— Кому звонила? — удивленно спросила Алла Константиновна.
— Мужу Любови Николаевны.
— Ах, да! Простите, имени его не помню. А почему я должна ждать, когда этой женщине надоест беседа с моим любовником и надоест ли вообще?
— Значит, вы из-за этого поссорились?
— Из-за чего ж еще? Я потом сказала Паше, что подожду другого раза, когда народу в доме будет поменьше.
— Они же уехали. Любовь Николаевна и ее муж.
— Да? Но кто-то прятался в другой комнате, той, что рядом со спальней! Я это поняла! Проходной двор, а не дача! — Она передернула плечами и покосилась на пачку сигарет. — Закурю еще, пожалуй. Визит не из приятных. — И вытянула длинную коричневую сигарету.
— Откуда вы знаете, что в комнате рядом со спальней еще кто-то был? — спросил Алексей, глядя, с каким наслаждением она вдыхает дым.
— Это щитовой дом, а не вилла американского миллиардера. Перегородки такие, что можно просто громко дышать, и в соседней комнате будет слышно.
— Значит, когда Любовь Николаевна и ее муж уехали, вы спустились вниз, выяснили отношения с Клишиным и тоже отправились восвояси?
— Конечно. Я была зла. Выговорила ему за этот спектакль и уехала.
— Откуда же ампула?
— Послушайте, я же не идиотка, чтобы тащить домой эту дрянь, а не бросить в ближайшие кусты!
— А замуж за Клишина вы не хотели выйти?
— Что?! Замуж?! — взвизгнула вдруг Алла Константиновна. — Прожить хотя бы день с его извращенной романтичностью, пошлыми стишками и отвратительными рукописями, которые он настойчиво уговаривает прочитать?! Я что, похожа на сумасшедшую? Он был законченный маньяк и психопат. Дольше двух часов я его вынести не могла. А любовник был замечательный, — с сожалением добавила Алла Константиновна. — Не понимаю… Чего ему не хватало?
— А какой он был человек?
— Отвратительный! Эгоист! Он себя очень любил, мой бедный Паша. И весь состоял из противоречий. Говорил одно, а делал другое. Говорил о здоровой жизни в деревне, а сам обожал ежедневную ванну с пеной, которая непременно должна была пахнуть жасмином. Полировал ногти и выщипывал волоски на бровях, которые портили ему линию.
— Линию чего? — вскинулся Михин.
— Этих самых бровей, чего же еще? Дорогой мужчина, одним словом. Мне приятнее было появляться на людях с ним, а не с этим моим старичком.
— Почему вы не разведетесь? — спросил Леонидов.
— А вот это касается только меня, — резко ответила Алла Константиновна. — Я никогда не откровенничаю с незнакомыми людьми. Паша — покойник, про него теперь можно, но про живых моих сожителей узнавайте не от меня. — Она ткнула окурок в пепельницу и нажала так резко, что он рассыпался.
— Скажите, вы оставляли сумочку в комнате, где был Клишин, когда сами куда-то отлучались?
— Не помню. Зачем Паше моя сумочка? Ну в туалет ходила. Не с собой же брать?
— Мы выясним, откуда взялась эта ампула. — Леонидов кивнул Михину, мол, пора закругляться. Потом вспомнил самое важное и спросил:
— Алла Константиновна, вы не отправляли недавно письмо по просьбе Клишина?
— Я ему не почтальон.
— Понятно. Ну что, Игорь… Павлович?
— Более или менее ясно, — вздохнул тот. — Опять соврал. Писатель. Надо проверить маркировку ампулы. Отдать ее на экспертизу. А вас, Алла Константиновна, ждет визит к следователю. Надеюсь, бежать вы не собираетесь?
— Бежать? — Она рассмеялась. И откровенно сказала: — Мне гораздо проще договориться со следователем. Тем более, что я никого не убивала.
Алексей тоже так думал. В данном случае они с Аллой Константиновной товарищи по несчастью. Жертвы клеветы Клишина. Хозяйка проводила их до двери. В прихожей, очутившись у большого зеркала, глянула в него и машинально тронула кожу в уголке левого глаза, разглаживая еле заметную морщинку. Не так уж не точен был Павел Андреевич, описывая характер своей любовницы. Она боится стареть. Боится потерять красоту. Уже в дверях он обернулся и спросил:
— А вашу племянницу как зовут?
— Надежда Сергеевна Гончарова. Вы удовлетворены? Только нашу милую Наденьку не надо сюда приплетать, она девочка нежная, может и растаять, как Снегурочка.
— Боюсь, Алла Константиновна, что без этого не обойдется. Клишин ведь упоминал не только Веру и Любовь. Но и Надежду…
— Ты про племянницу зачем спросил? — уже в машине вспомнил Михин. Алексей вез его на вокзал, откуда отправлялись пригородные электрички.
— А ты уже забыл про Надежду? Веру с Любовью я уже успел повидать, а Надежда еще не нарисовалась. А на что он надеялся, надо бы узнать.
— И ты думаешь?..
— Пока ничего. Ничего, кроме того, что ампулу в сумочку Аллы Константиновны положил сам Павел Клишин.
— Вот и она говорит, что Клишин был маньяк. Сумасшедший, поставивший спектакль о собственной смерти.
— Это дьявольский розыгрыш, цель которого я пока не понимаю.
— А если не Клишин положил в сумочку ампулу? — спросил вдруг Михин.
— Тогда сам профессор или эта Надежда.
— Так убийца отсюда? Из семьи Гончаровых?
— Возможно. Одна Алла чего стоит! Думаешь, она все сказала? «Я с незнакомыми людьми не откровенничаю…» — передразнил Алексей. И неожиданно признался: — А я с Сашкой сегодня поругался.
— Из-за меня?!
— Из-за своей дури. Ладно, разберусь. Ты же давай ищи по маркировке, с какого химико-фармацевтического комбината могла взяться ампула цианистого калия и по каким каналам попала в семью Гончаровых.
— Это ж такая рутина!" Сколько народу придется привлечь!
— Ты праздника хотел? Вокруг этой ампулы все крутится. Кто ее достал, тот и пирожок съел.
— А книга? «Смерть на даче»?
— Там слишком много фактов, которые не подтверждаются. Или Алла Константиновна врет. Надо узнать, что именно она не договаривает.
— Ну озадачил! Узнай, найди, проверь, — возмутился Михин.
— Ты же у нас профессионал, а я так, погулять вышел. Кстати, я сегодня познакомился с твоей тетей.
— С какой еще тетей?
— С тетей Клишина. Которую ты подозреваешь в убийстве писателя.
— Уже почти не подозреваю.
— А зря. Нельзя так легко отказываться от того, что подсказывает тебе интуиция.
— Сейчас интуиция мне подсказывает, что будет метро, которое как раз на моей ветке. Ты притормози, Леша.
— Да я до вокзала тебя довезу.
— Не надо. Я не дама, ты не кавалер, я тебе и так должен каждый день звонить и говорить «спасибо».
— А я тебе? Брось ты считаться, Игорь! По крайней мере, это я совершаю добровольно и в любой момент могу отказаться, а от остального, увы, нет.
Он остановил машину у метро, и вскоре Михин растворился в толпе. Алексей невольно об этом пожалел. Как только человек остается наедине со своими мыслями, он начинает переживать. Переживать ему было о чем. Не стоило так остро реагировать на Соню. Девушка, словно молодая резвая кошечка, пробует свои коготки на всех, кто попался под руку. Не стоит становиться клубком. Иначе она разыграется, войдет во вкус…
А все ж таки фигура у нее потрясающая!
4
Вечером следующего дня Леонидов ушел с работы в семь часов вечера, согласно графику, и сразу же поехал с деревню Петушки просить прощения у жены Александры. Надо выполнять данное себе слово.
Оказалось, что Саша его ждала. Она была умная женщина, поэтому сделала вид, что ничего не случилось, и внеурочный визит мужа — дело обычное. По дороге Алексей заготовил длиннющий оправдательный монолог, но когда вышел из машины, почувствовал, что очень устал. И ограничился коротким:
— Извини.
На что Александра ответила своим обычным:
— Не будем ссориться, Леша.
Инцидент был исчерпан, высокие стороны отужинали вместе с целью закрепления дружественных отношений. Подавали жареные куриные окорочка с картошкой пюре, салат из свежей зелени с добавлением огурцов и помидоров и компот из сушеных яблок. Леонидов молча выслушал жалобы противоположной стороны на соседа справа, на тетю Машу, разбавившую водой молоко, и вышел на крыльцо, сохраняя достоинство, чтобы все это осмыслить и в роли главы семьи вынести вердикт.
Неожиданно калитка отворилась, и нежный женский голосок позвал:
— Алексей Алексеевич!
— Это я, — отозвался Леонидов и вгляделся в сумерки.
— Можно войти?
Калитка скрипнула, на участке появилась та самая кошечка.
— Соня? — Он обернулся: где жена? Саша готовила ко сну сына. Надо было отмыть его от деревенской грязи и смазать свежие царапины зеленкой. — Откуда вы знаете, что я приехал?
— Случайно услышала. Я была на улице, когда подъехала ваша машина, — пояснила Соня, — и, прогуливаясь, ждала, когда выйдете на крыльцо. Свет падает вам в спину, вас хорошо видно. Но не думайте, пожалуйста, что я за вами слежу.
— Жаль, — пошутил он.
— Вы завтра на работу поедете?
— Увы, без вариантов.
— Захватите меня в город. Не люблю электричек, а надо послезавтра экзамен сдавать.
— Я рано поеду.
— А я рано встаю. Я жаворонок, — улыбнулась в темноте Соня. — Во сколько к вам можно подойти?
— К восьми. Пока доедем, как раз будет десять.
— А жена что скажет?
— Она так рано не просыпается, — неожиданно для себя сказал Леонидов, и ему стало стыдно за это маленькое предательство.
«В конце концов, это в интересах следствия», — утешил он себя. А тайный внутренний голос ехидно добавил: — «Кобель. Не нагулялся».
— Значит, я вас не подставлю? — промурлыкала Соня.
— Д в том, чтобы подвезти до Москвы соседку по даче, разве есть криминал?
Соня негромко рассмеялась:
— Это уже зависит от жены соседа. Вчера вы слишком уж рано уехали. Я сделала вывод, что поругались с женой. А если поругались сразу после визита к нам, значит, она ревнует.
— Как вы наблюдательны, — сухо сказал Леонидов, которого это не порадовало. С ней надо ухо держать востро.
— Тогда до завтра? — спросила Соня.
— Спокойной ночи.
— Малыши, — добавила она уже от себя и почти бесшумно скользнула обратно в калитку.
«Нет, это уже черт знает что! Какая-то соплячка изображает из себя женщину-вамп, а я, как дурак, клюю на ее детские ужимки!» — разозлился Алексей. А девушка-то навязалась! Ловка! Он с ужасом подумал, что завтра полтора часа предстоит сидеть бок о бок с этим карающим ангелом и изо всех пытаться не сморозить очередную глупость. И не сделать. Кто знает, что ей взбредет в голову? Перекусить в придорожном кафе? Искупаться в речке? Закралась крамольная мысль уехать на полчаса раньше. Не в восемь, а в половине восьмого. «Тогда она в следующий раз будет меня высмеивать и подкалывать тем, что я хоть и хорохорюсь, но жену боюсь. Да не жену я боюсь, а то дурацкое положение, в котором могу оказаться! До сих пор женщины вниманием не баловали, на честь и достоинство не покушались. Имеется в виду брачный период жизни. Как себя вести теперь? Да что за черт! Испугался, как невинная девушка первой брачной ночи! Может, и не надо ей от меня ничего, кроме как доехать с комфортом до столицы, не в грязной электричке, а на переднем сиденье «Жигулей». Не «Мерседес», конечно, и не джип, но и не заплеванный вагон, в котором едут работяги и режутся в карты, комментируя игру матерными словами». — Он почти успокоился и пошел в дом.
— Ты с кем-то разговаривал? — спросила Саша, вытирая Сережке ноги.
— Соседка спрашивала, не подвезу ли я ее завтра до ближайшего метро, — стараясь казаться безразличным, ответил он.
Жена даже не стал уточнять, какая именно соседка и что ответил ей муж, Алексей же на всякий случай сказал:
— Ты не вставай завтра рано, отдыхай, я кофе попью и поеду. Спите себе с Сережкой, тебе вообще нужен отдых и покой.
— Ну да, покой. — Она как-то странно на него посмотрела и ушла в комнату.
Сережка сказал обоим «спокойной ночи» и отправился на террасу, спать.
Леонидов тоже прошел в комнату, к телевизору. Машинально глянул на экран. Шел сериал.
«Сашка стала смотреть сериалы! Моя Сашка стала смотреть… Это что-то. Дальше пойдут сплетни о соседском дяде Мише, который напился и устроил скандал, потом, сидя у телевизора, она начнет вязать носок, вести бесконечные разговоры о растущих ценах, необходимых покупках, ремонте в квартире, детских болезнях… Стой, Леонидов, стой. Иди спать, сделай хотя бы вид, что просто устал».
Он чмокнул Александру в щеку, ушел на террасу и вскоре заснул.
…Утром он не сразу вспомнил, что с ним едет Соня. Его занимали мысли о работе. Надо поговорить с Серебряковой, поправить прайс, собрать совещание по поводу изменения маркетинговой политики фирмы… оборот падает. Это его прямая обязанность, а не…
Он зевнул. И отправился пить кофе. Когда же вышел потихоньку на крыльцо, у калитки стояла улыбающаяся Соня, свежая, как само июньское утро. На ней были брючки в обтяжку и трикотажная футболка, открывающая пупок. Тонкая талия невольно притягивала взор.
— Доброе утро, — вежливо поздоровался он. Соня кивнула, потом подошла к машине и открыла правую переднюю дверцу:
— Можно?
— Да, едем уже. Садитесь.
Алексей сел за руль и аккуратно вывел «Жигули» на деревенскую улицу.
— Я закрою. — Соня выскочила из машины и побежала закрывать ворота.
Минут через десять, которые они провели в молчании, Соня спросила:
— С вами можно разговаривать?
— А почему нет? — удивился Алексей.
— Некоторые не любят, когда пассажиры отвлекают их разговорами, А есть еще просто молчуны. От природы.
— Со мной разговаривать можно, — милостиво разрешил Алексей.
— Тогда можно без Алексеевича и на «ты»? Тем более смешно обращаться на «вы» к девушке двадцати лет. Я же еще не старуха?
— Нет. Но мне, например, за тридцать, — вежливо намекнул Леонидов.
— Как много! — засмеялась Соня. — Столько же было моему двоюродному брату, а он всегда оставался для меня просто Пашкой.
Разговор сразу стал Алексею интересен:
— Брату? Это не мой сосед по даче, который недавно умер?
— Вы были знакомы?
— Я, нет. С женой Александрой они учились в одной школе, и даже имел место детский роман. Ее с твоим двоюродным братом.
Алексей и сам не заметил, как перестал говорить девушке «вы». Нет, с Соней абсолютно не чувствовалось никакой дистанции. Она легко преодолевала неприязнь и сглаживала конфликты.
— А меня Паша вырастил. Я не маменькина дочка — брата.
— А как же мать?
— Мать все время была занята своим бизнесом, меня отправляла к сестре, а там тоже все работали, кроме Пашки, разумеется. Который учился. Вот ему и доставалось со мной сидеть.
— Не нравилось, наверное?
— Когда была маленькая, конечно, нет. А после того как мне исполнилось лет шестнадцать, мы сблизились.
— Так он же был на много старше!
— Ну и что? Паша — мой идеал. Если бы он не был моим братом, я бы его на себе женила, совсем по-детски похвасталась Соня.
— Ну, многие влюбляются в своих кузенов. Я тоже когда-то был влюблен в двоюродную сестренку.
— Да? И разве не хотел жениться?
— Хотел. Но это все детство.
— Только не у меня.
— В детстве все влюбляются в эстрадных певцов или киноартистов. Я видел фотографии твоего двоюродного брата. Он был похож на киноартиста.
— Да? Они же все такие тупые, — презрительно сказала Соня. — Как можно их любить?
— А ты умница?
— Не дурочка. Паша научил меня, что не надо бояться выделиться из толпы. Стадность — одно из характерных заболеваний моего возраста, — аявила Соня. — Все тащатся по одному и тому же кумиру не потому, что его понимают, а за компанию, все носят одинаковые вещи, говорят одинаковые глупости, одинаково доказывают родителям, что они уже не дети. Делать взрослые глупости — это еще не значит быть взрослым.
«Не думал, что смогу поговорить с Павлом Клишиным после его смерти», — усмехнулся Леонидов и спросил у взрослого ребенка:
— Кроме этого, он тебя больше ничему не учил?
— Учил, — с вызовом ответила Соня. — Паша много рассказывал о мужчинах, о том, как ими можно управлять, что им нравится, а что нет, и как легко, например, соблазнить женатого человека.
— Ты для этого со мной в Москву с утра поехала? Практикуешься?
— В Москву я еду потому, что завтра у меня экзамен, — ровно сказала Соня, — а с женатыми мужчинами опасно спешить, они должны сначала разочароваться в своих женах. Им надо в этом помочь.
«Бац, получил, Леонидов! Аи да Клишин, аи да сукин сын! Девочку как накачал! Ну почему он умер раньше, чем мне до смерти захотелось набить ему морду? И почему я оказался в этой ситуации?».
— Ладно, раз ты мне даешь время, давай поговорим о чем-нибудь другом. Об отвлеченном.
— Что, не по себе? — прищурилась Соня. — Боишься.
— Сонечка, я все-таки старше на целых десять лет, и не надо думать, что я всю жизнь был мужем и отцом. Я и года не женат, воспоминания еще свежи. И поверь, мне есть что вспомнить.
— А как же ребенок, который пойдет в первый класс?
«Черт, попался! Где она успела разглядеть Сережку?»
— Ошибки молодости. Мы когда-то встречались… — выкрутился Алексей. Не хватало еще рассказать историю их с Сашей знакомства. И признать, что это не его ребенок!
— Тридцать минус семь получается двадцать три, — вслух подсчитала Соня. — Если в среднем мужчины живут лет до шестидесяти, считай, тебя еще во младенчестве зацапали. И полжизни не прожил свободным.
— Девушка, вы слишком откровенно себя предлагаете.
— А я еще не предлагаю, меня" заслужить надо. — Соня закинула ногу на ногу.
«И кто придумал эти штаны? Кто разрешил женщинам их носить? — с тоской подумал он. — Раньше были просто джинсы. А сейчас стрейч. Все ж обтянуто: и это место, и все прочие…»