Мелани захлопнула за ней дверь.
– Знаешь, малышка, ты поступила жестоко, – сказал Пастор.
– Ты тоже можешь уходить, если так к этому относишься. Оставь меня!
Пастор испытал настоящее потрясение. За двадцать пять лет, которые он прожил в коммуне, его ни разу не выгоняли вон. Теперь же его собралась выставить красивая обнаженная женщина, покрасневшая от гнева или возбуждения. Возможно, в ней боролись оба чувства. Ко всему прочему, у него была мощная эрекция.
Возможно, я теряю хватку?
Эта мысль вызвала у Пастора сильную тревогу. Ему всегда удавалось заставлять людей делать то, что он хочет, – особенно здесь, в коммуне. Пастор был так ошеломлен, что едва не послушался Мелани. Он даже сделал пару шагов к двери.
Но неожиданно понял, что не может сдаться. Если сейчас он уйдет, то уже никогда не будет вожаком. Необходимо держать Мелани под контролем. Она являлась критической частью его плана. Без ее помощи он не сумеет устроить еще одно землетрясение. Нельзя допустить, чтобы она почувствовала свою независимость. Она слишком важна.
Он повернулся и посмотрел на Мелани, которая стояла, положив руки на бедра. Чего она добивается? Сегодня в долине Оуэнс она отдавала приказы, но лишь потому, что разбирается в сейсмологии. Очевидно, это придало ей мужества выступить против него. Однако в глубине души Мелани не стремилась к независимости – иначе она не осталась бы здесь жить. Она предпочитает делать то, что ей приказывает сильный человек. Вот почему она вышла замуж за профессора. Когда Мелани его бросила, то нашла другую сильную личность, лидера коммуны. Сегодня она восстала, потому что не захотела делить Пастора с другой женщиной. Вероятно, она боится, что Звезда уведет у нее мужчину.
Он закрыл дверь.
В три шага пересек комнату и остановился перед ней. Она все еще сердилась и тяжело дышала.
– Ляг на постель, – приказал он.
На лице Мелани появилось беспокойство, но она легла.
– Раздвинь ноги, – сказал он.
Через мгновение она повиновалась.
Он лег на нее. Когда Пастор вошел в нее, Мелани неожиданно обняла его двумя руками и крепко прижалась. Он начал двигаться быстро и резко, даже грубо. Мелани подняла ноги и обхватила его ими. Пастор почувствовал, как она кусает его плечо. Было больно, но ему понравилось. Мелани тяжело дышала.
– Проклятие, – хрипло прошептала она. – Пастор, сукин ты сын, я тебя люблю.
* * *Проснувшись, Пастор зашел в хижину к Звезде.
Она лежала на боку с открытыми глазами и смотрела в стену. Когда он сел на постель рядом с ней, она заплакала.
Он поцеловал ее глаза и почувствовал, что хочет ее.
– Поговори со мной, – пробормотал он.
– Ты знаешь, что Роза берет Дасти к себе в постель?
Этого он не ожидал. Что это значит?
– Я не знал, – ответил он.
– Мне это не нравится, – прошептала Звезда.
– Почему?
Пастор постарался скрыть раздражение.
Вчера мы устроили землетрясение, а сегодня ты плачешь из-за детей?
– Это намного лучше, чем воровать плакаты в Силвер-Сити.
– У тебя появилась новая семья, – выпалила она.
– Черт возьми, о чем ты говоришь?
– Ты, Мелани, Роза и Дасти. Вы семья. А для меня нет места.
– Конечно, есть, – возразил он. – Ты мать моего ребенка, ты женщина, которую я люблю. Как тебе может не быть места?
– Прошлой ночью я чувствовала себя такой униженной.
Пастор погладил ее грудь сквозь тонкую ткань ночной рубашки. Она накрыла его руку своей и прижала к телу.
– Коммуна и есть наша семья, – продолжал он. – Так было всегда. Нам плевать на чепуху насчет мама-папа-и-двое-детей. – Он повторял слова, которые услышал от нее несколько лет назад. – Мы одна большая семья. Мы любим друг друга, и все заботятся обо всех. И нам не нужно лгать остальным и самим себе о сексе. Ты можешь спать с Кедром или Мелодией, но я всегда буду знать, что ты любишь меня и нашего ребенка.
– Но тебе же известно, Пастор, – еще никто ни разу не отвергал меня или тебя.
В коммуне не было правил относительно секса, но никого, естественно, не заставляли заниматься любовью, если он или она того не хотели. Однако теперь, когда Звезда заговорила об этом, Пастор сообразил, что ему действительно ни разу не отказывали. Очевидно, Звезде тоже – до Мелани.
Он почувствовал, как его охватывает паника. За последние несколько недель такое с ним случалось не один раз. Он боялся, что коммуне приходит конец, рушится все, что ему дорого. Словно он потерял равновесие, а пол стал двигаться непредсказуемо, твердая земля лишилась прежней надежности – как вчера в долине Оуэнс. Пастор попытался победить тревогу. Необходимо сохранять спокойствие. Только он может обеспечить верность всех членов коммуны, только он может удержать ее от распада.
Пастор лег на постель рядом со Звездой и погладил ее волосы.
– Все будет в порядке, – сказал он. – Вчера нам удалось до смерти напугать губернатора Робсона. Вот увидишь, он сделает то, что мы хотим.
– Ты уверен?
Пастор положил руки на ее грудь и вновь почувствовал желание.
– Верь мне, – пробормотал он и прижался к ней, чтобы она ощутила его эрекцию.
– Займись со мной любовью, Пастор, – попросила она.
Он плутовато ухмыльнулся:
– Как?
Она улыбнулась сквозь слезы:
– Любым способом, черт бы тебя побрал.
Потом Звезда заснула. Пастор лежал рядом и размышлял о проблеме аккредитации, пока не нашел решения. Тогда он встал.
Он зашел в детский домик и разбудил Розу.
– Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Сан-Франциско, – сказал он. – Одевайся.
Он сделал тост и выжал для нее стакан апельсинового сока на пустой кухне. Пока она ела, Пастор сказал:
– Помнишь наш последний разговор – ты сказала, что хочешь стать писательницей и работать для журналов?
– Да, для журнала «Тинейджер», – кивнула она.
– Вот именно.
– Но ты сказал, что мне лучше писать стихи, чтобы я могла жить здесь.
– И я продолжаю так думать, но сегодня ты узнаешь, что такое быть репортером.
Она обрадовалась:
– Здорово!
– Я возьму тебя с собой на пресс-конференцию ФБР.
– ФБР?
– Ну, подобные вещи приходится делать каждому репортеру.
Роза недовольно наморщила носик. Мать внушила ей отвращение к правоохранительным органам.
– Я ни разу не читала про ФБР в «Тинейджере».
– Ну, к сожалению, Леонардо Ди Каприо не дает сегодня пресс-конференцию. Я проверял.
Роза застенчиво улыбнулась:
– Очень жаль.
– Но если ты будешь задавать вопросы, которые могут прийти в голову репортеру «Тинейджера», ты справишься с поставленной задачей.
Она задумчиво кивнула.
– А о чем будет пресс-конференция?
– О группе, которая утверждает, будто она устроила землетрясение. И я не хочу, чтобы ты болтала о нашей поездке. Пусть она останется в секрете, хорошо?
– Хорошо.
Он расскажет Едокам Риса, когда вернется, решил Пастор.
– Ты можешь поговорить об этом с мамой и Мелани, или с Кедром, Мелодией, Анет и Полом Бейлом, но больше ни с кем. Это очень важно.
– Я поняла.
Пастор знал, что ужасно рискует. Если он допустит ошибку, то потеряет все. Его могут арестовать на глазах у дочери. И тогда наступит худший день в его жизни. Но он обожал отчаянный риск.
Когда Пастор предложил выращивать виноград, Звезда напомнила ему, что они получили землю в аренду всего на один год. Целый год они будут отчаянно трудиться, но не смогут даже собрать урожай. Она спорила с Пастором, предлагая сначала добиться аренды сроком на десять лет и только после заключения договора начинать работы. Ее слова звучали разумно, но Пастор знал, что промедление будет роковым. Если не начнут прямо сейчас, у них ничего не получится. Он убедил всех рискнуть. В конце того года коммуна стала единым целым. И правительство возобновило права на аренду – так продолжалось каждый год, до настоящего момента.
Пастор подумал, не надеть ли ему темно-синий костюм. Однако он настолько вышел из моды, что вызовет подозрения в Сан-Франциско, поэтому Пастор остался в своих рабочих джинсах. Хотя было довольно тепло, он надел футболку и фланелевую рубашку в клетку, которую носил навыпуск. В сарае с инструментами взял тяжелый нож с четырехдюймовым лезвием в аккуратных кожаных ножнах, засунул оружие за пояс джинсов на спине, где его надежно скрывала рубашка.
Поездка до Сан-Франциско заняла четыре часа, и все это время Пастор ощущал прилив адреналина. Перед его мысленным взором возникали кошмарные видения: их обоих арестовывают, его связывают и отправляют в камеру, а Розу отвозят в штаб ФБР и допрашивают о родителях. Но страх придавал ему сил.
Они въехали в город в одиннадцать часов. Пастор оставил машину на парковке возле Золотых Ворот. В аптеке купил Розе блокнот и два карандаша. Потом они зашли в кафе. Пастор оставил Розу пить газированную воду, обещал ей скоро вернуться и вышел на улицу.
Они въехали в город в одиннадцать часов. Пастор оставил машину на парковке возле Золотых Ворот. В аптеке купил Розе блокнот и два карандаша. Потом они зашли в кафе. Пастор оставил Розу пить газированную воду, обещал ей скоро вернуться и вышел на улицу.
Он зашагал по направлению к Юнион-сквер, внимательно вглядываясь в лица прохожих – Пастор хотел найти человека, похожего на себя. На улицах было много людей, и он мог выбирать из сотен прохожих. Наконец Пастор заметил мужчину с худощавым лицом и темными волосами, который изучал меню у входа в ресторанчик, и решил, что нашел подходящую жертву. Дрожа от напряжения, он несколько секунд наблюдал за мужчиной, а когда тот повернулся, Пастор увидел, что его правый глаз полуприкрыт.
Разочарованный, Пастор пошел дальше. Задача оказалась не такой простой, как он думал. На улицах полно темноволосых мужчин за сорок, но большинство из них на двадцать или тридцать фунтов тяжелее Пастора. Он заметил еще одного подходящего кандидата, но у него на плече висел фотоаппарат. Турист не подходил: Пастору требовался человек с местными документами.
Это один из самых крупных торговых центров в мире, сейчас утро субботы: здесь должен найтись человек, похожий на меня.
Он посмотрел на часы: одиннадцать тридцать. Времени осталось совсем немного.
Наконец ему повезло: худощавый мужчина лет пятидесяти, в очках, торопливо шагал по своим делам. Синие брюки, зеленая рубашка с короткими рукавами, в руках коричневый потертый чемоданчик. Лицо у него было расстроенным – очевидно, он направлялся в офис, чтобы доделать срочную работу.
Мне нужен его бумажник.
Пастор последовал за мужчиной, дожидаясь подходящего момента.
Я злой, отчаявшийся человек, сбежавший из психиатрической больницы. У меня всего двадцать долларов, я всех ненавижу, мне хочется кого-нибудь зарезать, я безумен, безумен, безумен…
Человек прошел мимо парковки, где стояла «барракуда», и свернул на улицу со старыми офисными зданиями. На несколько мгновений они остались вдвоем. Пастор вытащил нож, догнал мужчину и крикнул:
– Эй!
Тот остановился и повернулся.
Пастор схватил его за рубашку, сунул нож ему в лицо и закричал:
– Отдай бумажник, или я перережу твое проклятое горло!
Мужчина должен был потерять сознание от страха, но этого не произошло.
Господи, мне попался крутой парень.
На лице мужчины появился гнев, а вовсе не страх. Глядя ему в глаза, Пастор прочитал промелькнувшую в сознании мужчины мысль: он один, и у него нет пистолета.
На Пастора вдруг накатил страх.
Черт, я не могу допустить ошибку.
Возникла короткая пауза.
Небрежно одетый человек с чемоданчиком направляется на работу в субботу утром… Быть может, это полицейский?
Но было уже слишком поздно раздумывать. Прежде чем мужчина успел пошевелиться, Пастор провел острием ножа по щеке своего упрямого противника, под очками выступила яркая кровь.
Мужество мгновенно оставило мужчину, вместе с мыслями о сопротивлении. Его глаза округлились, тело стало оседать на тротуар.
– Ладно! Ладно! – дрожащим голосом сказал он.
Значит, не полицейский.
– Быстро! Быстро! Давай бумажник!
– Он у меня в чемоданчике…
Пастор выхватил чемоданчик из его рук и в самый последний момент решил прихватить и очки. Схватив их, он резко развернулся и побежал в обратном направлении.
Поворачивая за угол, Пастор оглянулся. Мужчина согнулся пополам, и его вырвало на тротуар.
Пастор повернул направо. Бросил нож в урну и зашагал дальше. За следующим углом он остановился и открыл чемоданчик. Внутри лежала папка с бумагами, блокнот, ручки, бумажный пакет с завтраком и кожаный бумажник. Пастор взял бумажник и выбросил чемоданчик за забор.
Он вернулся в кафе и уселся рядом с Розой. Его кофе даже не успел остыть.
Я не потерял прежних навыков. Последний раз я делал это тридцать лет назад, но до сих пор способен пугать людей до смерти. С тобой все в порядке, Рикки.
Он открыл бумажник. В нем лежали деньги, кредитные карточки, визитки и какой-то документ с фотографией. Пастор вытащил визитную карточку и протянул ее Розе:
– Моя визитная карточка, мадам.
Она захихикала:
– Ты Питер Шобери из «Уоткинс, Коулфакс и Браун».
– Я адвокат?
– Наверное.
Он взглянул на фотографию. Квадратная, маленькая, сделанная в автоматической будке. Примерно десятилетней давности, решил он. Человек на фотографии не слишком походил на Пастора, но и с Питером Шобери не имел особого сходства. С фотографиями так часто бывает.
Тем не менее Пастор мог усилить сходство. У Шобери прямые темные волосы, короткая стрижка.
– Не одолжишь мне резинку для волос? – спросил Пастор.
– Конечно.
Роза сняла резинку, которой были собраны волосы, и встряхнула ими.
Пастор собрал свои волосы в хвост, закрепил резинкой и надел очки. Потом показал Розе фотографию.
– Ну, как тебе моя вторая личина?
– Хм-м. – Роза перевернула документ. – По этой штуке тебя впустят в центральный офис, но в оклендское отделение – вряд ли.
– Пожалуй, я переживу.
Она ухмыльнулась.
– Папа, а где ты это раздобыл?
Он приподнял одну бровь.
– Взял взаймы.
– Ты вытащил бумажник?
– Вроде того.
Пастор видел, что Роза отнеслась к его словам как к шутке. Он не стал разубеждать дочь, пусть верит в то, что ей нравится. Он посмотрел на настенные часы.
Одиннадцать сорок пять.
– Ты готова?
– Конечно.
Они быстро дошли до федерального здания, мрачного серого монолитного блока из гранита, занимающего целый квартал. В вестибюле им пришлось пройти через металлический детектор, и Пастор порадовался, что избавился от ножа. Он спросил у охранника, на каком этаже находится офис ФБР.
Они сели в лифт и поехали наверх. Пастор был возбужден так, словно нанюхался кокаина. Опасность помогла ему полностью сосредоточиться.
Если лифт сломается, я смогу подпитать его своей психической энергией.
Пастор решил, что ему лучше быть самоуверенным, может быть, даже бесцеремонным, раз уж он играет роль адвоката.
Он ввел Розу в офис ФБР, и по указателю они направились в зал для пресс-конференций. В дальнем конце размещался стол с множеством микрофонов. Возле двери стояли четверо высоких мужчин в дорогих деловых костюмах, белых рубашках и строгих галстуках. Наверное, агенты.
Если бы они знали, кто я такой, то без малейших колебаний пристрелили бы меня.
Сохраняй хладнокровие, Пастор, – они не умеют читать мысли, им ничего о тебе не известно.
Парни оказались выше Пастора, рост которого равнялся шести футам. Он сразу же понял, что командует здесь немолодой мужчина с тщательно причесанными густыми волосами, тронутыми сединой. Он разговаривал с человеком с роскошными черными усами. Двое молодых сотрудников уважительно слушали.
К Пастору подошла молодая женщина с блокнотом:
– Здравствуйте, могу я вам чем-нибудь помочь?
– Надеюсь, что сможете, – ответил Пастор.
Когда он заговорил, агенты обратили на него внимание. Он легко читал выражения их лиц. Заметив его джинсы и собранные в хвост волосы, они насторожились; но, увидев, что рядом с ним Роза, сразу же успокоились.
– У вас все в порядке? – спросил один из молодых агентов.
– Меня зовут Питер Шобери, я адвокат и представляю фирму «Уоткинс, Коулфакс и Браун». Моя дочь Флоренс – редактор школьной газеты. Она по радио услышала о вашей пресс-конференции, и ей захотелось сделать репортаж. А я подумал, что мы вполне можем сходить сюда, ведь это открытая информация. Надеюсь, у вас нет возражений?
Все посмотрели на седовласого мужчину, подтвердив интуитивную догадку Пастора.
Казалось, он колеблется.
Эй, парень, ты совсем не адвокат! Ты Рикки Грейнджер, который в шестидесятых занимался оптовой продажей амфетаминов через сеть магазинов, торгующих спиртным в Лос-Анджелесе. А теперь ты связался с этим дерьмовым землетрясением? Обыщите его, ребята, и наденьте наручники на его маленькую девочку. Давайте арестуем их и выясним, что они знают.
Седой агент протянул руку и сказал:
– Я старший специальный агент Брайан Кинкейд, глава офиса ФБР в Сан-Франциско.
Пастор пожал ему руку:
– Рад познакомиться с вами, Брайан.
– Так какую фирму вы представляете, сэр?
– «Уоткинс, Коулфакс и Браун».
Кинкейд нахмурился.
– А я полагал, что они занимаются недвижимостью.
Вот дерьмо!
Пастор кивнул и попытался обезоруживающе улыбнуться.
– Вы правы, а мое дело – ограждать их от неприятностей.