, что дефибриллятор под рукой оказался, ну а стимулятор, конечно, сгорел. Будет время, поставим новый.
Он поднес мензурку вплотную, я машинально раскрыл рот, проглотил жидкость, пытаясь вспомнить, кто эти двое, как их звали. Весь персонал в лагере, понятное дело, запомнить я не мог, но они меня точно знали, все-таки сын генерала Варламова.
«Отец, – мысленно позвал я, – ты ждешь меня? Мы снова вместе».
Мой сигнал глушили каменные стены, дальность действия мнемочипа, если тот не настроен на транслятор-усилитель, пара десятков метров.
Коснувшись ногами холодного пола, я осмотрел заштопанную степлером грудь – рубец еще горел огнем, но вскоре это пройдет, края окончательно срастутся, скрепки сам вытащу, не впервой. Но что-то было не так, что-то беспокоило меня, будто мир вокруг неуловимо изменился. Я чувствовал это, не знал, как объяснить, но… Надо восстановить силы, похоже, просто отходняк после операции. Мне удалили модифицированную личность, разблокировали память, в конце концов, спецы из ФАБа своим блокиратором в аорте меня чуть не угробили, наверное, аналитики постарались, знали, что могу попасть в руки к генералу или опасались, что переметнусь обратно, вот и подстраховались. Безделушка, как ее обозвал нейротехник, срабатывает не сразу, сканером ее не засечешь, а лезть в аорту, искать тромб, когда пациент вот-вот концы отбросит, бесполезно. Поэтому персонал лаборатории применил дефибриллятор – эффект стопроцентный, разрядом тока разбили растущий тромб, но, конечно, рисковали. Если б стимулятор не сгорел, сердце разогналось бы и…
Я поднял голову и встретился взглядом с капитаном Бланком. Рядом с ним были солдаты – обычные люди, а вот Бланк уже настроился на мою волну и держал свой канал открытым, на приеме.
Я послал ему ответный импульс, поднялся с кушетки, вышел из «чистой» комнаты. Бланк протянул мне армейскую куртку – куда идти, я уже знал, на линзе-мониторе светился подробный маршрут.
Ну что ж, теперь все наоборот, игры сознания кончились, мне вернули память, только это ничего не меняет. Осталось поговорить с отцом. Я во что бы то ни стало должен остановить его! Шансы есть, потому что без меня у него ничего не получится – портальную машину могу запустить только я.
Часть III
Новый уровень
Глава 1
В шаге от мечты
И все-таки со мной творилось что-то неладное. Коридор вроде был вполне заурядный, однако при взгляде на каменные стены почему-то казалось, что они мерцают слабым сиянием… Я зажмурился на миг, вновь присмотрелся – нет, обычные стены, темные, шершавые, из базальта.
Стоп!
Ноги сами приросли к полу. Бланк сильно толкнул меня в спину, сбив с мысли. Я чуть не упал, обернулся и ответил ему прямым жестким взглядом. Конвоиры вскинули оружие, тревожно кося глазами на капитана, ожидая команды. Тот ничего не сказал, изменился в лице, его черты разгладились, махнул рукой. Мы двинулись дальше.
Не будь на линзе-мониторе маршрута, я бы все равно нашел дорогу, уж слишком хорошо ее помнил. Мы направлялись к лестнице, ведущей на нижний тупиковый уровень под газгольдером. Там два года назад, когда только прибыли в старый город, Мира устроила свою лабораторию. Место вполне подходящее: внизу большая комната, от выхода наверх тянется просторный пологий коридор, по нему удобно затаскивать оборудование. Правда, лестничный проем пришлось расширять отбойными молотками – бывшие шахтеры-клоны быстро справились с задачей, затем, по просьбе хозяйки лаборатории, сложили из камней перегородку, разделив комнату на две части, рабочую и жилую. Естественно, в последней я всегда был желанным гостем.
Следовавший впереди конвоир свернул в проход, ступил на лестницу, и мне вновь показалось, что стены слабо замерцали, на них как бы сетка светящаяся появилась, вдруг вспыхнула красным и погасла, отпечатавшись на сетчатке.
Я оглянулся на капитана, тот шел как ни в чем не бывало, вопросительно кивнул. Странно, неужели он и солдаты не видят мерцания?
Мы спустились по лестнице, миновали просторный коридор, конвоир впереди остановился напротив проема – входа в лабораторию Миры. Ладони предательски вспотели, сердце забухало в груди, я знал, что Мира там, за стеной, ждет. Уловил ее свободный открытый канал, но там же был и отец – оба активно обменивались сообщениями, похоже, разговор шел на повышенных тонах. Кого из них хотелось видеть больше, в данный момент я не знал. Эмоции вытеснили посторонние мысли.
«Вперед!» – скомандовал Бланк.
Я медленно вошел в комнату. Тут почти ничего не изменилось: походная раскладушка, столик, две стопки пластиковых контейнеров в углу. Справа каменная перегородка, стеклянная сдвижная дверь; в лаборатории горел свет, было тихо.
Ну конечно, за два года я отвык от мнемочипа, забыл, что такое – общение по мысленным каналам. Взгляд зацепился за полки на стене, которых раньше не было. На верхней стопкой лежали пеленки, рядом покрывало, на нем самодельные куклы, сплетенные из пластиковых трубочек – детские безделушки, такие часто мастерят в госпиталях раненые, когда нечем заняться, а дело идет на поправку.
Я шагнул к двери, снова бросил взгляд на полки: нижнюю занимали две чистые тарелочки с незатейливым рисунком по краям и бутылочка с соской, наполовину заполненная белой жидкостью. Все это не вписывалось в интерьер, я шагнул к двери – стеклянная створка бесшумно отъехала в сторону – и вошел в лабораторию.
Мира сидела за рабочим столом и, не моргая, смотрела в стену напротив. На столе горела лампа, в ряд выстроились колбы с реактивами, лежал электронный планшет-журнал, куда она записывала наблюдения во время опытов. В углу слабо гудел холодильник, за ним была стойка с ультрацентрифугой – прибором для разделения смесей и жидкостей на их составляющие, рядом стоял генерал.
Заложив руки за спину, он глядел на сдвижную стеклянную дверь перед собой – вход в шлюз, ведущий в «чистую» комнату, только предназначенную не кибертехам, а для исследований. Там Мира работала с вирусами… с вирусами, из-за которых все и началось, из-за которых Бланк назвал меня предателем.
Взгляд Миры переместился в мою сторону, я с трудом сдержался, чтобы не податься к ней, так хотелось обнять, запустить пальцы в светлые волосы, вдохнуть их запах.
«Генерал», – настроившись на открытый канал, я обозначил стойку «смирно», вытянув руки по швам.
«Что ты рассказал им, Марк?» – спокойно спросил отец, не меняя позы.
«Все».
Мира слышала наш разговор, смотрела на меня влажными глазами. Генерал повернулся, выдержал паузу, сказал:
«Зачем?»
И тут меня прорвало, внутри я сопротивлялся, не хотел ничего объяснять, но эмоции возобладали над разумом. Я выдал ему все, что думал с того момента, как принял решение сдаться. Я не желал, чтобы гибли миллионы людей на Земле – невинные жертвы, ставшие заложниками амбиций кучки заговорщиков.
«Ты обманул меня! Получил вирус, не сказав, зачем он нужен. Я зря рисковал там, на болотах, думая, что совершаю благое дело, что у людей будет вакцина, а ты… Ты все знал заранее, знал, что не соглашусь, не смогу смириться, если мне станут известны твои настоящие планы. Ты учил меня защищать страну и народ, убивать врагов, а сам решил истребить все живое на планете. Как ты это объяснишь?»
Генерал молчал. Стоял, слабо наклонив голову вперед, держа по-прежнему руки за спиной. А меня уже было не остановить:
«До сих пор надеешься построить на Пангее новое общество? Гибкие децентрализованные системы, где не существует незаменимых звеньев. – Я качнул головой. – Не выйдет. Людей не изменишь! Ты…»
Я замолчал, глядя на Миру – по ее щекам текли слезы. В комнату вошел Бланк, генерал кивнул ему. Капитан выхватил одним плавным движеньем пистолет из набедренной кобуры и приставил девушке к виску.
Понятно, сейчас потребуют, чтобы я включил установку. Отец желает разорвать связь с Землей по одной простой причине: боевой смертельный вирус, полученный Мирой в лабораторных условиях, легко уничтожит человечество, вот главная цель генерала. Выкосив людей и животных, вирус утратит свои качества, и через некоторое время появится возможность вернуться на планету. Но, если не закрыть Коридор, вирус проникнет обратно на Пангею, например, с заключенными или солдатами, и тогда…
«Сделаешь ей больно, – я смотрел на капитана, но слова предназначались отцу, – возврата домой не будет».
«Скажи ему, Мира», – сухо произнес генерал.
Она провела ладонями по щекам, вытирая слезы, подняла на меня покрасневшее лицо, долго смотрела молча.
«Марк… – ее губы задрожали. Глаза в отчаянии забегали по сторонам. – Марк, они забрали нашу дочь».
Меня словно ударили кувалдой по голове. Я не ослышался, не мог ослышаться, потому что мысленный канал ясно и четко передает каждое слово. В обмене сообщениями не участвуют голосовые связки, брошенные фразы не зависят от длины волны, уху не надо улавливать колебания воздуха.
«У меня есть дочь? – Я вспомнил сплетенные из пластика игрушки на полках в соседней комнате, тарелочки, украшенные рисунками, покрывало».
«Да, Марк».
Из глаз Миры вновь потекли слезы, она зажала рот рукой, давя всхлипы. Бланк ощерился, глядя на меня – унижая других, он всегда получал удовольствие, но еще большее удовольствие ему доставляло чувство превосходства над сильным соперником. Видеть, как тот мучается, став беспомощным заложником ситуации.
«Мы снова вместе, сын, – вдруг произнес отец. – Придется идти до конца».
Придушив желание броситься на Бланка, я прикрыл глаза. Лучше бы генерал не отзывал двух киберов тогда у реки, лучше бы они прикончили нас под холмом, так и не опознав меня. Бойцы только потому покинули позиции, чтобы устроить мне достойную встречу. Получив от них доклад, отец перестраховался, отправил взвод на транспортере и мобильную группу сопровождения из трех боевых каров. Опасался, что мой, сколоченный из случайных попутчиков, отряд может иметь высокий боевой потенциал, точно не знал наших возможностей, хотел взять меня живым.
«Я должен увидеть свою дочь».
«Потом, – отозвался генерал, – когда выполнишь работу».
«Нет, – я стоял на своем, – вернете дочь Мире, я буду уверен, что с ними все в порядке, тогда продолжим».
Бланк криво улыбался, глядя мне в глаза, по-прежнему держа пистолет приставленным Мире к виску.
«С тобой я разберусь позже, – вытеснив гнев, холодно бросил я. – Когда решу главную проблему».
Улыбка исчезла с его лица, взгляд стал обжигающе холодным – мне хотелось вывести его из равновесия. Бланк щелкнул предохранителем.
«Отставить, капитан, – приказал генерал. – Здесь командую я, и мне решать, когда и кому умереть. Убрать оружие!»
Неохотно Бланк все же подчинился.
«Оставьте нас все», – добавил отец.
Мира не двинулась с места. Капитан взял ее за локоть, она дернула рукой, гордо вскинула подбородок, поднялась и шагнула ко мне:
«Прости, Марк».
Коснулась пальцами моей щеки, повернулась и вышла из лаборатории.
«Генерал», – Бланк обозначил кивок и тоже удалился.
Мы смотрели друг на друга невидящими взглядами: генерал, пряча руки за спиной, я – стоя напротив, машинально соблюдая устав, прижав ладони к бедрам.
«Вольно, мастер. – Отец шагнул к парте, уперся в край кулаками. – Отбросим чины и звания, поговорим как обычные люди».
Он заблокировал канал, оседлал стул, на котором только что сидела Мира, и сложил руки на спинке.
Я терпеливо ждал, отбросив эмоции. Мне было важно, с чего начнет генерал, потому что от этого зависело многое. Во-первых, хотелось знать, каким образом он собирается доставить вирус на Землю. У него явно есть осведомитель в ФАБе, в Крепости – наверняка, иначе, как объяснить подготовку и начало действий на Пангее за неделю до моего прибытия сюда? Скорее всего, генерал вынудил Агентство забеспокоиться, слил дезинформацию через своего человека о том, что собирается предпринять активные шаги, угрожающие Земле, и начал демонстрировать силу. Отсюда и возникла спешка, в ФАБе химией мне модифицировали личность, дали в напарники Вонга и отправили выполнять задание: найти Ноймана и остановить генерала.
Он соединил пальцы, опираясь локтями на спинку стула, взглянул на меня – тоже думает, просчитывает ситуацию. Чем дольше длится это безмолвное противостояние, тем дальше каждый из нас продвигается в своих размышлениях, у каждого в голове рождается новый план… Итак, во-вторых, частично цели Агентства и цели генерала совпадают: мне необходимо отключить Коридор через портальную машину, чтобы изолировать Землю, не допустить коллапса, о котором так много твердил ученый. Разница лишь в том, что генерал желает потом вернуться домой – очищенная от людей планета станет большой складской площадкой, ничейной территорией, на которой Варламов собирается построить новое общество. Агентство, напротив, хочет обеспечить безопасность Земли и навсегда забыть про Пангею: нестабильный Коридор, неизвестные технологии предтеч напугали многих, особенно правительства. Предугадать, чем для людей может обернуться соседство с Пангеей, никто не в состоянии, но рисковать и по-прежнему поддерживать связь с материком, многие уже не хотят.