Я коварно улыбнулась.
Ну, раз магией этого гада не возьмешь, соответственно, придется, как в старые добрые времена, рассчитывать только на острую сталь и собственную смекалку. Пользуясь временно снизившейся видимостью, активировала клинки подаренного Темным дайсе и кинулась вперед.
Порежу этого гада на мелкие кусочки и буду прыгать по ним, пока не натру мозоли!
Но одного пара мне показалось мало для достойной атаки, поэтому в воздух поднялись золотистые крупинки песка и принялись кружить вокруг громадной фигуры Темного. Предвидя, что тренированный Крысеныш с легкостью сможет почувствовать опасность на интуитивном уровне и перехватит руку с занесенным клинком, как он делал сотни раз до этого, я кинула в макушку парня один из мечей и резко упала на колени.
Отвлекшись на то, чтобы отмахнуться от клинка, Темный попытался сцапать меня свободной рукой, но сила инерции оказалась быстрее. Мое тело пронеслось между широко расставленных ног парня. Как только я оказалась за его спиной, то резко прыгнула вверх, цепляясь одной рукой за сильную шею Крысеныша.
Повиснув, развернулась, сжала коленями таз парня и одновременно нанесла удар вперед, целя в накаченную грудь, чуть ниже плеча.
Противник вздрогнул и попытался ухватить меня за шиворот, чтобы перебросить через плечо и… Не знаю, что он там планировал сделать со мной дальше. Уверенна лишь в одном — ничем хорошим это для меня окончиться не могло.
Посильнее толкнувшись ногами о широкую спину, я перевернулась в воздухе и приземлилась в нескольких метрах от крутанувшегося на месте Темного.
Подняв голову, с чувством собственного превосходства улыбнулась, глядя в серые, невыразительные глазки Крысеныша. Парень прижимал к груди левую ладонь, а между пал ьцев, заливая форменную рубашку, бежали крупные капельки крови.
«Победа!» — ликовали внутренние голоса, но как оказалось, зря.
Всего секунда понадобилась Тринадцатому, чтобы сократить выигранное расстояние и оказаться нос носом со мной.
— Кое — кому придетсявсю ночь извиняться за эту царапину, — хрипло выдохнул Никлаус.
«Царапина? — удивилась жалость и тихонько всхлипнула: — Темненький, да у тебя артерия разорвана».
Уклонившись от попытавшего сцапать меня Темного, я откинула назад волосы и, сплюнув крупицы песка, попавшие в рот, призадумалась.
Такими темпами Никлаус, чего доброго, и впрямь истечет кровью, поэтому надо скорее сворачивать бой и отправлять самоуверенного засранца в больничку.
Удар в живот прошел по касательной, оставив на руке Крысеныша только легкий порез. Повторная атака с ложным выпадом в сторону была встречена со снисходительной улыбкой и мастерски перехвачена опытным бойцом. Сделав обманный замах двумя клинками, я кувырнулась через голову, изо всех сил стараясь удержать противника на расстоянии.
Будь на месте Темного кто-то другой, лучшей тактикой стало бы измотать соперника быстрыми многочисленными атаками и уже потом нанести последний сокрушающий удар. В данном случае это не работало, так как вопреки своему росту, груде перекаченных мышц и полученной ране, Крысеныш все еще двигался быстрее, чем я.
Оставалось только одно — мухлевать!
Спрятав клинки обратно в пространственный карман, я пару раз глубоко выдохнула, стараясь привести дыханье в норму, и зашевелила губами, бубня под нос детский стишок.
— Ангел! — предупреждающе крикнул Темный, когда стены вокруг нас внезапно пошли трещинами и начали с диким грохотом осыпаться.
Полностью уверенный в том, что я настолько погрузилась в чтение какого-то убойного заклинанья, что банально не осознаю, что происходит вокруг, Никлаус рванул ко мне на помощь.
Подхватив и прижав меня к себе, «тот еще спасатель» выставил вокруг нас щит и пораженно замер, глядя, как два лезвия дайсе медленно входят в его грудь и погружаются почти на треть.
«Кто бы мог подумать, что легендарного Тринадцатого подловят на банальном приступе благородства», — ехидно засмеялась жажда мести.
«Ну ты и…» — ошарашенно покачал головой подарок горцев и выложил столько нелицеприятных эпитетов в мой адрес, что даже прожжённый жизнью пессимизм немного смутился.
Камни сыпались сверху, с диким грохотом разбивались о поставленный щит, а я тупо смотрела в перекошенное от боли лицо Никлауса.
«Можно провернуть лезвия, тогда ему станет еще хуже», — громко, со знанием дела посоветовала живущая во мне садистка.
И почему-то это совершенно неуместное предложение отрезвило меня. Осторожно вытащив клинки из груди Никлауса, я остановила устроенный камнепад и даже поддержала Темного за плечи, пока он обессиленно заваливался набок.
— Ангел, — прохрипел Доставала, касаясь щекой песка арены, закрыл глаза и судорожно закашлялся.
— Де ла Варга, ты что натворила! — рявкнул подскочивший к нам профессор Дейман.
Медленно поднявшись на ноги, я окинула поверженного Тринадцатого ошарашенным взглядом и заплетающимся языком вымолвила:
— Мы практиковали… навыки выживания…
В какой-то момент появились Кебил, Гафс и с трудом перевернули тело Никлауса, чтобы профессору было удобно заняться ранами.
Глядя на залитую кровью грудь, у меня внезапно закружилась голова, а во рту появился привкус чего-то до отвращения противного и горького.
Развернувшись и смотря четко перед собой невидящим взглядом, я твердым, уверенным шагом направилась к выходу.
Все внутри рвалось туда, где стоя на коленях Темные пытались спасти жизнь Никлаусу. Хотелось положить тяжелую голову Тринадцатого к себе на колени и, успокаивающе поглаживая светлые волосы, тихонько шептать обещания, что все будет хорошо.
Но вместо этого я концентрировалась на табличке с крупной надпись «ВЫХОД» и механически переставляли ноги.
* * *Раньше мне казалось, что нет на свете ничего хуже, чем тренировки у Быка, тянущиеся целую вечность лекции профессора Карода и сладкий кофе с перцем. Оказалась, что хуже, это когда внезапно очнувшаяся от комы совесть начинает капать тебе на мозг.
«О чем ты думала? — бубнила вышеупомянутая. — Ну и что с того, что он Тринадцатый. Вспомни, как он заботился о тебе, как переживал и защищал. Ты же ведь магией можешь пользоваться только благодаря его Светимости».
«Действительно, о чем ты думала в тот момент, когда наносила ему две последние раны?» — ворчал с ней на пару салатовый дракончик.
О чем думала? О том, что дерусь с Тринадцатым!
В сознании засела навязчивая мысль, что Доставала непобедим, неуязвим и способен отразить любую мою атаку. Да я сама не ожидала, что так выйдет!
«Девочка, к чему эти отмазки? Ты же Светлая! — бушевала совесть. — Ты не дырки в нем протыкать должна была, а решить все мирным путем…»
«Еще чего!» — возмутился боевой дух.
«А ты лучше помалкивай! — окончательно вызверилась совесть. — Тебя вообще у порядочной девушки быть не положено».
«Что?! Да я тебе сейчас за такие слова…»
— А ну-ка все заткнулись! — зло рявкнула я, крепко сжимая кулаки.
Прозвучало до того значительно, что парочку первокурсников испуганно прижало к стенке, а боевик с третьего курса машинально призвал одну из защиток.
К счастью, испугались не только окружающие люди, но и внутренние голоса решили, что будет лучше взять паузу и коллективно помолчать. Но от царящего внутри безмолвия стало еще хуже.
Плюнув на оставшиеся пары, я убежала к себе в комнату, схватила Рокки в охапку и целый час наматывала круги вокруг парка.
— У- у-у… — обессиленно пропищал щенок, падая брюхом на землю и жадно хватая холодный воздух широко открытой пастью.
— Устал? — недоверчиво глянула я на песика.
— Гауф! — звонко подтвердил Рокки и вяло забил хвостом.
— Давай, мальчик! Вставай! Еще пару кружков и домой, — бодрым тоном позвала я щенка, похлопывая себя по коленкам.
Рокки грустно посмотрел на меня, еле — еле поднялся на дрожащих лапах и… обессиленно рухнул в ближайший сугроб!
— Я тебя на ручках домой не потащу! — крикнула я маленькому кабанчику и медленно потрусила к общежитию.
Сделав шагов восемь по запорошённой свежим снежком дорожке, услышала за спиной душераздирающий писк: «и — и-и!» и обернулась:
— И не мечтай, лентяй!
Сделав еще десять шагов, я все-таки не выдержала и украдкой обернулась назад. Рокки, с понуро опущенной головой, плелся в паре метрах и, судя по угрюмой мордочке, молча проклинал злую, бесчувственную хозяйку.
Перед глазами тут же промелькнула картинка раненого Никлауса, залитая кровью грудь, и суетящиеся вокруг Темные. Резко махнув головой, чтобы отогнать непрошенное воспоминание, я прибавила шаг и уже через пять минут вернулась к себе в комнату. Едва переступив порог, Рокки бросился к миске с водой и принялся жадно лакать, а я вдруг поняла, что если срочно не займусь делом, то сойду с ума от беспокойства.
За сорок минут я умудрилась сделать в комнате генеральную уборку и принялась за ужин. Соседки, впервые увидавшие меня на кухне, разрешили одолжить у них кастрюлю, но, судя по сомнению, мелькнувшему во взгляде, в успех операции никто не верил.
Вопреки общественному мнению о моих кулинарных способностях, я приготовила самую лучшую пасту в своей жизни и принялась за блинчики.
— М-м-м… Как вкусно пахнет! — привлеченная запахом, на кухне появилась Наточка. — Знаешь, если бы я заранее знала, что для стимуляции твоего кулинарного рвения надо ранить Хорста, то тыкала бы в него ножом каждый вечер.
Я криво улыбнулась подруге и выжидательно посмотрела в ее зеленые глазища.
— И не смотри, как побитая обезьянка, — нахмурилась ведьмочка, уворовывая пару обжигающе — горячих блинов прямо с тарелки. — Не знаю я, как дела у Темного — меня в секцию не пустили, но уверена, что такие упрямые бараны, как Хорст, от легких ран не помирают. Да я тебе больше скажу. Они вообще на редкость живучие гады и, даже порубленные в капусту, продолжают язвительно улыбаться и цепляться за жизнь. Так что не хандри, детка!
Немного приободрившись, я закончила с ужином и засела за домашнее задание, с которым провозилась почти до самой ночи.
Далеко за полночь я, широко зевая, наконец, выключила настольную лампу, переоделась и легла спать. Но стоило закрыть глаза и немного расслабится, как тело моментально погрузилось в странное состояние между сном и реальностью. Тут же почувствовала приятный холодок шелковых простыней и обжигающе — горячее присутствие лежащего рядом мужчины.
Какой восхитительный контраст прохлады и тепла!
Едва заметно улыбнувшись, я взяла себя в руки и открыла глаза. Доставала лежал на спине, соблюдая между нами дистанцию, и, с отсутствующим выражением на лице, пялился в потолок.
«Живой», — с облегчением вздохнула совесть.
«Скорее живучий», — с непонятной гордостью поправил дракончик.
Перевернувшись на бок, я поправила съехавшее покрывало, а затем грозно сдвинула брови и приготовилась сказать Крысенышу гадость, но Темный меня опередил.
— Это даже забавно, — хрипло прошептал он. — Я так сильно хотел увидеть тебя здесь, поговорить, прижать к себе. Столько раз намеренно засыпал с мыслями об этом месте, а сегодня…
Он поворачивает голову и смотрит мне в глаза.
— Сегодня единственная ночь, когда я не хочу тебя видеть.
Его слова больно бьют в самое сердце.
Собственно, а чего я ожидала после трех нанесенных мной ран? Глупо было бы рассчитывать на букет красных гербер и открытку с нарисованным котенком…
Пока я кусаю губы и прячу глаза, огромная рука Темного нарушает разделяющую нас границу, осторожно и даже как-то несмело касается моих пальцев. Я чувствую жар от его прикосновенья и непонятную растерянность.
Что за фигня здесь творится?
Никогда еще не видела Доставалу таким… таким!
— Ты презираешь во мне Темного, ненавидишь, как Тринадцатого, — с несвойственной ему тоской во взгляде прошептал мужчина. — Я понимаю.
Глубокий медленный вздох и шумный выдох нарушают тишину комнаты. Его пальцы медленно гладят мою ладошку и осторожно сжимают.
— Я очень хорошо тебя понимаю, — тихо говорит он, со вздохом убирая руку. — А теперь постарайся и ты понять. Каково человеку знать, что его половинка, самая светлая часть души, ненавидит и жаждет поквитаться с ним? Ты хоть представляешь, каково это видеть в любимых глазах только презрение и злость?
Он качает головой и хрипло с болью шепчет:
— Это невыносимо, Лина…
Я внутренне вздрагиваю. Он сказал: «Лина». Доставала уже кучу времени не звал меня по имени, предпочитая сокращённую форму — Ангел. И не знаю почему, но мне стало дико обидно и… жаль! А еще я вдруг испугалась, что больше никогда не услышу, как он произносит «Ангел». С легким придыханием, улыбкой и непонятной теплотой во взгляде.
Так! Что за фигня теперь творится со мной?!
Доставала отворачивается, почему-то предпочитая лучше буравить взглядом потолок, чем смотреть в мою сторону. Пару секунд мы оба молчим — Темный, видимо, собирается с мыслями, а я растерялась настолько, что не знаю, что и сказать.
К счастью, у Тринадцатого сегодня возникла необходимость выговориться, поэтому он вновь нарушает затянувшееся молчание.
— Сейчас ты зла и жаждешь поквитаться, но со временем это пройдет. Светлая часть твоей души возьмет вверх и, возможно, ты даже найдешь в себе силы простить меня. — Мужчина улыбается, а затем звучит короткий смешок. — Конечно, простишь, по — другому у тебя просто не получится. Но… — он вновь касается моей руки и крепко сжимает ее. — Лина, я сам никогда не прощу себя.
В его голосе столько боли, а в глазах какая-то пугающая меня тоска. Я тихонько лежу, боясь шелохнуться, кусаю губы и теряюсь в догадках — для чего он все это говорит. И почему именно сейчас?
— Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я не могу перестать винить себя за то, что сделал тогда. Каждый раз, когда я касаюсь тебя, то содрогаюсь от мысли, что вновь могу покалечить.
Неосознанно вздрогнув, я почему-то двигаюсь к нему чуть ближе. Пусть это просто сон, но безумно хочется удостовериться, что он жив, и с ним все в порядке. Прижавшись к боку мужчины, я чувствую своим голым телом его обжигающее тепло и словно губка впитываю.
Возникает безумное желание уткнуться ему в плечо, закрыть глаза и полежать так какое-то время, но Никлаус поворачивается и вновь начинает говорить.
— Знаешь, у себя на Темных землях я — легендарный воин, хороший стратег и один из лучших любовников долины, — мужчина криво улыбается. — Но, по всей видимости, моя репутация была задержана при попытке пересечь Светлую границу.
Несмело улыбнувшись шутке, я сдвигаюсь к нему еще ближе, всего на миллиметр, хотя на самом деле уже давно хочу прижаться к широкой груди.
— Я постоянно ошибаюсь, — качает головой Тринадцатый, делая вид, что не замечает моих телодвижений. — Я не могу защитить тебя, я не могу показать, насколько предан и как сильно люблю. Я все делаю не так, тем самым отталкивая любимую женщину… Все влюбленные рефаимки ведут себя одинаково. Они ревнуют своих мужчин и делают все, что быть ближе. Но не ты… Ты меня не любишь.
Это звучит, как откровение. Как признание очевидного факта. Это звучит, как неизбежный конец.
— Я не знаю, насколько меня хватит, Лина, — тихо шепчет Темный и закрывает глаза.
В наступившей тяжелой, давящей тишине я слышу печальный стук собственно сердца и хриплое, тяжелое дыхание лежащего рядом мужчины.
Пауза затягивается, и, чтобы хоть немного развеять эту навалившуюся атмосферу тяжести, я сажусь на постели.
— Спасибо, конечно, за откровенья…
Мой голос почему-то хрипит. Я поспешно кашляю в кулак, восстанавливая связки, и взвинчено продолжаю:
— Просто хотелось бы внести капельку ясности. Твои слова означают, что ты больше не претендуешь на меня, как на девушку?
Темный молчит, продолжая лежать с закрытыми глазами и все так же хрипло и прерывисто дышать.
— Ты уснул, что ли? — с возмущением произношу я и толкаю его.
Доставала вздрагивает, тихо стонет сквозь плотно сжатые зубы, и на его лице застывает гримаса боли.
— Эй, ты в порядке? — встревоженно спрашиваю, осторожно касаюсь его щеки, чувствую невероятный даже для Доставалы жар, а в следующий миг его голова безвольно отклоняется в сторону.
Вот это уже более, чем ненормально!
— Эй! — в панике трясу его за плечо. — Темный, очнись!
В тоже же мгновенье мои пальцы проходят сквозь пустоту, тело мужчины начинает истончаться и пропадать прямо на глазах.
— Нет! — в панике кричу я, зачем-то шаря по простыням, где еще секунду назад лежал Доставала.
Захлестнувшая паника заставляет вскочить с кровати, а отчаянье побуждает вынырнуть из этого странного сна. Открываю глаза уже у себя в комнате. Понимаю, что стою голыми ногами на холодном полу рядом с кроватью и дышу так тяжело, словно только что закончилась многочасовая тренировка в клане.
Растерянно оглядываюсь на мирно сопящую соседку, затем замечаю проснувшегося Рокки, сидящего около моих ног.
«Ну, чего застыла? — неожиданно зло рявкает подарок горцев. — Беги к нему, бестолочь!»
После этих слов я, наконец, стряхиваю с себя противную растерянность и бегу к двери. Хорошо, что из-за морозов я одела на ночь пижаму. Не самая, конечно, лучшая одежда для выхода, но для того, чтобы добежать до преподавательского крыла, сойдет.
Впрыгнув в сапоги, хватаю с вешалки зимнее пальто и выбегаю в коридор. Одеваюсь на бегу, потому что внутри живет какое-то странное предчувствие — могу не успеть.
Испугав сонного вахтера, я выбегаю на улицу.
Усилившийся мороз накидывается на лицо, обжигает голые руки, нос и уши, но я не обращаю на это вниманья. Пока бегу, слышу скрип и шуршание снега под ногами, печальное завывание ветер и далекий шум города, но, как только вхожу в преподавательское крыло, меня обволакивает тишина. Печальная, пугающая, не предвещающая ничего хорошего, и мне становится жутко!