Американец держал руки за спиной, но его нерешительность была заметна. Ванзаров заставил себя не вмешиваться.
– Даша, что ты ждешь, иди, встань со мной, – позвала Лилия Карловна. – Может, две коленопреклоненные женщины растопят это сердце.
Племянница пошло и безвольно подошла к старушке и опустилась рядом с ней. Юбки их раскинулись широким веером.
– Что же тебе еще надо? – спросила Лилия Карловна. – Мы обе молим тебя… О прощении… За все… О милости молю… Пожалей, ты же нам не чужой… Столько лет прошло, все забыто… Пощади…
Маверик медленно и глубоко вздохнул.
– Госпожа Сидихина, и вы, Лилия Карловна, глубоко тронули меня… Я простил вас… Как это следует делать. Но не могу отказаться от брошенного мне вызова. Это дело чести. А честь не растопить женскими слезами.
Лилия Карловна оперлась рукой о племянницу.
– Орест, откажись! – потребовала она с нажимом. – Забери свое слово, он готов не играть с тобой… Он простит…
– Да-да, Орест Семенович, заберите обратно свое слово… – сказал Маверик с улыбкой. – У нищих нет чести… Она им не по карману.
Веронин вскочил, сжав кулаки. Американец стоял перед ним, не шелохнувшись.
– Господа, остановитесь! – закричала мадам Стрепетова, до сих пор во все глаза наблюдавшая за сценой. – Мужчины, да скажите вы им!
Обращение было ко всем, кроме ее мужа. Господин Стрепетов не тот, кто мог встать между двумя разъяренными быками. Хотя бы в силу комплекции. Никто не шелохнулся, только Навлоцкий попятился к двери.
– Орест, откажись, – проблеяла Лилия Карловна, кажется, теряя сознание. Это было большой ошибкой. Ярость излилась на нее. Веронин одной рукой схватил ее под грудь, другой сгреб сестру и вынес их за дверь, как кукол. Из холла послышался стук, как будто бросили что-то тяжелое и мягкое. Веронин вернулся и затворил за собой дверь.
– Вызов брошен, – сказал он.
– Принимаю повторно, – согласился американец. – Так, что ставите?..
– У меня есть отличная квартира на Невском проспекте, стоит около двадцати тысяч. Как приличный особняк. Ставлю за десять…
– Недвижимость в России меня не интересует.
– Дача в Шувалово, каменный дом, огромный сад… Те же десять тысяч.
– Тем более не интересует. У меня свое ранчо.
– Что мне остается… – проговорил Веронин. – Драгоценности сестры и тетки…
– У тебя есть нечто, что меня может интересовать, – ответил американец. – И ты об этом прекрасно знаешь…
– Нет, никогда…
– Против такой ставки я готов выставить не только все, что есть и выиграл у тебя, но и добавить все свое состояние. Это – миллион долларов. Ты можешь стать очень богатым человеком, Орест Семенович…
– Это невозможно… Категорически…
Блокнот
для господ рассеянных читателей
Прежде чем перевернуть страницу, побалуйте себя.
Для этого:
1. Заварите крепкий чай или кофе.
2. Погасите сигарету или папиросу. (Курить вредно для аналитических способностей!)
3. Возьмите острозаточенный карандаш.
4. Задайте себе вопрос: кого должен защитить Ванзаров от неминуемой смерти?
5. Хорошо подумайте и поставьте любую галочку напротив выбранной фамилии.
6. Галочку ставить только в отведенное гнездо, одно или более.
Фамилии:
☐ Мистер Маверик
☐ Господин Веронин
☐ Господин Навлоцкий
☐ Нотариус Игнатьев
☐ Господин Стрепетов
7. Хорошенько запомните выбранную фамилию.
8. Сделайте закладку на этой странице.
9. Переверните страницу и продолжайте чтение.
10. В случае возникающих сомнений вернитесь на эту страницу и проверьте свою метку.
20
Разыскной рапорт № 4Ваше превосходительство!
Имею честь доложить, что спровоцированная мною операция завершилась полным успехом. Как я и предполагал, шайка во главе с так называемым бельгийцем Пьюро расставила свои сети. Джокер был посажен за стол с отборными головорезами, к которым присоединился до сих пор скрывавшийся под видом актера некий Меркумов. В исходе поединка нельзя было сомневаться. Но тут Джокер сделал блестящий ход, который выдает в нем настоящего профессионала. Он поставил условие, которое смело всю их игру. Условия макао были упрощены им до самых примитивных: а именно, совпасть должно было просто старшинство выбранной карты. Если бы Джокер согласился играть на привычных условиях, он наверняка был бы обречен. Стасовать две колоды так, чтобы выпадало две одинаковых карты, возможно. Но подобрать просто совпадение – чрезвычайно трудно.
Не скрою, ход игры заставил меня понервничать. И хоть я был готов к любому развитию событий (оружие всегда при мне), я верил, что все закончится успешно. Так и случилось. Джокер подряд проиграл три раздачи. И на четвертой у него была очень плохая карта. Но невероятное везение ему помогло. Он пошел ва-банк и заставил противника пойти ва-банк. И сорвал куш. На несчастного Пьюро было больно смотреть.
Во-первых, его банда потеряла довольно значительную сумму. Хотя жулики, как известно, расстаются с деньгами легко, так же легко их возвращают, но удар был чувствителен. Они попросту остались без средств. И как бы ни желали они взять реванш, силенок уже не осталось. Джокер выгреб у них все. При этом могу дать показания: он не прикасался к картам даже на мгновение, держа руки на столе. Как видно, фортуна любит дерзких.
Таким образом, преступники поставлены в безвыходную ситуацию. Это заставит их действовать, что в завязавшейся неразберихе поможет мне выполнить задание. В мутной воде всегда легче поймать жирную рыбку.
Мой агент, камердинер Лотошкин, пока не смог подвести меня к багажу Джокера. Это вызвано тем, что во время игры Джокер потребовал, чтобы тот находился за дверью. Камердинер не мог сказать, для чего такая предосторожность, оружия у него нет, это я знаю наверняка. Как видно, это еще одна малообъяснимая странность Джокера.
В сложившейся ситуации, которая обостряется с каждой минуты, считаю правильным применить силовой метод. Это могло бы привести к быстрому успеху. Считаю допустимым прямую атаку, когда Джокер меньше всего этого ожидает. Моей физической подготовки хватит на то, чтобы обездвижить его. В случае, если мне будет оказано серьезное сопротивление, могу применить прием, который лишит его сознания на некоторое время. После чего, связанный, он уж не сможет ничего сделать. Такую акцию я бы предложил провести ночью, в самое глухое время между двумя и тремя часами ночи, когда человеческий организм расслаблен и жаждет сна. Сама операция могла бы иметь непременный успех.
Комната камердинера Лотошкина располагается в бельэтаже. Значит, его даже теоретическое противодействие можно списать со счетов. Остается только сам Джокер. Действовать предполагаю следующим образом. В условленный час постучаться в его номер. У всех преступников нечистая совесть и очень чуткий сон. Джокер подойдет к двери и спросит, кто там, я назовусь своим именем и скажу, что у меня есть очень важная информация. Чтобы убедить его, назову фамилию его врага-бельгийца. Наверняка он откроет дверь с оружием. Как только я проникну в номер и закрою за собой дверь, без дальнейших словопрений применю разящий удар в область горла. Чего будет достаточно даже для такого массивного тела. После чего, уже на полу, свяжу руки и засуну кляп в рот.
В течение следующей четверти часа у меня будут все возможности, чтобы досконально изучить его багаж. Если досмотр вещей не даст ничего, вынужден буду приступить к допросу подозреваемого. Разумеется, он начнет отпираться. В связи с безвыходностью положения (или я – или бандит Пьюро) не исключаю применения особых методов получения информации. Распространяться о них не буду, но, поверьте, они очень действенны. Языки развязывали и не таким закоренелым преступникам.
Спланированная акция будет проведена мною нынешней ночью, если какое-то непредвиденное обстоятельство тому не помешает. Я достаточно насмотрелся на Джокера и прочую шайку, чтобы понимать: у меня будет только один шанс. И этим шансом я намереваюсь воспользоваться сполна. Считайте, что искомая вещь уже у вас. Надеюсь, мне будут компенсированы дополнительные расходы. Лотошкин начинает шантажировать меня. За его молчание пришлось выложить еще триста рублей. Он откровенный вымогатель. Но пока еще нужен мне. Когда же операция будет закончена, а сам научу его уму-разуму. Надеюсь, вы не будете возражать.
Остаюсь искренне ваш
Францевич21
Снег шел так густо, что был виден в темноте. Марго стояла в распахнутом полушубке. Черные волосы, не покрытые платком, блестели снежинками. Она дышала часто и глубоко, словно не могла успокоиться. Ванзаров ступал нарочно громко и кашлянул, чтобы не испугать.
– Я знаю, это вы… – сказала она, не оборачиваясь. – Ванзаров? Кажется, так?
– Я знаю, это вы… – сказала она, не оборачиваясь. – Ванзаров? Кажется, так?
Он признался, что его так зовут. Назвать молодой девушке имя-отчество было глупо. Она резко повернулась к нему.
– Что думаете о случившемся?
– Это очень непростой вопрос, – ответил Ванзаров. – Тут много обстоятельств.
– Но ведь главное, что Веронин разорен?
– Возможно, – согласился Ванзаров.
– Это чудесно! – Марго смахнула прядь, отяжелевшую снегом.
– Вы полагаете?
– Теперь я свободна.
Глаза ее были изумительно-черны. Даже ночью в них страшно было заглядывать. Ванзаров потупился.
– Но ваш отец… – начал он.
– Веронин мне не отец, – резко оборвала она. – Вижу, вас это не удивило… Кто-то успел наплести сплетен? Навлоцкий со своим болтливым языком?
– Поверьте, Маргарита Орестовна…
– Не называйте меня эти отчеством, – чуть не со злобой сказала она. – Для вас я просто Марго… Так что вам успели наболтать?
– Ничего, – честно ответил Ванзаров. – Я ничего не знаю про вашу семью. Это только выводы психологики… Простите, оговорился.
Марго была заинтригована.
– Психологика? Это что такое?
– Ерунда, забудьте. Методика одного английского ученого… Чистой воды лженаука.
Ему погрозили замерзшим пальчиком. Великое счастье – отогреть его своим дыханием.
– Ванзаров, вы хитрец. Раздразнили барышню и в кусты? А вы знаете, что нет ничего страшнее, чем барышня, которой хочется узнать любопытный секретик. Ну-ка, признавайтесь, как вы поняли, что я ему не родная?
– Откровенность за откровенность, – сказал он.
– Что же я могу вам дать?
– Расскажите о себе…
Марго кивнула.
– Только вы первый. Итак, как вы узнали? Внешнее несходство?
– Отчасти. Главное: поведение вашей тетушки Дарьи и… э-мм… двоюродной бабушки.
– Что же они такое учудили?
– В минуту тяжких испытаний они не просили пощадить вас, ваше будущее или ваше наследство… То есть они просили пожалеть себя и вашего… отчима. Но не вас. Вы для них чужая.
Марго закусила губку и вдруг порывисто схватила его ладонь. Пальчики ее были ледяные. Как у Снежной королевы из сказки.
– Спасибо, Ванзаров, что поняли это. Вы единственный, кто…
Она недоговорила. А просто чмокнула его в щеку. Молния прошила частного сыщика, как будто Лебедев привязал его к динамомашине, чем грозился не раз.
– Простите меня, я глупая… А усы у вас волшебные! Как у кота!
Ванзаров вспомнил, что должен получить свою долю откровенности.
– Ваш черед, – сказал он.
– Я вас разочарую… Обычная история сироты. Моя матушка, младшая сестра Ореста и тети Даши, умерла при родах. Отец не пережил и застрелился в тот же вечер. У них была невероятная любовь, и он не мог остаться на грешной земле. Даже ради дочери. Которая осталась без него совсем одна… Но добрый дядя ее удочерил, дал свое мерзкое отчество и воспитывал в семье. В основном воспитывала тетя Даша, у нее своих детей не было, и они возились со мной. Она и ее покойный муж… Воспитывали… А дядя-папа Орест был счастлив и без того, чтобы жениться. Да и зачем? Дочь у него и так была… Вот вам вся моя жизнь…
– Простите, Марго, если сделаю вам больно: как звали вашего отца?
– Криницин Аркадий Николаевич, чиновник канцелярии градоначальства, – сказала она. – Его могила на Охтинском кладбище.
– Родственники со стороны отца вами не интересовались?
– Дядя сказал мне, что отец был круглым сиротой. Передал этот дар дочери…
Только сейчас в уголках ее черных глаз блеснула слезинка.
– У меня есть маленькое наследство, – вдруг сказала она с улыбкой, смахивая влагу. – Мама составила завещание так, что дядя на него не может наложить лапы. То, что она получила от дедушки. Так что я не бесприданница, а просто бедная, то есть не очень богатая невеста. И сирота…
– Марго… – начал Ванзаров и осекся.
Разум должен держать чувства в узде. «Дело прежде всего», – вопила в ушах логика. А он готов вот сейчас подхватить ее на руки и без всяких саней нести до Петербурга, где никто не посмеет отобрать. Как можно дальше от этого места. А там готов будет вернуться даже в полицию, чтобы стать для нее щитом. Во всем.
– Марго… – повторил он. – Я не могу и не хочу сказать вам то, что знаю. Пусть это сделает ваш отец, простите – отчим. Но даю вам слово, что вы можете целиком и полностью положиться на меня. Я умру, но не дам вас в обиду. И не позволю сделать вам зло. Я защищу вас от всего, чего бы мне это ни стоило… Но завтра будет тяжелый день. Лучше к нему приготовиться.
– А что будет завтра? – спросила она.
– Веронин потребовал реванша. Они снова будут ставить на карту всё.
– На что же ему играть? Разве квартиру и дачу поставить.
– Вроде того, – ответил Ванзаров. – Но вас это не должно волновать. Я вам дал свое слово.
– Как хорошо, что заканчивается это день!
– Он был нелегкий…
– Нет, Ванзаров, вы не поняли: уже послезавтра мне – двадцать один. Я свободна!
Отчего-то Ванзарова тоже это радовало.
– Вы мне дали свое слово, – сказал она. – Так примите же мое…
Привстав на цыпочки, Марго захватила его шею и впилась губами. Губы ее были ледяные и сладкие, как сахар. Слаще этих губ он ничего не знал. Было это только прикосновение. Но длилось оно как целая вечность. Марго побежала в темноте к пансиону. Ванзарову пришлось долго загонять мороз в легкие, чтобы проветрить шальные мысли. Больше, чем когда либо, ему нужен завтра ясный ум. Все значительно хуже, чем в начале предсказала логика.
Рядом заскрипел снег. Ванзаров быстро, как для отпора, обернулся. Мимо шаркала гадкая старуха. Топор торчал за веревкой. Она тащила на горбу бревно засохшего дерева. На ходу, поглядывая на чужака, ведьма прошамкала отвисшей губой и растворилась в ночи. В злых глазках безумия было куда меньше, чем казалось. Старуха все видит и за всем наблюдает. Быть может, знает что-то, что он упустил…
Ванзаров хотел бы сейчас оказаться в трех местах одновременно. Но выбрал курзал.
22
На приставном столике стоял хрустальный набор для утоления жажды. Кувшин опустел до дна. Очередной стакан был полон до краев. Меркумов пил без устали. Сорочка под распущенным галстуком стала влажной от пота. Волосы его были в полном беспорядке. Щеки и лоб пошли пунцовыми пятнами. Выпив залпом и тяжело отдыхиваясь, он предложил и Ванзарову. Глоточек. Жажду Ванзарова глоточку воды не утолить.
– Тяжелый денек выпал? – спросил он.
– Да что вы! Я такого восторга никогда и на сцене не испытывал! Какая буря страстей! Сколько подлинного трагизма! Где еще увидишь столь яростные характеры! Всем этим Чеховым современным кишка тонка до вот такой реальной жизни… – И он вытряс кувшин до капли.
– Вы полагаете?
– Нет, одно вам скажу… – Меркумов пальцем выбрал из стакана все, что там оставалось. – Такое бы в пьесу, да в бенефис! Успех был бы чудовищный!
– Согласен: чудовищный, – сказал Ванзаров. – А где так банковать научились?
Меркумов застенчиво улыбнулся.
– Да что вы, господин Ванзаров, шутите надо мной… Опозорился ведь. В такую лужу сел, что и вспомнить стыдно… Скажу вам как на духу: карты не люблю, играю только на театре…
– То есть в антракте с партнерами просадите от скуки тысчонку-другую…
– Если бы… Я-то ведь играю только на сцене, в пьесах то есть…
– Это в каких же? Не помню, где у Островского в макао режутся…
– Так ведь «Игрок» Гоголя, «Маскарад» Лермонтова. Я там Арбенина играл…
– Ах да, верно, – согласился Ванзаров. – У вас в Саратове ставили?
– С большим успехом! – с гордостью отвечал Меркумов. – По всей Волге возили, от Астрахани до Нижнего, овации срывали!
– Изобразите…
– Что, простите?
– Да хоть монолог Арбенина…
Меркумов прокашлялся и начал с пафосом:
Ну, вот и вечер кончен – как я рад.
Пора хотя на миг забыться,
Весь этот пестрый сброд – весь этот маскерад
Еще в уме моем кружится…
Читал он картонно-трагически, как и положено провинциальному актеру, и даже намного хуже. Чтобы не терпеть это мучение, Ванзаров зааплодировал в начале третьего стиха («Ей-богу, мне такая роль уж не под леты…».)
– Благодарю, это было превосходно, – сказал Ванзаров. – Раз карьера в столице не сложилась, не с пустыми руками вернетесь.
Меркумов замахал на него отчаянно.
– Молчите, молчите, спугнете удачу! – Он вытащил пачку ассигнаций, любовно сжимая ее в ладонях. – Это первый раз в жизни так подфартило. Получил на чай, так уж получил… Такие деньжищи!
– Куда собираетесь вложить? Что думаете?
– А тут и думать нечего! – Меркумов старательно запихал куш в карман пиджака. – В искусство вложу! В театр! Сделаю антрепризу, сам – в главных ролях, афиши напечатаем, как положено, и покачусь от самого Ростова по России-матушке. Может, и до столицы докачусь! Сбылась мечта идиота… – И он попробовал вытряхнуть хоть что-то из пустого стакана.