– Сестра погибшей поведала, – с набитым ртом рассказывал Андрей, – что одиннадцать лет назад этот хмырь ошельмовал ее сестру, и та благополучно забеременела. Правда, Васенька оказался весьма порядочным кавалером: он тут же сделал предложение обесчещенной девушке.
– Подозреваю, что на тот момент обесчещенная девушка уже владела риелторской фирмой?..
– Да. Правда, бизнес был, так сказать, еще в зародыше, но тем не менее уже наличествовал!
– Значит, при разводе доходы от этой фирмы Крапивину не светили.
– По-моему, они не собирались разводиться, – Андрей потянулся за очередным куском пиццы.
– Почему ты так думаешь?
Мой друг встал, взял из своей походной сумки какую-то папку, открыл ее, бросил на стол несколько фотографий. Я взяла их и принялась рассматривать, не переставая уминать пиццу. Одна из фотографий была той, которую Андрей показывал мне в машине. На другой журналист Крапивин увековечился с какой-то девушкой с фигурой Верки Сердючки – несуразно большой бюст при узких бедрах и тоненьких кривых ножках.
– Боже мой! А это кто?! – не удержалась я от изумления.
– Его супружница, погибшая Марина Крапивина.
– Вот черт! Такая фигура… Это же… Нет, теперь я понимаю, почему он ей изменял.
– Я, представь, сказал то же самое, когда увидел эту фотку. Да, погибшая была, мягко говоря, отнюдь не моделью! Далеко не моделью… Злые языки поговаривают, что до Крапивина у Марины и кавалеров-то не было. Думаю, в деле соблазнения этой мадам не последнюю роль сыграло то, что на момент их знакомства у нее уже была фирма и неплохая квартирка, доставшаяся ей от родителей.
– Крапивин-то где жил?
– А Крапивин, представь себе, снимал комнату у какой-то бабки-алкоголички. Одну на двоих с другом, тоже журналистом.
– Понятно. Серая холостяцкая жизнь, неустроенный быт, сухомятка, безденежье… А тут – невеста с приданым!
Я положила фото на столик.
– Кстати, вот этот снимок можешь взять себе, – кивнул Андрей на другую фотографию, где наш герой был запечатлен один, – бери, бери: у меня есть еще.
Я убрала фотку в сумку. Может, физиономия этого героя-любовника мне действительно пригодится.
После ужина мы с Андреем покурили и занялись перестановкой мебели в номере: он перетащил мою кровать к самому окну, а свою отодвинул к противоположной стене.
– А теперь – чистить зубы и спать! – скомандовал мой друг. – У кого, разумеется, зубы еще есть.
Он принял душ и сразу лег в кровать, я же еще некоторое время сидела в кресле и смотрела по телику всякую дребедень.
– Слушай, мать, ты вообще спать сегодня собираешься? – сонным голосом проворчал Мельников.
– Тебе что, телевизор мешает? – удивилась я.
– Мешает. В кои-то веки собрался выспаться, а тут…
– Хорошо, я убавлю звук, – я потянулась к пульту.
– Выруби его, на хрен, совсем! Завтра рано вставать.
– Куда это ты собрался с утра пораньше?
– Забыла? В восемь придет смена, работавшая в день проживания в гостинице Крапивина. Надо опросить администратора, горничную…
– Ну, и кого еще?
– Ты не умничай! Давай спать, я в последние дни чертовски не высыпался. Ложись и свет выключай!
– Не командуй, Мельников. Свет ему помешал, – проворчала я для порядка, но свет тем не менее выключила и тоже легла. – Ладно, спокойной ночи!
– И тебе того же…
– И не вздумай храпеть! – предупредила я на всякий случай.
– А это уж как получится.
– Тогда не обижайся, если в тебя полетит тапка…
Ровно в половине восьмого прозвенел будильник в телефоне Андрея. Я сорвалась с кровати и рванула в ванную…
Через полчаса мы с Андреем, умытые и причесанные, стояли в фойе и ждали, пока администраторы сдадут и примут друг у друга смену. Наконец, «наша» – заступившая на дежурство сегодня – освободилась и с улыбкой взглянула на нас:
– Вы хотели снять номер?
– Хотели. И уже сняли, – кивнул Андрей и показал ей фотографию Крапивина. – Вам знаком этот гражданин?
– Простите, вы… почему им интересуетесь?
Мы достали свои удостоверения и показали девушке.
– Ах, вон оно что… Понятно. Этот придурок натворил что-нибудь серьезное?
– А почему он придурок? – встряла я.
– Как почему? Он у нас на днях номер снимал одноместный, здесь, на первом этаже. Так вот, вел себя товарищ, прямо скажем, некрасиво, – обиженно поджала девушка губки.
– Уточните, пожалуйста.
– Шумел – это раз. Телевизор включил на всю громкость. Я услышала, постучала в дверь, говорю, мол, сделайте, пожалуйста, музыку потише, вы ведь здесь не один!
– А он?
– А он мне нахамил. Я, говорит, заплатил за номер, что хочу, то и делаю!
– Что еще, кроме шума?
– С горничной нашей поругался, с Антониной Ивановной. Хорошая женщина, убирается хорошо, никто на нее никогда не жаловался. А этот… Сначала начал ей выговаривать, мол, номер его плохо убрали, грязь оставили. Она пришла, посмотрела номер и говорит: я, мол, хорошо убрала, а то, что здесь грязь, – так это вы уже успели намусорить. Он так раскричался! «Вы что, – говорит, – со мной еще и спорите?! Клиент всегда прав! Я на вас начальству жаловаться буду!» Так орал! Так орал! Грозился не заплатить…
– Хам, – согласилась я. – Скажите, он все время в номере был? Никуда не отлучался во время обеда?
– Нет, в обед он как раз у себя был. С утра куда-то уходил, а ближе к обеду пришел, скандал учинил…
– Не путаете, это точно был он?
– Как же, спутаешь его! У нас такие, с позволения сказать, клиенты редко встречаются, а этот… Удостоверением каким-то все тряс у меня перед носом, кричал, что статью о нас напишет… Журналист, что ли?
Мы с Андреем посмотрели друг на друга.
– С горничной можно поговорить? – севшим голосом спросил Андрей.
– Сейчас позову, – администратор потянулась к телефону.
Горничная, Анастасия Ивановна, дородная женщина лет пятидесяти, подтвердила слова своей сослуживицы. Да, хам, каких мало. Да, обещал на нее начальству пожаловаться, это на нее-то! Да лучше ее никто здесь не убирается. Да, в обед он был у себя: музыка гремела. А еще за пивом бегал, раза три. Да, после себя столько мусора оставил! Вот ведь паразит! Одних пивных бутылок она штук десять выгребла…
Мы поблагодарили обеих женщин и поднялись в свой номер.
– Ну и что скажешь? – спросил Андрей тоскливо.
– Алиби подтвердилось: Крапивин в момент нападения на жену тусовался здесь, в гостинице.
Я села в кресло и достала сигареты.
– Вот черт! – выругался Мельников. – Значит, этот крендель не при делах… Значит, все-таки это одна из его воздыхательниц… Жаль: так мне хотелось прищучить этого жучару!
Он ходил по комнате взад-вперед и нервно вертел в руках перламутровую зажигалку.
– Не переживай, Андрюша, может, еще и прищучим: он и у меня засветился. Так что я теперь вцеплюсь в него мертвой хваткой!
– Вцепись, мать, непременно вцепись. А я тебе помогу: чует мое сердце, этот журналюга – темная лошадка!
Выкурив по сигаретке, мы с Андреем сходили в ближайшее кафе, перекусили на дорожку, попили кофейку и начали собираться домой.
* * *Тарасов встретил нас моросящим дождем. Андрей чертыхнулся:
– Я, как назло, оставил вчера белье на балконе…
– Может, тебя домой отвезти?
– А какой смысл? Все равно белье уже мокрое… Нет, вези меня в отделение: работы много.
– Сегодня же суббота!
– Я, мать, скоро и по воскресеньям работать буду!
– Не бережешь ты себя, Андрюша, не жалеешь! Так ведь и сгоришь на работе.
– У нас сгореть не дадут, быстро потушат.
Мы подъехали к отделению, он вышел из машины и помахал мне рукой:
– Давай, мать, не пропадай!
– Еще чего! Созвонимся…
Андрей взбежал на крыльцо, а я отправилась домой.
Переодевшись в домашнее, я поставила чайник и уселась с ногами на диван. Ну и что нам теперь делать, Татьяна Александровна? Сколько дней прошло, а преступление я так и не раскрыла. Мало того, что виновность вдовы все еще не доказана, как просила заказчица, так всплыл еще и какой-то борзописец на «Пежо», нарисовавшийся в гаражах в момент поджога. И что мне с ним делать? Может, сдать его Ложкину? У следака разговор короткий: он помутузит Крапивина как следует и заставит его рассказать, что тот делал на месте преступления. А может, мне самой журналиста раскрутить? Как? Хороший вопрос!
Закипел чайник. Я заварила кофе, нашла в шкафу пакетик с остатками печенья и вернулась со всем этим добром на диван. Итак, как я могу заставить этого писаку рассказать мне все? Последить за ним? А если это ничего не даст? Я за Светой вон сколько следила, а толку? Пустая трата времени и денег заказчицы…
А что, если его прихватит Андрей? Ведь Крапивин – муж погибшей дамы, Андрей ведет это дело… Он же подозревает журналиста? Еще как подозревает! Правда, доказательств пока что нет, но ведь это дело времени. Если мы с Андреем вдвоем на Крапивина поднажмем… Зазвонил мобильник. Я посмотрела на дисплей: Мельников. Легок на помине!
– Привет, Андрюша! Долго жить будешь.
– Это радует. А откуда ты знаешь?
– Только что думала о тебе…
– Приятно, что хоть кто-то обо мне думает, хотя и руководствуется при этом меркантильными интересами.
– Ну, не преувеличивай, Андрюша. Не такими уж и меркантильными…
– Короче, Тань, ты как хочешь, а я таки решил этого скандального журналюгу сцапать!
– Основание?
– А это как в том анекдоте: «…Ну не нравишься ты мне!»… Вот и Крапивин этот мне жутко не нравится. Так легко мужик взял – и разбогател! Что, скажешь, не подозрительно это?
– Подозрительно, Андрюша, еще как подозрительно! Бери его, бери, а я тоже приеду и в лоб спрошу этого типчика: что он делал на территории гаражей в момент убийства Говорова? Запись с камеры у меня есть, посмотрим, что он нам напоет!
– Тогда все, еду в редакцию – брать его.
– Андрюш, будь другом, как возьмешь, звякни мне, я подрулю.
– Да не вопрос. С двух сторон мы его точно прижмем!
Мельников отключился, а я допила кофе и начала собираться: пока Крапивина еще не взяли, мне надо продолжать расследование. Отправлюсь-ка я сейчас… разыскивать девушку Олесю, бывшую возлюбленную Никиты. Что-то она выпала из сферы моего внимания, а ведь особа-то интересная. Поскольку трясти мне больше все равно некого… Пока что. Что говорила о ней Вероника Станиславовна? Сейчас вспомню… Вот так примерно: «Фамилия у нее такая странная, не то Рудых, не то Рыжих… Они даже жили года два в гражданском браке… Пришла к парню и живет себе… Выгнал Никитушка эту нахалку – и дело с концом!.. За то, что она ему изменила, Никитушка мне сам рассказывал. Не могу, говорит, простить ее. А ведь два года вместе прожили!.. Но она не сама ушла. Увели ее, причем со скандалом. На весь подъезд скандалила! Уходить, видите ли, не хотела. Кричала: «Люблю! Не бросай меня, Никита! Я без тебя жить не смогу, с балкона брошусь!..» И ведь правда, рвалась к балкону, дурища. Пришлось даже милицию вызывать, связали ее… Да, эта Олеся такой психованной оказалась, такой дурой! Никитушка месяц после этого случая в себя приходил, так переживал… Она ведь тогда кричала на весь подъезд: «Ты еще пожалеешь! Я тебе такое устрою! Тебе не жить!..» Ой, а я-то как переживала! Едва с инфарктом не слегла… Ей мелкое хулиганство оформили, оштрафовали и отпустили. Что еще можно с такими припадочными сделать? А потом, когда Никитушка начал с другой девушкой встречаться, Олеся их подкарауливала и скандалы учиняла – прямо на улице. Они и расстались, Никита и его новая девушка… Я уж боялась, что эта… психическая… не даст ему жизни… К тому времени, когда Никитушка со Светкой познакомился, Олеся, придурочная девка, успокоилась – или уехала куда-то? Черт ее знает, только в его жизни она больше не появлялась… Такие на себя руки не накладывают! Только другим жизнь отравляют…»
Да, примерно такими словами Вероника Станиславовна и рассказывала о бывшей пассии своего сына. И ведь что получается: если эта мадемуазель так остро отреагировала на то, что ей дали хорошего пенделя, вполне вероятно – она и сожгла своего возлюбленного. Ну, типа: «Так не доставайся ты никому!» А что? Очень даже может быть: девушка нервная, психически неуравновешенная. От таких только и жди неприятностей.
Я достала фотографии, взятые у заказчицы. Вот она, эта «придурочная», рядом с Никитой, прижалась к его боку, театрально выставив вперед одну ножку. Я еще в первый день отметила: у этой высокой искусственной блондинки смазливая мордочка, но, в общем-то, ничего особенного в ней нет. Взгляд заносчивый, но глаза не умные, а какие-то хитрые. Как же мне ее теперь найти? Заказчица даже фамилию ее точно не помнит. «Не то Рудых, не то Рыжих…» Ну и где мне искать эту рыжую?
Может, Вероника Станиславовна все-таки сможет мне помочь? Я набрала ее номер…
– Здравствуйте, Танечка! У вас для меня новости?
– Пока нет, извините. Продолжаю следить за вашей снохой, но, к сожалению, безрезультатно. Я вот что хотела у вас спросить: знаете вы адрес девушки Олеси, с которой ваш сын встречался еще до Светы?
– Олеси? Откуда? Нет, конечно. Не знаю и знать не хочу! – безапелляционно заявила женщина.
– Вероника Станиславовна, это мне нужно для дела.
– Но я действительно не знаю, где она жила, я вообще ничего о ней не знаю. Зачем она вам, Танечка? Вы Светку, Светку трясите!
– Да трясу я Светку, будьте уверены, как грушу трясу… Но Олесю тоже проверить не мешает: она была очень обижена на вашего сына, вы сами это говорили…
– Была, еще как была! Но ведь это случилось давно, еще до Светки. Неужели вы думаете, что она до сих пор таит зло на Никиту?
– Как знать? В моей практике бывало и такое. Одна дамочка замочила бывшего возлюбленного спустя пятнадцать лет после разлуки: так и не смогла смириться с тем, что он достался не ей. Поэтому я должна проверить все версии.
– Хорошо, я постараюсь что-нибудь раскопать в бумагах Никиты. У него есть записные книжки – много книжек… Старые, но я их храню. Память все же…
– Вот-вот, посмотрите их обязательно и, если что-то найдете, – звоните мне в любое время.
– Да, разумеется.
Я положила трубку и посидела еще какое-то время в раздумьях, но больше ничего путного мне в голову почему-то не пришло. Значит, остается только ждать от заказчицы хоть каких-то сведений…
Она позвонила часа через два и радостно воскликнула:
– Танечка! Есть! Нашла…
– Что?
– Вот, в записной книжке: «Рудых Олеся. Телефон такой-то…»
– Это очень хорошо.
– Вы не представляете, Танечка, сколько я их перелистала, прочитала… И ведь нашла!
– А больше там ничего нет? Адреса, например, или хотя бы ее отчества?
– Нет, только эта запись, – радостно доложила Вероника Станиславовна. – А что, этого мало?
– Не знаю. Возможно, телефон она давно уже сменила. Ладно, хоть фамилия мне стала известна, попробую поработать с этими данными.
Я нажала на рычаг телефона и, когда раздался длинный гудок, набрала номер, продиктованный заказчицей. Мне долго никто не отвечал, и я уже было решила, что номер – дохлый, как вдруг в трубке послышался недовольный женской голос:
– Кого надо?
Да, неприветливая дамочка, хотя, судя по голосу, довольно-таки пожилая. Вряд ли этот скрипучий голос принадлежит Олесе.
– Простите, мне надо поговорить с Олесей Рудых, – как можно вежливее попросила я.
– А ты кто?
Я опешила. Почему со мной говорят так бесцеремонно? Но проводить воспитательные меры было недосуг.
– Одноклассница, – лаконично ответила я.
– Фамилию назови, одноклассница? – продолжала пытать меня неприветливая тетка на другом конце провода.
– Иванова, – честно сказала я, – Таня Иванова.
В самом деле, зачем врать? Да и придумывать что-то другое просто не было времени.
– О! Танька! Привет! Это мама Леськи. Помнишь меня? Давненько же ты не звонила, зараза! Куда пропала-то? Небось замуж выскочила?
Я опешила еще больше прежнего. Эта фамильярная мадам со всеми так обращается или мне одной такой почет? Мое молчание собеседница расценила по-своему:
– Все, проштрафилась ты, Танька, с тебя – бутылка!
– Хоть две, – ошалело согласилась я, – только Олесю к телефону позовите.
– Ага, щаз-з-з, разбежалась! Как я тебе ее позову? Она ж отдельно живет, с этим недомерком! Бросила мамашку-то, зараза!
Ну, вот, теперь и мне не так обидно: у этой мадам все – «заразы», даже собственная дочь.
– А телефон ее дадите? Или адрес?
– Телефон дам, чё ж не дать-то? Но ты, Танька, все равно ко мне загляни! Это ж надо: десять лет носу не казала, зараза! Я тебе, помнишь, обещала пенделей надавать? И надаю!
В этом-то я точно не сомневалась: такая надает!
В следующий момент мамаша Олеси начала диктовать мне номер телефона дочки. Я запомнила его, поблагодарила тетку и быстро положила трубку, пока мне не пообещала сделать еще какую-нибудь гадость, например, надавать подзатыльников. Да уж, ну и маман у моей очередной подозреваемой!..
Я набрала продиктованный ею номер. Через несколько мгновений ответил мужской голос. Ага, похоже, это и есть недомерок, с которым ныне живет «моя одноклассница» – Олеся.
– Шлушаю, – прошамкал голос. Очевидно, его обладатель говорил с набитым ртом.
– Здравствуйте, я – одноклассница Олеси, Таня. Позовите ее, пожалуйста, к телефону.
– Хах, – ответил голос, что, очевидно, означало «сейчас».
Через минуту в трубке послышался радостный молодой женский голос:
– Танька, серьезно, это ты?
– Я, – честно призналась я, и это было сущей правдой.
– Ой, ну, дела! Сто лет тебя не слышала! Как ты? Где? Кого-нибудь из наших иногда видишь?
– Я… – нормально. Слушай, Лесь, надо бы встретиться. Дело у меня к тебе. Важное.
– Ой, ну, ты деловая! Говорят, ты в серьезной фирме работаешь… Зарплата-то какая? Хорошо платят, или как и везде?
– Не жалуюсь. Слушай, Олеся, серьезно, нам надо срочно увидеться. У меня действительно очень важное дело.