– А мне ничего от тебя не надо, Люба. Ничего! Оставила бы ты меня в покое, и только.
Было от чего раскрыть рот! Чтобы Иванов и отказался от такой халявы?!
Да-аа… Было тут что-то, точно было…
И вот тогда Люба возьми и назови ему по имени того, кто сейчас у нее в списке подозреваемых значился под номером один. Иванов мгновенно уступил свои позиции, убравшись в самый хвост списка. Чего уж тут огород городить, не того полета птица. Одно слово – трус.
Опасно это было и, может, даже не совсем порядочно, но она спросила, не сдержалась.
– Он??? – Люба даже осипла от волнения. – Только скажи, да или нет, и я сразу отвяжусь от тебя! И не вспомню больше о тебе никогда… Сережа! Он???
– Да, – промямлил Иванов и отключился.
Глава 12
Проспала она дольше обычного. Собиралась подняться до семи часов, а сейчас уже было почти девять. Открыв глаза, несколько минут бездумно моргала, пытаясь вспомнить, как оказалась у себя дома. И почему спине так мягко и уютно. Через мгновение все вспомнила, и тут же скинула с себя одеяло. С хрустом потянулась. Свесила ноги с дивана, на цыпочках подбежала к окну. Растащила в разные стороны шторы и не хотела, да улыбнулась.
За окном, оказывается, снова наступило лето. Все осенние предвестники скомкало яркое августовское утро. Небо было таким высоким и таким прозрачным, что Казалось, вот еще немного, стоит только чуть напрячь зрение, и можно будет рассмотреть и звездную темноту далекого космоса. Солнце, правда, мешало. Оно резвилось и плескалось в каждой непросохшей луже, скользило по каждому окну, заигрывало с каждой каплей влаги, повисшей на кончике листа. Дворники шаркали метлами по тротуарам, торопливо сметая не ко времени облетевший тополь. Гудели машины, мчавшиеся по проспекту. Хорошее было утро… Доброе…
Люба свернула одеяло с простыней, убрала в шкаф и поспешно сложила диван. Потом умылась и выпила крепкого кофе. Минуту прислушивалась, как выражает недовольство ее голодный желудок, принявший с утра пораньше непотребно высокую дозу горечи. Открыла холодильник и отщипнула от вареной куриной ножки, оставшейся с вечера, вяло пожевала, проглотила и замерла. Больной желудок на сегодня ей был не нужен. Слишком важным и ответственным намечалось ее солнечное сегодня. Не должно быть никаких неприятных ощущений. Их может быть и так под завяз.
Курятину пришлось доесть. А потом еще зайти в кафе на углу дома и запросить порцию омлета с салатом.
Люба сидела у самого окна, не решившись занять столик на улице, жмурилась от яркого солнца, затопившего небольшое помещение, и лениво просчитывала свой следующий маршрут.
Сейчас вот она собирается выйти на улицу и, загрузившись в городской транспорт, прокатиться до отделения милиции, где служил Савельев.
А что потом? А потом все будет зависеть от того, что она там узнает.
Если то, что думает, то… То кое-кому придется худо. А если узнает что-то другое, то худо придется уже ей.
Пускай! Что же теперь!
Хватит уже бояться и тыкаться, как слепая кошка, в острые углы, что заботливо ей подставляются. Хочется покоя, и такого вот солнечного радостного утра. Нежиться хочется на мягком новом диване и потягиваться, выпростав руки из-под теплого одеяла. Кстати, не забыть купить, если все образуется…
А потом пойти на кухню, нарочно наступая на разбросанных по половицам солнечных зайцев. И улыбаться глупо и без причины, потягивая из огромной кружки приторно крепкий кофе со сгущенкой. Хотя… Хотя причина для улыбки пускай будет тоже. И она – эта самая причина – может в этот момент спать, уткнувшись в подушку носом. Или покрикивать на нее из комнаты может. Тут могут быть варианты, она не против.
Только бы побыстрее… Побыстрее избавиться от этого отвратительного чувства нависшей над головой опасности. Непонятной, угнетающей, размытой и оттого раздражающей сверх всякой меры. Было бы понятно, глядишь, и не раздражало бы так.
– Милиция, – объявил водитель остановку не по правилам.
На самом деле она называлась «Школьной». Но мало кому в голову мог прийти такой ориентир, если ступеньки крыльца отделения милиции упирались почти в проезжую часть. Да и школы в радиусе трех ближайших кварталов не наблюдалось. Так что все и всегда называли это место исключительно милицией.
Люба вошла в темное фойе и уже через минуту общалась со словоохотливым дежурным. Старший сержант работал не первый год и конечно же отлично знал и Савельева, и Сячинова, и много кого еще. Он и Любу знал неплохо. Не раз видел ее в обществе семейства Савельевых. Да и Тимос, так они называли Тимошу в тесном кругу, частенько отзывался о ней по-доброму. Так что готов помочь или посодействовать тому, чтобы ей помогли.
– А где сейчас Гена? – начала Люба с вопроса.
– Сячинов? Минуточку… – прокуренный палец старшего сержанта ткнул кнопку мыши, открывая нужный файл. – Ага! Вот он… Выходной у него сегодня, Любовь. Ничего, что я без отчества?
– Нормально все, – Люба чуть поскучнела.
Ехать к Генке домой она не может. У того жена в отъезде. А увидят соседи, что подумают? Скажут, любовницу привел!
– Согласен, – усмехнулся догадливый дежурный и потянулся к трубке внутренней связи. – Я сейчас еще кое-кого попытаюсь отыскать. Если Валера на месте, то это даже лучше, чем Генка. Валера принял все дела Савельева. Так что… Да! Дежурный, да. Валер, ты? Ага! К тебе тут посетитель. Какой посетитель? – старший сержант глянул на Любу со значением и добавил с завистливым придыханием: – Красивый к тебе посетитель, Валера. Люба Закатова. Ага… Та самая, та самая… Ладно, пока, жди…
Люба готова была расцеловать усатого дежурного в раскрасневшееся усталое лицо. Помог! Умница! А то снова бы плутала, звонила, искала… А тут сразу какой-то Валера. А ей что? Валера, Гена, Ваня… Ей без разницы. Лишь бы толк был.
Кабинет Валеры, сменившего на посту Савельева, располагался через коридор от дежурной части. Она нашла его без труда. Стукнула согнутым пальцем в дверь и тут же вошла.
Тесная каморка с маленьким окошком в одну створку. Стол параллельно обшарпанному подоконнику. Стул, на котором восседал Валера – широкоплечий крепыш с юношеским румянцем, – поскрипывал под тяжестью его крупного тела.
Он улыбнулся ей вежливо и настороженно и без слов указал на другой такой же стул у стены.
«Господи! Так все казенно, убого и страшно… Наверное, это специально так все делается. Для нагнетания обстановки. – подумала Люба, усаживаясь. – Чтобы, значит, раз и навсегда избавить индивидуума от желания общения с представителями…»
– Вы Закатова? – все же уточнил осторожный Валера, дождался ее кивка и тут же: – Не возражаете, если я взгляну на документики?
Она не возражала. Подала ему паспорт и терпеливо ждала, пока он его досконально изучит, включая ее группу крови и резус-фактор, обозначенный на предпоследней странице.
– Что вы хотели, Люба? – спросил Валера, возвращая ей паспорт. – Я так понял, что вы были знакомы с Савельевым? И пришли не просто так?..
Конечно, не просто так! Конечно, по делу! И в последующие полтора часа она его в это самое дело сбивчиво и с напором посвящала. Валера слушал, хмурился или, наоборот, улыбался, но слушал внимательно и не перебивал.
– Вы не находите это странным? – закончила Люба и тут же попросила воды из графина, стоящего на пыльном подоконнике.
– Странным? – Валера подал ей стакан воды и пожал могучими плечами. – Странным вряд ли… Закономерным, да… Поговорку про веревочку, которой сколько ни виться, не я придумал. И, как правило, она себя оправдывает.
– И что тогда?! Надо же брать! – с юношеской запальчивостью воскликнула она, осушая стакан и возвращая его хозяину кабинета. – Это же явное преступление! Причем не одно!
– Ага! А факты?! Факты, доказательства… Не все так просто. На одних догадках и эмоциях полную картину преступления не составишь. Все скользко, зыбко, да и опасно. Это вы уже поняли по случаю с Савельевым и его тещей. Ее так вообще убили только за несколько листов бумаги, которые даже к делу пришить было невозможно. Так, вода одна… Сила серьезная. Противостоять ей сложно. В лучшем случае – согнут, в худшем – сломают, или еще чего.
– А помощи?! Помощи попросить вам не у кого, Валера?! Есть же какие-то структуры, которые… – она долго подбирала подходящее слово и, не подобрав, сказала то, что думала. – Которые не продажные! Не вся же верхушка погрязла в коррупции, так ведь?!
Валера с ней если и был согласен, то вслух это никак не выразил. Вместо этого он еще час излагал ей свое видение проблемы. Знакомил с документами, имеющимися у него по делу. Потом инструктировал. Пообещал связаться с тем, с кем, по его мнению, связаться он был просто обязан, а под конец спросил:
– Не боитесь, Люба?
– Я уже устала бояться, Валера! Устала!!! Теперь уж будь что будет.
– Ну, тогда с богом! Будем надеяться на то, что у нас с вами все получится…
– Ну, тогда с богом! Будем надеяться на то, что у нас с вами все получится…
Люба взялась за ручку двери, но Валера вдруг снова ее окликнул. Тут же принялся прямо при ней звонить куда-то и докладывать по существу. Это ему так там велели – на другом конце провода – по существу и кратко. Он изложил. Вернул трубку на место, и они вместе стали ждать высочайшего решения. Ждали долго, как им показалось. На самом деле прошло всего-то ничего – пятнадцать-двадцать минут. Когда прозвучал телефонный звонок, они оба от неожиданности вздрогнули. Уставились друг на друга и синхронно судорожно сглотнули.
Валера для чего-то встал навытяжку, поднял трубку и слушал очень внимательно какое-то время. Потом пробормотал «слушаюсь», положил трубку и смахнул пот со лба рукавом рубашки.
– А ты говоришь! – выдохнул он и потянулся к стакану, опорожненному до этого Любой.
– Ну, что там? – отчего-то громким шепотом поинтересовалась она, приплясывая от нетерпения.
– Все! Машина заработала, Люба! – почти с обожанием проговорил он, вылив в себя сразу полстакана воды. – Заработала! Теперь дело только за тобой… Если облажаешься, то… Короче, ты поняла!
Что она могла ему сказать в ответ? Ничего кроме короткого: я постараюсь.
Глава 13
То, о чем они говорили с Валерой, казалось простым и единственно правильным, пока она сидела напротив него в его кабинете. Пока шла по коридору отделения милиции, тоже все было предельно ясно и понятно. Но вот стоило выйти на улицу, пройти пару кварталов по разомлевшей от августовской жары улице, как вся уверенность ее куда-то мгновенно испарилась.
Что-то не вязалось. Что-то ускользало и увиливало, не желая укладываться в те самые рамки, что определил Валера.
Вроде с главным действующим лицом во всей этой истории они определились. И мотив имелся, и косвенные доказательства. Не было свидетелей, но здесь Люба особенно уповала на Иванова.
Это пока он боится. Пока главное действующее лицо не сядет за решетку. Потом-то чего? Потом бояться станет некого, чего не дать показания? И ведь есть какая-то статья про сокрытие и все такое. Припрут они к стенке Иванова, никуда он не денется.
И все же, все же, все же… Не верилось ей как-то, что все это так просто. Не верилось, хоть умри. Не укладывался в эту схему ее телефонный аппарат со зловещей начинкой. Совершенно же не укладывался.
Пройдя пару кварталов пешком, она все же решилась влезть в автобус и доехать до своей остановки.
Духота в салоне была, как в предбаннике. Люди обливались потом, обмахивались газетами, кепками и срывали зло на ком придется. Стоя на задней площадке, прижатая к металлическому поручню чьей-то потной спиной, Люба в коллективных склоках не участвовала.
Да, жарко. Да, невыносимо и отвратительно липнет к телу одежда. Да, противно щекочет шею взмокшая прядь волос. Но это не повод для того, чтобы, рдея щеками, выплескивать свое раздражение на рядом стоящего.
Ей бы их проблемы, вяло подумала Люба в тот момент, когда потная спина, прижимающая ее к поручню, уступила место другой такой же.
Кто-то на кого-то навалился, кто-то кому-то отдавил ногу, и, о боже, кто-то жарко дышит кому-то в шею! И никому не придет в голову простая спасительная мысль, что это все есть еще одно проявление жизни как таковой. Они все живы! Они дышат, пускай кому-то и в шею. Они движутся, они потеют, переминаются с ноги на ногу, злятся, в конце концов, но они все живы. Как сложно определиться в такой момент с истинными ценностями. Как сложно…
Она вот определилась, правда, не до конца, и недовольства не выражает. И ей и не жарко… почти. И трясет ее так, будто она босиком на снегу стоит. И пот, что струится меж ее лопаток, совсем не кажется ей горячим, а скорее наоборот.
А вдруг… Вдруг ее убьют, как Тимошу?! Просто возьмут и переедут на огромной машине, как уже пытались это сделать. Или, как тетю Веру убьют?! И она будет лежать на полу своей квартиры с проломленным черепом. Ее вытаращенные остекленевшие глаза будут невидяще смотреть в потолок, а ее кровь будет медленно вытекать из раны, и впитываться в ковер, и…
Вот что страшно-то, а они ругаются, из-за того, что им жарко!
Выбравшись на своей остановке из автобуса, Люба достала из сумочки платок и тут же вытерла мокрую от пота шею. Тут же, порывшись на самом дне, нашла там старенькую обмахрившуюся резинку и стянула ею волосы, приподняв их повыше. Провела платком по лицу и, скомкав его, убрала обратно в сумку. Так стало чуть легче. Она старалась не думать о том, что кофточка под мышками промокла насквозь, что ладони казались грязными и липкими, что в кроссовках (вот угораздило так вырядиться) будто бы хлюпает. Все пустяки. Сейчас вот она зайдет в кафе. Что-нибудь перекусит, потому что готовить дома ничего не сможет. А потом вернется к себе и будет терпеливо дожидаться.
Чего дожидаться? Чьих-то действий она станет дожидаться. Время пришло, сказал ей Валера. Подозреваемый непременно начнет как-то проявлять себя. Тянуть дальше смысла не было, поскольку Люба уже начала наступать ему на пятки. Ей нужно просто следовать инструкциям, полученным от Валеры, и ничего не бояться. Они будут рядом. Кто они, он уточнять не стал, но то, что подразумевался немногочисленный вариант сопровождения, немного вдохновляло.
Люба снова села за тот же самый столик у окна, за которым сегодняшним утром завтракала, и стала внимательно осматривать площадь перед кафе и противоположную сторону улицы. Ну, не было никого, кто хоть как-то напоминал бы собой группу ее поддержки! Может, они ее бросили? Пустили все на самотек, предоставив ей возможность разбираться со всем самой?
Нет! Быть такого не может. Валера же обещал. И опять же звонил при ней.
Она заказала окрошку и чай с пирожным. Подумала и заказала еще и мороженого. Ела долго, без аппетита. И сколько ела, столько косилась на окно. Одна машина проехала мимо. Вторая затормозила на углу, но через пару минут уехала. Прошла супружеская пара с ребенком. И все… Никаких праздно слоняющихся мускулистых парней. Машин с дремлющими водителями. Даже обычного наряда милиции не было видно. Скажите, пожалуйста, эти-то куда подевались? Еще утром один из них заходил в это самое кафе за газировкой. Теперь же все как сквозь землю провалились.
Расплатившись, она вышла из кафе и еще раз придирчиво осмотрела улицу.
Словно вымерли все. Даже пешеходов не было видно. Люба поскучнела и неторопливой походкой двинула к своему дому. Дошла до угла и осторожно выглянула.
Во дворе на удивление было людно. Кто-то выбивал ковры, перекинув их через турник. Тут же рядом терлись подростки и гнусаво заявляли о своих правах. Мужчина в трико беззлобно огрызался, методично колошматя пластмассовой выбивалкой по цветной дорожке. За столом лихорадило картежников. Они спорили на повышенных тонах. Две бабушки выгуливали своих внуков. Отряхивали от песка их штанишки, перекладывали из рук в руки ведерки с совочками. Идиллия, а не картинка. И в другое время она от души бы порадовалась. В другое, но не сейчас. Печалью на душе лежало то, что нигде не было видно ни одного наблюдателя. Может, маскируются так умело, черт его знает!..
Она уже входила в подъезд, когда сзади неожиданно ее придержали за локоток.
– Закатова! Долго буду дверь твою караулить?! Куда с утра укостыляла? – Сячинов смотрел на нее осуждающе и даже с обидой. – Я к ней, она от меня…
– Геночка, дружок, – она ему обрадовалась, улыбнулась и тут же взяла под руку, краем глаза заметив, как насторожились бабушки возле песочницы. – Идем ко мне, я тебя чаем напою, а?
– Можно, Люб, и чаю. – Генка улыбнулся ей в ответ, обида из глаз исчезла, словно ее и не бывало. – Только, может, съездим в одно место, пока у меня выходной?
– Съездим, в какое? – она готова была выполнить любое его желание, лишь бы не сидеть в четырех стенах и не ждать неведомо чего.
– Я тут долго и напряженно думал. – Сячинов поднял правую руку и потеребил мочку уха. – Нужно, мне кажется, съездить туда…
– Куда? – она все еще его не понимала, но слушала внимательно.
– Ну, туда, куда тебя этот твой Хелин возил. Найдешь дорогу? – они стояли сейчас на подъездных ступеньках, причем Сячин успел уже приоткрыть дверь и ждал теперь ее решения. – Ну что, Люба? Идем чай пить или едем на твое озеро?
– Едем, конечно! – она думала не больше трех секунд. Оторвала его пальцы от дверной ручки и потянула со ступенек. – Ты на своей «шахине»?
– А на чем же! – фыркнул Сячинов, еле за ней поспевая. – Мне к выходному дню начальство транспорт не выделяет. Ничего, потерпишь. Без кондиционера, правда, зато на колесах. Не на автобусе же туда ехать!
На автобусе ехать было нельзя. Это очевидно. Озеро располагалось в глубине леса. И ехали они тогда, помнится, довольно долго, петляя еле заметной в траве дорогой меж высоченных берез. Представить себе такую прогулку пешком Любе было затруднительно. Поэтому она загрузилась в Генкину «шестерку» без лишнего ропота. Но стоило усесться на сиденье, как тут же, ойкнув, она выскочила из машины наружу.