Черный список деда Мазая - Дарья Донцова 26 стр.


– Ему достались уникально порядочные мать и отчим, который заботился о пасынке трепетнее, чем о родном сыне, – возмутилась я.

– И вырос в семье у них негодяй и подлец, – буркнула Юлия. – Евгения меня к себе пригласила, сказала, что будет одна дома. Лучше приехать к восьми вечера.

– Зря тебя к ней понесло! – сердито произнесла я. – У Жеки было непростое время.

– А у меня замечательное? – зашипела Ребятова. – Ну уж нет! Родила ребенка, отвечай за него! Не хочешь нести ответственность? Сделай аборт.

– Севе не десять и даже не двадцать лет, – устало возразила я. – Он не крошка из песочницы, мать уже не обязана платить за поломанные им чужие совочки.

– Плевать! – грубо ответила Юля. – Я к ней приехала. Правда, потом пожалела, что явилась. Плохой разговор получился, тяжелый, с дракой!

Я не поверила своим ушам.

– Две интеллигентные женщины, скрипачка и пианистка, вступили в рукопашный бой?

– Не я первой начала, – насупилась Ребятова, – слушай, как дело обстояло.

Юлия не собиралась разводить китайские церемонии. Едва Женя провела ее в комнату, как Ребятова выложила причину своего визита. Рассказала все в подробностях, в красках живописала общение Севы со Светланой Иосифовной и в категоричной форме потребовала:

– Евгения, вели сыну более никогда не тревожить Нелидову. Не знаю, как часто и долго ты его била в детстве, в каком подвале жил мерзавец, кто виноват, что из него вырос мошенник, но имей в виду: если он еще раз заявится в дом к Светлане Иосифовне, будет худо!

Спроси Ковалева, что же сделает Юлия в случае продолжения встреч бабушки и внука, Ребятова растерялась бы. Но Женя посерела и забормотала:

– Юлия, ты не так поняла слова Севочки. Вот, смотри.

Ковалева провела гостью в спальню отпрыска и начала оправдываться.

– Конечно, тут скромно, но эта комната самая большая в квартире, есть ноутбук, музыкальный центр. Муж купил мальчику приличную иномарку, правда, экономкласса, я стараюсь баловать сына. У него трудная, нервная работа…

В процессе ее монолога Юля узнала, что Сева не владелец клуба, не олигарх, не бизнесмен, а служащий на окладе, «Феррари», «Ламборджини» он не имеет, зато дома его обожают безмерно.

– Парень сволочь! – вскипела Юлия. – Он еще хуже, чем я думала!

Ковалева села на ковер, обхватила голову руками и начала раскачиваться из стороны в сторону, повторяя:

– Я! Я! Я виновата! Я! Одна я! Более никто! Я!

Ребятовой неожиданно стало жаль Женю. Она примостилась рядом на полу и попыталась найти слова утешения:

– Ты не учила Всеволода гадостям, дети – это лотерея. Как-то в студенческие годы бабушка у меня спросила: «Как ты думаешь, почему в прежние века женщины рожали по десять младенцев?» Я предположила, что у них не было хорошей контрацепции, а бабуля засмеялась: «Нет, внученька, просто они надеялись, что хоть один добрым человеком вырастет и в старости родителей не бросит». Ты вытянула не выигрышный билет! Следовало сделать аборт, даже в юности надо думать головой.

Ковалева резко выпрямилась.

– Ты ничего не знаешь! Я очень хотела пойти на операцию, но не нашла денег на врача, пропустила все сроки, пришлось открываться маме, становиться на учет в женской консультации. Я чуть со стыда не сгорела, когда впервые в эту поликлинику вошла, кругом беременные, все взрослые женщины, моего возраста никого нет. Уставились на меня, перешептываются, чуть ли не пальцами тычут. Хорошо хоть врачи нормальными оказались, не ругали глупую школьницу, наоборот, поддержали меня морально. Один раз сижу у кабинета, подходит нянечка и шепчет: «Жаль мне тебя, дурочку. Родишь, потом вся жизнь пойдет наперекосяк. Вот адресок, езжай скоренько, там бабушка Маланья живет, она плод изведет. Денег не потребует, малолеткам из сердобольности бесплатно помогает».

Жека опрометью кинулась по ее наводке. Старуха действительно не взяла с нее ни рубля, дала ей крохотный пузырек и велела:

– Каждое утро капай под язык. Младенец родится мертвым. Никто тебя не упрекнет, смерть плода не редкость. Поплачешь над ребенком, похоронишь его и живи счастливо, только больше не глупи, будь осторожна с мужчинами. Ни одному человеку о микстуре не рассказывай.

Женечка старательно исполняла инструкцию и очень обрадовалась, когда ей в родильной палате не показали новорожденного. Младенца юной матери не приносили три дня, доктор отводил в сторону глаза и ничего конкретного о малыше не говорил. Ковалева старалась изображать на лице печаль, но в душе у нее царило ликование. Слава богу, зелье сработало, она наконец-то избавилась от ребенка, девять месяцев кошмара закончились.

А потом врач приволок пищащий сверток и толкнул речь. Жека, оцепенев от ужаса, пропустила половину слов доктора, тот бубнил что-то про мозг, угнетенное дыхание, асфиксию у младенца. У нее в голове билась одна мысль: медики спасли ребенка! Зачем? Кто их просил? Что делать?

Когда Севе исполнилось два года, стало понятно, что у малыша проблемы в развитии. Он едва ходил, не пытался разговаривать, мог целый день сидеть в одной позе. Испуганная Таисия Ивановна принялась таскать внука, которого страстно полюбила, по врачам.

Доктора в один голос сетовали на чрезвычайно раннюю беременность матери, советовали развивать мальчика. Но однажды пожилая врач, выгнав Таисию Ивановну из кабинета, приперла Женю к стене вопросом:

– Говори, что пила? Какую отраву использовала, когда плод выгоняла?

– Капельки, – дрожащим голосом сказала девочка. – А вы откуда знаете?

– Капельки! – зло передразнила педиатр. – Не одна ты дура, в этом кабинете много таких сидело и еще сидеть будет. Идиотки!

– Маме не говорите, – взмолилась Женя.

Врачиха закатила глаза.

– О боже! Детский сад! Ты изуродовала ребенка. Молись, чтобы он хоть как-то выправился. Знахарские снадобья сильные, они губительно действуют на мозг нерожденного человека.

Жека ойкнула.

– Паралич, отсутствие речи, слепота, – методично перечисляла педиатр, – рак, глухота, умственная отсталость. Вот какую судьбу ты выбрала малышу. В чем он виноват? А?

Ковалева зарыдала. Впервые до нее дошло: Сева не кукла, и с ней он теперь навсегда.

– Хлебнешь ты с ним беды, – жестоко вещала педиатр. – Но если даже несчастный выправится физически, с поведением жди проблем: воровство, вранье, асоциальные поступки, сексуальная распущенность, склонность к насилию.

– Ой, мама, – плакала Жека. – За что мне это?

– Отвратительная эгоистка! – припечатала ее педиатр. – Следует спросить: за что несчастному крохе досталась такая мать? На свет должен был появиться чудесный здоровенький малыш, а ты его отравила, сделала чудовищем. Еще вопросы есть?

Жека замотала головой, врач неожиданно смягчилась:

– Ладно, дам телефон профессора Звягина, он с такими случаями работает. Теперь попытайся исправить свое преступление, займись мальчиком. Ты мать! И помни, все гадкое, что он совершит, произойдет по твоей вине. Не вздумай бить несчастного ребенка за двойки или грубость. Всегда повторяй: моя вина, мне ее искупать, не пей я отраву, сыночек получился бы совсем другим.

Глава 33

Юлии не хотелось слушать откровения Жени, а та никак не могла остановиться: похоже, у нее началась натуральная истерика.

– Не понять тебе, что я переживаю. Отлично знаю правду про Севу, скрываю ее от всех, рассказываю, какой он хороший! Обманывала маму, теперь вру мужу, подругам, знакомым, коллегам. Едва на горизонте возникнет неприятность, я ее затаптываю. Всеволод девочку изнасиловал? Возьмите денег и молчите. Несовершеннолетняя забеременела от сына? Вот вам откупные! Раньше я продавала драгоценности матери, теперь беру кредиты и затыкаю жадные пасти. Я боюсь, что кто-нибудь поймет: Сева психически ненормален, но еще сильнее опасаюсь, что наружу выплывет информация о тех капельках. Я люблю сына, да, да, да, я его люблю! Я обязана его защищать, я виновата в том, что он такой! Я ненавижу Всеволода! Я хочу его убить!

Ковалева зажала рукой рот, затем закричала:

– Вру! Ни слова правды не сказала! Убирайся прочь! Вон! Ты зря пришла! Сева давно знает, кто его отец, я ему открыла правду лет десять назад. Зачем ему сейчас ездить к Светлане, а? Почему он не направился к бабке раньше? Ты брешешь! Севочка к вам не ходит! Сама Нелидову обкрадываешь, а на моего мальчика сваливаешь! Дрянь!

Юле стало понятно, что Ковалева перестала владеть собой. Она от растерянности выдала Ребятовой самую темную тайну своей жизни, а теперь пытается исправить положение. Надо уходить. Юля оперлась рукой о ковер, приподнялась, но все же решила поставить последнюю точку:

– Почему Всеволод пришел сейчас? Потому что Никита нас бросил и у твоего монстра появилась возможность втереться к Светлане в доверие! При отце такого шанса он не имел!

– Я его убью! – заорала Жека, теряя человеческий облик. – Я его ненавижу с момента зачатия! Почему он не сдох? Зачем живет? Ни минуты покоя за всю жизнь! Ни секунды! Постоянное ожидание беды! Нет, нет, я вру, убирайся!

Юля не успела моргнуть, как Женя очутилась около нее и изо всей силы ударила Ребятову ногой по коленке. Юля никогда не решала проблемы в кулачном бою, она родилась, выросла и существовала в среде, где люди не применяют насилие. В тот момент Юлечка испугалась. Ковалева выглядела сумасшедшей. Ребятова впервые увидела, как у человека от ярости белеют глаза, а изо рта, как у бешеной собаки, начинает капать пена. В квартире больше никого нет, никто не может удержать обезумевшую скрипачку. Ребятова толкнула бывшую коллегу. Жека пошатнулась и шлепнулась на ковер. Юлия со скоростью испуганной белки убежала.

На секунду Ребятова прервала рассказ и спросила:

– Представляешь меру подлости Севы?

– Пытаюсь понять, как тяжело было Жене, – ответила я, – но, наверное, никогда не смогу оценить ее моральное состояние. Она не хотела ребенка, сделала все, чтобы тот не появился на свет, а он родился. Наверное, она, глядя на Севу, постоянно вспоминала, как травила нерожденного малыша, и всю жизнь мучилась совестью. Да еще, как на грех, Женечка встретила злого педиатра, та лишь усилила комплексы Ковалевой. Севе врач не помогла, а юную мать обозвала убийцей, накаркала ей много бед. Я и представить не могла, как в реальности обстояли дела в семье Ковалевой, хотя считала себя ее близкой подругой. Мне казалось, что Женя обожает Севу. А она наказывала себя за ошибки ранней молодости, всю дальнейшую жизнь пыталась продемонстрировать всем, и сыну в первую очередь, что является отличной матерью. Она боялась ругать сына, наказывать его, а Всеволода было необходимо держать в ежовых рукавицах, воспитывать строго. Из-за своего гипертрофированного чувства вины и стыда за те «капельки» Жека вырастила негодяя. Я не врач, но думаю, что зелье знахарки все-таки ни при чем. Да, оно притормозило развитие малыша, но все остальное случилось из-за неудачной комбинации хромосом. Жене не повезло, ей достался мальчик с кривой генетикой. Куда ты пошла после разговора с ней? Взбаламутила Евгению и отправилась открывать Светлане Иосифовне глаза на внука?

– Нет, – сердито буркнула Юля, – ты считаешь меня сволочью? Зря. С Ковалевой я не дружила, ее душевное состояние не особо-то меня и волновало. Да, я не стесняюсь в этом признаться. С какой стати мне беречь Женю, если ее выкормыш вор и он грабит нас с Нелидовой? Светлане я ничего не сообщила, понадеялась, что Ковалева сможет прекратить визиты «мальчика» к бабушке. В тот день я после разговора побежала в аптеку за таблетками. Мой нос, к сожалению, плохо реагирует на запах сандала. Я выскочила из гостиной Жени в прихожую, и у меня сразу начался аллергический насморк.

– Там так сильно пахло сандалом? – спросила я.

– Ага, – по-детски ответила Ребятова. – Пока я домчалась до аптеки, превратилась в хрюшку. Глаза красные, из носа течет, кашель душит.

Я потерла виски. Странно, что реакция на запах произошла у Юлии лишь на выходе из квартиры. Если Жека жгла ароматические палочки или использовала пахучее масло в лампе, Ребятова должна была начать чихать, едва переступив порог.

– Просто удивительно, до чего некоторым людям нравятся резкие запахи! Эгоистично устраивать в помещении филиал завода по производству духов, – злилась Ребятова. – Неужели нельзя подумать об окружающих? Я чуть не умерла от сандаловой вони! Пришлось наутро, перед тем как снова идти к Евгении, заранее пилюли глотать, а они вредны для печени. Но я испугалась, что снова у нее понесет…

Я подпрыгнула и больно ударилась рукой о руль.

– Стоп! Ты ходила к Ковалевой дважды? Решила повторить беседу? Одного раза тебе показалось мало? Захотелось снова сделать ей больно?

Юлия хлопнула себя ладонью по коленке.

– Да нет же! Наш разговор состоялся во вторник, я удрала, забыв у Ковалевой на вешалке свою сумку. То, что ее нет, я обнаружила в аптеке, когда попросила лекарство. Расплатиться оказалось нечем. Спасибо, провизор поняла мое состояние и дала таблетки бесплатно, я пообещала назавтра принести долг. Надо было вернуться к Ковалевой за сумочкой, но сил не хватило. Я пошла к ней на следующий день. Заехала в аптеку, отдала деньги фармацевту, затем позвонила Ковалевой на домашний телефон, услышала ее голос, отсоединилась и побежала. Дом Жеки находится через одно здание от аптеки, разговаривать с ней лишний раз – себе дороже. Я решила так: поднимусь, звякну в дверь, она откроет, я скажу: «У тебя осталась моя сумка, висит на вешалке».

Возьму планшетку и смоюсь.

Но я к ней не попала.

– В среду? – переспросила я и вцепилась в руль «букашки». Женя покончила с собой именно в тот день. Отлично помню, что видела на вешалке планшетку. Зашла в прихожую к Ковалевой и подумала: «Откуда у Жеки эта сумка?»

– У них лифт не работал, – говорила тем временем Ребятова. – Вошла я в подъезд, а в кабине мастер ковыряется, пришлось подниматься по лестнице.

Ребятова неспортивный человек, она шла медленно, часто останавливалась. Миновав шестой этаж, Юлия притормозила. Ей осталось полпролета до квартиры Ковалевой. Пианистке не хотелось предстать перед Жекой красной и запыхавшейся. Она прислонилась спиной к подоконнику, вынула из кармана плаща сигареты и решила покурить. На лестнице послышался шорох, мимо Юли пробежала женщина в синем льняном костюме. Дама поднялась на седьмой этаж и позвонила в квартиру Ковалевой. Юлии, по-прежнему стоявшей у подоконника, было хорошо видно, как дверь распахнулась. Она открывается наружу и лишила Ребятову обзора. Юля не видела незнакомку и Женю. А Ковалева не знала, что несколькими ступенями ниже стоит пианистка. Зато Юлечка великолепно слышала диалог, который вели женщины.

– Алина Викентьевна? – воскликнула Женя. – Вы? Вот уж неожиданность! Что-то стряслось? В школе беда? Говорите скорей! Почему вы приехали, не позвонив?

– Нам надо побеседовать, – звонким голосом заявила гостья. – Немедленно! Я больше так не могу!

– Да что произошло? – испугалась Евгения. – Не молчите!

– Войти разрешите? – сухо спросила гостья.

– Конечно, прошу вас! – опомнилась Ковалева.

Дверь закрылась. Юлия досадливо поморщилась: ну вот, ее опередили! Она осталась сидеть на подоконнике, глядя в окно, потом неожиданно ожил лифт, вероятно, мастер закончил ремонт, и кабина беспрепятственно взлетела на седьмой этаж. Из подъемника вышел мужчина, открыл дверь квартиры Ковалевой ключом и исчез внутри.

Юля вздохнула и решила, что ей плевать, кто находится в доме скрипачки, надо вызволить свою сумку. Она поднялась на лестничную клетку и замерла. До ее слуха долетели звуки скандала. Громко кричали женщины, их пытался переорать мужской бас. У двери в апартаменты Жени буквально воняло сандалом. У Юлии снова защипало в носу и горле. Она вошла в лифт и уехала прочь.

– Не хотелось оказаться в центре свары, – объяснила она свое поведение. – Аллергия снова ко мне подступила, правда, благодаря принятому лекарству я уже менее резко отреагировала на сандал. Подумала, завтра за сумкой приеду. Но Евгения трубку не снимала, и, главное, Сева пропал. Раньше он по пять-десять раз в день звонил Светлане Иосифовне, прибегал к ней, чай пил, беседы вел. А со среды исчез! Я подумала, что Женька вломила сыночку, запретила ему шляться к бабке, устроила поганцу аутодафе, и махнула рукой на свою сумку. Незачем мне снова показываться у Ковалевой, хватит стрессов, с прошлого раза до сих пор руки трясутся. Планшетка недорогая, в ней больших денег и документов нет. Выкинет Жека ее на помойку, плакать не стану. Понимаешь, я решила, что избавилась от Севки, но вместо одной проблемы появилась другая. Нелидова стала нервничать, повторять: «Где же Севочка? Что с мальчиком?»

Я задумалась, как поаккуратнее донести до Светланы Иосифовны правду, сообщить, что она лишилась общения с внуком. Что ты на меня уставилась, как сова! По-твоему, мне следовало просто наблюдать за тем, как в семью втирается вор, негодяй, врун?

– Женщина, которую Евгения назвала Алиной Викентьевной, была одета в синий льняной костюм? – перебила я Юлию. – Ты в этом уверена?

Ребятова дернула плечом.

– Какая разница, в чем она была? Не спрашивай ерунду.

– Иногда самая мелкая, незначительная деталь помогает разобраться в сложном деле, – пробормотала я. – Будь добра, ответь!

Юлия закатила глаза.

– Я хорошо помню ее наряд. Сама хотела нечто подобное приобрести, но жаба душила. Прошли те времена, когда лен считался дешевым материалом, теперь за него о-го-го сколько хотят! Пока тетка по лестнице поднималась, я ее со спины оценила и решила: не буду покупать летнее платье из натуральной ткани. Наверное, в нем не жарко, комфортно, тело дышит, но мнется-то как! Проедешь в таком до работы на метро, и словно тебя корова жевала. Ну уж нет! Говоришь, Сева в больнице, да? А Женя с собой покончила? Ну, так это она сыночка убила, у нее крышу снесло, Ковалева под конец нашего разговора совсем сумасшедшей выглядела. Избавилась она наконец от сына, исполнила мечту своей жизни!

Назад Дальше