Разговор проходил в понедельник, а в четверг Лида принесла Марине кольцо.
– На четыре с половиной тысячи оно точно потянет, – сказала Плетнева, положив украшение на стол. – Свекрухино колечко – бери, в счет долга.
– Свекровь отдала?!
– Ага, жди, отдаст она, как же! Агния скорее удавится.
– А как…
– Сперла, – засмеялась Лида. – Пришла к Андрюхе, заскочила в спаленку его мамаши и взяла кольцо. А что, имею право! Когда мы поженились, у Агнии дача сгорела, она все причитала – где ей деньги на новый дом взять? Потом увидела у меня браслет рубиновый – единственную ценность, доставшуюся мне от бабули. И началось! Гундит день и ночь: продай браслет, продай браслет. А вещь ценная, старинная. Короче, Агния меня практически заставила его продать. Деньги я все ей отдала, веришь, себе ни копейки не оставила. И что ты думаешь? Она забыла о строительстве, а денежки на книжку под процентики положила. Гадина! Меня куском хлеба попрекала, а сама на мои деньги шиковала! Так что, Маринка, бери кольцо, не сомневайся. Бумерангом Агнии эта ее пропажа имущества вернулась. Мы с тобой квиты.
Дважды Карасеву упрашивать не пришлось.
* * *– Кто мне теперь деньги вернет? – Марина вопросительно посмотрела на Кату.
– Мазуров в курсе, что Лиду убили?
– Нет, – замотала головой Карасева. – Он вообще никогда об этом не узнает.
– Они расстались?
– В тот день Лида сказала, что, похоже, вечером Станислав собирается сделать ей признание. Она думала, речь о свадьбе пойдет, время торопила, меня постоянно дергала, и я в пять часов ее отпустила. Среда была. В четверг Лидка на работу заявляется сама не своя: бледная, дерганая, от каждого шороха подскакивает. На вопросы не отвечает, при упоминании о Станиславе трясется. Я решила, что он ей от ворот поворот дал, думаю, подожду пару-тройку деньков, а потом сама с Мазуровым свяжусь. Не получилось.
– Почему?
Марина Эдуардовна в очередной раз втянула щеки и причмокнула:
– В пятницу я узнала из газеты, что Мазуров Станислав Сергеевич покончил жизнь самоубийством. Застрелился в среду вечером, из собственного пистолета. Перед этим записку предсмертную написал.
– А Лида?
– Я сразу к ней рванула. Лидка в истерику ударилась. На пол рухнула, головой трясет и твердит, что она ничего не знает. Я ей – ты же в среду у него была, – а она от своих слов отказывается. Дома, говорит, она осталась, никуда не поехала, никого не хотела видеть.
– И вы ей поверили?
– Сначала – да, а потом сомнения у меня появились. А когда я созрела для основательного разговора с Лидкой, ее саму уже на тот свет отправили.
– Какие у вас по этому поводу появились мысли?
– Честно? Никаких! Мазуров был здоров, на небеса не собирался, с Лидкой любовь крутил, и вдруг – такой поворот! Может, у него на работе проблемы начались? А что, у многих нервишки сдают, если, например, компания обанкротилась. Шок! Ужас! Если есть под рукой пистолет, многие, не задумываясь, пускают его в действие.
– Мазуров, судя по оставленной им предсмертной записке, все-таки задумывался.
– Лида-то кому помешала? Ее-то за что жизни лишили?
– Марина, а вы случайно не слышали от Лидии имя Татьяны Пучковой?
– Нет.
– Зачем она ездила в Норвегию?
– Вроде к друзьям, я не уточняла.
– А Плетнева вам не говорила, что у нее гостят какие-то родственники или знакомые?
– Да нет вроде. После смерти Станислава Сергеевича мы с Лидой редко общались. На работу она ходить перестала, по телефону со мной не разговаривала. Замкнулась в себе Лидка.
Загадочное самоубийство Мазурова и последующие убийства Тани и Лиды должны быть как-то между собой связаны. Так решила Катка, возвращаясь домой из агентства. В ее сумочке лежала бумажка с адресом покойного Станислава Мазурова.
ГЛАВА 9
Матвей открыл глаза, перевернулся на спину и уставился в темный потолок. В комнате было душно, не мешало бы встать и открыть окно, но Матвея одолела лень. К тому же у него сильно болела голова, затылок буквально раскалывался, в висках стучали противные молоточки. Матвей хотел сглотнуть, но во рту пересохло.
«Черт, – подумал Мазуров, почесав подбородок, – все-таки придется вставать».
Протянув руку, он включил ночник, взял с тумбочки сотовый телефон и, прищурившись, посмотрел на дисплей.
Шесть вечера! Матвей тряхнул головой. Ему казалось, на дворе ночь, а на деле – всего шесть вечера. Да, славно они вчера погуляли у Макса, выпито было столько, что гости напрочь забыли, куда и зачем они пришли. Например, Матвей помнил только одно – к Максу он заявился с блондинкой, Олей, или Таней, а может, Наташей… Но это не столь важно. Потом начались обильные возлияния, и память постепенно уступала место амнезии. Как Матвей добирался до дома, как он сумел доковылять до постели и раздеться – остается большой загадкой. Тачка наверняка осталась у дома Макса, вряд ли он сел бы за руль в столь бесчувственном состоянии.
Потянувшись, Матвей раскинул руки в стороны и услышал чье-то бормотание. Приподнявшись на локте, он увидел спавшую рядом с ним незнакомую брюнетку. Девица была погружена в крепкий сон, бормотала себе под нос невнятные фразы.
Кто это, пронеслось у него в голове, вроде раньше они никогда не встречались… На вид симпатичная, правда, тушь по щекам размазалась, а на подбородке видны следы от помады, но, в общем и целом, девка привлекательная. А может, она тоже у Макса тусила и они с Матвеем приехали оттуда вместе? Тогда куда же подевалась блондинка Оля… или Таня?
Матвей провел рукой по взъерошенным волосам. Сколько девиц перебывало в его постели, сказать было бы затруднительно, сам Матвей помнил имена всего лишь нескольких своих партнерш, с кем ему довелось развлекаться на широком ложе любви не раз и не два. Обычно Мазуров приводил домой девочек-однодневок. Ночью они приходили, утром уходили. Впредь они больше не встречались, а если где-то и сталкивались, то или друг друга не узнавали, или делали вид, что не узнают. Матвея такое положение вещей устраивало на все сто процентов.
Ему было тридцать три, женат Мазуров никогда не был, а говоря откровенно, и не стремился связывать себя брачными узами. Брак в его понимании приравнивался к рабству. Жена, дети, семейный быт, проблемы… Нет, это не для него. Зачем усложнять себе жизнь, она ведь и так очень коротка, и надо взять от нее все без остатка. Есть возможность – развлекайся, таков был девиз Матвея. Мазуров жил от тусовки к тусовке и не мог, даже если бы и очень сильно захотел, представить свою жизнь иначе. А жена и дети могут этому здорово помешать.
– У-у-у… – прогудела брюнетка, причмокнув во сне пухлыми губами.
Матвей толкнул незнакомку в бок:
– Эй, просыпайся.
– У-у-у, – повторила красотка.
– Слышь, ты, глаза открой! – прикрикнул на нее Матвей. – Хорош дрыхнуть.
Брюнетка перевернулась и зевнула.
– Спать хочу, – ответила она, посмотрев одним глазом на Матвея.
– Ты кто?
– Я? Алина.
– А как сюда попала?
– А я сейчас где? – Алина осмотрелась и снова зевнула.
– Все ясно. – Мазуров свесил ноги с кровати, посидел в таком положении минуты полторы, затем резко встал и потопал к двери. – Вставай, Алиска, тебе домой пора, – бросил он на ходу.
– Я Алина, и вообще, ты кто такой?
– Я здесь живу, – ухмыльнулся Мазуров.
Девушка наморщила лоб.
– Вспомнила! Я тебя вспомнила: ты подкатывал ко мне на дне рождения Макса.
– Может быть, – пожал плечами Матвей.
– Ни фига себе! – удивилась Алина. – Мы чего, к тебе потом ломанулись?
– Как видишь.
– Блин, а как же Сашка?
– Кто?
– Муж мой – Сашка.
Матвей присвистнул. Выходит, он уехал с вечеринки с чужой бабой? Забавно! Раньше с ним подобного не случалось. Прямо из-под носа у родного мужа жену увел. Браво, Матвей, похвалил сам себя Мазуров.
Алина встала и начала поднимать с пола разбросанные вещи.
– Тебя как зовут? – обратилась она к Матвею.
– Матвей.
– Слушай, а где мои трусики?
– Может, ты их тоже у Макса оставила, а?
– Очень смешно! Сашка меня убьет, а потом и тебя.
– Ага, адресок ему мой оставь, скажи, что я жду его с нетерпением.
– Где мои трусики? – заорала Алина, ползая по полу.
Матвей пошел в ванную. Встав перед зеркалом, он посмотрел на свое помятое лицо и провел ладонью по небритой щеке. Побриться, что ли? А какой сегодня день? Среда? Суббота? Нет, вроде вторник. А число? Точно! Сегодня ему надо в клуб, он еще три дня назад обещал Тоське, что придет туда. Значит, придется бриться.
Алина нарисовалась в дверном проеме, осмотрелась, после чего, по-хозяйски отодвинув Матвея от зеркала, отчеканила:
– Отойди, мне надо лицо в порядок привести.
– Трусы нашла?
– Угу. Прикинь, под кроватью лежали. А откуда у тебя шрам на бедре?
Матвей провел ладонью по небольшому, сантиметра в три длиной, шраму:
– Боевое ранение.
– Боевое ранение.
– Да ладно, ты воевал, что ли?
– Не твое дело.
– Тогда выйди, я не люблю, когда на меня таращатся.
Мазуров прошел в кухню, сел на стул и вновь посмотрел на шрам. Сразу же ожили воспоминания. Он вернулся в свое детство. Ему было пять лет…
В тот день отец уехал на дачу, а мать с Матвеем остались дома. Мальчик играл с многочисленными машинками, мать занималась готовкой на кухне.
Спать Матвей отправился без пятнадцати девять, обратив внимание на то, что сегодня сказка, рассказанная мамой, получилась какой-то путаной и совсем не интересной. Мама то говорила, то замолкала, смотрела в одну точку и постоянно путала имена и поступки сказочных персонажей.
Чтобы Матвею не было страшно, мать оставила в комнате включенный ночник, она всегда так делала, а когда он засыпал, она заходила в комнату и нажимала на выключатель, гася свет.
Обычно Матвей не просыпался ночью, а тут вдруг его разбудил какой-то шум. Открыв глаза, мальчик повыше натянул одеяло. Было три часа ночи, а его ночник все продолжать гореть. Задаваясь вопросом, почему мама его не выключила, Матвей встал и босиком подошел к двери.
В коридоре, прежде чем толкнуть дверь в родительскую спальню, он негромко позвал мать. Ответом ему послужила тишина.
– Мама! – Матвей открыл дверь и вошел в комнату. – Мам, мне страшно, можно, я лягу с тобой?
Ни звука.
Матвей включил свет и обнаружил, что кровать пуста – мамы не было.
– Мама! – испугавшись, закричал ребенок.
Ему сделалось по-настоящему страшно, он не знал, что ему делать, куда идти и где искать маму. Ее не было ни в большой комнате, ни в кухне, ни в ванной и туалете.
Дрожа от страха, Матвей вышел на балкон: это было последнее место, где, по мнению ребенка, могла находиться мама. Он не успел сделать и двух шагов, оступился и упал. Бедро его пронзила острая боль – Матвей напоролся на торчавший из старого дивана металлический штырь.
Вопль его оглушил всю округу. Но, что удивительно, в большой комнате сразу же появилась перепуганная мама. За ней бежал их сосед по лестничной клетке. Схватив Матвея на руки, он выскочил на улицу, подбежал к своему «жигуленку» и повез мальчика в больницу.
Матвею наложили шов, и врач пообещал ему, что до свадьбы все обязательно заживет. Матвей тогда толком не понял, до какой свадьбы должна успеть зажить его рана, но надеялся, что эта свадьба случится очень быстро.
На следующий день с дачи вернулся отец. Дома был скандал. Матвей сидел в комнате, затыкал уши и тихо плакал.
Родители развелись, Матвей с отцом переехали в двухкомнатную квартиру. Матери дали однушку.
Первое время она навещала сына каждое воскресенье, потом два раза в месяц.
Через год отец заявил, что мама вновь будет жить с ними, а вскоре у Матвея появится брат или сестренка.
Тоська родилась в феврале…
Матвей любил отца. Уже будучи подростком, он понял, где именно в ту ночь пропадала мать. Понял, и ему сделалось противно, стало жаль отца, а чувства к матери охладели.
Совсем недавно отец покончил жизнь самоубийством. Матвей в это время, как обычно, оттягивался с друзьями в ночном клубе.
После похорон Мазуров дал себе слово, что положит конец своему ветреному образу жизни. Слово было забыто спустя сутки. Со дня похорон прошло всего три недели, а Матвей уже успел почтить своим присутствием с десяток шумных вечеринок.
Каждый скорбит, как умеет.
– Подбросишь меня до дома? – прервала воспоминания Матвея Алина, появившись на кухне в верхней одежде.
– Машина у Макса осталась. Денег на такси дать?
– Давай.
– Телефончик оставишь?
Алина усмехнулась:
– Если жива буду, где-нибудь мы с тобой обязательно пересечемся. Ты Братина знаешь?
– Ну.
– У него на следующей неделе презентация книги. Приедешь?
– Можно.
– Там и увидимся. – Алина махнула ему ручкой и испарилась.
– Братин… Братин… – промямлил Матвей. – Фамилия вроде знакомая… кто же он такой?..
* * *– Он не снимает трубку. – Тося швырнула на стол мобильник и взяла из вазочки леденец. – Если до восьми не дозвонюсь, поездка отменяется.
Аркадий доел последний пельмень, положил в чашку с остывшим чаем ложку сахара и невозмутимо ответил:
– Тогда не поедем.
Тося начала раздражаться:
– Каждый раз, когда он мне нужен, я не могу с ним связаться. Зачем ему целых три мобильника, объясни!
– Ты не знаешь Матвея? Не берет трубку, значит, занят. С очередной Машей или Дашей развлекается, а в постели телефоны ему не нужны.
– Не смешно, – психанула Тося.
– А кто смеется, я на полном серьезе. Ему жить, наверное, надоело, в этом плане он себя не щадит.
– Ты о чем?
– О связях его. Рано или поздно, Тоська, он залетит.
– Сдурел?! Что ты несешь?
– Я не так выразился: если он не перестанет тащить каждую встречную бабу в кровать, то скоро подцепит СПИД – и вперед, и с песнями. Не смотри так на меня. Матвей ходит по лезвию бритвы. Год назад от сифилиса лечился, в сентябре…
– У него был сифилис?!
– Представь себе.
– И ты молчал?
Аркадий хмыкнул:
– Мужская солидарность, Матвей просил меня держать язык за зубами. Конспиратор хренов! Я скоро буду брезговать сидеть с ним за одним столом.
Тося подошла к окну. Внешне она очень походила на брата: тоже высокая, коренастая, с волевым подбородком, курносым носом и слегка оттопыренными ушами. Правда, характер у Тоськи был излишне крутым, она могла вспыхнуть за долю секунды, могла сорваться, оскорбить кого-то, наговорить человеку много таких слов, за которые потом ей становилось жутко стыдно. Тося сначала делала, а только потом думала. Она быстро отходила, просила прощения, обещала впредь себя контролировать, но ни разу не сумела сдержаться и промолчать. Если в компании вспыхивала словесная перепалка, Тося не могла оставаться равнодушной, она влезала в разговор, высказывала свое мнение – как правило, на повышенных тонах, – и ее отвратный характер показывал себя во всей красе.
Аркадий был полной ее противоположностью, а они, как известно, всегда притягиваются друг к другу. Аркадий никогда не повышал голоса, он говорил спокойно, ровно, растягивал слова и со стороны походил на кота, объевшегося сметаной. В отношениях с Тосей Аркадий выбрал для себя роль послушного мальчика. Ему так было легче: Тоська была как бы главной, последнее слово всегда оставалось за ней, но Аркадий знал – это все понарошку. На самом деле главным был он, просто в силу своей природной скромности и немногословности он предпочитал держаться в тени и терпеть. До поры до времени.
Есть очень терпеливые люди. Они могут терпеть годами. Несправедливость, ложь, чье-то предательство – они все пропускают через себя, но не вспыхивают, не начинают извергаться, а продолжают вести себя так, будто ничего особенного не произошло. Со временем лимит их терпения иссякает, происходит сбой, нажимается невидимый рычажок и… Как правило, за этим следует взрыв огромной мощности.
Аркадий умел быть терпеливым, до взрыва ему было еще очень далеко.
С Тосей они жили в гражданском браке чуть более двух лет. В общем и целом, Аркадий был вполне доволен жизнью. Впрочем, и Тоське грех было жаловаться. Она росла в семье, которая никогда не заглядывала в карман. Отец хорошо зарабатывал, Матвей с сестрой ни в чем не знали отказа, их баловали, пожалуй, даже слишком. Из избалованных детей вырастают избалованные взрослые, и брат и сестра Мазуровы в этом случае не являлись исключением из правил.
– Наконец-то! – услышал Аркадий голос Тоси. – Я целый час не могу до тебя дозвониться. Ну, конечно, кто бы сомневался! А разве ты скажешь правду? Ой, хватит, я не идиотка. Да, знаю. Ты не забыл, что сегодня мы встречаемся?
Аркадий отключил слух. Тоська дозвонилась Матвею – придется им ехать в клуб. Это плохо. Сегодня Аркадию не хотелось встречаться с пафосными персонажами, видеть их лживые улыбки и улыбаться самому. Но делать нечего, от поездки отказываться поздно, да и с Тоськой поругаться – тоже не очень удачная перспектива.
– Он был дома, – сказала Тося. – Спал и не слышал звонка.
– С кем спал? – спросил Аркадий.
– А тебе не все равно? Я не интересовалась, но, если тебе так хочется узнать, спроси у него об этом в клубе.
– Почему все-таки клуб, Тось?
– Нам с Матвеем надо серьезно поговорить.
– Раз серьезно, то ты попала в десяточку: ночной клуб – самое подходящее место для серьезных разговоров.
– Аркаш, если тебя это так напрягает, можешь никуда не ехать.
– Я просто устал.
Тося посмотрела на мужа, и ей захотелось его ударить. Внезапно ее охватила злость. Как он может устать от ничегонеделания? Аркашка нигде не работает, живет исключительно за счет Тоси… Хотя нет, тут стоит внести маленькую поправку: Аркадий живет на средства отца своей гражданской жены. Станислав Сергеевич до последней минуты придерживался мнения, что детей надо баловать. И не важно, сколько им лет – пять, двадцать или сорок. Дети есть дети, для любящих родителей они навсегда останутся сынками и дочками, нуждающимися в родительской заботе.