— Это ваша работа, — мягко заметил я.
— Да шучу, — сказал Володя, но не улыбнулся. — Конечно, правильно сделал, что сказал.
— Помогаю следствию, как могу…
— Молодец, — похвалил Володя.
— А медаль дадут?
— Даду-ут, — ответил Коробов голосом Дикого прапора из фильма «ДМБ». — Еще как даду-ут…
— А как вы на Петруху-то вышли раньше меня? — спросил я Володьку.
— Участковый помог, — просто ответил Коробов. — Участковый путный попался. Работает долго, всех алкашей и дебоширов на своем участке знает. А Петруха твой знатным алкашом был лет пять назад. Потом с пьянкой завязал. И ходит в кепке, — вот, собственно, и все. Вполне достаточно для того, чтобы человека найти.
— Ясно, — сказал я. — А кто его порезал? Есть какие-нибудь наметки?
— Опера над этим работают, — сказал Коробов. — Блатных шерстят. Но пока безрезультатно…
— Ясно…
Мы замолчали, потому что принесли ужин. Ибо принцип «пока я ем, я глух и нем» никто не отменял…
Когда, насытившись отличным ужином, влетевшим нам обоим в немалую копеечку, мы откинулись в довольстве и блаженстве на спинки диванов, я спросил:
— Что сказал вам Петруха про тот вечер, когда они пили с Саниным? Не отрицал, что ушел от него последним?
— Нет, не отрицал, — ответил Коробов. — Сказал, что вышел следом за Григорием, но потом спохватился, забыл кепку. И вернулся. Санин стал его задерживать разговором про какие-то киношные дела, мол, завистников много, палки ему в колеса вставляют, но он, мол, со всеми справится. Когда Санин говорить перестал, Самохин ушел, домой пошел, не хотел волновать мать. Когда спускался, навстречу ему попалась женщина. Он невольно оглянулся на нее, поскольку, как выразился сам Петр, она была «ничего себе». Женщина остановилась на площадке второго этажа и тоже оглянулась. Петр стал спускаться дальше, и в какую квартиру позвонила эта женщина — не видел.
— Ну, это можно выяснить у соседей, — заметил я.
— Уже выяснили, — ответил на мое замечание Коробов. — Никакая женщина ни к кому из соседей Санина по площадке в день его убийства не заходила…
— А Самохин хоть как-то ее описал?
— Ну, учитывая его состояние, даже вполне, — сказал Володя. — Во-первых, брюнетка. Во-вторых, по его словам, очень красивая. В-третьих, «деловая»…
— А как это он определил, что — деловая ?
— Вот и я такой же точно вопрос ему задал, — посмотрел на меня Коробов.
— И что он сказал? — я был доволен, что в своем расследовании задаю настоящие «следовательские» вопросы. А вот когда я проводил свое журналистское расследование по хищениям и нецелевому использованию денежных средств чиновниками Департамента градостроительной политики Москвы, выделенных на программу «Народный гараж», то понаделал массу глупостей и ошибок. Но это же было мое первое журналистское расследование в качестве тележурналиста телекомпании «Авокадо»…
— Он сказал буквально следующее: «Ну, видно же»… — усмехнулся Володька. — Конкретно объяснить ничего не смог.
— А что? Деловых и правда видно, — сказал я.
— Но, вот как всему этому верить после принятых на грудь четырех бутылок водки?
— Ну, четырех бутылок на четверых, — сдержанно заметил я. — Это по одной на нос. Хотя тоже немалая доза. Особенно для алкаша, которому много не надо… И что думаете делать с его показаниями?
— Пока что эти показания только приняты к сведению, — ответил Володя. — Проверяются. Если бы ее кто-нибудь еще видел, кроме него. А так… — он замолчал.
— Не может быть, чтобы ее никто не видел, если она, конечно, была, — произнес я. — А камеры наружного наблюдения есть поблизости?
— Какой ты стал грамотный, — заметил Володька. — Нашли мы несколько камер, недалеко от дома Санина. Но не факт, что мимо них проходила наша фигурантка. Да и материала столько, что денно и нощно его отсматривать надо. Без перекуров и обедов.
— Но этим кто-то занимается все же? — посмотрел я на Коробова.
— Конечно, — ответил он. — Наши ребята из отдела.
— А она что, такая из себя вся деловая пешком ходит? — посмотрел я на Коробова.
— Нет, конечно, — заинтересованно принял мой взгляд Володька. — Ездит, надо полагать. Или сама, или ее возят.
— Верно, — констатировал я. — Если она приехала к Санину с целью его убить, то какие-то правила конспирации она обязана была соблюсти. То есть надеть парик, одежду, которую она обычно не носит…
— Не парковать машину у подъезда, чтобы не привлечь внимание, — продолжил Коробов.
— Точно. Поищите-ка припаркованные дамские авто недалеко от дома Санина в предполагаемые часы убийства… — сказал я. — Может, повезет, и вы увидите, как из машины выходит или садится в нее деловая дамочка в парике, делающем ее брюнеткой.
— Ну, спа-а-си-ибо, дорогой друг… — протянул Володька. — Без тебя мы бы не догадались этого сделать, — так иронически он отреагировал на мою последнюю фразу.
— Всегда пожалуйста, — великодушно и широко улыбнулся я. — Так что же, шерше ля фам?
Это был новый поворот в деле Санина. Неужели Петрухе не померещилось с пьяных глаз, и он не перепутал один день с другим? И к Санину действительно в часы его предполагаемого убийства приходила женщина?
Но это невероятно. Шарахнуть мужика бутылкой по голове, а когда он потеряет сознание, заклеить рот скотчем и потом добивать его, пытающегося защищаться и мечущегося по комнате и кухне, оставляя за собой кровавые следы? Для этого и правда надо быть о-очень деловой .
— Что молчишь? — вопрос Володи донесся до меня глухо и издалека, как будто я был снаружи, а он сидел в колодце. Или я сидел в колодце, а он находился снаружи…
— Задумался, — ответил я, возвращаясь в свою оболочку.
— О чем?
— О том, что это не все, что вы там накопали, — предположил я. — Нутром чувствую, что у тебя есть что-то еще.
— Есть, — ответил Коробов.
— Говори. В прошлый раз я тебе презентовал очень хороший бонус. Теперь получать бонусы — моя очередь.
— Ну, бонус, так бонус, — благодушно согласился Володька. — Мы нашли того, первого мужика в кепке. Из твоей передачи «Последнее желание»…
— Не может быть! — с восхищением посмотрел на Коробова. — Как вам это удалось?
— Есть методы… — неопределенно ответил Володя. — Но про них мы говорить не будем, это табу.
— Понял, не дурак, — сказал я. — Был бы дурак, не понял бы…
— Именно, — усмехнулся Коробов.
— Ну, говори, говори, — заторопил я своего хорошего приятеля. Первый мужик в кепке меня тоже сильно интересовал…
— Найти его было не очень легко, — произнес Володя Коробов, очевидно, решив немного поиграть у меня на нервах и испытать терпение. Но я был спокоен, как удав, уползший переваривать проглоченного ягненка. После хорошего ужина я всегда такой благодушный. И поэтому ответил просто:
— Надо полагать…
— Твой первый мужик в кепке — это бывший возлюбленный нынешней жены Санина, вернее, вдовы, некто Леонид Красиков, — начал Коробов. — У него с теперешней вдовой Санина была некогда романтическая история… Двое молодых людей любили друг друга со школьной скамьи. Только один, Красиков, любил по-настоящему, а другой лишь казалось, что она любит, хотя она и не понимала пока, что ей это только кажется… Иногда отличить реальное от кажущегося не так-то и просто, верно? Те же эмоции, те же переживания… И глаза видят одно и то же. Да… Бальзак, кажется, сказал, что кажущееся обходится нам так же дорого, как и реальное.
— Да, это сказал Бальзак, — подтвердил я. — «Провинциальная муза»…
Володька кивнул и замолчал. Видно, переживая в памяти что-то свое, похожее на ситуацию с этим Леонидом Красиковым. Я даже пожалел его малость, поскольку лицо его на это мгновение приняло такое страдальческое выражение, что не пожалеть его было просто нельзя. Потом тень с лица исчезла, и Коробов снова стал прежним непробиваемым железобетонным парнем…
— Так вот… — продолжил он. — Так или иначе, но дело у них все же шло к свадьбе. Красиков был от счастья слеп и не заметил появления на их общем горизонте Игоря Санина. Когда же заметил, до свадьбы оставалось две недели. А поскольку Красиков влюблен был по уши, то не сумел проявить решительность и запретить невесте видеться с Саниным. Ну, как запретить что-то делать любимому человеку? Настаивать… Спорить… Язык ведь не повернется… Игорь Валентинович, напротив, был решителен и настойчив и увел невесту у жениха буквально за несколько дней до свадьбы. Представляешь, — он посмотрел на меня, и я опять заметил в его глазах глубокую печаль, — гости приглашены, снят в ресторане банкетный зал, в предстоящую свадьбу уже вбухана уйма денег, и тут — на тебе! — свадьба отменяется, потому что невеста вдруг разлюбила жениха и влюбилась в известного актера. Скандал! Красиков, как он сам нам поведал, едва не повесился с горя. Сколько лет прошло, а он все никак не может успокоиться и смириться. Он и названивал ей, пытаясь объясниться, и караулил её у подъезда, и милиция его несколько раз забирала за скандалы и разборки с Саниным. Бывшая невеста даже заявления на бывшего жениха писала в милицию, чтоб его привлекли к уголовной ответственности за постоянные посягательства на ее личную жизнь и нанесение оскорблений, унижающих человеческое достоинство. К уголовной ответственности его, правда, не привлекали, оснований было недостаточно. А может, участковые и следаки, что с ним имели дело, и сами бывали в подобной ситуации, поэтому и закрывали дела за недоказанностью или за неимением оснований. Проявляли мужскую солидарность, так сказать. А вот к ответственности административной он привлекался, и не раз. Штрафов он по этому поводу заплатил — немерено! Есть такие раны, — Коробов как-то беспомощно посмотрел на меня, — которые на всю жизнь…
Он снова замолчал, и я все понял. То, что рассказывал сейчас Володька про Красикова, было и про него. И про меня. И про многих и многих мужиков… И, вообще, имеются ли на свете мужчины, которых не кинул хоть однажды «слабый пол»? Раздавив, отняв смысл жизни, пусть даже и на время. А вот у Красикова, похоже, все это было отнято навсегда…
— Когда я разговаривал с ним, — признался Володька, — у меня было ощущение, что кинула его эта баба только вчера. Ну, или неделю назад. Он говорит, а сам едва не плачет. И голос дрожит.
— Ты что, сам его допрашивал? — спросил я, когда Коробов замолчал.
— Да, — коротко ответил Володька. — Теперь это дело веду я.
— Здорово…
— Чего тут здорового-то? У меня своих дел в производстве было четыре. А тут еще и пятое.
— Ну, вместе мы его быстро раскроем, — успокоительным тоном произнес я.
— А ты не говори гоп! — посветлело его лицо, и он, наконец, улыбнулся. Ну, или попытался улыбнуться.
Мы махнули по последнему стопарю. Закусили, посмотрели друг другу в глаза…
— Так, значит, первый мужик в кепке, Красиков этот, Санина не убивал, — утвердительно произнес я фразу, которая, по идее, должна была содержать вопрос.
— Нет, не убивал, — ответил Володька. — У него алиби. Мы уже проверили. Хотя планы убить Санина он строил вполне конкретные…
— Ну, мы все, наверное, в мыслях хотели бы кого-нибудь убить, — произнес я весьма убедительно. — Но за мысли же не сажают… Пока, по крайней мере…
— Именно, пока , — сказал Володька. — Но у нас еще все впереди…
— Ты думаешь? — с некоторой опаской посмотрел я на Коробова.
— Да это так, к слову… — он стал выискивать глазами официантку, чтобы рассчитаться за ужин.
— А вы меня в расследовании этого дела обошли, — вынужден был признаться я. — Не зря хлеб налогоплательщиков едите.
— А ты как думал? — усмехнулся Володька. — На то мы и Главное следственное управление.
Ему, похоже, и правда не хотелось уходить из «Мечты». Или не хотелось расставаться со мной.
— Слушай, Володь, — сказал я, когда мы уже вышли из кафе. — А все, что от тебя узнал сегодня, могу включить в передачу?
— Можешь, — ответил он. И добавил: — Кроме этой деловой женщины. Помолчи о ней пока. А то можем спугнуть…
— Понял… Значит, кроме Путятина и Петрухи, деловая брюнетка тоже теперь в подозреваемых? — спросил я.
— Тоже, — ответил он.
— Ну, что, на связи? — протянул я ему руку.
— На связи, — ответил он, и я ощутил крепкое рукопожатие.
И мы разошлись, каждый по своим делам.
И в одиночество…
Глава 8. Кто убил Петра Самохина, или ситуация накаляется
На третью передачу программы «Кто убил Санина?» материала хватило. А вот на четвертую надлежало что-то подсобрать, ведь одними отрывками из фильмов и сериалов с участием Санина передачу не выстроишь. К тому же планка этой программы была поднята уже на достаточную высоту, и эту высоту нужно было выдерживать, иначе рейтинг программы и нашей телекомпании в целом упадет, как осенний лист: медленно, но верно.
И мы со Степой и Сан Санычем поехали в больничку. Ту, где лежал в реанимации порезанный Петруха Самохин. Может, он уже переведен в общую палату, и мне удастся с ним переговорить? А может, он видел того, кто на него напал. Это поможет узнать, кто это был: сам убийца Санина или нанятый им сторонний исполнитель?
На машине на территорию больницы не пустили. Мы взяли все нужное оборудование и, пройдя через калитку, пошли к больничным корпусам.
В регистратуре полно народа. Я, когда оказываюсь в медицинских учреждениях, будь то поликлиника или больница, всегда поражаюсь количеству народа в них. Сколько, оказывается, у нас больных и страждущих врачебной помощи! Мы прямо-таки какая-то нездоровая нация: большие очереди в приемных к врачам, огромные очереди на процедуры, под завязку заполненные больничные палаты. Даже в коридорах койки… А здоровые люди у нас вообще есть? И кто работает на предприятиях и в конторах, если столько людей болеют?
Узнав, где лежит Петруха (помогла камера и удостоверение работника телекомпании), мы со Степой потопали к указанному корпусу. И тут вслед за нами пронеслась полицейская машина, распугивая всех сиреной. Когда мы подошли к корпусу, она уже парковалась. Потом из нее вышли сотрудники полиции и проследовали к двери корпуса.
— Степа, ты снимаешь? Такие кадры могут нам пригодиться… — повернулся я к оператору.
Степан промолчал. Это означало, что он уже давно работает.
— А вы откуда, господа? — услышал я возле самого уха и вздрогнул от неожиданности.
— Меня зовут Аристарх Русаков, телекомпания «Авокадо», — представился я. — А вас?
— Эта тот самый канал, у которого передача «Последнее желание»? — не пожелал назвать себя человек в форме охранника. — Хотите на предмет «Последнего желания» расспросить наших больных? Забавно! А разрешение у вас имеется?
— Какое разрешение? — посмотрел я в насмешливые глаза охранника.
— Разрешение от главврача на проход в больницу и проведение съемок, — пояснил охранник.
— А у вас что, режимное предприятие? — я начал уже злиться. — Или вы производите в ваших тайных подвалах незаконные опыты над больными под руководством доктора Менгеле? А может, у вас в больнице еще у живых людей вырезаются органы, а потом продаются за огромные деньги за границу? Хотите, мы все эти вопросы зададим прямо с экрана?
Человек в пятнистой форме сморгнул и стал куда-то названивать. Мы со Степаном тем временем вошли в холл больницы.
— Как зовут вашего главврача? — поинтересовался я у молоденькой блондинки в коротком халатике, торопливо проходившей мимо меня.
Она осмотрела нас и ответила, улыбнувшись:
— Нашего главврача зовут Александр Николаевич.
Очевидно, она любила быть в центре внимания. Впрочем, заслуживала…
— А что тут у вас случилось? — спросил я.
— У нас неприятности, — ответила девушка, перестав торопиться.
— Что, кого-нибудь убили? — я округлил глаза, спросив наугад первое, что пришло в голову.
— Вы уже знаете? — удивилась девушка.
— Такая у нас работа, — ответил я, стараясь придать своему голосу значительность. — А кого конкретно убили?
Девушка замялась, поглядывая на камеру.
— Степа, не снимай пока, — сказал я, сделав упор на слова «не снимай».
— Ага, — донесся до меня сосредоточенный Степин голос.
— Если я вам это скажу, то у меня могут быть неприятности, — понизив голос, произнесла девушка.
— А мы никому не скажем, что это сказали нам вы, — также понизив голос, сказал я. — Верно, Степа?
— Ага, — ответил тот.
— Хорошо, — ответила девушка. — У нас в реанимации убили человека. Задушили по-душкой. Как в кино…
— В реанимации? — переспросил я, невольно бросив взгляд на камеру: горит ли на ней красный глазок, показывающий, что она работает. Глазок на камере алел… — И кого же?
— Одного больного, недавно к нам поступившего…
— Петра Самохина? Того, что с ножевым ранением у вас лежал? — поежившись от мурашек, побежавших по коже, спросил я, выказывая, и правда, большую осведомленность. Чему блондинка уже не удивилась…
— Кажется, так его зовут, Петр Самохин, да, — кивнула она. — Вернее, звали… — поправилась девушка.
— А когда это произошло?
— Минут сорок назад, — ответила девушка. — Нет, немного больше. Это я узнала минут сорок назад… Ну, все, мне пора, — она снова сделала вид, что куда-то торопится. — Не говорите никому, пожалуйста, что это я вам сказала о Самохине. Вы обещали…
— Могила, — ответил я и показал движением пальцев, будто заклеиваю скотчем рот.
Она улыбнулась и пошла по своим делам той же торопливой походкой, что и прежде. Я тоже так делаю иногда, когда хочу показать, что по уши занят и ужасно тороплюсь…
— Спасибо, — сказал я ей вслед, и она, не оглядываясь, кивнула.
В кабинке возле вертушки опять же сидел человек в пятнистой форме.
— Пропуск, — механически произнес он.
— Мы по поводу убийства Петра Самохина, что лежал у вас в реанимации, — сказал я охраннику безапелляционным деловым тоном, решив показать ему свою полнейшую осведомленность и тем самым поразить его и лишить мотивов к возможному отказу. Чего, мол, теперь нас не пускать, если нам и так все уже известно. Но мой номер не прошел…
— Какому убийству? — охранник, кажется, был искренне удивлен. А может, он и правда ничего еще не знал? А может, он артист от рождения? Кто поймет их, этих охранников!
— Ах, вот оно что-о-о, — крайне недоверчиво протянул я. — А полицейские прошли?
— Прошли, — ответил охранник.
— У них вы тоже спрашивали пропуск? — прищурился я.
— Нет, им разрешено везде без пропусков проходить, — опешил от моего напора страж. — Они свои служебные удостоверения показали. Как и положено…